В сборник Поэт года Arcanum arcanorum Тайное тайны

Алексей Алексеевич-Коханов в сборник ?Поэт года? 2021г.
ARCANUM ARCANORUM
(ТАЙНОЕ ТАЙНЫХ).
Исторический детектив в стихах

Du Canon ; et
; la duma.

Аркан 1
Авель.

-Ты отрок Пушкин Александр? -
Спросил приблизившийся инок.
?Ещё один интересант,
Что я брожу между тропинок, -
Подумал гордый лицеист
И гневно глянул на монаха. -
Сутана не внушает страха,
И взгляд серьёзен, благ и чист.
Но вижу я его впервые,
Иначе сразу бы узнал.
Чуть не дерзнул ему в порыве
За то, что мысль мне оборвал,
Когда я рифму подбирал?.

Так он подумал, но ответил:
- К услугам Вашим… Чем бы я,
Мог Вам служить на этом свете,
Не уронив ни в чём себя?
- Зачем же так витиевато
На столь обыденный вопрос,
Как заплатить за сена воз
Мошною серебра и злата.
Что преуспел ты в политесе,
Сомнений не было и нет.
Мне ты не этим интересен.
И в этом мой большой секрет –
Большой, как целый белый свет.

Готов ты нынче уже слушать,
На что тебя готовит бог,
На что положишь свою душу,
Какой достигнешь потолок?
А может, нету настроенья,
И ты сегодня не готов
Взамен пиических трудов
Моё услышать откровенье?
Я наблюдал, как нынче в парке
Ты, что помешанный, гулял,
Махал рукой в порыве жарком,
Как будто шпагу направлял,
Кому-то в грудь и убивал.

Начав с проторенной аллеи,
Ты вскоре в сторону свернул,
Пошёл, посадок не жалея,
Сирени куст зачем-то пнул.
Был миг, что я засомневался,
Готов ли слушать ты меня,
И я, знаменьем осеня
Себя, уйти уже собрался.
Но тут ты в дикий пляс пустился,
И я сказал себе: ?Постой!
Не зря ж неделю я постился,
Чтоб в день, назначенный судьбой,
Тебе не встретиться со мной?.

- Совсем недавно здесь цыганка
Уже пыталась мне гадать
Теперь вот Вы… Довольно странно…
Мне что, Вам руку тоже дать?
Видать, настало моё время
Узнать судьбы фавор и бремя.
Готов я тотчас слушать Вас,
Пока пасётся мой Пегас.
И, ей же ей, забавно будет,
Когда гаданья совпадут
Хотя бы здесь или вот тут.
Сама вас жизнь потом рассудит,
Кто прозорлив, кто жалкий плут.

- Видать, ты путаешь, сынок,
Свою яишню с божьим даром!
И как подумать только мог,
При встрече с иноком столь старым,
Что он гадает по руке,
Как это делают цыгане,
Читая линии по длани,
Что есть сейчас и вдалеке,
Причём совсем не без корысти!
А я бесплатный вестник истин,
Чей свет хранят монастыри,
А не вельможи и цари.
Я предрекал, где скоро быть им.

За то не раз сидел в острогах
На сухарях и на воде.
Но я и там по воле бога
Писал о царственной судьбе.
Никто мне сразу не поверил,
Сперва в оковы заковал,
Потом на волю отпускал,
Когда на деле всё проверил.
Твой царский тёзка, он в итоге
За правду вольную мне дал
Жить на миру или при Боге,
Но чтобы больше не гадал.
И я такое слово дал.

- Так Вы тот самый инок Авель,
Кто предсказал пожар Москвы,
И уважать себя заставил,
Ужели это правда Вы?!
Вот это да, вот так удача!
Я о такой и не мечтал.
Мне мнилось: ?Валаам, причал,
И я с товарищем в придачу
Ищу особый тайный скит,
Где обитает вещий Авель,
Где он пером своим скрипит
К своей погибели и славе,
Чем стал навеки знаменит?.

- На деле оказалось проще,
Как видишь, сам к тебе пришёл.
Вам не придётся в тёмной роще
Искать, что я давно нашёл.
Ты шёл - себя со мной прославить,
Но мне, вишь, слава не нужна,
Как отчий дом и в нём жена.
Я их давно решил оставить,
Чтоб Богу посвятить себя,
А не богатству или славе,
Свои потребности любя.
На Божьем промысле я вправе –
Ты должен выслушать меня.

- Я весь вниманье, святый отче,-
Всё буду помнить искони, -
Ответил юный отрок тотчас,
Покорно голову склонив.
Монах его измерил взглядом,
И, верно оценив настрой,
Сказал:
- Мне нравишься такой.
Но для беседы сядем рядом
На одинокой той скамье,
Где ты сидишь, когда не надо
Бежать в лицей или к семье,
Сливаясь словно с этим садом
И говоря себе ?месье?.

И Саша понял, с ним не надо
Хитрить или кривить душой,
Иначе кончится разладом
Иль неприятностью большой.
?Он даже знает про скамейку,
А вдруг и к Лизхен мою страсть, –
Как бы впросак с ним не попасть!
Такого провести сумей-ка!..?
Скамейка. Сели. Авель начал:
- Миф про Тесея ты слыхал?
- А как же может быть иначе –
Не только слышал, и читал.
Любимый мой герой, тем паче.

- Герой на нитке Ариадны…
Зато удачлив и не трус.
Герой, конечно… Это ладно.
А помнишь, кто такой Прокруст?
- Прокруст разбойник был порочный.
Он путников на ложе клал,
Высоким ноги отрубал,
Или тянул, кто был короче.
- А ты не думал, это бред:
Зачем-то жертвы мерить ложем,
Зачем ногам подобный вред,
Когда и так убить мы можем?
Даже для мифа это бред.

Послушай правду о Тесее.
Прокруст – не имя, ремесло
Не убивать, а благо сеять,
И ложе вовсе не во зло,
А делать мальчика героем.
И твой Тесей его прошёл:
Пришёл одним, другим ушёл,
Поздоровевшим чуть не вдвое.
Прокруст надежду оправдал,
Прокруст его героем сделал.
Прокруст людей не убивал,
Он занимался благим делом.
За то потом и пострадал.

Тесей быстрёхонько решил:
Раз я герой, других не надо!
Пошёл, Прокруста порешил
За всё добро ему в награду.
А ложе уничтожил, сжёг,
Чтобы другим не доставалось,
Чтобы и память не осталась,
Как он героев делать мог.
Как он теперь тебе при этом?
Молчишь? И правильно – молчи!
Уметь молчать и быть поэтом –
Твои волшебные ключи,
И не спеши ко мне с ответом.

А чтоб разрушить пьедестал,
Который ты возвёл Тесею,
Дослушай, что не досказал,
Что я ещё сказать имею.
Миф о Тесее – тёмный лес,
Как и о страшном Минотавре,
Где речь о чьём-то спорном праве
На трон. - Сильнейший интерес!
Тесей и парус не сменил,
Имея веские причины,
И тем отца-царя убил,
Чтоб получить себе Афины.
Вот он каким Тесей твой был.

Царь Ликомед, его позвал
На остров свой, назвавшись другом,
И там столкнул с высоких скал.
Так получил твой по заслугам...
Чего ж не спросишь у меня,
Зачем мне это было надо,
Да и тебе какого ляда
Всё это слушать среди дня?..
Тебе дарованы две жизни
Без перерыва, след во след.
Сперва ты будешь жить в отчизне,
Любви и славы мрак и свет
Познаешь. Но позволь совет.

Ты ненавидишь государя,
Ибо влюблён в его Луиз.
Забудь! Ты женишься на крале,
К какой и царь склонится ниц.
Детей у вас с ней будет куча.
А Высочайшая чета
Уже в святые включена
И только ждёт удобный случай.
Но ты расстанешься с женой
По государеву капризу,
Чтобы зажить в стране иной
И посвятишь свой дар Паризу,
И с этим станет жизнь второй.

Но как при самой громкой славе,
Какой ты будешь наделён,
Носить чужое имя вправе
Как бы с рожденья и с пелён?
Тогда и вспомнишь ты Прокруста
И ложе ?страшное? его,
Чтоб не бояться никого.
И пусть Тесею будет пусто.
Лица тебе не изменить,
А изуродоваться жалко…
Как по Прокрустову пожить?..
Подскажет Небо, не гадалка!
Как понял ты меня, скажи.

- Сначала правдой о Тесее,
Затем о том, кем был Прокруст,
Вам удалось во мне посеять
Сомнений воз из своих уст!
А уж когда мне – про две жизни,
Вы просто выбили меня,
Как пикой на скаку с коня.
Так мне в России кончить тризной?..
Конечно, как же тут иначе!
В другой стране, с иным ?лицом?
Спокойно жизнь вторую начать,
Чтоб не раскрытым быть при том.
Ей богу, я сейчас заплачу!

Прокруст, вытягивавший ноги,
Он как бы станет мне отцом?!
Дайте подумать мне немного,
Чтоб не раскаяться потом…
Теперь скажите мне, нельзя ли
Судьбы такой ужасной нить
Мне кардинально изменить?
- Нельзя не мы её связали.
На ней и малый узелок
Без Божьей воли не развяжешь.
И если так решает Бог,
Ты ничего ему не скажешь,
И всё исполнишь в нужный срок.

Да ты бы радоваться должен
Вместо того, чтоб слёзы лить.
Тебе такой удел положен,
Какой ещё бы заслужить!
Две жизни, две бессмертных славы
Дарует божия рука,
И не на годы, на века.
А тут сомненья, Боже правый!
Как будто это злобный рок.
- Простите, жить я только начал,
А тут о вечности урок:
Быть только так и не иначе!
Зачем мне знать такое впрок?

- Затем, что я, сынок, не вечен,
Что порученье дал мне ОН,
Что путь твой жизненный отмечен,
Как Богом даденный закон.
Чем раньше ты всё переваришь,
Тем лучше всё исполнишь в срок.
Мой исторический урок –
Тебе помощник и товарищ.
Живи без страха, без оглядки,
И всё пойдёт само собой.

Принёс тебе я две тетрадки,
В них мой подарок дорогой.
Но смысл уже совсем другой.

В них то, о чём сейчас не скажешь,
Но и чего забыть нельзя.
Позднее сказками расскажешь,
О том, в чём Божия стезя.
Для первой жизни это будет,
Твоё служенье по судьбе,
И принесёт оно тебе,
Что будут помнить тебя люди.
И через много сотен лет
В них находить о яви будут
Твой зашифрованный ответ
И удивляться будут чуду,
Что ты и этот знал секрет.

Однако, нам прощаться надо…
Ты деньги мне свои не суй! –
Мне долг свой выполнить – награда.
А ты пиши и не тоскуй.
- Куда писать мне Вам, скажите?! –
Воскликнул Саша горячо.
Тот, тронув нежно за плечо,
В ответ казал:
- Где буду жити,
Об этом знает только Бог.
Пиши не мне, а для потомков,
А мне дай Бог здоровых ног,
Мою бессменную котомку,
Да в знойный день воды глоток.


Прощаясь оба поднялись,
Рукопожатьем обменялись,
Чуток помедлив, обнялись
И с сожалением расстались.
И долго-долго наш поэт
С нежданной грустью, как с обидой,
Смотрел ушедшему вослед,
Хотя тот был давно не виден.
Его посев в младой душе,
Спустя томительные годы
Дать обещал такие всходы,
С какими не сравнить уже
Даже мучительные роды.


Аркан 2
Сердечная тайна.

И эти годы пронеслись.
О них, как будто, всё известно.
Поднялся он в такую высь,
Что гимном нам звучит, не песней.
Писатель, драматург, Поэт.
Ему у нас нет в этом равных.
А кем он был в делах державных,
Знал только царь, таков ответ.
Но, может, мы теперь сумеем
Пролить на это дело свет
И чем оно для всех темнее,
Чем невозможнее секрет,
Тем и весомей его след.

Ученья годы миновали.
Диплом лицея перед ним
Открыл все жизненные дали,
Ещё и небом был любим.
Французским, как родным, владея,
И дворянин, и именит,
Он был на службу принят в МИД
По окончании лицея.
И сразу ранг десятый дан
(В военных был бы капитаном).
Но он романтик, не педант,
Быть каждый день на службе рано
И там сидеть, как арестант?

?Не о такой я грезил доле,
Когда в лицее взаперти
Мечтал об этой самой воле,
Чтоб воз чиновничий везти.
Ещё успею наслужиться
И долг свой Родине отдать.
Россия мне родная мать,
Но дай сначала насладиться
И полной грудью подышать!
Не время мне за стол садиться
Бумаги скучные писать,
Когда так хочется влюбиться,
Любить, надеяться, страдать.!

И есть о ком: ИМПЕРАТРИЦА!
И пусть меня осудит Бог,
Я с ней бы смог договориться,
О чём супруг её не мог.
Такую нежную, такую…
Такой изысканный цветок,
По ком я просто изнемог
И с каждым днём сильней тоскую.
А он её оставить смог
Ради какой-то там девицы…
А к ней как муж остался строг!
Мне было б проще застрелиться,
И пусть меня осудит Бог!

Меня в лицее обезьяной
Лишь поначалу стали звать.
Но знал я, поздно или рано,
Но станут мне завидовать.
За что берусь, я всё умею:
Дерусь на шпагах лучше всех…
И с ней я верю в свой успех,
Поскольку свой подход имею.
Любите женщину с умом,
Спешите исполнять капризы,
Даже скажитесь ей рабом,
Не бойтесь подносить сюрпризы.
Страсть к ней сама придёт потом.

И доложили государю:
На службе Пушкин был лишь раз
Всё расспросил, как о товаре,
И интерес его угас.
За стол свой только раз садился,
Бумаги много измарал,
Смешные рожи рисовал
И незаметно удалился.
И всё бы это ничего,
Когда бы не доклад жандарма:
Недавно видели его,
Как он следил за знатной дамой.
Покуда больше ничего.

А на ушко: ?Императрица!
Её он взглядом пожирал.
Скандал тут может разразиться.
Я бы такого на желал?.
Не пожелал и император.
И Пушкин сослан в Кишинёв.
?Забудь и думать про неё!? -
Сказал в напутствие сенатор.
?Да чтоб вам всем!..? Глотая пыль,
Галопом он пустил кобылу.
А успокоив в скачке пыл,
Шепнул: ?Хотя бы что-то было,
Такого, что б не позабыл?!?


Аркан 3
Ссылки.

О том, что было в Кишинёве,
Потом в Одессе? - Без меня
Всё то, что будет Вам не внове,
Кроме единственного дня:
Он вдруг подумал,
?Что случится,
Если пошлю я ей стихи,
О том как ночи здесь тихи,
И сердце к ней одной стремится.
Письмо он мигом написал,
Оно давно в душе созрело.
И с ним посыльный поскакал,
Везя его попутно с делом.
Письмо вручить ей слово дал.

Но сыск лицом в грязь не ударил -
Знал, как сберечь своё лицо,
И на столе у государя
Лежало вскоре письмецо.
Тут император возмутился:

- Опять несносный рифмоплёт
Меня из ссылки достаёт!
Он так и не угомонился.
То вдруг пустился в эпиграммы
С прямым намёком на меня,
Попутно заводя романы
Сразу с двумя или тремя,
Дискредитируясь тем самым.

Я это видел и терпел,
Всё ждал, что он угомонится.
Но здесь терпению предел!
Вместо того, чтобы в столицу,
Поедешь в ссылку под надзор
Будь ты хоть трижды гениальным,
Но можно ль быть таким нахальным,
Чтоб государыне… Позор
Терпеть я больше намерен,
Видать, был слишком мягок с ним.
Я для тебя плешивый мерин,
Весь состою из половин?!
За всё воздам я, будь уверен!

Сурово слишком? Как сказать!
С чем нам сравнить, пример имеем.
Как Мандельштама наказать,
Придумал Сталин поумнее:
Свободы полностью лишил,
Замучил голодом в ГУЛАГе.
Не по-натуре, на бумаге
НКВД затем добил,
Лишив и имени, и права,
Писать под именем своим.
Да - над тираном нет управы,
Поскольку сам он не судим.
О времена, о наши нравы!

Спасибо, Боже, что явил
В мир величайшего поэта,
Когда не вождь на троне был.
Благодарим тебя за это!
Год ссылки Пушкин перенёс,
Как мы свой санаторный отдых.
Он стоит многих лет свободных,
Когда на творчество есть спрос.
?Я помню чудное мгновенье?
Здесь в это время написал,
И не для Керн. Своё творенье
Он той единой посвящал,
Кто ?Божество и Вдохновенье?.


Что в Таганроге умер царь -
И сожаление и радость:
Какой ни есть, он государь,
А вот о ней подумать надо!
Теперь она совсем одна.
Он бросит всё и к ней помчится.
Пусть там, как Бог нам даст, случится –
Мы выпьем кубок свой до дна!..
Потом пролил немало слёз,
Весть получив про её гибель.
Не знал он к счастью - не всерьёз
Была могилам эта прибыль.
Но для него – прощанье грёз.

Она была мертва для мира,
Для покаянья лишь жива.
И не могли служить кумиром
Её ни тело, ни душа,
Как и её Благословенный,
Недавний царственный супруг,
И напоследок нежный друг.
Они остались во вселенной
Остаток жизни посвятить
Молитвам Богу с покаяньем
За то, что так устали жить,
А он ещё и в наказанье –
Отца родного дал убить.

Знал ли об этом вещий Авель?
Почти уверен я, что знал,
Но всех в неведенье оставил,
Что никому не рассказал.
Про эти три двойные жизни
Я по крупицам собирал
Разрозненный материал -
Им, чем захочешь, только брызни:
Роман, поэма или стих, -
Он для всего нам пригодится,
А уж про этих вот троих,
Чьи с детства нам знакомы лица,
Невольно просится триптих…

Аркан 4
Уговор.

Кончался двадцать пятый год –
Взошёл на трон Николай Первый,
Что и отпраздновал народ,
Так, что у многих сдали нервы.
Сенатской площади призыв
Услышал и поэт опальный.
Он в путь собрался моментально,
Чтоб поддержать народный взрыв,
Чтоб сокрушить самодержавье,
Чтоб пить уже не за царя,
А самовластию во здравье.
Чтоб встала Новая Заря –
Заря свободы, равноправья.

Его в пути остановили.
Неважно кто: друзья, враги, -
Он мог погибнуть в свалке, или…
Но, видно, встал с другой ноги.
Когда был вызван к Николаю,
И тот, прищурившись спросил:
- Коли б жандарм тебя пустил,
Ты был бы с ними, полагаю??
- Да, был бы с ними, государь,
С моими давними друзьями.
Хочешь - казни, хочешь - ударь!
- Похвально - выдержан экзамен!
Иначе было б очень жаль.

Что ты был с ними в переписке,
Мне каждый друг твой подтвердил.
Ты оказался в чёрном списке,
Но сам его и победил.
О том, что к бунту приобщён,
Что в покушении замешан,
Забудем мы ко всяким лешим –
За откровенность ты прощён.
Не от себя (всем интересно)
Ещё хочу спросить тебя:
Готов ли ты отныне честно
Служить России, не меня,
А свою Родину любя?

И с Александра тяжесть спала,
Что навалилась, как скала,
Когда ему известно стало,
Что ждёт у царского стола.
И без раздумий он ответил:
- Не обещаю Вас любить,
Служить – пожалуй, так и быть.
И чтоб России путь был светел,
Я хоть с сегодняшнего дня
Надену рабскую ливрею.
Где Вам использовать меня,
Уже Вы знаете, я верю.
Но вольно ж Вам так подчинять!

Так и вернулся он на службу
К коллегам иностранных дел,
Хотя предложенную дружбу
Принять открыто не хотел.
Но Николай поэта понял:
Ему потом не оправдаться
В своём решении продаться
Ради какой ни есть, а воли.
Поди, отмой такой ярлык
Перед друзьями и народом!
Они такой поднимут крик,
Ославят нравственным уродом!
А он к такому не привык.


Свободу Пушкин получил,
Не запятнав себя позором,
А с ней и от судьбы ключи,
Хоть и остался под надзором.
Царь службой не отягощал.
И Пушкин в тяжкие пустился:
То сватался, то волочился,
Кутёж, картишки, обещал,
Но так тогда и не женился.
А направляясь на Кавказ,
В Белёв с маршрута отклонился,
Чтоб память окропить из глаз,
С кем навсегда теперь простился.


Аркан 5
Брат Лев.

Царь авантюру вёл умело…
В Париже Лёва, Сашин брат,
Уже налаживает дело,
И не как русский дипломат…
В Женеве от туберкулёза -
И воздух горный не спасал -
Поэт, друг Лёвин угасал
И напослед, прощаясь слёзно,
Когда ещё хватало сил,
Свои последние творенья
Издать в Париже попросил.
Лев слово дал благоговейно.
Друг, отходя, благословил.

Француз последним был в роду,
Внук отставного генерала.
Позднее имя приведу,
С ним родовая ветвь увяла.
Он долго мыкался один,
Оставшись круглым сиротою.
Опекой дед не удостоил,
Сказав: ?Отец твой мне не сын?!
Пришлось в Париж ни с чем податься –
Париж умел таких спасать,
Там стал писать и издаваться –
Тем пропасть, есть где поискать.
Он не намерен был сдаваться.

Чернильный труд принёс плоды -
Природный дар не зря проснулся,
Но жребий ранней нищеты
Болезнью страшной обернулся.
Лев Пушкин друга схоронил
И не отпетым не оставил,
Крест с краткой надписью поставил,
В карету сел и покатил
В Париж исполнить обещанье.
В пути пришла шальная мысль
И взбудоражила сознанье:
? В одно с ним время родились,
Похожи лица, дарованья.

Не знатен родом? Имя есть
Не от безвестного солдата…
Носить его – уже есть честь…
Какое поприще для брата!!!
Его мечта – Париж, Париж!
О нём он грезит денно, нощно
Так неотступно и так мощно,
А как об этом говоришь!..
Мне краше Родины не надо.
А он: про рабство всё, про грязь…
Мечта о Франции – отрада.
А тут такая завелась
Надежда! Словно бы в награду!

Французский знает, как родной
Никто ни в чём не усомнится.
Я за него вступаю в бой,
Покуда в ссылке он томится!
Потом устроим мы побег
Или поездку за границу,
Хотя бы ради ?подлечиться?,
И он - другой здесь человек
С французским именем и званьем,
При всех бумагах и правах
В осуществленье предсказанья,
Что передал ему монах,
Навек смутив его сознанье.

Когда он брату рассказал,
В его ?узилище? под Псковом,
Тот, как ребёнок ликовал
И повторить просил всё снова.
Потом уже родился план,
Как всё должно осуществиться
И как французская столица
Воспримет этот их обман.
Прощались оба, чуть не плача:
- Я всё исполню, Саша, жди!
- Дай Бог тебе, мой брат, удачи,
И будь что будет впереди!
Но только так и не иначе.

Жизнь всё исполнила сама,
Как и пророчествовал Авель,
Сходить не следует с ума
В своём стремленье к быстрой славе.
Декабрь, восстанье, приговор
И казнь, венчающая дело
Вождей бездарных, хоть и смелых.
Другим усиленный надзор,
И среди них, конечно, Пушкин –
Расправы ждёт, он удручён.
План о побеге провалился.
Он ждал, что будет уличён.
Иначе б очень удивился.


Аркан 6
Взаимный интерес.

Как он поладил с Николаем,
Уже я выше говорил.
А мы узнать не пожелаем,
О том, что там я утаил?
Когда спросил монарх поэта:
- Что бы себе ты попросил?
- Чтобы меня ты отпустил
На все четыре станы света.
Простите, я сказал Вам ?ты?,
Но не в порядке униженья. -
От этой Вашей теплоты
И от такого предложенья,
В чём ныне все мои мечты.

Царь улыбнулся той улыбкой,
В какой был холод, но и свет,
Когда в действительности зыбкой
Он ожидал такой ответ.
- О вашем тайном плане с братом
Я им уже осведомлён
И был безмерно удивлён –
Прослыл недаром бюрократом.
Но он умеет убеждать,
Не то что эти, с палашами.
И я решил: зачем бежать,
Когда того желаем сами.
Придётся только подождать,
Чтоб стать там нашими ушами…

Коли не против послужить
России в Льеже и Париже.
Живи, как сам захочешь жить,
Но чтоб Москва осталась ближе.
Где б ты ни жил, ты наш с рожденья
Умом и телом, и душой
Запомни это хорошо,
А не обиды униженья,
В которых был повинен сам.
Порой художества такие,
Что это просто стыд и срам
На Петербург, Москву и Киев,
Где ни спроси – и там и сям!

Что здесь разврат или пороки,
Там просто милая игра.
Обговорим теперь и сроки…
Тебе жениться бы пора.
Женись, оставь стране потомство.
Предашь страну, предашь и их.
Ради родных, а не чужих
Ты не позволишь вероломства…
С ответом можешь не спешить.
Невесту ты найти сумеешь.
В Париже брат твой будет жить,
Пока ты сделать всё успеешь.
Согласен? Здесь мне и скажи!

Аркан 7
Его конёк.
Тут я хотел бы Вам напомнить, –
Берясь за сей скандальный труд,
Имел я целью то заполнить,
Что было спрятано под спуд
Из биографии поэта,
В которой всё, как белый свет,
А белых пятен будто нет,
Что оставалось без ответа.
Достанем сказ ?Конь Горбунок?:
Считают автором Ершова,
Но это Пушкин! Стиль и слог,
Его магическое слово -
Писать так Пушкин только мог!

Ну а сюжетная основа?
Что ни строка, то тайный шифр.
И тут мне Авель виден снова
В покрое. Пушкина пошив…
В упорных поисках невесты
Он зачастил в столичный свет,
Там всё о семьях, там совет,
А развлечения известны:
Картёжный стол, азартный вист.
И отказаться невозможно,
А то решат – в кармане свист.
Такому свататься не можно.
Так не юли, за стол садись.

Во всём порывистый, горячий
Он быстро всё, что есть, спускал.
Вот так без жалобы щенячьей
И Горбунка прозакладал
За долг исправнику Ершову,
Но в обозначенный им срок
Поэму выкупить не смог –
Залог весьма был не дешёвый.
Но и потом, когда сын Пётр
Пришёл к поэту за долгами,
Нуждой к стене был так припёрт,
Что предложил: ?Издайте сами
?Конька?, и кончим этим спор?.

А чтоб совсем вину загладить,
Издать ?Конька? ему помог.
Так и Ершов был не в накладе,
И Пушкин оправдал залог.
Мне про Наталью Гончарову
Дополнить нечего, друзья,
А что-то врать о ней нельзя
В угоду всяким наговорам.
Но он Наталью полюбил
И не мечтал скорей расстаться,
Даже свободу подзабыл
И стал любовью наслаждаться,
Пока всю страсть не утолил.

Аркан 8
Проблемы роста.

А Лев Сергеевич в то время
Игру с Парижем продолжал,
И где бы ни был – ногу в стремя –
Туда, где нужен, поскакал:
То он в Париже, то в Варшаве,
То в МИД, то к брату забежит,
Где рукопись уже лежит,
И ждёт, когда в Париж отправят. –
Конвейер: старший написал,
А младший за него доставил
И там её публиковал
Чужому имени во славу,
Пока французом брат не стал.

Но время игрищ истекало –
Брат Александр уже нашёл
Свои ?огниво и кресало?,
Поняв Прокруста хорошо.
Построить ложе было просто:
Простая русская кровать,
К ней кое-что принайтовать –
И решена проблема роста.
Теперь он, отходя ко сну,
В вериги эти одевался,
Оставив милую жену,
Хоть здравый смысл сопротивлялся.
Но и: ?С пути я не сверну!?

Когда поутру просыпался,
Он шёл отметиться к стене,
Где своим ростом отмечался, –
Насколько прибыл им во сне.
Пришло не сразу осознанье,
Что за день в росте мы сдаём,
Настолько ж за ночь подрастём,
В своё вернувшись состоянье.
И это правило для всех.
Но он-то ждал совсем другого,
Не иллюзорность, а успех,
Который стоит дорогого,
А не курятнику на смех.

Три первых месяца впустую
Себя он пыткой изводил.
?Когда, когда же возликую?!?
Он небу каждый день твердил.
И не сдавался, стиснув зубы.
?Неужто выдумка Прокруст?
Но мне ж из Авелевых уст
Сулило небо медны трубы!..?
Но вдруг оно пошло, пошло!!!
Прибавив пару сантиметров,
Он понял – время подошло
Поставить парус свой по ветру.
Но как на сердце тяжело!

?Судьбе навстречу так стремился,
Бывал к ней так нетерпелив.
А результат определился,
И ты, как на море отлив?!
Тогда чего мне не хватает?
Отваги вновь ввязаться в бой?
Чего нельзя мне взять с собой?
Вот почему тоска такая!
Я зачарован был мечтой:
Париж, свобода от опеки,
Друзья, шампанское рекой,
Как будто это всё навеки,
И нету мне судьбы иной.

Я потому и не женился –
Бежать уж лучше холостым.
Мой путь всегда мне так и снился.
Но всё растаяло как дым
Теперь, когда я на пороге –
Бежать не надо - отнесут,
Всё стало просто. В этом суть?
И не беглец я там убогий!
На всё готовое в Париж
Уже замеченным поэтом
Я полечу, как вольный стриж!
Спасибо, царь, тебе за это!
Нет, благодетель мой, шалишь!

Мне не на радость и не к славе
Свою ты дружбу предлагал.
Меня и там рабом оставить
Своим ты втуне возмечтал.
Как говорят у нас в Одессе,
Видали это мы в гробу. –
?Ах, от семьи не убегу
Даже при сильном интересе??
А не подумал царским лбом,
Семью и родину утратив,
Останусь я твоим рабом?!
Ну, и с какой бы это стати? –
Другие имя, предки, дом!?

За разом раз к сакральной теме
Он возвращался много дней.
Но истекало его время –
?Пора, пора седлать коней?.
К тому же приступами злости
Страдал он реже с каждым днём –
Мы все от злобы устаём,
К нам и другие ходят гости.
И Александр царя простил -
Сам согласился на подмену.
А у того был свой посыл
На государственную тему -
Державе выгоду сулил.

Конечно, в случае побега
Не надо было бы менять
Всего себя и имя ?Брега?,
Где породила его мать.
Не потерял бы связь с Россией,
Пусть не любимой, но родной,
Разнообразной и порой
Такой нарядной и красивой
На Рождество или весной…
Он там семьёй обзаведётся,
Когда захочет жить с одной.
Но adulter всегда найдётся
С чужой красавицей женой.

Его жена – литература.
Он с ней душой навеки слит,
А Ганнибалова натура
В крови не тлеет, а горит.
Его харизма, муза, гений –
Бесценный дар и капитал –
Нерукотворный пьедестал.
Он не отбрасывает тени
Ни на заре, ни жарким днём.
Мы без тропы к нему идём,
И на него не упадёт
Ни тень чужая, ни помёт.
А нам - душа его поёт.


Аркан 9
Натали.

А что Наталья в этом деле?
Быть может, знала меньше слуг?
Беспечно нежилась в постели,
Когда он плакал от натуг?
Не будем с Вами заблуждаться –
Как верный друг и как жена,
Она во всё посвящена,
И с этим надо уживаться…
Когда поэт спросил царя:
?Что после станется с Натальей??
Ответил тот: ?Не хмурься зря!
Последней был бы я канальей,
Семью в расчёты не беря.

Я всё заранее продумал.
Покрою все твои долги –
Увы не маленькая сумма
Для государева слуги.
Шучу! Не хмурься горячо.
О ней не может быть и речи,
Её с детьми я обеспечу,
Найдём надёжное плечо,
Чтобы по жизни опереться,
И будет чьим теплом согреться.
Детей пристрою первый класс
Тебе в замену среди нас.
Согласен с этим будешь?.. Да-с!..

Да, без неё нам даже шагу
Не сделать в тайне ото всех.
Когда бы план наш ей во благо,
Тогда лишь мнится мне успех.
И это первое, что должно
Внушить ей одному из нас,
И тут ты делаешь мне пас –
Тебе такое невозможно.
Она поверит только мне,
Чтобы исполнить долг отчизне
Ты оказаться должен вне
Не только Родины, и жизни?.
На том и сладились о ней.

Весь высший свет насторожился,
Когда нежданно на балу
Он с Натали уединился,
Чем тут же породил молву,
Что Николай в неё влюбился,
А камер-юнкер её муж,
Стал рогоносецем к тому ж.
Он что, ещё не застрелился?!
Ах эти злые языки –
Всё так и держат на прицеле,
Согласно или вопреки!
Хотя бы выгоду имели,
Да им ?всё как-то ни с руки?!

Наталья плакала, надолго
К коленям мужниным припав.
Обняв, он ей шептал о долге,
Про свой неукротимый нрав.
Приплёл и Родину и Бога,
Чем никогда не дорожил.
?Он только с ней здесь счастлив был,
Но гонит рок его с порога,
И отказаться нету сил?…
Как уговаривал всех прочих:
Одних при помощи чернил,
Других волшебным зовом ночи, -
Наталью он уговорил.



Аркан 10
Дуэль.

Теперь он взяться мог за дело.
Письмом Дантеса оскорбил.
Того письмо всерьёз задело,
И он обидчика убил.
Таков итог… Но по порядку
Давайте следовать мы будем,
В процессе кое-что обсудим
Без ложной прыти и оглядки.
Итак, обиженный Дантес
Прислал к поэту секунданта.
Тот, соблюдая политес,
Но и с позиции педанта
Сказал, чем вызван интерес.

