30. Дар. Ведьма
Тан опустил последний на сегодня чёрный мешок с останками на дно ямы и, выбравшись наверх, сел на песок и осмотрел котлован. За прошедшие дни он привык работать так, чтобы тело не гудело от усталости — делая перерывы и разрешая себе высыпаться до полного отдохновения.
На побережье становилось всё холоднее, а работы было ещё много. Тан старался не думать о том, сколько ещё предстоит ему сделать, чтобы захоронить всех, кто погиб на барже тридцать лет назад.
Со стороны леса налетел порыв ветра и донёс до слуха Таната мужские голоса. Обернувшись, Тан увидел женщину, бегущую по направлению к берегу. Её преследовали трое. Привстав, он оперся на лопату и пригляделся. Светловолосая, ладная, в тёмно-синем платье и чёрной накидке с капюшоном, она бежала прямо на него. Её преследователи петляли, как будто оглядываясь друг на друга и согласовывая действия. В их движениях сквозила неуверенность и даже некоторая опаска.
Тан подался вперёд и махнул рукой. Женщина ускорила бег и через несколько минут, тяжело дыша, приблизилась к котловану. Вблизи она казалась совсем юной и беззащитной. Остановившись за его плечом, беглянка взглянула в сторону своих преследователей. Они сбавили темп, то и дело останавливаясь и о чём-то переговариваясь между собой. Это были совсем ещё подростки, но Тан на всякий случай сжал черенок лопаты и тихо приказал, указывая рукой в сторону баржи:
— Иди туда и закрой за собой дверь.
Девушка подчинилась. На её лице не было и тени недоверия.
Парни подошли ближе, но остановились поодаль. Тан слышал их тяжёлое дыхание.
— Что вам от неё нужно? — спросил он, стараясь придать голосу спокойствие и даже некоторое безразличие.
Тот, кто стоял поближе, выкрикнул ломающимся, соскальзывающим на фальцет, голосом:
— Она — ведьма!
Тан воткнул лопату в песок и сел на холм сырой земли, перемешанной с песком и сухой травой. Взмахнул рукой и обвёл ладонью пространство перед собой, приглашая незнакомцев к разговору. Они подошли и присели на корточки. Один из них, кудлатый, рыжий, с зелёными злыми глазами, добавил к сказанному:
— Нечистая!
— Откуда ты знаешь, кто из нас чист, а кто — нечист? Ты что, ясновидящий?
Говорящий стушевался и возразил испуганно:
— Нет. Мы не из этих...
— Тогда скажи, что вам нужно от неё.
Все трое парней переглянулись и пожали плечами.
— Значит, она — нечистая. А вы — чистые? — тихо спросил Тан.
— У неё и брат был нечистый, — упрямо повторил рыжий.
Недаром Арх учил Тана искусству слов. Спустя полчаса все трое подростков, перебивая и подталкивая друг друга, рассказали Тану о том, что девушку зовут Айна, что её брата увезли ловцы из-за подозрения в том, что он — чудотворец, и что ведьма осталась сиротой с тех пор, как её отца, торговца Ратуса, ограбили и убили на зимней дороге, а мать умерла нынешним летом.
Из их спутанного рассказа Тан узнал гораздо больше, чем они рассказали, ибо Тан слышал и видел за простыми словами гораздо больше, чем в них содержалось. Он чувствовал их тайный, скрытый смысл. Прозорливость Таната иногда удивляла даже его учителя, Арха, главного жреца Мрана. Подростки поведали, что за Айной пытались ухаживать разные мужчины, но она, казалось, даже не замечала этого, и жила, как трава на ветру, вызывая раздражение у многих, кто знал эту семью раньше. Неприязнь росла, хоть для неё, казалось бы, не было видимых причин. Айна не принимала участия в жизни селения. Возилась в сарае, на огороде, в птичнике, редко выходила за ворота крепкого, ухоженного двора.
Повинуясь вопросам Тана, эти трое рассказали кое-что ещё, о чём пытались умолчать сначала. О том, как задумали забраться на подворье Айны, чтобы если не надругаться над ней, то хотя бы хорошенько унизить и напугать гордячку. Их тогда было четверо. Но одного из них, по имени Эйсон, что означало — "ловкий, оборотистый", в тот вечер убил оборотень.
— Ничего не бывает просто так! — горько и зло выкрикнул рыжий, вспоминая, с чего началась неравная война между подростками и Айной, ни разу не причинившей зла ни единому человеку. Убитый оборотнем Эйсон приходился рыжему старшим братом, и был взрослым крепким парнем. Раньше Эйсон дружил с братом Айны, которого звали Айн, что означало "первый". Айн, младший брат Айны, был не просто первым, он был — лучшим в селении.
