Луиза Глюк. Колыбельная

Моя мать в этом специалист:
отправлять своих любимых людей
в другой мир,
малышей, которых она баюкает,
шепотом или тихим пением.
Мне трудно сказать, что она делала
для отца,
но что бы это не было, я уверена,
было правильным.

Это ведь одно и тоже: подготовить
человека ко сну или к смерти.
Колыбельные говорят: не бойся,
они перефразируют сердцебиение матери.
Да так, что живые понемножку успокаиваются.
А вот умирающие не могут, отказываются.

Умирание похоже на верхушки волчков,
они так быстро вращаются, что кажутся
неподвижными.
Потом они разлетаются: в руках моей матери
сестричка была облаком атомов, частиц.
Вот в этом и разница, что когда ребенок спит,
он все еще цельный.

Моя мать видела смерть,
она не любит говорить о целостности души.
У нее на руках был младенец, старик,
и вокруг того и другого росла тьма, в конце концов превращаясь
в землю.

Душа как и вся материя:
почему она должна оставаться целостной,
оставаться верной своей единственной форме,
когда она может быть свободной?


Lullaby

My mother's an expert in one thing:
sending people she loves into the other world.
The little ones, the babies-these
she rocks, whispering or singing quietly.
I can't say
what she did for my mother;
whatever it was, I'm sure it was right.

It's the same thing, really, preparing a person
for sleep, for death. The lullabies-they all say
don't be afraid, that's how they paraphrase
the hearbeat of the mother.
So the living grow slowly calm; it's only
the dying who can't, who refuse.

The dying are like tops, like gyroscopes-
they spin so rapidly they seem to be still.
Then they fly apart: in my mother's arms,
my sister was a cloud of atoms,of particles-
that's the difference.
When a child's asleep, it's still whole.

My mother's seen death; she doesn't talk
about the soul's integrity.
She's held an infant, old man, as by
comprasion the dark grew
solid around them, finally changing to earth.

The soul's like all matter:
why would it stay intact, stay faithful to its
one form,
when it could be free?