Поэт спокойно вызов принял,
(Поскольку этого и ждал)
И с нетерпеньем, и с гордыней,
А извинений слать не стал.
Данзас, ответный представитель,
Его лицейский старый друг
Не отказался от услуг,
Спросил: ?А мира не хотите??
?Дуэль! Стреляться, я сказал!
И чем кровавее, тем лучше!
И перестаньте меня мучить!? -
Поэт прилюдно прокричал
И с тихой грустью замолчал.

(Вчера в тоскливый зимний вечер,
Когда он письма разбирал,
И рядом лили слёзы свечи,
Снежком в окно кто-то попал.
?Здесь рогоносец обитает, -
Раздался снизу следом крик. –
Готов я заключить пари,
Что он сейчас рога считает.
А чем ещё известен он?
Писал-писал, да исписался,
Долгов наделал с миллион
И вот совсем нагим остался -
Нет и на пару панталон?.

Поэт в безудержном волненье
Схватился за курок ружья.
Остановило потрясенье –
Дворяне хуже мужичья.
Что взять с подпитых хулиганов,
Не драться ж с ними под окном.
Но правы всё-таки в одном –
Гуляет ветер по карманам,
И я уже почти банкрот.
Растёт семья, растут расходы
И мой писательский доход
Не обеспечит наши годы.
Одно осталось – мой уход).

На час позднее пополудни
Двадцать седьмого января,
В день для него двояко судный,
Он вышел в вечность со двора.
День был обыденный и серый –
Морозный, снежный зимний день -
Продрогнешь, сколько ни надень,
Подогревали только нервы.
- ?Извозчик, к комендантской даче!? –
Сказал поэт, и тот погнал,
Попутно радуясь удаче,
Что бог ?копеечку? послал
Ему, семье и его кляче.

Все остальные были в сборе,
Когда он вылез из саней.
Был и ещё один в дозоре,
Что не выходят из теней.
Да, государев соглядатай
Сидел на даче у окна,
Чтоб описать потом сполна,
Что здесь случилось этой датой,
И должен подавать сигнал,
Как мы всегда руками машем,
Что нет того, кто бы мешал
Задумкам очень тайным нашим
И наш успех не уменьшал.

Но вдруг другое помешало:
Придворный костоправ Арендт,
Вдруг обнаружил - провоняло,
То тело Пушкину взамен,
Что приготовили заране.
Пришлось по моргам поскакать
Чтоб тело новое сыскать,
И сообщить ?туда? о ране.
Всё соответствовать должно,
Не так, как с Александром Первым.
Что там со скрипом, но прошло,
Тут наш народ не сдержит нервы,
Воздаст по первое число.

К дуэли шло приготовленье,
Когда посыльный прискакал
В секретный пост с уведомленьем,
Чтобы никто не начинал.
Свидетель наш прочёл бумажку.
И с перепугу закричал,
Чтобы никто не начинал,
Забыв, что можно дать отмашку.
И слава богу, что успел,
Пока не начали сходиться:
На волоске приказ висел,
А если царь начнёт сердиться?! -
Как вспомнил, так в поту и сел.

И потянулось ожиданье:
Минуты шли, потом часы,
И выпадало замерзанье
Им вместо смерти на весы.
Чтобы согреться стали бегать,
?Бутылку водки бы сейчас!? –
Сказал под топот ног Данзас.
?А с ней всем вместе пообедать? -
Топчась, добавил дАршиак.
О край утоптанной полянки -
Для всех враги ведь, как никак –
Топтались наши дуэлянты,
Добро б ещё – не просто так.

Так наскакались, что устали.
Не возвратиться ли домой?
Уже и сумерки настали,
Но не даёт ?окно? отбой.
?Мы все здесь трупами поляжем! –
Воскликнул наконец Дантес, -
Хотя б какой-то интерес,
А то не ради шутки даже!?
Поэт зубами только скрипнул,
Ногою топнув сгоряча.
Но вдруг осёкся, шубу скинул –
В окне сигнальная свеча –
Час их мучений всё же минул!

Час испытания настал.
Всё, как по нотам разыграли:
Барьер, сошлись, поэт упал,
На выстрел дали прорыдали,
Стрелял и Пушкин, но Дантес
На месте ?раненым? остался.
Свидетель наш не растерялся,
И, проявляя интерес,
На месте битвы оказался
Шепнуть, куда Дантес попал.
Там и извозчик показался –
Свидетель вовремя позвал,
А сам по-тихому смотался.

Аркан 11
Николай I.

Тем временем Арендт уже
Пришёл с докладом к Николаю
И с облегченьем на душе
Сказал ему: ?Я полагаю,
Проблема наша решена.
Я только что из богодельни.
Отходит там один бездельник,
Кому лишь улица жена.
Лицом с поэтом не похожи,
Но телесами дюже схож.
Лицо под маской спрятать сможем,
А тело нам подправит нож,
Да не прогневается Боже?.

Царь с облегчением вздохнул –
Ещё бы, целый день на взводе –
И, предложив Арендту стул,
Сказал: ?Добро, на что-то годен.
Другой на свете проживёт –
Ни кочерга, ни богу свечка,
Кому-то волк, другим овечка,
А сам лишь спит или жуёт.
А вот поэт, наш вольнодумец,
Он будет нам овцой, пока
Крамола наша ещё втуне,
Случится бунт - страшней волка.
Он станет им и накануне.

Я одного уже казнил.
Рылеев этого не хлеще,
Он просто больше возомнил,
Чем быть толпе ?пророком вещим?.
Брат Александр мой мягок был,
И сколько кто бы ни проказил,
Он все заслуженные казни
Обычной ссылкой заменил.
Что часто Пушкина спасало:
Стихами к бунту призывал,
Но сам участвовал в нём мало,
Хотя о заговоре знал.
За ним и худшее бывало.

Чего ты хочешь, я спросил.
Он, не колеблясь мне ответил,
Чтобы в Европу отпустил.
А как жена его и дети?
Про них он попросту забыл!
Одной свободой одержимый,
Закончить жизнь совсем с чужими –
Вот чем все эти годы жил!
И я подумал, чёрт с тобою,
Езжай во Францию свою,
Пусть одарит тебя любовью,
А я спасу твою семью,
Не запятнавшись твоей кровью.

Мой верный друг, вот мне скажи,
Зачем мне это стало нужно?
Другим такое окажи,
Качали б радостно и дружно!
А он воспринял, как мой долг,
Как будто я ему обязан,
Или особенно привязан.
Мне от него, какой там толк?
И здесь-то к службе был не годен,
И пригодится чем-то там?
Любимец просто он Господень!
Ему ответит по счетам,
Ему решать, чего достоин.

Мне Бог, я думаю, внушил,
Как поступить с поэтом надо,
Чтоб он во Франции пожил,
Где и Париж - его отрада.
А мне, быть может, Бог зачтёт,
Когда на суд к нему предстану,
Что я словесному титану
Не предъявил законный счет
И предъявлять уже не стану.
Судьёй царю его народ
Пусть никогда нигде не станет –
Он нашу ношу не возьмёт,
А взяв её, нести устанет.


Аркан 12
Арендт.

Дуэлью Пушкина с Дантесом
Угрызлись злые языки.
Весь Питер замер, с интересом
Ловя последние слушки:
Как было всё на самом деле,
Кто как стрелял, куда попал,
К кому уже зовут попа, -
Одни догадки о дуэли.
Злодей Дантес под стражу взят.
Друзья поэта навестили,
Но ничего не говорят:
Жилец, калека будет, или…
Глаза у всех в слезах блестят.

Все по секундам знать хотели,
Как проходил дуэльный спор,
Зачем и как на самом деле
?Судьбы свершился приговор?.
Официально всем известно,
К Дантесу Пушкин ревновал,
Он на дуэль его позвал.
Стрелялись правильно и честно.
Ах, знал бы славный Петербург -
Сценарий Пушкин подготовил,
Как дипломат и драматург
Кричал: ?Дуэль! И больше крови!
И чтобы рядом был хирург?.

Всё расписал он, как по нотам,
Сам секундантов подобрал,
А Николай к его заботам
Свои по ходу добавлял,
Следил, чтоб не было утечки
О хитром плане, и потом,
Когда раздастся страшный гром
И станет эхом Чёрной речки.
А люди наши знают пусть,
Что им дозволено знать будет.
Пусть будут слёзы, боль и грусть,
Но погрустят и позабудут.
Он знает это наизусть.

Аренд - его и друг, и лекарь, -
Патрона искренне любя
Для сохраненья тайны века
Заботы принял на себя.
Перед дуэлью свежей кровью,
Заполнить грелку повелел,
Не для согреву грешных тел,
Для ран дуэльных. Взял коровью.
Данзасу грелку поручил
Держать за пазухой согретой,
Сказав при этом: ?В ней ключи
?Смертельной раны? у поэта.
Её потом мне и лечить?.

Кровь пригодилась и Дантесу –
?Его простреленной руке?.
Мы с тайны сдёрнули завесу,
Хотя возвёл не на песке
Её наш хитроумный дока –
До мелочей предусмотрел
Двойной дуэльный огнестрел,
Да так, чтоб никакое око
Не заподозрило подвох:
Поэт в живот смертельно ранен,
Исходит кровью, очень плох.
Имел другой бы доступ к ране,
Тут и конец поддельной драме.




Аркан 13
Уход.

Поэт натурно ?умирал?.
Рыдала истинно Наталья –
Её любимый покидал,
И нет разлуке оправданья.
Он для неё живым умрёт.
Его поддельные страданья
Ей как кинжал для расставанья –
Уйдёт и больше не придёт.
Она вдова живого мужа…
Для всех покинутою стать?..
Но что здесь лучше или хуже,
Уже на это наплевать –
Живая смерть над нею кружит.

Пока поэт наш ?умирал?,
Иную смерть Арендт лелеял –
Не помогал, а только ждал,
Когда навеки отболеет.
Чтоб время даром не терять,
Он приготовил гипс для маски,
Чтоб, избежав потом огласки,
Её с поэта тайно снять.
И вот сиделка шлёт гонца:
Его больной уже отходит.
Арендт не ждёт его конца
И умирающим находит,
А ящик ждёт уж у крыльца.

Чуть из больного вышел дух,
Труп в гроб спокойно уложили,
И, увозя, сказали вслух:
?В театр, чтоб лекарей учили?.
В пути эскорт весь заменили.
К квартире Пушкиных на Мойке
Уже подъехали на тройке
И важно в двери позвонили:
?Ваш почитатель и поклонник
Тем, что есть в этом сундуке,
Решил последний долг исполнить,
Сам оставаясь вдалеке
И без желания напомнить?.

Сундук в гостиную внесли,
На Образ чинно помолились,
С тем и откланявшись, ушли
Солидно, как и появились.
Арендт пришёл уже пешком
И спешно принялся за дело:
Сперва привёл в порядок тело,
А Маску Пушкина - потом.
На вскрытье тела пригласили
Анатомических светил.
Их протокол поныне в силе,
Никто его не отклонил.

Что труп безвестного бедняги,
Знал только очень узкий круг.
А что написано в бумаге,
И топором не стешешь, друг.
Лицо прикрыто было маской.
Арендт сказал: ?Пардон, друзья,
Её снимать никак нельзя,
Пока она не твёрже краски?.
В гробу лежал он, будто спал,
Когда во храме отпевали.
В нём каждый Пушкина узнал,
Но в лобик куклу целовали –
Большой художник изваял.

?Нерукотворный образ? храма
Своим названьем прикрывал
Несостоявшуюся драму
Во имя праведных начал.
Как из России скрылся Пушкин?
Да как хотел, так и ушёл –
В одной из саночных кошов
Умчался, сидя на подушке.
А в склеп в Тригорском отвезли
Ту куклу, что при всех отпели.
Не даром после не нашли
Останков в нём, каких хотели.
Два черепка и две кудели.


Аркан 14
Реинкарнация.

Инсбрук, начало февраля.
Здесь Лев Сергеич встретил брата -
Свела австрийская земля,
А вот к российской нет возврата
Отныне старшему из них.
О прошлом долго вспоминали:
Леса, заснеженные дали,
Восторг и грусть, любовь и стих.
Лев восторгался музой брата
И много помнил наизусть,
А тот оплакивал утрату:
Былой восторг, любовь и грусть, -
Махнул рукой: ?Ушло, и пусть?.

В Женевской Лёвиной квартире,
Прожил два года наш поэт,
Чтоб стать намного выше, шире
И обновлённым выйти в свет.
Французских тем при нём сума.
Теперь он Александр Дюма,
А Пушкин был, да нету ныне –
Остался где-то там, в помине
?Поникшим гордой головой?.
К нему теперь не подкопаться,
России он навеки свой,
Непревзойдённым оставаться –
Он гениальный, и родной.

Итак, в Дюма преобразившись,
В тридцать восьмом в парижский свет,
Вошёл, оставив в прошлом вирши,
Теперь писатель, не поэт.
Здесь вскоре встретился с Дантесом,
Как не разлей вода друзья.
Что было там никак нельзя,
Здесь возродилось с интересом.
Дантес любимый наш герой –
В романе граф де Монте-Кристо.
Мы за него стоим горой
При том, что с нашим всё не чисто,
Как вспомним Пушкина порой.




Аркан 15
Дюма-сын.

Чем сходны Пушкин и Дюма?
Их сексуальный темперамент
Сводил красавиц всех с ума
И приводил нередко к драме.
Детишек Пушкин заиметь
Успел в России, и немало,
Дюма безмерно удивляло,
Что он не может их иметь.
И вдруг он понял – семя пусто! -
Так вот за что Тесей убил
Его растившего Прокруста,
А ложе вдребезги разбил! -
Чтоб больше не было искуса.

Дюма подумал и решил:
Дюма не сможет, сможет Пушкин.
Недаром столько он грешил,
А это больше, чем игрушки.
Одна, два, три, четыре, пять…
Здесь и один – уже не мало!
Мне сына здесь недоставало?
В России стоит поискать!
Искали долго, но не слишком
Внутри России и во вне.
Брат Лев нашёл его сынишку
И подходящего вполне
Дюма и Франции-стране.







Александр Сергеевич Пушкин




Александр Дюма отец








Назвали тоже Александром,
?Он обернулся вдруг вдвойне
Вновь обретённым божьим даром
России, Франции и мне.
В пробел желанный пункт внесён -
Я не умру теперь бездетным
Даже под дулом пистолетным.
Им будет род Дюма спасен!?
В нём всё от радости дрожало,
Когда он это произнёс.
Сим и закончу я, пожалуй.
Боюсь, не примете всерьёз
Такой изысканный курьёз.

Что ещё к этому добавить?
Пожалуй только еще то:
Эпиграф надо бы исправить,
Который не поймёт никто.
Ещё подумают, что в думу
Из пушек он грозил палить,
Когда нутро от ран болит,
И все вокруг снуют угрюмо.
Он на обоях написал,
Когда все думали, что спал,
От скуки резвого ума:
?Из Пушкина иду в Дюма? -
Du Canon a et a la duma.

* * *

- А где ж обещанный триптих? –
Быть может спросит обыватель. –
Здесь было только про двоих!
Оговорился наш писатель!
- Нет, смею Вас заверить я,
Я между слов не заблудился.
Я просто сразу в путь пустился,
А это третья колея.
Две первых? Помните, в начале,
Когда мы с Авелем встречались,
Сказал он: ?Царская чета
Уже в святые включена,
Царица - глупая мечта?.

Аркан 16
На покой?

О том, что Александр Первый
Не умер в памятный тот год,
Когда его брат Ники Первый,
Предотвратил переворот.
Писали много и подробно.
Не будем времени терять
И пересуды повторять.
Зато впервые принародно
Я выношу на общий суд,
Что было спрятано под спуд,
О чём сказать настало время,
Собрав в единое беремя
Моих исследований труд.

Победа над Наполеоном
Нам дорогой ценой далась
Не столько в бедствии народном,
Как с ней натасканная грязь.
Из европейского похода
Домой Россия принесла
Болезни мысли и дела
Нам проигравшего народа:
Накал безудержных страстей,
Червь разъедающих идей
И государство, и устои.
Одно масонство чего стоит
Для слабо мыслящих людей!

?Свободу, равенство и братство?
Возвысил каждый офицер
В своё идейное богатство
И революции прицел.
Из десяти один полковник
О диктатуре стал мечтать
И даже жертву намечать,
Чтобы потом её исполнить.
И эта жертва – государь -
Без следствия и до суда,
Чтоб самому воссесть на троне,
Сперва, конечно, не в короне,
Но ждать недолго ей тогда.

Мечты мечтами, есть и дело.
Не каждый для него рождён.
Одни всё делают умело,
Другие лезут на рожон.
Наш Александр Благословенный
О многом был осведомлён,
И что на смерть приговорён,
В том убеждался постепенно.
Но не предпринял он шагов
Против отъявленных врагов
И планов оных на восстанье,
Мешало, видно, воспитанье
Лагарпа или вещих снов.

Спросить у Авеля стеснялся, –
Какой же он всесильный царь,
Пустой крамолы испугался,
Запричитал, как пономарь.
А время шло, крамола крепла,
Работа подрывная шла,
Опору в армии нашла,
Того гляди – дойдёт до пепла.
И Александр тут приуныл:
- Потом бы руки я отмыл,
Когда запачкал бы их кровью?
За что мне так? Я ж их любил!

Я затянул своё вступленье.
Прошу прощения, друзья,
Но нет без слова откровенья,
И без истории нельзя.
Продолжу я его словами:
- Я знаю, много нагрешил
И потому уйти решил,
Не положив на сердце камень.
Мне надоело ждать беду,
С меня довольно, я уйду,
Да так, чтоб не было возврата.
Оставлю трон родному брату
И частной жизнью заживу.

* * *

Сентябрь, промозглая погода.
Души настрой ей в унисон,
Сев в тройку, что ждала у входа,
Без свиты в путь пустился он.
- Дворец мой Каменноостровский,
Прощай, приют мой, навсегда!
Я не вернусь уже сюда.
Прости, что стал по мне сиротским.
Мне путь далёкий предстоит,
Туда, где рядом Анаит
Пестует царское потомство.
Моя жена сведёт знакомство
С ней там, и там при ней родит.

Простившись так, он путь направил
В тот Александро-Невский храм,
Где много раз молил о славе
И гибель вымолил врагам.
Его заранее там ждали
Чуть сбоку от могильных плит
Монахи и митрополит,
А раку свечи озаряли.
Был Александр здесь своим,
А главный пастырь Серафим -
Наставником его и другом.
Он прибегал, к его услугам
По всяким таинствам святым.

Без шпаги выйдя из коляски,
Пройдя монахов длинный ряд,
Благословенье принял с лаской,
Потупив свой монарший взгляд.
Затем велел закрыть ворота
От всяких любопытных глаз -
Молебен в неурочный час
Насторожить может кого-то.
А ныне это ни к чему
Митрополиту и ему.
Его визит быть должен тайной,
А служба при свечах прощальной
За всю огромную страну.

Упав пред ракой на колени,
Молиться страстно начал он.
Митрополит над ним молебен,
Порой переходящий в стон,
Свершал со влажными глазами,
Страстей предчувствуя накал.
Молящийся поклоны клал
И плакал горькими слезами
О том, чего не завершил,
И одного себя винил
В том, что свершать не получалось,
Хотя уже вовсю стучалось
В его Россию из всех сил.

А для себя просил немного:
Со службы только отпустить,
Где был помазанником Бога
Народу своему служить:
- Прости, Господь, устал я править,
И не из трусости бегу,
А потому, что не могу
Ошибок собственных исправить.
На это есть мой младший брат.
Он и в науках тороват,
И энергичен, и тщеславен.
Он поведёт Россию к славе.
Я ж буду дальше виноват.

После молебна Серафим
Просил пройти в его покои,
Чтоб побеседовать там с ним
О столь упадочном настрое.
И начал строже, чем всегда.


Серафим:
Теперь исповедайся мне от души,
Чем Бога прогневал и в чём согрешил,
И что тебя гонит, какая беда?
Не в том ли опять, в чём совсем не виновен,
Ты отроком был и в поступках не волен –
Но всё ещё страждешь по смерти отца,
И этим страданьям не видно конца.
При том, что вины твоей нету в основе:
Ты лишь согласился корону принять,
Согласье твоё не запятнано кровью,
Когда твой родитель решит её снять.

Они же убили! Их Бог покарает.
А ты всё караешь за это себя.
Господь всё на небе и видит, и знает,
Ты царствовал так, как нельзя, не любя
Народ и державу. Ты трона достоин,
Раз Благословенным назвали тебя.
Заботливый пастырь и доблестный воин,
Останься, молю ото всех и себя!

Александр:
Прости святой отец, но я в своём решении
Останусь ныне твёрд сильнее, чем всегда.
Корону царскую сменить хочу на тернии,
Как избавление от тяжкого труда.
Вся жизнь моя – сплошь разочарованье.
За что ни брался я, был результат не тот,
И что больней всего, всегда наоборот
Тому, что я планировал заранее.
Я в детстве так любил родителей своих,
Но волей бабушки лишён был ласки их,
Едва увидев свет. Она меня с рождения
Готовила к венцу, державному правлению,
Во имя благоденствия народа своего.
Едва вступив на трон, я начал с обновления
Системы управления, коллегий и всего,
Что ныне отжило… Но больше ничего.

Задумал отменить и крепостное право я,
И сделал кое-что, но до конца не смог.
Хотелось управлять мне мирною державою,
А воевать пришлось, да так, что сбился с ног.
Покончивши с войной, я взялся за создание
Союза победителей, где будут все равны,
И чтобы их правители не жаждали войны.
Напрасно всё, пришло вдруг осознание,
Раз мне не изменить их хищнический нрав.
Мне нужно больше всех? – подумал я, устав,
От тщетности затрат своих душевных сил.
Последнее, к чему я душу обратил, -
Моя семья, точней, единственная дочка.
Но дочка умерла. Я сблизился с женой,
Поставив наконец в изменах наших точку.
И тут она была опять нежна со мной.

А там и понесла, как говорит, ?кровинку?,
И тонкой талией, смотрю, взялась полнеть.
Диковинно для нас, хотя и не в новинку
В преклонном возрасте наследника иметь.
От радости я плакал и смеялся
И Лизаньку по комнате кружил,
Но только тут же вместе с нею затужил –
В нас страх потери неминуемой закрался.
Детей, что мы с ней порознь породили,
Как ни заботились, так и не сохранили.
Как будто Бог их нам на время лишь давал,
Чтоб сильно полюбить, и сразу отнимал.
Конечно, за грехи, за наше вероломство,
Особенно моё – я чаще изменял.
За то он и лишил законного потомства,
Пока предупреждению я этому не внял.

Любой созревший плод несёт в себе программу,
Идею, душу, дух живого существа.
А что если опять нам Бог готовит драму:
Родить и потерять? Она была права,
Моя вновь обретённая супруга –
Бог нам наследника на царство не даёт.
Отречься от венца - единственный исход,
Чтоб отпрыск наш с тем вырвался из круга.
Ты знаешь, я давно оставить трон мечтал.
И, кажется, теперь такой момент настал.
Неужто тридцать лет бессменного служенья
Мне права не дают на отдых в увольненьи.
За четверть века службы и солдат
Имеет право на законный отдых.
Простым помещиком закончить буду рад
Оставшиеся дни среди забот свободных.

Как поздно к нам приходит осознанье
Поступков наших правде вопреки.
Их нам не искупить ни болью, ни страданьем,
А жизнь прошла, и вот мы – старики.
Померкли все великие свершенья
На фоне нравственных и родственных утрат,
Но если ты один во всём и виноват,
То не проси у Бога утешенья,
А заплати по всем своим счетам.
Что примет он, а что оставит нам?




Серафим:
Пути его нам неисповедимы.
Нас много, он для всех для нас единый,
И за него решать нам не дано,
В чём промысел его. Ему мы тем и служим,
Что на земле живём, и каждый чем-то нужен
Со всех сторон, а может, и с одной.

Но раз ты так решил, пусть так оно и будет.
Тебя наш Авель попросил зайти.
Сходи к нему. Быть может, он рассудит,
Ты знаешь, что ему все ведомы пути.

От этих слов тисками сердце сжало, –
Обычно Авель предрекает смерть
Или каких-то значимых потерь.
- Что ж пусть проводят, - отвечал устало.
И служки отвели.
Ужасно мрачный вид,
Как будто испугать всех смертью норовит.
Повсюду похоронные предметы,
Огромное распятье и скелеты
Мерещатся в тени по всем углам.
А в центре кельи во всём чёрном Авель:
- Входите, государь, я рад сегодня Вам.
Я знаю, для чего он Вас сюда направил.

Но сам я ничего Вам нынче не скажу.
Вам всё откроется внутри одной святыни.
Пойдёмте, я её Вам покажу.
Слыхали Вы о схимнике Немчине?
Василий жил до нас три сотни лет,
Ко многим подвигам священным подвизался,
Пророчествами много занимался.
Их и до нас доходит яркий свет.
Я часто здесь, молился в его лодке,
Недолго, пять минут молитвою короткой,
Просил раскрыть какой-нибудь секрет.
И скоро получал желаемый ответ.
Может, и Вы попробовать хотите?
Молитву Бог внутри подскажет Вам.
- Согласен я, где лодка, покажите,
А как спросить, придумаю и сам.

Прошли вдвоём в соседнюю с той келью.
В ней лишь скамья, на ней старинный гроб.
- Вот и ладья, послужит Вам постелью,
Молитесь лёжа.
Царь сказал:
- Добро!..
Из гроба он другим как будто вышел:
Задумчив, очень грустен, молчалив,
В глазах души страдающей разлив.
Сказал:
- Спасибо, я Его услышал.
И это слышать было тяжело,
Но лишь бы хуже не произошло.

На этом он со всеми здесь простился,
В коляску сел и в дальний путь пустился.
На выезде из Питера коней остановил,
На храм морской в слезах перекрестился,
Дворцы и Невский шпиль благословил,
Сел, тронул кучера и с тёмной ночью слился.

Два дня спустя въезжал он в Таганрог…
Как говорил я вам, и не однажды,
Я не потрачу даже краткий слог
На то, что знает почти каждый.
Но коротенько всё же в курс введу.
Приехав, взялся он за дело,
Что глубоко внутри сидело,
Имея главное в виду:
Гнездо семейное устроить,
Ведь скоро в нём их станет трое,
А значит, надо поспешить,
Чтоб было в нём комфортно жить.
Жилище мебелью обставить
И сад в порядок привести,
Не столько думая о славе,
А что жене преподнести.

Семья двух крепостных с детьми
Его запросам отвечала.
Сказал помещику: ?Возьми
двойную цену для начала.
Устроишь им свободный быт:
Надел земли и домик с садом.
Излишков никаких не надо,
Но каждый чтоб одет и сыт.
Одна вельможная персона
Приедет скоро из Херсона
И, собираясь здесь родить,
Себя решила оградить
От лишних хлопот по ребёнку.
Ему кормилица нужна.
А тут как раз нашлась бабёнка,
И наша сделка решена.

Жена пожаловала вскоре,
От всех беременность тая.
Цветов при встрече было море.
?Голубка милая моя!? -
Он прошептал при первой встрече
И ввёл торжественно в чертог.
И кто б из нас подумать мог,
Что там похвастать было нечем:
Изящность, стиль и красота,
При том при всём и простота
Без роскоши, совсем не нужной
Для пары любящей и дружной.
Себе он взял лишь кабинет.
Всё остальное для супруги:
Два будуара, туалет,
Две спальни, что-то для прислуги.

Так начинали они жить.
Она готовила всё к родам.
Он – свою душу положить
К ногам российского народа.
Решал, кому оставить трон,
Еще – кому какие средства.
Но не подумал про наследство –
Не умирать собрался он,
Счастливым был вполне по виду,
Поехал навестить Тавриду,
Где думал выстроить дворец
Для счастья любящих сердец.
Догнал его здесь егерь Масков
С депешей срочной, не простой.
Был Александр с ним очень ласков.
Приняв пакет, позвал с собой:

?Покуда следуем в Орехов,
Депешу я в пути прочту,
Зато, едва успев приехать,
Ответить что-нибудь сочту?.
Масков пристроился к кортежу,
А Александр раскрыл пакет:
Посмотрим, что тут за секрет…
?О, Боже мой! И я не брежу?! –
Похоже, назревавший бунт
Настигнет скоро нас и тут.
Расправа начата со свиты -
Настасья Минкина убита!
Для Аракчеева она
Была дороже всех на свете.
За то и приговорена.
В опасности и наши дети?.

Аркан 17
Отрешение.

?Масоны и бунтовщики
Решили извести династью,
Под корень изрубить в куски,
На их гробах построить ?счастье?!
Пока мой друг тоской убит,
Рыдая над своей подругой,
От покушений в нашем круге,
Никто меня не защитит.
Придет убийца тайный в гости,
С улыбкой на лице, без злости,
Он всадит в сердце мне кинжал, –
Его так жребий обязал.
Начало выбрано неплохо:
Смерть государя это шок,
Ведущий всех к переполоху.
Тогда и остальных – в мешок.

Нет, вам, шалишь, я не достанусь!
Я выход правильный найду.
Ждать покушения не стану.
Спасу себя, родных, жену.
Ещё не знаю как, но знаю,
Вы не получите меня
На злобу траурного дня,
Чтоб подвести державу к краю?.
И тут он слышит шум и треск:
Фельдъегерь выпал из коляски,
Словно послание небес
Решил вот так предать огласке.

Сбежались все, чтобы поднять,
Но не нуждался он в подмоге.
Поскольку, надо понимать,
Он умер сразу на дороге.
?Бедняга, почту лишь вручил
И - судьбоносное паденье…
Не то судьба, не то знаменье…
Исполнив долг, тут и почил?
Россию всю не раз изъездил.
Разбиться насмерть, много есть где.
А выбрал почему-то здесь?
Нет в этом точно что-то есть.
Предупредил о покушении
И умер именно в тот миг,
Когда я думал о спасении?
Совет от Неба напрямик??

И Александра осенило:
?То, что я сам решить не мог,
Меня решением и силой
Враз наделил всесильный Бог.
Мы одного с беднягой роста.
Вместо меня положат в гроб,
Меня оплачет в нём народ.
Решится остальное просто:
Все заговорщики замрут,
Не удался их ?правый? суд,
Не совершить его над мертвым.
И нет суда, раз нету жертвы.
Такой исход им что ушат
В горячий день воды холодной.
Отсрочить бунт они решат
До ситуации удобной?.

Свою болезнь он разыграл
По нотам, что писал лейб-медик.
Депеши тайно рассылал,
Определялся, кто наследник.
Труп Маскова лежал во льду –
?Смерть? тоже надо подготовить.
Тут не подсунешь грелку крови.
Болеть придётся на виду.
Но при желании не несложно,
Во всём с оглядкой, осторожно,
Порой лекарства принимать.
Никто не должен правды знать,
Кроме доверенных придворных
Да озадаченной жены.
Ей тоже умереть притворно –
?Мосты? обоим сожжены!

Ей не въезжать уже в столицу, –
Меч над державой занесён,
Царь умер, на императрицу
Теперь нацелен будет он.
Покуда Александр был ?болен?,
Обговорили всё они,
Все планы были сведены
К тому, чтоб каждый был доволен,
Что жизни многих спасены
При минимальности цены
За счёт ума их и отваги
И именах на саркофаге.
Ещё и тем, что их дитя
Для жизни значимой родится,
Чтоб много-много лет спустя
С ним царский род мог возродиться.

?Так говорил мне это бог,
Когда в гробу ему молился,
Но так, чтоб я осмыслить мог,
Когда лишь Масков наш разбился.
Когда формально я умру -
А это надо сделать днями, -
Родишь, отдашь ребёнка няне
И тоже скроешься в миру.
За дни болезни мы решили
Про ?где, кому и ?или-или? -
Должна замена быть во всём, –
За всё ответственность несём
При том, что может всё случиться,
Но верю, Бог поможет нам
Нигде ни в чём не оступиться,
И нас оценит по делам?.

Аркан 18
Альтернатива

Как дальше всё происходило,
Есть сотни книг и интернет.
Молва же сразу объявила,
Что полной правды в деле нет -
Царь доживает век в Сибири.
Даёт всем страждущим совет,
Собою излучая свет.
Жена разок мелькнула в мире,
Но что-то лишнее сболтнув,
На том и рот навек замкнув,
Ушла-де в женский монастырь
Читать молитвы и псалтырь.
Там приняла обет молчания,
Как наказанье языку,
Где и осталась до скончания
В том шестьдесят первом году.


Сравнительные портреты
Веры Молчальницы и Елизаветы
Алексеевны

Фёдор Кузьмич, кем царь назвался,
Не просто годы доживал,
Он с восприемником общался
?И милость к падшим призывал?.
И именно с его подачи
Племянник Александр Второй,
Хоть и артачился порой,
Закончил то, что дядя начал:
Указом рабство отменил,
Порядок службы изменил,
Да и все прочие реформы
Не ради родственной проформы,
Охотно согласовывал,
Поскольку дядя - глас народа,
И лишь потом осуществлял –
Не лез куда, не зная брода.



Александр Первый, Император Всероссийский.



Фёдор Кузьмич, сибирский старец.



Аркан 19
Александра.

О том, что дочка родилась
У Александра с Лизаветой,
И посвящённые в дела
Почти никто не знал про это.
Ещё до родов имя ей,
(Ему, коль мальчик уродится)
Лишь Александрой быть годится
Среди несведущих людей.
А им в том имени их тайна.
Пусть даже встретится случайно
И только имя назовёт,
О ней в них память оживёт.
Но это самый крайний случай.
Надзор негласный будет ей
Защитой в мире самой лучшей
В среде обыденных людей.

Фёдор Кузьмин был тот крестьянин,
Что ей в отцы определён
Служил, при Немане был ранен,
Но счастьем не был обделён.
Придя домой, остепенился,
Помог родителям трудом,
Похоронил, и лишь потом
Нашёл невесту и женился.
Обзавелись хозяйством с ней.
Родилось двое сыновей.
Родить имели счастье дочку,
Но не дожив вторую ночку,
Под утро тихо померла.
Тут и явилась наша Шура.
Её с восторгом приняла
Его жена. И он - не хмуро:

Бумага вольная была
Солидной к девочке придачей.
Теперь возьмёт за удила
Он жизнь свою и не иначе!
Им явно кто-то помогал,
Но не деньгами, а по делу.
Всё тайно, скрытно и умело
И ничего не вымогал.
Хозяйство их шло тихо в гору
По ту естественную пору,
Когда настал Сашуне срок
Пойти впервые на урок.
Вот тут и разыгралась драма:
Фёдор Кузьмин нежданно слёг,
Вдруг воспалилась снова рана,
Могилой стал её итог.

Враз без поддержки и без денег,
Настало время жить в нужде:
Троих детей куда ты денешь,
Когда их слёзы о еде.
Ещё немного, и хоть в петлю
Бедной вдове от горя лезть,
Но оказалось в мире есть
Лекарство даже лихолетью.
Однажды в дом вдовы с детьми
Случилось страннику зайти.
И на постой к ним попроситься,
Так это ж точно не синица,
А настоящий журавель!
Есть от чего развеселиться
Еда сиротам, ей постель,
Ему – вдруг в жёны пригодится.

Купец был в возрасте уже,
Был добродетелен к тому же,
И не последний на меже,
Чтобы не стать хорошим мужем.
Она свободна, пусть с детьми.
В хозяйстве дети не обуза,
Еды в котором – ешь от пуза.
Детей в приказчики возьми.
Уехал бобылём из Томска,
Вернусь с женою, при потомстве.
Вот будет зависти всем вдовам
И в нашем обществе торговом.
Он на решения был скор,
Недаром крепостным родился.
Держал в руках плуг и топор,
Потом - аршин, теперь женился.

Так в Томске новая семья
В купецком доме появилась. –
Не вместит целая скамья,
Совсем не то, что раньше было:
Жена бездетная и он,
Детей рожденья вечно ждущий,
Неведомо зачем живущий.
Теперь любуйтесь, гляньте, вон!
От гордости он весь лоснился.
А им доселе и не снился
Такой достаток, барский дом.
Забота нежная при том.
И жизнь пошла у них другая.
Детей всех - грамоте учить
В воскресной школе, полагая,
Нельзя им неучами жить.

Сашуньку все в семье любили.
Они, казалось, только ждут
Смахнуть с неё соринку пыли,
Или какую-то нужду.
В семье крестьянской - и цветочек,
Как будто роза средь камней.
Да что там – лилии нежней!
К ней прикоснуться не захочешь.
Довольно просто лицезреть
И душу видом её греть:
Нежна, подвижна, говорлива
На голове златая грива
Густых и вьющихся волос, -
Откуда ж ты? – немой вопрос.
Её ничем не докучали.
Что ни проси, отказа нет.
Так и взрослела без печали.
И ей уже двенадцать лет.

Однажды, выходя из леса,
Избушку видит у ручья.
И осторожно с интересом
К ней подошла, увидеть чья.
Из-за кустов понаблюдала.
Вот вышел из неё старик –
Высок, подтянут, белолик.
Седая борода спадала
Ему на грудь, а череп гол,
Блестит, как непокрытый стол.
На теле длинная рубаха.
Сашунька замерла от страха:
Он словно саваном одет,
Весь белый, будто впрямь из гроба,
Хотя и излучает свет.
К такому подойди попробуй!!!

Назад попятившись, ушла,
Чтоб только с ним не повстречаться.
Сказала дома: ?Я нашла
В лесу, что встретится не часто.
Избушка с тыном у ручья,
Не то за тыном огородик,
Не то цветник какой-то вроде.
Не знаете, избушка чья?
Старик в ней страшный обитает.
О нём хоть кто-то что-то знает?
Скажите, знать хочу и я.
Не ждёт опасность ли меня?
А то хожу там за грибами,
А скоро ягодки пойдут.
А он… Ну знаете вы сами –
Меня там мёртвою найдут!?

Купец с улыбкою погладил
Себя рукой по животу:
?Убить тебя?! Чего бы ради?
Да и опасности нет тут.
Живёт в избушке той подвижник,
Хороший, кроткий человек,
Всегда отличный даст совет,
А образован! - Словно книжник.
Никто не знает чей он родом -
Пытали чуть не всем народом,
Молчит, как в рот набрав воды,
Помочь готов, но за труды
Он не возьмёт каких-то денег,
Лепёшку примет, если дашь.
Коль не отбрасывал бы тени,
Сказал бы, ангел это наш?.

Сашунька с жадностью внимала.
Так вот каков он, тот старик!
Таких, как он, уж точно мало.
Послушать бы, что говорит!
И вот наведываться стала,
В те захолустные места,
Чтоб посмотреть из-за куста
На старика. Недоставало
Ещё чего-то ей о нем.
О людях как мы узнаём:
Как ходит, говорит, смеётся,
За труд какой-нибудь берётся,
Гостей встречает, что как пьёт,
Что делать хорошо умеет,
Как быстро в деле устаёт,
Глупее нас или умнее.

Точнее всех нас судят дети,
Просветят лучше, чем рентген,
У них на всё свои приметы
Обычной логике взамен.
Сперва тихонько наблюдают,
Хотят увидеть так и сяк,
Даже какой-нибудь пустяк,
И вот о нас уже всё знают.
Так и Сашунька поняла, –
Её дорожка привела
По всем понятным ей приметам
На встречу с милым человеком,
Который чем-то ей сродни.
В нём что-то видится такое,
Как в ночку тёмную огни,
К которым устремиться стоит.

Но подойти вот только как?..
Быть может, принести лепёшку?
Ты что? - Так только для собак!
А что, если моё лукошко?..
Фёдор Кузьмич из дома вышел.
Уже за полдень, чудо день:
У ног коротенькая тень,
А солнце с неба жарко дышит,
Не только светит и палит,
А огородик не полит.
Капуста в завязи завянет –
Зимой в кадушке пусто станет.
А без капусты мне труба.
Бери-ка, друг мой Фёдор, лейку,
Не то отвисшая губа
Тебя уронит на скамейку.

Все грядки тщательно полив,
Он спину выпрямил со хрустом:
- Ну вот. А вы мне: я ленив!
Теперь и вам, и мне не пусто.
А кто там это к нам идёт?
Похоже, девочка: в косынке
И сарафане по старинке,
В руке корзиночку несёт.
Ну что ж, таким гостям мы рады.
Дойдя вплотную до ограды,
?Дедуль, - сказала, - можно я
Спрошу? В лукошке у меня.
Полно поспевшей земляники.
Не согласитесь ли принять?
У Вас в спине такие крики!
Их надо чем-нибудь унять.

Возьмите вместе всё с лукошком.
У нас другое в доме есть.
И вы съедите понемножку –
Из кузовка сподручней есть?.
?Спасибо, деточка! Откуда
Ты здесь такая вот взялась,
Жаль только что не назвалась.
Как называть такое чудо??
?Меня Сашунькою зовут.
А Вы один живёте тут?
Так одному бывает скучно!
Хотя бы кошка неотлучно…?
?Сашунька?.. Александрой звать?!
Звучит торжественно и славно!
Ещё фамилию бы знать.
Ты здесь давно или недавно??

Спросил… Из глаз круги пошли,
А сердце замерло и село
И холодок по всему телу:
Она?! Да брось ты, не шали.
Сейчас фамилию вот скажет...
Но и фамилия тут даже…
А пусть и отчество своё!
Оно, как имя здесь мое.
?Мы с мамой здесь уже полгода,
Я ране Кузьминой звалась.
А после папина ухода
Теперь пожалуй...Что Вы, ась?!?

Фёдор Кузьмич вдруг покачнулся,
Хватаясь за сердце рукой,
Затем спиной к ней повернулся,
Лицом какой-то никакой.
?Соринка, видно, в глаз попала.
Сейчас платочком уберу.
Корзинку я твою беру.
Но ты б домой теперь ступала, -
Побыть мне надо одному.
Давай, корзиночку приму.
Теперь мне помолиться надо,
За то, что Бог послал награду.
Ты приходи ко мне почаще.
У нас ещё всё впереди,
Не последить за мной из чащи,
А для беседы приходи?.

Она, стыда залившись краской,
Ему корзинку отдала
С невольной дрожью и опаской,
Поклон отвесила, пошла.
Какой же он, однако, странный –
Спасибо даже не сказал.
Зато молитву заказал
За мой подарок, ему данный,
И просит снова приходить,
Чтобы о чём-то говорить.
Нет здесь подумать надо крепко.
И что ?у нас с ним впереди??
Помочь ему посеять репку?
За этим только приходи?

Её я очень понимаю,
Но понимаю и его.
Что он имел в виду, я знаю.
Она не знала ничего.
Он о рождении их дочки
Узнал не сразу потому,
Что срочно выпало ему
Своё присутствие до точки
Уменьшить на родной земле.
Даже в каком-нибудь Кале -
Там всё равно, что в Таганроге.
От глаз не скрыться и в остроге.
Себе он место приглядел
Не где-нибудь, в Йерусалиме,
В порту морском на яхту сел,
Сошёл на землю в Палестине.

Все православные святыни
Он посетил за целый год,
Молился в храмах и в пустыне
И Иордан измерил вброд.
Но время делу, есть и срок
Лишь воротившись вновь в Россию.
Нашёл он девочку. – ?Красива!
Даю заботиться зарок…?
?Князь Пётр Михайлович Волконский!
Команда ?тайных? так же в Омске?
?Жива, скучает не у дел?.
?Прошу, чтоб взяли на прицел
Заботу о моём потомстве,
Чтоб через пять моих колен
Даже намёк о вероломстве
Стал наконец-то прах и тлен.

Берут пусть дочку под опеку,
Но только, чтоб была живой
И прожила жизнь человеком
Совсем не крови ?голубой?.
Все пять колен – моя молитва
На искупление вины,
Что побоялся ?Сатаны?
И не вступил с соблазном в битву.
За это проклят был отцом.
Он с окровавленным лицом
Явился мне во сне однажды,
Сказал: ?Ликуй, молись и страждуй –
В миг смерти проклял я тебя
И пять колен твоих потомков.
Пусть встанут в очередь скорбя
Вслед за тобой. Пойдёшь с котомкой?.

Пора, пожалуй, объяснить,
Природу этого проклятья,
Связав разорванную нить
Событий. Что сумел понять я.
Граф Пален был при Павле Первом,
Как перед нами верный пёс,
И тот его во всём вознёс,
Считая другом самым верным.
Кумиром был Наполеон,
Врагом обоим - ?Альбион
Туманный? и весьма коварный.
Чтобы разбить союз их парный,
Он графа Палена купить
Решил со всеми потрохами,
Чтоб Павла Первого убить
Его продажными руками.

Да, Лондон был всегда для нас
Врагом коварным и опасным,
И там, где правит англосакс,
Жди, русский, подлости ужасной.
Граф Пален Павлу сам донёс,
Что зреет заговор придворных,
И он в него вошёл притворно,
Чтоб послужить, как верный пёс.
Решил и заговор возглавить,
Чтоб в русло нужное направить.
И оказалось, сыновья,
По сути - вся его семья,
Против отца и замышляют.
Освободившийся престол
Вишь, Александру обещают!..
И Пален Лондон превзошёл:

Чреда былых переворотов
Ему подсказывала путь,
Как ?провести? охраны роту,
И Павла тонко обмануть,
Кого определить в злодеи.
Кого в союзники позвать,
А на кого и наплевать.
Была бы ясная идея,
Предупредив, он Павла просит
Арестовать и в крепость бросить
Сначала именно его.
?В темницу друга моего?!? –
Воскликнул Павел удивлённо.
?При этом не теряя дня.
Они вполне определённо
Во всём начнут винить меня.

Пока я буду в каземате,
Вы сами проведёте сыск,
Мол, я их предал, я предатель,
Под пытками избитый вдрызг.
Кому наследника престола
Винить в измене? Только Вам.
Я ж подтвержденье только дам
Под пыткою для протокола?.

?Довольно! – Павел закричал, -
Я Вам согласье не давал
На эту грязную интригу.
Арестовать извольте мигом
Моих негодных сыновей,
И - в Петропавловскую крепость
Насколько можно поскорей!
А Ваш арест – это нелепость.
Не мне, а Вам сей сыск вести!
Получат все, что заслужили!
Им от ответа не уйти!
Вот, значит, как меня любили?!?

- Я, государь, Вам подчиняюсь,
Но смелость на себя беру
Арест их отложить к утру.
А вечером за чашкой чая
Прощупать их в последний раз
По пунктам тем, что мучат Вас,
И предложить во всём сознаться,
Раскаяться и обещаться
Быть всем покорными отцу,
Вполне отдаться его воле
И руки не тянуть к венцу
Уже ни разу в жизни боле.

И Павел принял этот план –
Неплохо будет убедиться,
Когда им шанс последний дан,
Как будут перед ним крутиться.
Коли признаются во всём,
Можно подумать о прощеньи
Или прийти к другим решеньям,
Когда замкнутся во своём.
А Пален бросился к трём братьям,
Запасшись будущим проклятьем
Уже на старшего из них,
Если не в целом на троих.
Он им сказал: ?Отец ваш взбешен,
Стал всех и вся подозревать -
На покушениях помешан.
И Вас решил арестовать.

Сегодня вам устроит ужин,
Начнёт вопросы задавать:
Зачинщик кто и кто с ним дружен,
И как по имени всех звать.
Отцу и в малом не перечьте,
Молчите больше, чем всегда,
Гнев, может, пронесёт тогда -
Не приведёт к аресту вечер.
Что я сумею, чем смогу,
Потом, конечно, помогу?.
Интрига в том и заключалась –
Насторожить всех поначалу,
Посеять их с отцом вражду,
Друг к другу страх и недоверье,
А в нём великую нужду.
И… для него раскрыты двери.

Он даже Павлу дал совет
Закрыться от своей супруги, -
Пути убийцам ближе нет,
Чем от неё или прислуги.
?А я у прочих всех дверей.
Поставлю лучшую охрану
И наблюдать не перестану,
Чтоб не пробрался к Вам злодей.
А как мне быть с потомством Вашим?
Не брать, пока не ?сварят кашу??
?Вот мой приказ – арестовать,
Брать и держать везде раздельно,
Чтоб не смогли на сыске лгать
И одинаково, и дельно?.

Приказ, полученный от Павла,
Он сразу братьям показал:
?Итак я вас в известность ставлю,
Что час для выбора настал.
Я вас сейчас же арестую
Или гвардейцев подниму,
Чтобы не вас, его в тюрьму,
А лучше грамоту другую –
Об отреченьи – написать.
Мне не придётся Вас спасать.
Корону примет… Кто тут сташий??
И дружный хор:?Конечно, Саша!?

?Не Саша! Александр Первый!
Согласны трон отца занять?
?Да? или ?нет?? Дороги верной
Вам не дано другой узнать.
И Александр, подумав, сдался,
Под натиском согласье дал.
Другого он, как ни старался,
Но для себя не увидал.
Отец за ужином грозился,
Присяги требовал от них,
От сыновей своих родных,
И потому на них так злился,
Что не хотели рассказать,
О том, чего не могут знать,
Они ни въявь, ни сном, ни духом
- Не верьте, батюшка, Вы слухам.
Клянёмся, любим очень Вас.
А если в чём и провинились,
Так и винились в тот же час.
В нас нет предъявленной нам гнили.

И вдруг приказ арестовать.
А там, как прадед Пётр Первый
Начнёт ещё и убивать?
Какие ж выдержат тут нервы.
Он отречётся, я приму,
Или пусть тот, кого укажет.
Пусть Николай им будет даже,
Пожалуй, к счастью моему.
Мне власть в обузу, не по нраву.
Хоть и наследник я по праву,
Но младшим я его отдам
Без лишних разговоров сам.
Желаю жить я вольной птицей,
Быть государем лишь себе,
Решать, когда на ком жениться,
А покоряться лишь судьбе.

Не мог он знать, - коварный Пален,
Живым не выпустит отца
Из двух его семейных спален
И план исполнит до конца.
Ему был нужен Павел мёртвым,
Иначе сможет обличить
Его в коварстве и казнить
К стене уликами припёртым.
Тогда не стоит начинать
И шею в петлю не толкать.
Но Лондон своего добьётся,
И помогать ему придётся
Теперь до самого конца.
Вот так оно осуществилось
Проклятье бедного отца,
Хотя не тем покроем шилось.

Теперь понятно стало Вам,
Доброжелательный читатель,
Где правда с ложью пополам,
А уж кому совсем некстати.
Я Вам всё это изложил,
Намного повернув обратно,
Чтоб стало наконец понятно,
С каким проклятием он жил.

Теперь вернёмся вновь к Сашуне.
Напуганная Кузьмичом,
Она решила: ?Он мне втуне,
И с ним встречаться нипочём.
Недели две она держалась
И не ходила в его лес.
Но вдруг вернулся интерес,
А вместе с ним ещё и жалость:
Один, конечно, одичал,
А то, что так меня встречал,
Так был сердит, что наблюдала
За ним из-за кустов завала,
Без приглашенья подошла.
Но ведь лукошко моё принял!
Знать эта злость ко мне прошла?
Схожу-ка вновь к нему я ныне!

Не буду больше тут дурить:
Не так сказал, так отвернулся!
Зато хотел поговорить.
А ты – ?обиделся, надулся?!
Прийти в какой ей лучше час,
Она довольно точно знала –
Недаром долго наблюдала,
А опыт не подводит нас.
Пришла, когда уже он вышел.
Вдруг показался много выше,
И почему-то весь седой:
И головой, и бородой,
Ещё в своей рубахе белой, -
Как весь обсыпанный мукой.
Не знала, что в ней всё и дело,
Его нарушившей покой.

Он ждал её все две недели
И при делах, и между дел.
Дни шли теперь, а не летели,
И все глаза он проглядел.
?Что с ней случилось, заболела?
Не дай-то Бог! Не дай-то Бог!
Знать, чем бы я помочь ей мог:
Молитвой, словом или делом!
Ещё немного – сам поду,
И в людях справки наведу.
Легко от чада отказаться,
Когда с рожденья с ней не знаться.
Её я Богу посвятил
И отпустил с рожденья в люди.
А увидал, и нету сил
Не видеть больше. И не будет!!!

Зачем мне Бог её вернул,
Нужны ему мои терзанья,
Моей души тревожный гул,
И слёзный лепет ожиданья?!
Я никого вот так не ждал,
Как жду её теперь сегодня.
Я даже ёлки новогодней
Так сильно в детстве не желал.
В такой тоске не ждал любимой,
Глотка в нужде неутолимой,
Победы в яростном бою,
Как дочку бедную мою.
Я думал, нет таких лишений,
Которых не перенесу?.
?Шалишь! - сказал мне злобный гений, -
Такое ждёт тебя в лесу?.

Ждала, смотрела, появилась,
И не с пустой рукой пришла
И тут же в душу мне вселилась,
Имея все на то права.
Молю: ?Верни, Всесильный Боже!
Я ей теперь отец и мать,
Она не будет это знать.
Кроме меня ей кто поможет?
Другим я это не велел.
И кто б ослушаться посмел?!
Я в карме буквы не исправлю,
А в жизни так её направлю,
Как Ты позволишь это мне.
К себе же стану ещё строже
До окончанья моих дней.
Верни мою Сашуню, Боже!?

И вот явилась, слава Богу!
Ему, как солнца яркий свет.
Она привыкла понемногу,
Каков он есть анахорет.
Легко наладилось сближенье: –
Своё сказала слово кровь -
Она ему – его любовь,
Он ей - наукам обученье.
Их дружба крепла день со дня
Так, что приёмная родня,
Точней сказать, два старших брата,
Увидев в этом тень разврата,
Вдруг попросили прекратить
Со старцем странное общенье,
Одной к нему ей не ходить
И опасаться обольщенья.

Фёдор Кузьмич, когда узнал
Об их несносных подозреньях,
Позвал к себе и отчитал
Так, что молили о прощеньи.
С тех пор никто им не мешал
В их мирном дружеском общеньи,
Не провожал при посещеньи
И глупо к ней не ревновал.
Прошли в их этой дружбе годы.
Ей помогли его заботы,
Ему – святая простота
Её и детская мечта
Стать настоящею принцессой,
Дождаться принца на коне.
Он слушал с грустным интересом
И думал: ?В пику это мне!?

Когда исполнилось шестнадцать,
И кто-то сватать её стал,
Сказал:
?Не вздумай соглашаться,
Тебе другого я сыскал,
Того, что более достоин
Моей Сашуни дорогой.
Твой при деньгах, зато другой
Душою чист и добрый воин.
Так значит, собирайся в путь
И причаститься не забудь.
А я со всей к тебе любовью
С десяток писем приготовлю –
Они откроют все замки
И распахнут тебе все двери,
Даже принцессы и панки
Тебе при них во всём поверят.

Хотела видеть ты царя?
Тебя ему как раз представят.
И не расстраивайся зря,
Что во дворце жить не оставят.
Уже мне видится пора,
Когда дворцы страшней темницы
И где надёжней сохраниться,
Так это беличья нора.
Не знаю, свидимся ли снова.
В тебе хорошие основы
Я в эти годы заложил,
Как здравый жизненный посыл.
Учись терпеть, живи в смиреньи,
Детишек много не рожай, –
Чем больше их, тем больше терний.
Зачем такой нам урожай?.

Аркан 20
Заключение.
Дочь проводив с тяжёлым сердцем,
Он долго ей смотрел вослед.
В глазу слеза острее перца:
- Я вновь один, отец и дед.
Отцом она меня не знает,
И дедом внук не назовёт.
Но пусть ей в жизни повезёт,
Пусть с лёгким сердцем уезжает.
Ей путь нелёгкий предстоит.
Он много что в себе таит.
А с ней и моему потомству.
Со мной сведёт оно знакомство
Лишь через пять моих колен.
Узнавших беды, боль, страданья
И с жажду лучших перемен.
Да сбудутся их ожиданья
Моим страданиям взамен.

Тучково, Февраль – апрель 21 г.