Айн был младше Эйсона, но умён и удачлив настолько, что вызывал у Эйсона и восхищение, и зависть. Эйсон вместе с братом часто бывали в доме у Айны, пользуясь расположением младшего брата девушки, чей авторитет среди местной молодежи был непререкаемым. Айна любили все… Но с тех пор, как его увезли ловцы, бывать в доме покойного Ратуса Эйсон перестал, а воспоминаний о бывшем друге старался избегать.
Айна отвергла ухаживания Эйсона, и это показалось ему оскорбительным, поскольку в корчме хвастливый ухажёр при свидетелях пообещал, что объездит молодую кобылку. Кроме того, прибрать к рукам хозяйство покойного Ратуса были не против многие в селении. К тому же девушка выглядела покладистой, молодой и здоровой, что было ценно с точки зрения продолжения рода.
Но Айна повела себя своенравно, пресекла приставания, а на предложение сойтись для семейной жизни ответила отказом, и даже близко к себе не подпустила незадачливого жениха.
Как бы то ни было, у ловкого Эйсона накопилось много причин для желания поквитаться с девчонкой. Это была месть за публично нанесённую обиду. Именно он, Эйсон, затеял всё дело, уговорив подростков устроить злую вечеринку с Айной и потом — ославить простушку на всё селение. Подпоив младших соучастников грибной настойкой, от которой дурела голова и темнела душа, он обосновал все соблазнительные выгоды от задуманного предприятия. Заступиться за Айну было некому, а дом Ратуса всегда был зажиточным, там было чем поживиться.
Оборотень появился неожиданно у двора Айны, обрушил все планы - и так же неожиданно исчез после ночной потасовки. То, что осталось от Эйсона, затеявшего всю историю, на следующий день нашли недалеко от местной корчмы. Зрелище было столь жутким, что тело сразу накрыли, чем смогли, обвили старым тряпьём, которое только удалось найти, и предали земле, не разворачивая и без лишних церемоний. Родителей у Эйсона не было, его оплакал только младший брат - рыжий подросток, сопровождавший погибшего во всех предприятиях, как верный оруженосец. Расследовать несчастье не стали, так как было понятно, что убийство Эйсона совершено не человеком, а значит, преступлением, строго говоря, не является. В последние годы загадочные случаи такого рода участились. Поговаривали, это было связано с таинственными экспериментами на глобальных фермах Мрана. Но эти слухи были, скорее всего, лишь частью правды. Историям об оборотнях было сотни лет.
Несчастного парня похоронили, но случай не забылся. Айна по прежнему запирала двор и дом на крепкие засовы, сторонилась людей и ни с кем не заводила любовных отношений. Такое поведение не нравилось никому. Мало ли что у этой тихони на уме, в тихом омуте черти водятся — судачили односельчане, и был в таких рассуждениях здравый смысл и вполне понятная житейская предосторожность. После ужасного случая с оборотнем неприязнь переросла в ненависть, разбавленную суеверным страхом. Потому эти трое, чувствуя безнаказанность, и начали преследовать Айну, стоило ей появиться на улице. Соваться к ней в дом они не рисковали, но устраивали травлю при первой же возможности. Заступиться же за неё было некому, в селении безымянных к Айне установилось настороженное отношение.
Тан выслушал историю со спокойным любопытством. Встал, взглянул на нечаянных гостей сверху вниз. Они сидели на корточках у не зарытой братской могилы и смотрели на него, как брошенные родителями дети смотрят на самого старшего среди них.
— Она такая же нечисть, как её брат! — мстительно повторил рыжий, в его голосе звенела обида. — Её надо сдать ловцам.
— Никому вы её не сдадите. Вы оставите её в покое. Навсегда, — сказал Тан, беря в руки лопату и продолжая начатую работу.
— Почему это? — дерзко возразил рыжий.
— Ты знаешь ответ, — серьёзно ответил Тан и сбросил лопатой землю вниз, на дно ямы, и она шлёпнулась о чёрный целлофан с останками.
Ещё через полчаса все трое, получив лопаты из рук Тана, рыли очередную яму. Никто из них больше не говорил об Айне, спрятавшейся на старой барже. И дело было не в красноречии Тана, не в тайных механизмах риторики, которыми Тан владел в совершенстве и мог управлять любым простаком из селения безымянных. Нет. Он просто пообещал их накормить в обмен на помощь.
Они не были злодеями. Это были просто дети. Голодные, злые, испорченные дети.
На побережье становилось всё холоднее, а работы было ещё много. Тан старался не думать о том, сколько ещё предстоит ему сделать, чтобы захоронить всех, кто погиб на барже тридцать лет назад.
Со стороны леса налетел порыв ветра и донёс до слуха Таната мужские голоса. Обернувшись, Тан увидел женщину, бегущую по направлению к берегу. Её преследовали трое. Привстав, он оперся на лопату и пригляделся. Светловолосая, ладная, в тёмно-синем платье и чёрной накидке с капюшоном, она бежала прямо на него. Её преследователи петляли, как будто оглядываясь друг на друга и согласовывая действия. В их движениях сквозила неуверенность и даже некоторая опаска.
Тан подался вперёд и махнул рукой. Женщина ускорила бег и через несколько минут, тяжело дыша, приблизилась к котловану. Вблизи она казалась совсем юной и беззащитной. Остановившись за его плечом, беглянка взглянула в сторону своих преследователей. Они сбавили темп, то и дело останавливаясь и о чём-то переговариваясь между собой. Это были совсем ещё подростки, но Тан на всякий случай сжал черенок лопаты и тихо приказал, указывая рукой в сторону баржи:
— Иди туда и закрой за собой дверь.
Девушка подчинилась. На её лице не было и тени недоверия.
Парни подошли ближе, но остановились поодаль. Тан слышал их тяжёлое дыхание.
— Что вам от неё нужно? — спросил он, стараясь придать голосу спокойствие и даже некоторое безразличие.
Тот, кто стоял поближе, выкрикнул ломающимся, соскальзывающим на фальцет, голосом:
— Она — ведьма!
Тан воткнул лопату в песок и сел на холм сырой земли, перемешанной с песком и сухой травой. Взмахнул рукой и обвёл ладонью пространство перед собой, приглашая незнакомцев к разговору. Они подошли и присели на корточки. Один из них, кудлатый, рыжий, с зелёными злыми глазами, добавил к сказанному:
— Нечистая!
— Откуда ты знаешь, кто из нас чист, а кто — нечист? Ты что, ясновидящий?
Говорящий стушевался и возразил испуганно:
— Нет. Мы не из этих...
— Тогда скажи, что вам нужно от неё.
Все трое парней переглянулись и пожали плечами.
— Значит, она — нечистая. А вы — чистые? — тихо спросил Тан.
— У неё и брат был нечистый, — упрямо повторил рыжий.
Недаром Арх учил Тана искусству слов. Спустя полчаса все трое подростков, перебивая и подталкивая друг друга, рассказали Тану о том, что девушку зовут Айна, что её брата увезли ловцы из-за подозрения в том, что он — чудотворец, и что ведьма осталась сиротой с тех пор, как её отца, торговца Ратуса, ограбили и убили на зимней дороге, а мать умерла нынешним летом.
Из их спутанного рассказа Тан узнал гораздо больше, чем они рассказали, ибо Тан слышал и видел за простыми словами гораздо больше, чем в них содержалось. Он чувствовал их тайный, скрытый смысл. Прозорливость Таната иногда удивляла даже его учителя, Арха, главного жреца Мрана. Подростки поведали, что за Айной пытались ухаживать разные мужчины, но она, казалось, даже не замечала этого, и жила, как трава на ветру, вызывая раздражение у многих, кто знал эту семью раньше. Неприязнь росла, хоть для неё, казалось бы, не было видимых причин. Айна не принимала участия в жизни селения. Возилась в сарае, на огороде, в птичнике, редко выходила за ворота крепкого, ухоженного двора.
Повинуясь вопросам Тана, эти трое рассказали кое-что ещё, о чём пытались умолчать сначала. О том, как задумали забраться на подворье Айны, чтобы если не надругаться над ней, то хотя бы хорошенько унизить и напугать гордячку. Их тогда было четверо. Но одного из них, по имени Эйсон, что означало — "ловкий, оборотистый", в тот вечер убил оборотень.
— Ничего не бывает просто так! — горько и зло выкрикнул рыжий, вспоминая, с чего началась неравная война между подростками и Айной, ни разу не причинившей зла ни единому человеку. Убитый оборотнем Эйсон приходился рыжему старшим братом, и был взрослым крепким парнем. Раньше Эйсон дружил с братом Айны, которого звали Айн, что означало "первый". Айн, младший брат Айны, был не просто первым, он был — лучшим в селении.
Айн был младше Эйсона, но умён и удачлив настолько, что вызывал у Эйсона и восхищение, и зависть. Эйсон вместе с братом часто бывали в доме у Айны, пользуясь расположением младшего брата девушки, чей авторитет среди местной молодежи был непререкаемым. Айна любили все… Но с тех пор, как его увезли ловцы, бывать в доме покойного Ратуса Эйсон перестал, а воспоминаний о бывшем друге старался избегать.
Айна отвергла ухаживания Эйсона, и это показалось ему оскорбительным, поскольку в корчме хвастливый ухажёр при свидетелях пообещал, что объездит молодую кобылку. Кроме того, прибрать к рукам хозяйство покойного Ратуса были не против многие в селении. К тому же девушка выглядела покладистой, молодой и здоровой, что было ценно с точки зрения продолжения рода.
Но Айна повела себя своенравно, пресекла приставания, а на предложение сойтись для семейной жизни ответила отказом, и даже близко к себе не подпустила незадачливого жениха.
Как бы то ни было, у ловкого Эйсона накопилось много причин для желания поквитаться с девчонкой. Это была месть за публично нанесённую обиду. Именно он, Эйсон, затеял всё дело, уговорив подростков устроить злую вечеринку с Айной и потом — ославить простушку на всё селение. Подпоив младших соучастников грибной настойкой, от которой дурела голова и темнела душа, он обосновал все соблазнительные выгоды от задуманного предприятия. Заступиться за Айну было некому, а дом Ратуса всегда был зажиточным, там было чем поживиться.
Оборотень появился неожиданно у двора Айны, обрушил все планы - и так же неожиданно исчез после ночной потасовки. То, что осталось от Эйсона, затеявшего всю историю, на следующий день нашли недалеко от местной корчмы. Зрелище было столь жутким, что тело сразу накрыли, чем смогли, обвили старым тряпьём, которое только удалось найти, и предали земле, не разворачивая и без лишних церемоний. Родителей у Эйсона не было, его оплакал только младший брат - рыжий подросток, сопровождавший погибшего во всех предприятиях, как верный оруженосец. Расследовать несчастье не стали, так как было понятно, что убийство Эйсона совершено не человеком, а значит, преступлением, строго говоря, не является. В последние годы загадочные случаи такого рода участились. Поговаривали, это было связано с таинственными экспериментами на глобальных фермах Мрана. Но эти слухи были, скорее всего, лишь частью правды. Историям об оборотнях было сотни лет.
Несчастного парня похоронили, но случай не забылся. Айна по прежнему запирала двор и дом на крепкие засовы, сторонилась людей и ни с кем не заводила любовных отношений. Такое поведение не нравилось никому. Мало ли что у этой тихони на уме, в тихом омуте черти водятся — судачили односельчане, и был в таких рассуждениях здравый смысл и вполне понятная житейская предосторожность. После ужасного случая с оборотнем неприязнь переросла в ненависть, разбавленную суеверным страхом. Потому эти трое, чувствуя безнаказанность, и начали преследовать Айну, стоило ей появиться на улице. Соваться к ней в дом они не рисковали, но устраивали травлю при первой же возможности. Заступиться же за неё было некому, в селении безымянных к Айне установилось настороженное отношение.
Тан выслушал историю со спокойным любопытством. Встал, взглянул на нечаянных гостей сверху вниз. Они сидели на корточках у не зарытой братской могилы и смотрели на него, как брошенные родителями дети смотрят на самого старшего среди них.
— Она такая же нечисть, как её брат! — мстительно повторил рыжий, в его голосе звенела обида. — Её надо сдать ловцам.
— Никому вы её не сдадите. Вы оставите её в покое. Навсегда, — сказал Тан, беря в руки лопату и продолжая начатую работу.
— Почему это? — дерзко возразил рыжий.
— Ты знаешь ответ, — серьёзно ответил Тан и сбросил лопатой землю вниз, на дно ямы, и она шлёпнулась о чёрный целлофан с останками.
Ещё через полчаса все трое, получив лопаты из рук Тана, рыли очередную яму. Никто из них больше не говорил об Айне, спрятавшейся на старой барже. И дело было не в красноречии Тана, не в тайных механизмах риторики, которыми Тан владел в совершенстве и мог управлять любым простаком из селения безымянных. Нет. Он просто пообещал их накормить в обмен на помощь.
Они не были злодеями. Это были просто дети. Голодные, злые, испорченные дети.
Метки:
