Российская наука, или туда и обратно. Часть вторая
А мы открываем второй сезон увлекательного в своей абсурдности сериала "Игра пробирок". В главной роли - тиотушка Астрель, ещё юная, наивная и верящая в доброту, и справедливость людей.
Итак, после *бегства из пасти дракона* ухода от шизофреничной шефини мне предложили место в другой лаборатории. Как сказал хозбобр, завлаб той чудесной лаборатории сам попросил о переводе меня к нему, т.к. видел мою работу на конференции и вообще... Когда я пришла знакомиться с новым *феодалом* начальником, то с удивлением узнала, что у меня их будет цельных два (т.к. предложенная тематика - двойная):
1. тот самый впечатленный моей работой завлаб;
2. некий химический хозбобр.
Первый оказался бодрым 60-летним дедушкой, уважаемым доктором физ-мат наук, отвечающим за теоретическую часть моей тематики. Высокий, статный, с чувством юмора и галантными манерами дедушка мне понравился (ну, вы помните мою наивность). Он искренне рассыпался в комплиментах по поводу моей работы, сочувствовал моим эпидерсиям с бывшей начальницей и обещал золотые горы и коньки в придачу.
Хозбобр, как выяснилось, был бобром матёрым, лютым карьеристом и сплошным администратором. Достаточно молодой для должности завлаба, он шел адскими темпами вверх по карьерной лестнице и уже мысленно видел себя в кресле директора института. Наукой он уже не занимался, если по-честному. У него была куча студентов/аспирантов, которых он регулярно набирал пачками, и которые трудились над сформулированной им задачей. Даже их он не контролировал сам, а перекладывал все вопросы на своих подчиненных - научных сотрудников.
Посчитав, что эти две занятные фигуры друг друга уравновесят, я согласилась работать с ними. Основное место мне выделили в лаборатории дедушки-физика, назовем его ДФ, в дальнем корпусе института. Пару дней в неделю я еще должна была ходить для работы ручками в главный корпус - в лабораторию хозбобра, назовем его ХБ. Так я стала *жить на два дома* работать на два корпуса. Кроме прочего, мне поставили условием обязательное поступление в аспирантуру. Что ж, два сданных экзамена по канд.минимуму мне перезачли, предмет я сдала с остальными аспирантами и начала орбайтен.
В лаборатории ДФ было забавно. Сам мэтр приходил часам к 11, читал письма от коллег, статьи, сам что-то писал, в час дня он уходил на обед, возвращался в 2 и оставался в лаборатории до позднего вечера. Первым делом, придя на работу, он заходил в мою комнату, болтал со мной о том о сём, спрашивал о планах, советовал, что нужно прочитать/посмотреть и одарял меня целым букетом старомодных, изящных комплиментов. Я относилась к этому, как к милому чудачеству пожилого, галантного человека и не понимала еще, к чему меня это приведет...
Кроме меня в лаборатории было еще несколько персонажей.
Зашуганный задрот - очень худой и очень немытый дяденька, говорящий тихим, заикающимся голосом и постоянно прячущий глаза. Дяденька вел расчеты, что-то программировал и писал кандидатскую. Я очень удивилась, когда узнала, что у дяденьки есть жена и ребенок. Еще больше я удивилась, когда увидела сию женщину: низенькая, абсолютно круглая женщина, которая бодро перекатывалась на кривеньких ножках и почему-то постоянно кричала. По сей причине ЗЗ старался подольше задерживаться на работе и выходить поработать ещё и в выхи.
Неуловимый Хозбобр - умильный, щекастенький дядечка, который появлялся на работе очень редко и очень тайно. Всё остальное время он пребывал в таинственных местах и прокручивал какие-то свои финансово-институтские махинации.
Аспирант-пофигист - смышленый мальчик, который по непонятным причинам попал в эту лабораторию и теперь не знал, что с этим делать. Мальчик выполнял всю формальную часть работ, а в остальное время зарабатывал деньги на пропитание программированием.
Ещё пара привидений - сотрудники, которые вроде как и были, но старались слиться с окружающим пейзажем, и не запомнившиеся мне абсолютно.
Каждый четверг в нашей лаборатории проходили семинары, где сотрудники по-очереди должны были отчитаться о проделанной работе/прочитанных статьях и т.д. Уже тогда я стала замечать странное отношение к своей персоне со стороны начальника: тема была мне не близка, втягивалась я медленно и периодически делала ляпы в своих докладах, но ни разу он не одёрнул меня, не сказал, что я несу ересь, а спускал это с мягкой снисходительностью на тормозах.
В главный корпус я ходила заниматься непосредственно экспериментальной частью и чувствовала себя больше в своей тарелке. Главного хозбобра я практически не видела. В надзиратели мне выдали смешного маленького человечка, которого не смотря на возраст все звали снисходительно Пашей, и обращались с ним, как с забавным студентиком, а не как с рукастым химиком, кхн-ом и вообще, человеком в возрасте. Паша был классическим представителем субстрата для завлабов, который я описывала в первой части. Умный, с ловкими, прямыми руками, деятельный человек тянул на себе весь воз химической кухни, собирал установки, вёл синтезы, обучал студентов/аспирантов и с благодарностью принимал мелкие подачки хозбобра, воспринимая такое уничижительно-снисходительное отношение к себе, как должное. С Пашей мы провели много чудесных минут в лабе, где он передавал мне премудрости неорганической химии. Самым запомнившимся был момент определения точки плавления, когда раскаленный порошок вдруг на мгновение мигал и становился каплей, при переходе точки плавления.
ДФ вникал во все мои дела, но считал все эксперименты пустой тратой времени. По его мнению, я должна была всё получить, исходя из расчётов. В середине зимы у ДФ приключились серьезные проблемы с сердцем и его положили в больницу, где сделали шунтирование. Тем не менее, из рабочего процесса он не выпадал, еженедельные распечатки моих отчетов ему относили в больницу, где он делал правки и выставлял новые задачи. Тогда я снова проявила себя наивной дурочкой и в конце одного из отчетов написала: "Поправляйтесь быстрее. Мы все скучаем и ждем вас снова в лаборатории". В этих словах он уловил то, что хотел уловить и уверился в своей правоте.
Вскоре, ДФ выписали из больницы и он поручил мне провести международную общеинститутскую конференцию. Слава богу, организовано всё было вменяемо и я вела только организационно-научные вопросы, не вдаваясь в гостиницы и фуршеты. ДФ с довольным лицом наблюдал за происходящим и притаскивал знакомиться со мной всех японских коллег, представляя меня, как свою ученицу. И даже договорился со своим другом-профессором, что через год я поеду к тому в Японию поработать. В отличие от предыдущей шефини, это были не пустые обещания, поскольку ДФ уже устроил на работу в Японии двух своих аспирантов и собственного сына. Я была счастлива и наивна.
После конференции был полноценный банкет в академовском ресторане. Я сидела за главным столом рядом с начальником и наблюдала забавные сценки, происходящие за соседними столами. Например, как народец потихонечку, считая, что этого никто не замечает, складывает под столом ветчину и сырик себе в пакет (особо смелые добавляли туда же непочатые бутылочки с горячительным).
Больше всего мне понравился эпизод с одним японским ученым... Две кратенькие ремарки: 1) японцы очень чистоплотные, помешанные на гигиене люди; 2) в нашем чудесном академе время замерло где-то в эпохе развитого социализма, особенно это отчетливо прослеживается в сфере обслуживания. В общем, картина маслом: один из японцев уронил на пол вилку, жестами подозвал официантку и показал на вилку. Официантка с невозмутимым лицом подняла вилку, обтёрла ее болтающимся на руке полотенцем, вернула японцу и так же невозмутимо удалилась. Я очень жалела в тот момент, что у меня не было фотоаппарата - я в первые в жизни видела, как глаза японца округляются и делаются огромными, как у анимешки... Далее была бурная сцена обсуждения с соседними японцами и демонстрация этой самой вилки, как некого инопланетного артефакта. Не помню, чем закончилась эта история, но, по-моему, японец весь вечер ел ложкой...
После хлопот с конференцией и небольшого отпуска ДФ предложил мне по работе съездить с ним в Питер. Я как-то особо не понимала, зачем в этой поездке мое присутствие (все эти вопросы с коллегами из Питера можно было решить в переписке или по телефону), но, поскольку в Питере у меня живут родители, я согласилась на поездку. Поселилась я естественно не в гостинице, а у родителей и пересекалась с начальником только в институте наших коллег, где обсуждались планы совместной работы и прочие орг.моменты. Начальник выглядел почему-то удрученным и постоянно приглашал меня после семинаров где-нибудь погулять. Поскольку Питер был мной исползан вдоль и поперек, а родителей я не видела давно, то на все его предложения отвечала отказом. В один из таких дней я (идиотка!) сжалилась над его понурым лицом и пригласила его на совместные посиделки в кафе, где меня ждала матушка. Посиделки были забавными... В общем, моя матушка - человек с незакрывающимся источником речи))) Она вещает непрестанно и безостановочно, на любую тему, но тут она встретила человека, который смог ее заговорить насмерть. Начальник, обрадованный приглашением, включил на полную катушку весь свой запас красноречия и просто потопил нас рассказами о собственной жизни. На третьем часу беседы, я увидела умоляющие глаза матушки (которой за это время удалось вставить только пару междометий), и придумав какую-то байку, отправила ДФ в гостиницу, и схватив матушку в охапку, рванула в метро. Первые слова, которые она сказала, отойдя от стресса: "Больше его не зови!"
Институт, в который мы приезжали, и его сотрудники, заслуживают отдельного упоминания. Если в нашем институте, где теоретики и практики были перемешаны равномерно и степень убожества российской теоретической науки была смазана, то там царил адЪ, пипецЪ и запустение. В чистом поле, среди разбросанных корпусов и общежитий, тот корпус отличался особой обшарпанностью и неприкаянностью. Большие, пыльные помещения, окна не знавшие мытья с момента постройки, стены в следах начатого, но давно заброшенного ремонта...
В общем, зашли мы в одну из огромных, обшарпанных комнат, где нас ждали коллеги. Впечатление они производили двоякое... С одной стороны, это были умные люди, профессионалы в своей сфере. С другой, они совершенно не вписывались в современную действительность и застряли где-то в начале 80-х, программируя на древних языках и занимаясь написанием статей в журналы, которые читают пара человек, и те - из их института. Начальником лаборатории была громадная усатая тётка с зычным голосом и манерами фельдфебеля. Из того, как вздрагивают коллеги от звуков ее голоса и лебезят в ее присутствии, становилось ясно, что вся эта шушлайка управляется диктаторской тяжелой рукой данной особы, и любого, кто вякает своё слово поперек и не выполняет ее капризы, вышвыривают с трескучим пенделем. В обсуждении научных вопросов мадам Диктатор не участвовала (поскольку являлась женской вариацией хозбобра) и появилась только к чаепитию. Чаепитие тоже потрясло своей аскетичностью. На стол поставили упаковку кофе, початую пачку с пакетированным чаем сорта "Труха пеньковая", стеклянную банку со слипшимся сахаром и блюдце с располовиненными печенюшками. Использованные пакетики чая складывались в специальную чашечку и юзались повторно. Если бы я это не видела собственными глазами, то ни за что бы не поверила...
В общем, по окончании трудов праведных, мы с начальником почувствовали жуткое чувство голода и, представив, что выбираться из этих е****ей два часа, попросили коллег отвести нас в столовую.
Эпическая сила! Я вернулась в советское детство! Такой реликтовой столовой я не встречала с тех времен. Там просто можно было открывать музей-заповедник. Серые котлеты из непонятной субстанции, жилы в буром соусе под названием "Гуляш", комковатое, синюшное пюре, ледяные, слипшиеся макароны и поднос со светло-желтой субстанцией с одиноким сухофруктиком на дне - компот, б@я. Заправляла всем этим дебелая тётка в несвежем фартуке и кружевной наколкой на пергидрольной шевелюре. Мы сели за стол и попытались поклевать самое съедобное, что там было - винегрет. Питерские коллеги, видя, мягко сказать, удивление, на наших лицах наперебой начали хвалить столовую, говорить, что кормят тут неплохо, просто сейчас уже вечер (видимо, в 5 часов там жрать не принято). И вообще, повариха очень добрая, кормит в долг (в этом месте меня передёрнуло от кошмарности их насущной жизни, допускающей, что денег может НАСТОЛЬКО не быть, что радуешься кормёжке в кредит в этой рыгаловке), а по пятницам она даже наливает компот (в этом месте они начали улыбаться и перемигиваться). Я посмотрела на поднос с компотом, потом в телефон - вторник, и недоуменно все это высказала. Они посмотрели на меня и снисходительно сказали: "Нет, на подносе - компот. А мы говорим про Компот!" В ходе их намёков и перемигиваний выяснилось, что "компотом" называют какую-то самодельную алкогольную байду, которой банчит по пятницам повариха, ведя свой небольшой незаконный гешефт.
В общем, из института я уезжала с тяжелыми ощущениями какой-то обреченности и брезгливости.
Командировка моя закончилась и мы вернулись домой. Начальник, недовольный недополученным вниманием, решил сделать ход конём и устроил совместную поездку на конференцию в Пекин (в Китае уж точно у меня не должно было оказаться никаких родственников!). Там-то и началась безумная мелодрама с элементами шизофрении...
Продолжение истории *смотрите* читайте в третьем сезоне нашего безумного научного сериала.
С вами была я, тиотушка Астрель.
Итак, после *бегства из пасти дракона* ухода от шизофреничной шефини мне предложили место в другой лаборатории. Как сказал хозбобр, завлаб той чудесной лаборатории сам попросил о переводе меня к нему, т.к. видел мою работу на конференции и вообще... Когда я пришла знакомиться с новым *феодалом* начальником, то с удивлением узнала, что у меня их будет цельных два (т.к. предложенная тематика - двойная):
1. тот самый впечатленный моей работой завлаб;
2. некий химический хозбобр.
Первый оказался бодрым 60-летним дедушкой, уважаемым доктором физ-мат наук, отвечающим за теоретическую часть моей тематики. Высокий, статный, с чувством юмора и галантными манерами дедушка мне понравился (ну, вы помните мою наивность). Он искренне рассыпался в комплиментах по поводу моей работы, сочувствовал моим эпидерсиям с бывшей начальницей и обещал золотые горы и коньки в придачу.
Хозбобр, как выяснилось, был бобром матёрым, лютым карьеристом и сплошным администратором. Достаточно молодой для должности завлаба, он шел адскими темпами вверх по карьерной лестнице и уже мысленно видел себя в кресле директора института. Наукой он уже не занимался, если по-честному. У него была куча студентов/аспирантов, которых он регулярно набирал пачками, и которые трудились над сформулированной им задачей. Даже их он не контролировал сам, а перекладывал все вопросы на своих подчиненных - научных сотрудников.
Посчитав, что эти две занятные фигуры друг друга уравновесят, я согласилась работать с ними. Основное место мне выделили в лаборатории дедушки-физика, назовем его ДФ, в дальнем корпусе института. Пару дней в неделю я еще должна была ходить для работы ручками в главный корпус - в лабораторию хозбобра, назовем его ХБ. Так я стала *жить на два дома* работать на два корпуса. Кроме прочего, мне поставили условием обязательное поступление в аспирантуру. Что ж, два сданных экзамена по канд.минимуму мне перезачли, предмет я сдала с остальными аспирантами и начала орбайтен.
В лаборатории ДФ было забавно. Сам мэтр приходил часам к 11, читал письма от коллег, статьи, сам что-то писал, в час дня он уходил на обед, возвращался в 2 и оставался в лаборатории до позднего вечера. Первым делом, придя на работу, он заходил в мою комнату, болтал со мной о том о сём, спрашивал о планах, советовал, что нужно прочитать/посмотреть и одарял меня целым букетом старомодных, изящных комплиментов. Я относилась к этому, как к милому чудачеству пожилого, галантного человека и не понимала еще, к чему меня это приведет...
Кроме меня в лаборатории было еще несколько персонажей.
Зашуганный задрот - очень худой и очень немытый дяденька, говорящий тихим, заикающимся голосом и постоянно прячущий глаза. Дяденька вел расчеты, что-то программировал и писал кандидатскую. Я очень удивилась, когда узнала, что у дяденьки есть жена и ребенок. Еще больше я удивилась, когда увидела сию женщину: низенькая, абсолютно круглая женщина, которая бодро перекатывалась на кривеньких ножках и почему-то постоянно кричала. По сей причине ЗЗ старался подольше задерживаться на работе и выходить поработать ещё и в выхи.
Неуловимый Хозбобр - умильный, щекастенький дядечка, который появлялся на работе очень редко и очень тайно. Всё остальное время он пребывал в таинственных местах и прокручивал какие-то свои финансово-институтские махинации.
Аспирант-пофигист - смышленый мальчик, который по непонятным причинам попал в эту лабораторию и теперь не знал, что с этим делать. Мальчик выполнял всю формальную часть работ, а в остальное время зарабатывал деньги на пропитание программированием.
Ещё пара привидений - сотрудники, которые вроде как и были, но старались слиться с окружающим пейзажем, и не запомнившиеся мне абсолютно.
Каждый четверг в нашей лаборатории проходили семинары, где сотрудники по-очереди должны были отчитаться о проделанной работе/прочитанных статьях и т.д. Уже тогда я стала замечать странное отношение к своей персоне со стороны начальника: тема была мне не близка, втягивалась я медленно и периодически делала ляпы в своих докладах, но ни разу он не одёрнул меня, не сказал, что я несу ересь, а спускал это с мягкой снисходительностью на тормозах.
В главный корпус я ходила заниматься непосредственно экспериментальной частью и чувствовала себя больше в своей тарелке. Главного хозбобра я практически не видела. В надзиратели мне выдали смешного маленького человечка, которого не смотря на возраст все звали снисходительно Пашей, и обращались с ним, как с забавным студентиком, а не как с рукастым химиком, кхн-ом и вообще, человеком в возрасте. Паша был классическим представителем субстрата для завлабов, который я описывала в первой части. Умный, с ловкими, прямыми руками, деятельный человек тянул на себе весь воз химической кухни, собирал установки, вёл синтезы, обучал студентов/аспирантов и с благодарностью принимал мелкие подачки хозбобра, воспринимая такое уничижительно-снисходительное отношение к себе, как должное. С Пашей мы провели много чудесных минут в лабе, где он передавал мне премудрости неорганической химии. Самым запомнившимся был момент определения точки плавления, когда раскаленный порошок вдруг на мгновение мигал и становился каплей, при переходе точки плавления.
ДФ вникал во все мои дела, но считал все эксперименты пустой тратой времени. По его мнению, я должна была всё получить, исходя из расчётов. В середине зимы у ДФ приключились серьезные проблемы с сердцем и его положили в больницу, где сделали шунтирование. Тем не менее, из рабочего процесса он не выпадал, еженедельные распечатки моих отчетов ему относили в больницу, где он делал правки и выставлял новые задачи. Тогда я снова проявила себя наивной дурочкой и в конце одного из отчетов написала: "Поправляйтесь быстрее. Мы все скучаем и ждем вас снова в лаборатории". В этих словах он уловил то, что хотел уловить и уверился в своей правоте.
Вскоре, ДФ выписали из больницы и он поручил мне провести международную общеинститутскую конференцию. Слава богу, организовано всё было вменяемо и я вела только организационно-научные вопросы, не вдаваясь в гостиницы и фуршеты. ДФ с довольным лицом наблюдал за происходящим и притаскивал знакомиться со мной всех японских коллег, представляя меня, как свою ученицу. И даже договорился со своим другом-профессором, что через год я поеду к тому в Японию поработать. В отличие от предыдущей шефини, это были не пустые обещания, поскольку ДФ уже устроил на работу в Японии двух своих аспирантов и собственного сына. Я была счастлива и наивна.
После конференции был полноценный банкет в академовском ресторане. Я сидела за главным столом рядом с начальником и наблюдала забавные сценки, происходящие за соседними столами. Например, как народец потихонечку, считая, что этого никто не замечает, складывает под столом ветчину и сырик себе в пакет (особо смелые добавляли туда же непочатые бутылочки с горячительным).
Больше всего мне понравился эпизод с одним японским ученым... Две кратенькие ремарки: 1) японцы очень чистоплотные, помешанные на гигиене люди; 2) в нашем чудесном академе время замерло где-то в эпохе развитого социализма, особенно это отчетливо прослеживается в сфере обслуживания. В общем, картина маслом: один из японцев уронил на пол вилку, жестами подозвал официантку и показал на вилку. Официантка с невозмутимым лицом подняла вилку, обтёрла ее болтающимся на руке полотенцем, вернула японцу и так же невозмутимо удалилась. Я очень жалела в тот момент, что у меня не было фотоаппарата - я в первые в жизни видела, как глаза японца округляются и делаются огромными, как у анимешки... Далее была бурная сцена обсуждения с соседними японцами и демонстрация этой самой вилки, как некого инопланетного артефакта. Не помню, чем закончилась эта история, но, по-моему, японец весь вечер ел ложкой...
После хлопот с конференцией и небольшого отпуска ДФ предложил мне по работе съездить с ним в Питер. Я как-то особо не понимала, зачем в этой поездке мое присутствие (все эти вопросы с коллегами из Питера можно было решить в переписке или по телефону), но, поскольку в Питере у меня живут родители, я согласилась на поездку. Поселилась я естественно не в гостинице, а у родителей и пересекалась с начальником только в институте наших коллег, где обсуждались планы совместной работы и прочие орг.моменты. Начальник выглядел почему-то удрученным и постоянно приглашал меня после семинаров где-нибудь погулять. Поскольку Питер был мной исползан вдоль и поперек, а родителей я не видела давно, то на все его предложения отвечала отказом. В один из таких дней я (идиотка!) сжалилась над его понурым лицом и пригласила его на совместные посиделки в кафе, где меня ждала матушка. Посиделки были забавными... В общем, моя матушка - человек с незакрывающимся источником речи))) Она вещает непрестанно и безостановочно, на любую тему, но тут она встретила человека, который смог ее заговорить насмерть. Начальник, обрадованный приглашением, включил на полную катушку весь свой запас красноречия и просто потопил нас рассказами о собственной жизни. На третьем часу беседы, я увидела умоляющие глаза матушки (которой за это время удалось вставить только пару междометий), и придумав какую-то байку, отправила ДФ в гостиницу, и схватив матушку в охапку, рванула в метро. Первые слова, которые она сказала, отойдя от стресса: "Больше его не зови!"
Институт, в который мы приезжали, и его сотрудники, заслуживают отдельного упоминания. Если в нашем институте, где теоретики и практики были перемешаны равномерно и степень убожества российской теоретической науки была смазана, то там царил адЪ, пипецЪ и запустение. В чистом поле, среди разбросанных корпусов и общежитий, тот корпус отличался особой обшарпанностью и неприкаянностью. Большие, пыльные помещения, окна не знавшие мытья с момента постройки, стены в следах начатого, но давно заброшенного ремонта...
В общем, зашли мы в одну из огромных, обшарпанных комнат, где нас ждали коллеги. Впечатление они производили двоякое... С одной стороны, это были умные люди, профессионалы в своей сфере. С другой, они совершенно не вписывались в современную действительность и застряли где-то в начале 80-х, программируя на древних языках и занимаясь написанием статей в журналы, которые читают пара человек, и те - из их института. Начальником лаборатории была громадная усатая тётка с зычным голосом и манерами фельдфебеля. Из того, как вздрагивают коллеги от звуков ее голоса и лебезят в ее присутствии, становилось ясно, что вся эта шушлайка управляется диктаторской тяжелой рукой данной особы, и любого, кто вякает своё слово поперек и не выполняет ее капризы, вышвыривают с трескучим пенделем. В обсуждении научных вопросов мадам Диктатор не участвовала (поскольку являлась женской вариацией хозбобра) и появилась только к чаепитию. Чаепитие тоже потрясло своей аскетичностью. На стол поставили упаковку кофе, початую пачку с пакетированным чаем сорта "Труха пеньковая", стеклянную банку со слипшимся сахаром и блюдце с располовиненными печенюшками. Использованные пакетики чая складывались в специальную чашечку и юзались повторно. Если бы я это не видела собственными глазами, то ни за что бы не поверила...
В общем, по окончании трудов праведных, мы с начальником почувствовали жуткое чувство голода и, представив, что выбираться из этих е****ей два часа, попросили коллег отвести нас в столовую.
Эпическая сила! Я вернулась в советское детство! Такой реликтовой столовой я не встречала с тех времен. Там просто можно было открывать музей-заповедник. Серые котлеты из непонятной субстанции, жилы в буром соусе под названием "Гуляш", комковатое, синюшное пюре, ледяные, слипшиеся макароны и поднос со светло-желтой субстанцией с одиноким сухофруктиком на дне - компот, б@я. Заправляла всем этим дебелая тётка в несвежем фартуке и кружевной наколкой на пергидрольной шевелюре. Мы сели за стол и попытались поклевать самое съедобное, что там было - винегрет. Питерские коллеги, видя, мягко сказать, удивление, на наших лицах наперебой начали хвалить столовую, говорить, что кормят тут неплохо, просто сейчас уже вечер (видимо, в 5 часов там жрать не принято). И вообще, повариха очень добрая, кормит в долг (в этом месте меня передёрнуло от кошмарности их насущной жизни, допускающей, что денег может НАСТОЛЬКО не быть, что радуешься кормёжке в кредит в этой рыгаловке), а по пятницам она даже наливает компот (в этом месте они начали улыбаться и перемигиваться). Я посмотрела на поднос с компотом, потом в телефон - вторник, и недоуменно все это высказала. Они посмотрели на меня и снисходительно сказали: "Нет, на подносе - компот. А мы говорим про Компот!" В ходе их намёков и перемигиваний выяснилось, что "компотом" называют какую-то самодельную алкогольную байду, которой банчит по пятницам повариха, ведя свой небольшой незаконный гешефт.
В общем, из института я уезжала с тяжелыми ощущениями какой-то обреченности и брезгливости.
Командировка моя закончилась и мы вернулись домой. Начальник, недовольный недополученным вниманием, решил сделать ход конём и устроил совместную поездку на конференцию в Пекин (в Китае уж точно у меня не должно было оказаться никаких родственников!). Там-то и началась безумная мелодрама с элементами шизофрении...
Продолжение истории *смотрите* читайте в третьем сезоне нашего безумного научного сериала.
С вами была я, тиотушка Астрель.
Метки:
