3. Продолжение
В июне власть вернуться приказала.
Пороги Ангары. Опасен путь.
Всегда и ко всему готовым будь.
Вернувшись, Господа благодарили.
Псаломщика в священники возвёл,
Смиренно на Голгофу тот взошёл.
Все плакали, как будто хоронили.
Писал на Украину старикам,
Писал, в Ташкенте жившим, сыновьям,
Ни горечи, ни жалоб, ни обиды.
Ивану Павлову письмо послал
И с премией коллегу поздравлял -
Ни слова о мученьях пережитых.
На север в барже Енисеем вниз,
Две тыщи вёрст до Туруханска. Бриз.
С эсерами беседы две недели.
Средь мук душевных только он один
Спокоен. Волноваться нет причин.
- Мы все под Богом! День за днём летели.
Коленопреклонённая толпа.
- Благослови нас, батюшка! - мольба.
Епископу почёт и уваженье.
Разогнан монастырь. Преображенье.
Здесь ночью волки воют под окном
И дом - больница, а больница - дом.
Здесь прежде истязали Аввакума.
Луку советская "лечила" власть,
Он мог, как многие другие, пасть,
Но устоял средь бесовского глума.
Хозяин края красный партизан:
- На сборы полчаса! - приказ им дан.
Куда теперь? На север, к океану.
Среди зимы здесь свирепел мороз-
Владыка тысячи смертельных вёрст.
Цель очевидна каждому барану.
Эсер знакомый, Розенфельд догнал,
Луке одежду у друзей собрал.
Как на парад епископа одели
В енотовую шубу и чулки
Оленьи, что и тёплы, и легки,
Собачьи унты - помощь в этом деле.
Полярный круг остался позади.
Стоп! Плахино станок. Конец пути.
Все шестеро приехавших встречают.
Луке пустующие пол-избы.
О притолоку не разбейте лбы.
-Дрова мы припасли, - предупреждают.
-Вот эта баба будет вам стирать,
Другая и варить, и убирать.
Возница милицейский отбывает.
В окошке щели. Под порогом снег.
В углу икона - старый оберег.
Спаситель за Лукою наблюдает.
В железную печурку на ночь дров,
Заделал щели окон, спать готов.
Лёд треснул, словно гром на Енисее.
Огни по стенам бегают лисой.
Во сне по Киеву идёт босой
И дождик на детей в Ташкенте сеет.
Сивер порою с океана дул,
И с Енисея доносился гул.
На чердаке раскачивались сети,
Стук слышен деревянных поплавков,
Как опус Грига "Пляска мертвецов".
Где он теперь, на том иль этом свете?
Забастовали женщины в станке,
Кисель варил впервые в котелке,
С воды на хлеб Лука перебивался.
Почтарь доставил письма от родных,
Ни слова о мучениях своих
Лука в ответе не распространялся.
Над кадкою младенца окрестил,
Мешал телёнок, тёрся и чудил,
Холодною была вода купели.
Два месяца ледовые прошли
И сани поданы с Большой земли.
Больные Бабкина едва не съели!
Пороги Ангары. Опасен путь.
Всегда и ко всему готовым будь.
Вернувшись, Господа благодарили.
Псаломщика в священники возвёл,
Смиренно на Голгофу тот взошёл.
Все плакали, как будто хоронили.
Писал на Украину старикам,
Писал, в Ташкенте жившим, сыновьям,
Ни горечи, ни жалоб, ни обиды.
Ивану Павлову письмо послал
И с премией коллегу поздравлял -
Ни слова о мученьях пережитых.
На север в барже Енисеем вниз,
Две тыщи вёрст до Туруханска. Бриз.
С эсерами беседы две недели.
Средь мук душевных только он один
Спокоен. Волноваться нет причин.
- Мы все под Богом! День за днём летели.
Коленопреклонённая толпа.
- Благослови нас, батюшка! - мольба.
Епископу почёт и уваженье.
Разогнан монастырь. Преображенье.
Здесь ночью волки воют под окном
И дом - больница, а больница - дом.
Здесь прежде истязали Аввакума.
Луку советская "лечила" власть,
Он мог, как многие другие, пасть,
Но устоял средь бесовского глума.
Хозяин края красный партизан:
- На сборы полчаса! - приказ им дан.
Куда теперь? На север, к океану.
Среди зимы здесь свирепел мороз-
Владыка тысячи смертельных вёрст.
Цель очевидна каждому барану.
Эсер знакомый, Розенфельд догнал,
Луке одежду у друзей собрал.
Как на парад епископа одели
В енотовую шубу и чулки
Оленьи, что и тёплы, и легки,
Собачьи унты - помощь в этом деле.
Полярный круг остался позади.
Стоп! Плахино станок. Конец пути.
Все шестеро приехавших встречают.
Луке пустующие пол-избы.
О притолоку не разбейте лбы.
-Дрова мы припасли, - предупреждают.
-Вот эта баба будет вам стирать,
Другая и варить, и убирать.
Возница милицейский отбывает.
В окошке щели. Под порогом снег.
В углу икона - старый оберег.
Спаситель за Лукою наблюдает.
В железную печурку на ночь дров,
Заделал щели окон, спать готов.
Лёд треснул, словно гром на Енисее.
Огни по стенам бегают лисой.
Во сне по Киеву идёт босой
И дождик на детей в Ташкенте сеет.
Сивер порою с океана дул,
И с Енисея доносился гул.
На чердаке раскачивались сети,
Стук слышен деревянных поплавков,
Как опус Грига "Пляска мертвецов".
Где он теперь, на том иль этом свете?
Забастовали женщины в станке,
Кисель варил впервые в котелке,
С воды на хлеб Лука перебивался.
Почтарь доставил письма от родных,
Ни слова о мучениях своих
Лука в ответе не распространялся.
Над кадкою младенца окрестил,
Мешал телёнок, тёрся и чудил,
Холодною была вода купели.
Два месяца ледовые прошли
И сани поданы с Большой земли.
Больные Бабкина едва не съели!
Метки: