чумной суд

баллада.

у графских мраморных ворот
застыл весь город – ?суд идет?,
где крепочелюстной палач
не отражает звонкий плач.
?наш суд по делу! здесь актер
неразумевший, жалкий вор,
приехал в город и начал
счастливого беспечья бал!
каков нахал! Да как он мог
у наших жалобных ворот
возникнуть!
у нас чума идет -
у нас водоворот
затягивает в омут
несчастный наш народ.
наш граф лишился денег,
любовниц и вина.
священник-патер выжег
на улице дотла
ладановую свечку
а ты, о шут, актер!
да как только посмел ты,
наш осквернивши двор,
здесь говорить о боге -
?откуда взялся сор
в чистейшем городе на взводе неиссякающей реки…?
вообразите себе вы!
без денег он, и бос и гол
не запираясь на затвор
кричал, что сор души – наш хлеб
и, стало быть, он человек
единственный в своем веку
коль труппу жалкую свою
не ставя в цену пенни он
хранит как слиток, как свой дом!
и ставит выше блага сна
те разговоры у костра
с своею труппою, когда
он восседает, как звезда
пред их небесную общиной.
у нас ведь скоро годовщина!
уж год назад пришла чума…?

?о, полноте, она
уйдет, как появилась!?

так говорил судья краснея,
хрипя и воя, и белея
свалился в головы
осьмнадцатый парик -
старик притих и
шут заговорил:
?месье судья, месье парик
я, стало быть, уже привык
без хлеба жить, под небом спать
зерно актерства – моя мать
мой лунный свет и мой огонь
и потому ведь на заслон
не закрываюсь я от вас -
пусть видит хоть один уж глаз
безумца смерти на краю
то, как чудесно я пою!
я в небе плел веретено -
теперь закончено оно.
мое веретено – мой дар,
вот жалко только, что вассал
его сеньор, его сеньор,
и весь ваш грязный, вшивый двор
не примет дара моего
пока пентаклем занято
пространство мыслей у него?.

так говорил и уходил, звеневши лютней,
серафим.