5. Цвет дворянства весь в моей лишь роте
Глава из тома "Генриетта Французская – королева Англии"
(предыдущий эпизод "4. Ну, мы и спьяну гвардия, не стая"
http://stihi.ru/2021/05/27/6051)
Без визы и оглядки на лимит,
без ряда упоительных причастий
сквозь вечность ожиданий к нам летит
в корсаже опьянённости миг счастья.
Привычное – наш тусклый сателлит.
Краса же – погостить идёт нечасто…
…Всю россыпь фактов Хронос застеклит
для Истины едва ли без обид,
поскольку ложь – грунтующая паста…
. . .
В мир Истин совершить мечтая рейд,
болезненно король был подогрет
скопленьем слухов, тлеющих средь терний.
Любуясь композицией настенной,
где в центре королевский был портрет,
в беседе озадачил острой темой
Людовик кардинала тет-а-тет:
– Подорван явно мой авторитет.
На гвардию смотреть ужель отрадно?!
А был ведь рад – на первых-то порах!
Дуэт король-охранник суть бог-раб, но
цвет гвардии ведёт себя похабно.
О ротах мы молвы дурной внезапно
дождёмся не про жизнь уж, а про прах.
По счастью, мир не порохом пропах.
– Парижу угрожает поэтапно
досадный между ротами напряг:
мои гвардейцы с вашими масштабно
повсюду спор ведут до звона шпаг.
– Каким же руководствуются стадно
мотивом? Стычкой с бранью на устах?
– Сплошь буки и быки, а не отряд, но
от стычек ваших с нашими отрадно
не мне. Разбиты нравы в пух и прах!
По-доброму не ценят буки благ!
Тут спор не Арлекина с Коломбиной.
Под сенью то берёзки, то рябины
бойцы мотают сопли на кулак.
У всех, хотя они ?не при делах?,
носы в крови. Гораздо реже – спины.
В крови престиж указов тонет. Драк
становится всё больше – хуже спим мы.
– И чем же разогнать должны мой сплин мы,
коль роты в вечной ссоре?! Что не так?
– В моём отряде больше дисциплины.
– А что мои… в таких делах сопливы?!
– Для них, прошу простить за тон, елдак
и шпага поважнее всех законов!
– Ну, это мне понятно и знакомо.
– Я часть бескровных узаконил… драк…
– А что-то посерьёзней? – С кошкой! Дома!
Дуэль устроит нынче лишь дурак!
Вот-вот война, а силу эскадрона
уменьшат нам дуэли вдвое?! Вздорно
такое предвещать? Оправдан страх.
– Идиллия в Париже иллюзорна,
Не высохла ещё кровь на руках…
– Не раз ещё плебс охнет непритворно
сквозь слёзы: ?Вот ещё подранок! Ах?!
– Теперь дуэлей нет? – Пока что… вроде.
Ещё, сир, вам напомнить мне позвольте,
что цвет дворянства – весь в моей лишь роте.
– Моя команда тоже неплоха.
– С насмешками: ?Скачи-резвись, блоха?! –
мои на ваших смотрят свысока,
мол, в Лувре все – задрот сплошь на задроте.
Мол, в очереди к трёпке пасть закройте!
Соперники, как водится в народе,
друг дружку задирают не слегка.
И каждого от слов с души воротит.
К соперникам, конечно же, не против
ряд фурий прилететь издалека.
Приписываю мысленно нимб роте,
где мой боец оставит жизнь работе.
– Не снял со своего креста лекал
Господь для наших подвигов священных.
Почтим всех, на дуэлях убиенных, –
свой вклад в раздор Луи не предрекал.
– Да не озвучат наши губы скверных
ослушников, в грехах неимоверных –
дуэльных – сдохших! Я ведь намекал…
– Да-да, почтим гвардейцев наших верных…
?Бог видит всё! В домах, церквях, тавернах.
Луи, ты слаб среди монархов скверных, –
прелат гнев на себя не навлекал,
презрение скрывал в ужимках нервных. –
Снимать не станет, взяв твой нрав, лекал
с тебя он, ибо твёрд Господь в манерах.
Знай, правлю государством в явных мерах
я сам, хотя и тронный нелегал.
Ты выглядеть не можешь гордым барсом.
Ты слушаешь туфту дворцовых басен,
но знай, мой недалёкий сюзерен:
пою я сладкозвучнее сирен,
однако точно так же и опасен.
Не ты, а я умею круглый год
пасти и обстригать французский скот?.
* * *
В Париже не текут экю рекой:
не взять их ленно-запросто рукой.
Гвардейцу, охранявшему пик власти,
один престиж менять ли на другой?!
Везде амбициозны и горласты
вояки, чьи позывы к дракам часты:
росли раздоры, словно снежный ком,
а прах вояк несли их вдовам-жёнам.
Всё верно, но… в столетии лихом,
скорей, дуэльном, нежели учёном,
гвардеец, новой почестью влеком,
в порыве духа светлом или чёрном,
из Лувра к Ришелье шёл прямиком
в охрану кардинала (вновь верхом):
покинув де Тревиля (?нафиг чмо нам?!),
небесный цвет плаща враз отметал.
?Цвет шефа при любом раскладе ал?, –
дышал гвардеец новым феромоном.
Изрядно переев вина с хамоном,
божился он, не требуя медаль,
что цвет плаща – не мелкая деталь,
с которой враз не станешь гегемоном.
Цвет шефа при любом раскладе ал?
Все в алом, для гвардейцев ставшем модном,
они и щеголяли: не знамёнам –
так хоть плащам, как будто заклеймённым,
свой колер приписал сам кардинал…
Размер пера ли при кокарде мал,
иль шеф себя попотчевал лимоном –
дивился Каюзак, что кардинал
советовал не цацкаться с д’Эгмоном…
А граф (как дуэлянт – оригинал)
был яростным бойцом и не был гномом.
Париж – клуб репутации! Но в оном
бойца сам чёрт нигде не пригинал,
ведь чёрта ждал фатальный бы финал.
Где вклад бойца отмечен лишь местами,
там путь его – могильными крестами…
…Париж узнал д’Эгмона: это лев!
Он грозен и слова угроз – не блеф.
А что ещё озвучить для рекламы?
Что граф родился для соблазна дев:
мог съесть сердечко, устрицей заев?
Мир графа – мир любовной панорамы.
Порой д’Эгмон, излишне разомлев,
играть мог, как герой любовной драмы.
Однажды граф – конечно, из-за дамы –
сумел одновременно вызвать гнев
у трёх ревнивцев: – Мы тебя задавим!
Тебе лишь птиц гонять да порознь дев!
Ответил граф усмешкой нараспев:
– К чему на ваших лицах красота вам?
Вам шрамов я наставлю и, сомлев
от ужаса, вы взвоете: ?О, лев!
Прости и будем жить мы по уставам
дворянской чести истинной – пусть даром
нам глупость наша выйдет лишь кошмаром.
Избавил нас от спеси и жиров –
пусти в собачью будку. Тоже кров.
Найдёшь ли нам костей за пару здравиц??
Ревнивцы взвыли: – Врёт, как голодранец!
– Над нами скалит зубы птицелов!
Посмел он нас высмеивать! Нет слов!
Играем! Я – сержант, ты – новобранец…
Заплачет очень скоро сей засранец!
– Глядит на нас, смеясь?! Ему под рёв
мы вскроем глаз, его тревожа кровь…
Д’Эгмон для парижан – не иностранец,
чтоб поступь осуждать его шагов.
Кураж бойца в бою – смертельный танец.
Смертельный для напористых врагов,
кому сбивает граф со щёк румянец.
Бог Смерти средь бойцов простых таков,
что трое дерзких вправе скоро кровь
на камни слить в единый скользкий глянец.
Д’Эгмон учил клинками дураков?
Опасные возможности рогов
на темечках мужских открыв случайно,
герой бы не простил своих врагов,
когда б убить пытались хором тайно.
Пытались двое в тыл зайти с боков,
а третий наседать посмел фронтально.
Все трое – сплав матёрых игроков?
Д’Эгмон неуловимо моментально
у дурней оказался за спиной,
плашмя клинком зады надрал скандально,
а вскоре – за минуту – всем фатально
отверстий понаделал глубиной
расчётливо большой, но… не смертельной.
Лечитесь, мол, ушлёпки, я идейно
не склонен добивать любой ценой.
– Убить я предпочёл бы только сдельно…
– Не сердце у тебя, а богадельня.
– Начните жизнь с нуля, но целиной
воспользуйтесь все трое по уму вы,
не то произведу вас шпагой… в мулы!
Эй, ты… с бедром… три дня в постели ной!
Лечи и ум при этом небесцельно.
А ты вот, шляпа, шрам свой лицевой
навек обрёл… и твой он безраздельно!
– Спасибо и на этом. Целиной
воспользуюсь, продолжив путь земной.
– Меня и ночью бойтесь вы, и денно!
Курорт рекомендую грязевой,
но совесть у меня – не богадельня!
Скажи спасибо, каждый, что живой!
. . .
Во тьме веков начав свой променад,
из общих выходя и нор, и врат,
доныне схожи сферой деликатной
политика и кухня, но не в лад
идут они по жизни необъятной.
Продукт у кулинаров ароматный:
клиентов мастерством не прогневят.
Но в пику всей политике приватной
излишен в их здоровой кухне… яд.
Помногу и со всеми в лад подряд
политик с кулинаром говорят,
зовя за перспективою приятной.
Стряпне простой, но многовариантной
шеф-повар обучает поварят.
В политике – сложней всё и затратней.
Провинции построив пёстро в ряд,
бахвалится столица силой ратной.
Когда Париж от власти отстранят,
затребует он тотчас ход обратный.
Столичный мир, то блеклый, то нарядный –
давно сам по себе уже страна.
От славы (далеко незаурядной)
до мрака весь Париж – в контрастах дня.
Кому-то тут не в масть всё, что опрятно,
ну а кому-то сам приор – родня.
Писк крыс ли, голубей ли воркотня –
что больше для прохожего занятно?
Тут каждый закоулок – западня.
Какая в безопасность вера, внятно
в Париже скажет уличная тьма.
Гуляя в одиночку, вероятно,
легко сойти от ужаса с ума.
С огнём играть без свиты неприятно,
что в образе бойца, что свистуна.
Запятнан взор гуляки-шатуна.
Едва ль найти на солнце проще пятна,
чем глядя на Париж к исходу дня.
Крестом ?огнепоклонцы? осенят, но
возможность уцелеть во тьме скудна.
Столице хлеба, зрелищ дай – всеядна.
Кто высям рад, а кто и блеску дна.
Не всё-то лишь вершинное нарядно.
Без этого явь грешная скучна.
Париж – рассадник буйностей наглядно.
Ему по части острого вкусна
что сумрачная осень, что весна.
По зрелищности он – отнюдь не клад, но
балдеть в Париже можно многократно…
…Зевакам заварушка не страшна,
но муторна: какого тут рожна
гвардейцы дразнят жертву столь злорадно!
Чтоб воздух раскалился докрасна,
какой-то граф даст шоу скоро ратно?
Всем в сонном переулке не до сна.
Нет чтоб идти бы мимо аккуратно!
С чего свои он латы взял да снял?
?Какая любопытная возня?! –
косились обыватели злорадно.
Для графа репутация важна,
но выбить дурь из гвардии – затратно.
– Вас кровь моя прельщает иль казна? –
д’Эгмон серчал. – Какого вы рожна
цепляетесь?! Пойду-ка я обратно.
Никто из вас троих не Ариадна.
В пути мне ваша помощь не нужна.
– А ну, граф, подтверди при всех и складно,
что гвардия безгрешна и галантна!
Попробуй, нас хоть в чём изобличи!.. –
д’Эгмона оскорбили многократно.
Слова порой больней бьют, чем бичи.
Гвардейцы липли, словно щипачи.
Граф видел, до чего неделикатна
?спесь, хамство, зло? – гвардейская триада.
– Моих не троньте кружев из парчи!
Аукнется вам, черти, ваш почин!
Мне под ноги не суйтесь! Гоп-бригада!
Воздеть бы вас на колья палисада!
– Вливайся к нам, но… сам похлопочи…
…Глядите-ка! Ну, разве не досада?!
Шикарные у графа хромочи!
Наш вид престижней. – Принял вас за стадо.
– Не при, граф, в лужу! Ног не замочи!
– Не жмитесь близко! Что вам за отрада?!
Бодался граф с парнями из отряда
прелатской стражи, благо, не в ночи
себя общеньем с ними огорчив:
– Плевал я не гвардейские наряды!
Слетелись на меня и бурно рады,
как будто я – червяк, а вы – грачи.
Ублюдки Ришелье! Дегенераты!
Ужель по лишним жизням богачи?!
Лишь все на одного вы – лихачи!
Прочь из Парижа! Бес вам губернатор!
Порву вас, чтобы штопали врачи,
латая вас, где надо и не надо!
Давно ли кость вы грызли, чертенята!
Вам место указал я в свете внятно,
чтоб всяк из вас на шее цепь влачил!
Натура храбреца не завирала:
граф мысленно врагов уже схарчил.
Герой как бич гвардейской ?саранчи?
в себе предвосхищал азарт финала –
беспроигрышно с юности драчлив.
Побить десяток псов – в азарте мало!
Где только граф д’Эгмон ?псов? кардинала
доселе не встречал – зол и ворчлив!
Ну, разве что интимно одеяло
он с ними не делил ещё в ночи.
Бойца бахвальство ?псов? лишь оттеняло,
но гвардия порой и притесняла…
?Ошейников ничьих я не влачил.
Смерть риском увлекать в корриде стала.
Сойду ли я волчиной с пьедестала?
Захвачен стаей опытных волчин
я, как птенец! Не дали опериться!
Поможет ли весь прежний опыт, рыцарь?!
Довольно плотно стражей я зажат.
Подлее не видал ещё засад!
Что толку, что не пёс я, а патриций!
Что ждёт меня, коль нет пути назад?
Я – жертва злых доносов иль петиций?? –
пытался граф понять, за что он взят.
Как прежде, беззаботно пели птицы,
а граф для них внизу – ни кум, ни сват.
Д’Эгмона под конец страстной недели
конвой… иль не конвой… вёл по аллее.
– От выпитого, граф, вы ошалели?
Палач милее станет, чем цирроз.
Вы пили и… болтали. Всё всерьёз! –
гвардейцы нервов графа не жалели.
– Хочу от вас на гроб я больше роз…
У графа ноги так отяжелели,
как будто завершил он пеший кросс.
У гостя в ожидании угроз
волнение в душе не улеглось:
?Прелатской резиденции достоин
сегодня я, как узник, или гость?
Для многих и пушист, и бел, да вздорен,
что сделается вскоре вашим горем.
Мне льстят, мол, ты зажился, смерть поправ.
По мнению врагов же, я стоглав
назло всем пикам, шпагам, аркебузам?!
…Как будто шанс сам у себя украв,
невольный гость, дыша поджатым пузом,
запасливо стилет укрыв в рукав,
с опасностью выравнивался пульсом.
– Толкает ли меня под локоть нрав,
иль этика обходится мне плюсом,
я лично, как боец с хорошим вкусом,
в почтении к вам вижу только драйв, –
д’Эгмон шутил, поскольку не был трусом. –
Хотя прямолинеен я как граф,
однако, монсеньор, под неким грузом
склоняюсь перед вами ниже трав.
Прелат повёл на лесть д’Эгмона усом,
рукою поманил, но улыбнулся
сам холодно и постно, без приправ.
Язвил де Ришелье, чуть подустав:
быть выше паствы требовал Устав.
– Мой штат напомнил мне, как образ, улей.
Агенты мне на вас глаза разули,
права на самосуд себе забрав.
У вас ум светский, но не для забав, –
глаза у Ришелье – две амбразуры. –
Я вас не пригласил садиться, граф.
Вам жить не до ста лет, вы не стоглав.
Так будьте же при мне благоразумны
для вашей же, граф, пользы! Я не прав?..
(продолжение в http://stihi.ru/2021/06/08/6528)
(предыдущий эпизод "4. Ну, мы и спьяну гвардия, не стая"
http://stihi.ru/2021/05/27/6051)
Без визы и оглядки на лимит,
без ряда упоительных причастий
сквозь вечность ожиданий к нам летит
в корсаже опьянённости миг счастья.
Привычное – наш тусклый сателлит.
Краса же – погостить идёт нечасто…
…Всю россыпь фактов Хронос застеклит
для Истины едва ли без обид,
поскольку ложь – грунтующая паста…
. . .
В мир Истин совершить мечтая рейд,
болезненно король был подогрет
скопленьем слухов, тлеющих средь терний.
Любуясь композицией настенной,
где в центре королевский был портрет,
в беседе озадачил острой темой
Людовик кардинала тет-а-тет:
– Подорван явно мой авторитет.
На гвардию смотреть ужель отрадно?!
А был ведь рад – на первых-то порах!
Дуэт король-охранник суть бог-раб, но
цвет гвардии ведёт себя похабно.
О ротах мы молвы дурной внезапно
дождёмся не про жизнь уж, а про прах.
По счастью, мир не порохом пропах.
– Парижу угрожает поэтапно
досадный между ротами напряг:
мои гвардейцы с вашими масштабно
повсюду спор ведут до звона шпаг.
– Каким же руководствуются стадно
мотивом? Стычкой с бранью на устах?
– Сплошь буки и быки, а не отряд, но
от стычек ваших с нашими отрадно
не мне. Разбиты нравы в пух и прах!
По-доброму не ценят буки благ!
Тут спор не Арлекина с Коломбиной.
Под сенью то берёзки, то рябины
бойцы мотают сопли на кулак.
У всех, хотя они ?не при делах?,
носы в крови. Гораздо реже – спины.
В крови престиж указов тонет. Драк
становится всё больше – хуже спим мы.
– И чем же разогнать должны мой сплин мы,
коль роты в вечной ссоре?! Что не так?
– В моём отряде больше дисциплины.
– А что мои… в таких делах сопливы?!
– Для них, прошу простить за тон, елдак
и шпага поважнее всех законов!
– Ну, это мне понятно и знакомо.
– Я часть бескровных узаконил… драк…
– А что-то посерьёзней? – С кошкой! Дома!
Дуэль устроит нынче лишь дурак!
Вот-вот война, а силу эскадрона
уменьшат нам дуэли вдвое?! Вздорно
такое предвещать? Оправдан страх.
– Идиллия в Париже иллюзорна,
Не высохла ещё кровь на руках…
– Не раз ещё плебс охнет непритворно
сквозь слёзы: ?Вот ещё подранок! Ах?!
– Теперь дуэлей нет? – Пока что… вроде.
Ещё, сир, вам напомнить мне позвольте,
что цвет дворянства – весь в моей лишь роте.
– Моя команда тоже неплоха.
– С насмешками: ?Скачи-резвись, блоха?! –
мои на ваших смотрят свысока,
мол, в Лувре все – задрот сплошь на задроте.
Мол, в очереди к трёпке пасть закройте!
Соперники, как водится в народе,
друг дружку задирают не слегка.
И каждого от слов с души воротит.
К соперникам, конечно же, не против
ряд фурий прилететь издалека.
Приписываю мысленно нимб роте,
где мой боец оставит жизнь работе.
– Не снял со своего креста лекал
Господь для наших подвигов священных.
Почтим всех, на дуэлях убиенных, –
свой вклад в раздор Луи не предрекал.
– Да не озвучат наши губы скверных
ослушников, в грехах неимоверных –
дуэльных – сдохших! Я ведь намекал…
– Да-да, почтим гвардейцев наших верных…
?Бог видит всё! В домах, церквях, тавернах.
Луи, ты слаб среди монархов скверных, –
прелат гнев на себя не навлекал,
презрение скрывал в ужимках нервных. –
Снимать не станет, взяв твой нрав, лекал
с тебя он, ибо твёрд Господь в манерах.
Знай, правлю государством в явных мерах
я сам, хотя и тронный нелегал.
Ты выглядеть не можешь гордым барсом.
Ты слушаешь туфту дворцовых басен,
но знай, мой недалёкий сюзерен:
пою я сладкозвучнее сирен,
однако точно так же и опасен.
Не ты, а я умею круглый год
пасти и обстригать французский скот?.
* * *
В Париже не текут экю рекой:
не взять их ленно-запросто рукой.
Гвардейцу, охранявшему пик власти,
один престиж менять ли на другой?!
Везде амбициозны и горласты
вояки, чьи позывы к дракам часты:
росли раздоры, словно снежный ком,
а прах вояк несли их вдовам-жёнам.
Всё верно, но… в столетии лихом,
скорей, дуэльном, нежели учёном,
гвардеец, новой почестью влеком,
в порыве духа светлом или чёрном,
из Лувра к Ришелье шёл прямиком
в охрану кардинала (вновь верхом):
покинув де Тревиля (?нафиг чмо нам?!),
небесный цвет плаща враз отметал.
?Цвет шефа при любом раскладе ал?, –
дышал гвардеец новым феромоном.
Изрядно переев вина с хамоном,
божился он, не требуя медаль,
что цвет плаща – не мелкая деталь,
с которой враз не станешь гегемоном.
Цвет шефа при любом раскладе ал?
Все в алом, для гвардейцев ставшем модном,
они и щеголяли: не знамёнам –
так хоть плащам, как будто заклеймённым,
свой колер приписал сам кардинал…
Размер пера ли при кокарде мал,
иль шеф себя попотчевал лимоном –
дивился Каюзак, что кардинал
советовал не цацкаться с д’Эгмоном…
А граф (как дуэлянт – оригинал)
был яростным бойцом и не был гномом.
Париж – клуб репутации! Но в оном
бойца сам чёрт нигде не пригинал,
ведь чёрта ждал фатальный бы финал.
Где вклад бойца отмечен лишь местами,
там путь его – могильными крестами…
…Париж узнал д’Эгмона: это лев!
Он грозен и слова угроз – не блеф.
А что ещё озвучить для рекламы?
Что граф родился для соблазна дев:
мог съесть сердечко, устрицей заев?
Мир графа – мир любовной панорамы.
Порой д’Эгмон, излишне разомлев,
играть мог, как герой любовной драмы.
Однажды граф – конечно, из-за дамы –
сумел одновременно вызвать гнев
у трёх ревнивцев: – Мы тебя задавим!
Тебе лишь птиц гонять да порознь дев!
Ответил граф усмешкой нараспев:
– К чему на ваших лицах красота вам?
Вам шрамов я наставлю и, сомлев
от ужаса, вы взвоете: ?О, лев!
Прости и будем жить мы по уставам
дворянской чести истинной – пусть даром
нам глупость наша выйдет лишь кошмаром.
Избавил нас от спеси и жиров –
пусти в собачью будку. Тоже кров.
Найдёшь ли нам костей за пару здравиц??
Ревнивцы взвыли: – Врёт, как голодранец!
– Над нами скалит зубы птицелов!
Посмел он нас высмеивать! Нет слов!
Играем! Я – сержант, ты – новобранец…
Заплачет очень скоро сей засранец!
– Глядит на нас, смеясь?! Ему под рёв
мы вскроем глаз, его тревожа кровь…
Д’Эгмон для парижан – не иностранец,
чтоб поступь осуждать его шагов.
Кураж бойца в бою – смертельный танец.
Смертельный для напористых врагов,
кому сбивает граф со щёк румянец.
Бог Смерти средь бойцов простых таков,
что трое дерзких вправе скоро кровь
на камни слить в единый скользкий глянец.
Д’Эгмон учил клинками дураков?
Опасные возможности рогов
на темечках мужских открыв случайно,
герой бы не простил своих врагов,
когда б убить пытались хором тайно.
Пытались двое в тыл зайти с боков,
а третий наседать посмел фронтально.
Все трое – сплав матёрых игроков?
Д’Эгмон неуловимо моментально
у дурней оказался за спиной,
плашмя клинком зады надрал скандально,
а вскоре – за минуту – всем фатально
отверстий понаделал глубиной
расчётливо большой, но… не смертельной.
Лечитесь, мол, ушлёпки, я идейно
не склонен добивать любой ценой.
– Убить я предпочёл бы только сдельно…
– Не сердце у тебя, а богадельня.
– Начните жизнь с нуля, но целиной
воспользуйтесь все трое по уму вы,
не то произведу вас шпагой… в мулы!
Эй, ты… с бедром… три дня в постели ной!
Лечи и ум при этом небесцельно.
А ты вот, шляпа, шрам свой лицевой
навек обрёл… и твой он безраздельно!
– Спасибо и на этом. Целиной
воспользуюсь, продолжив путь земной.
– Меня и ночью бойтесь вы, и денно!
Курорт рекомендую грязевой,
но совесть у меня – не богадельня!
Скажи спасибо, каждый, что живой!
. . .
Во тьме веков начав свой променад,
из общих выходя и нор, и врат,
доныне схожи сферой деликатной
политика и кухня, но не в лад
идут они по жизни необъятной.
Продукт у кулинаров ароматный:
клиентов мастерством не прогневят.
Но в пику всей политике приватной
излишен в их здоровой кухне… яд.
Помногу и со всеми в лад подряд
политик с кулинаром говорят,
зовя за перспективою приятной.
Стряпне простой, но многовариантной
шеф-повар обучает поварят.
В политике – сложней всё и затратней.
Провинции построив пёстро в ряд,
бахвалится столица силой ратной.
Когда Париж от власти отстранят,
затребует он тотчас ход обратный.
Столичный мир, то блеклый, то нарядный –
давно сам по себе уже страна.
От славы (далеко незаурядной)
до мрака весь Париж – в контрастах дня.
Кому-то тут не в масть всё, что опрятно,
ну а кому-то сам приор – родня.
Писк крыс ли, голубей ли воркотня –
что больше для прохожего занятно?
Тут каждый закоулок – западня.
Какая в безопасность вера, внятно
в Париже скажет уличная тьма.
Гуляя в одиночку, вероятно,
легко сойти от ужаса с ума.
С огнём играть без свиты неприятно,
что в образе бойца, что свистуна.
Запятнан взор гуляки-шатуна.
Едва ль найти на солнце проще пятна,
чем глядя на Париж к исходу дня.
Крестом ?огнепоклонцы? осенят, но
возможность уцелеть во тьме скудна.
Столице хлеба, зрелищ дай – всеядна.
Кто высям рад, а кто и блеску дна.
Не всё-то лишь вершинное нарядно.
Без этого явь грешная скучна.
Париж – рассадник буйностей наглядно.
Ему по части острого вкусна
что сумрачная осень, что весна.
По зрелищности он – отнюдь не клад, но
балдеть в Париже можно многократно…
…Зевакам заварушка не страшна,
но муторна: какого тут рожна
гвардейцы дразнят жертву столь злорадно!
Чтоб воздух раскалился докрасна,
какой-то граф даст шоу скоро ратно?
Всем в сонном переулке не до сна.
Нет чтоб идти бы мимо аккуратно!
С чего свои он латы взял да снял?
?Какая любопытная возня?! –
косились обыватели злорадно.
Для графа репутация важна,
но выбить дурь из гвардии – затратно.
– Вас кровь моя прельщает иль казна? –
д’Эгмон серчал. – Какого вы рожна
цепляетесь?! Пойду-ка я обратно.
Никто из вас троих не Ариадна.
В пути мне ваша помощь не нужна.
– А ну, граф, подтверди при всех и складно,
что гвардия безгрешна и галантна!
Попробуй, нас хоть в чём изобличи!.. –
д’Эгмона оскорбили многократно.
Слова порой больней бьют, чем бичи.
Гвардейцы липли, словно щипачи.
Граф видел, до чего неделикатна
?спесь, хамство, зло? – гвардейская триада.
– Моих не троньте кружев из парчи!
Аукнется вам, черти, ваш почин!
Мне под ноги не суйтесь! Гоп-бригада!
Воздеть бы вас на колья палисада!
– Вливайся к нам, но… сам похлопочи…
…Глядите-ка! Ну, разве не досада?!
Шикарные у графа хромочи!
Наш вид престижней. – Принял вас за стадо.
– Не при, граф, в лужу! Ног не замочи!
– Не жмитесь близко! Что вам за отрада?!
Бодался граф с парнями из отряда
прелатской стражи, благо, не в ночи
себя общеньем с ними огорчив:
– Плевал я не гвардейские наряды!
Слетелись на меня и бурно рады,
как будто я – червяк, а вы – грачи.
Ублюдки Ришелье! Дегенераты!
Ужель по лишним жизням богачи?!
Лишь все на одного вы – лихачи!
Прочь из Парижа! Бес вам губернатор!
Порву вас, чтобы штопали врачи,
латая вас, где надо и не надо!
Давно ли кость вы грызли, чертенята!
Вам место указал я в свете внятно,
чтоб всяк из вас на шее цепь влачил!
Натура храбреца не завирала:
граф мысленно врагов уже схарчил.
Герой как бич гвардейской ?саранчи?
в себе предвосхищал азарт финала –
беспроигрышно с юности драчлив.
Побить десяток псов – в азарте мало!
Где только граф д’Эгмон ?псов? кардинала
доселе не встречал – зол и ворчлив!
Ну, разве что интимно одеяло
он с ними не делил ещё в ночи.
Бойца бахвальство ?псов? лишь оттеняло,
но гвардия порой и притесняла…
?Ошейников ничьих я не влачил.
Смерть риском увлекать в корриде стала.
Сойду ли я волчиной с пьедестала?
Захвачен стаей опытных волчин
я, как птенец! Не дали опериться!
Поможет ли весь прежний опыт, рыцарь?!
Довольно плотно стражей я зажат.
Подлее не видал ещё засад!
Что толку, что не пёс я, а патриций!
Что ждёт меня, коль нет пути назад?
Я – жертва злых доносов иль петиций?? –
пытался граф понять, за что он взят.
Как прежде, беззаботно пели птицы,
а граф для них внизу – ни кум, ни сват.
Д’Эгмона под конец страстной недели
конвой… иль не конвой… вёл по аллее.
– От выпитого, граф, вы ошалели?
Палач милее станет, чем цирроз.
Вы пили и… болтали. Всё всерьёз! –
гвардейцы нервов графа не жалели.
– Хочу от вас на гроб я больше роз…
У графа ноги так отяжелели,
как будто завершил он пеший кросс.
У гостя в ожидании угроз
волнение в душе не улеглось:
?Прелатской резиденции достоин
сегодня я, как узник, или гость?
Для многих и пушист, и бел, да вздорен,
что сделается вскоре вашим горем.
Мне льстят, мол, ты зажился, смерть поправ.
По мнению врагов же, я стоглав
назло всем пикам, шпагам, аркебузам?!
…Как будто шанс сам у себя украв,
невольный гость, дыша поджатым пузом,
запасливо стилет укрыв в рукав,
с опасностью выравнивался пульсом.
– Толкает ли меня под локоть нрав,
иль этика обходится мне плюсом,
я лично, как боец с хорошим вкусом,
в почтении к вам вижу только драйв, –
д’Эгмон шутил, поскольку не был трусом. –
Хотя прямолинеен я как граф,
однако, монсеньор, под неким грузом
склоняюсь перед вами ниже трав.
Прелат повёл на лесть д’Эгмона усом,
рукою поманил, но улыбнулся
сам холодно и постно, без приправ.
Язвил де Ришелье, чуть подустав:
быть выше паствы требовал Устав.
– Мой штат напомнил мне, как образ, улей.
Агенты мне на вас глаза разули,
права на самосуд себе забрав.
У вас ум светский, но не для забав, –
глаза у Ришелье – две амбразуры. –
Я вас не пригласил садиться, граф.
Вам жить не до ста лет, вы не стоглав.
Так будьте же при мне благоразумны
для вашей же, граф, пользы! Я не прав?..
(продолжение в http://stihi.ru/2021/06/08/6528)
Метки:
