Баллада о волчьей шкуре

ИЗ ПОЭМЫ ТРУБАДУРЫ

Волчице принадлежу,
И если ещё кружу
То знаю: раньше иль позже –
Натянуты будут вожжи.

Пейре Видаль


Как черны ночные дали
От краёв до дна,
Так и жизнь Пейре Видаля
Вся черным-черна.

Ох ты, жизнь, моя обуза,
Ты мне не мила!
Обсуждает вся Тулуза
Все мои дела.

Я любитель волочиться.
Сгину за любовь.
Но влюбился я в Волчицу, -
Ей не прекословь.

Эту даму кличкой – Лоба
Кто-то наградил.
На неё смотрел я в оба,
По пятам ходил.

Месяц я бродил бессонный,
Но не преуспел.
Я ей альбы и кансоны
Под балконом пел.

Но не замечала дама
Мой любовный пыл,
И тогда Волчице прямо
Сердце я открыл.

И она, сверкнув глазами,
Молвит свысока:
- Не любиться знатной даме
С сыном скорняка.

Пусть нежнейшими стихами
Он к любви позвал,
Не ложиться знатной даме
С ним на сеновал.

И добавлю, между нами
Ничему не быть,
Не годится знатной даме
Клоуна любить.

Так то, братцы-трубадуры,
Знать попутал бес,
В свежесодранную шкуру,
В волчью шкуру влез.

Получилось, что хотелось,
У меня – осла
Через час, примерно, к телу
Шкура приросла.

У меня хватило дури,
Но какой в том толк?
Я в невыделанной шкуре
Вою, словно волк.

Я помчался к ней сначала,
И больней всего,
Что Волчица не узнала
Волка своего.

Я не нужен ей, ребята,
Не нужны стихи.
Это всё наверно плата
За мои грехи.

Вот допрыгался, повеса!
Серый волк – твой брат!
И дремучим, тёмным лесом
Я рванул назад.

Эта шкура не снималась.
Мчал я прямиком,
А за мною стая мчалась,
Как за вожаком.

Жил во мне инстинкт мой древний, -
К жизни интерес.
Я привёл волков к деревне,
Те свернули в лес.

Незаметно вдруг смеркалось,
Всё окутал мрак.
Ох, и здорово досталось
Мне от злых собак.

Как они меня терзали,
В угол загоня…
И охотники стреляли
Стрелами в меня.

И дубинами по роже.
Били пастухи.
Это всё наверно тоже
За мои грехи.

Полем я бежал и чащей,
Где по волчьи выл,
Потому что настоящим
Оборотнем был.

Хорошо, что не узнали…
К радости толпы,
Колдунов всегда сжигали
На кострах попы.

Хорошо, что не видали, -
Повезло и мне.
А не то б – Пейре Видалю
Корчиться в огне.

Пробирался по оврагам,
Через речки вброд,
Незадачливый бродяга,
Бедный сумасброд.

Я бежал бы до Оверни,
Волком, так сказать,
Но решил пойти к Виерне,
Раны зализать.

Я голодный и усталый
Шёл издалека,
Но Виерна не узнала
Серого дружка.

Было, братцы-трубадуры,
Эдак вот и так.
Снял с меня как с волка шкуру
Папочка - скорняк.

За такие шуры-муры
Я лежал без сил,
Свою содранную шкуру
Мазями лечил.

Мазал то и мазал это,
Жалкий, но живой,
И звучал в ушах поэта
Жуткий волчий вой.

И теперь мне не до пенья
И не до игры.
Я хожу загробной тенью,
Жду своей поры.

Розовеют неба дали,
Чёрный цвет иссяк,
Но вся жизнь Пейре Видаля
Наперекосяк.


Пейре Видаль (годы деятельности – 1175 – 1215)
Нет, кажется, ни одного старопровансальского поэта, чья бурная жизнь давала бы больший простор измышлениям биографов. Влюбившись в даму, носившую несколько странное имя Волчицы, он, будто бы для того, чтобы оказать ей честь напялил на себя волчью шкуру, за что был избит пастухами и искусан собаками. Во время пребывания в Греции он будто бы женился на племяннице греческого императора, почему и начал требовать чтобы его жену титуловали императрицей, а его самого - императором.
Сын скорняка из Тулузы, Пейре Видаль добивался любви донны Виерны, Адалазии (Азалаис) де Рокемартин, супруги виконта Марсельского, Барраля де Бо, который покровительствовал поэту. Лира Пейре Видаля была приспособлена и для нежных любовных напевов, и для резких политических нападок.