крым-64
********************
КРЫМ
ялтинский залив на яхточках своих\ весело качает градусы\ флагами столиц на ленточке повис\ белый блаженный парусник Николай Байтов, Света Литвак ПЕРФОМАНСЫ 1995
И знать, что ты в Москве, а осенью – в Крыму. Михаил Нилин
По утрам мы ходили в столовую\ и трава была засыпана инеем.\ Снег превращал в колдовской дворец\ такую чувственную природу Крыма.\ Ракушечник, сафора,\ слишком себя уважающий ампир. Виктор Полещук 1998 ПОД ЧУДНЫМИ ВЕТВЯМИ
Ана Дао Южное сияние 2016
Стихотворения
ДЖУРЛИНСКИЕ ВЕРЛИБРЫ
Свет звёзд над складчатостью Демерджи,
Огромных, тёплых, разноцветных.
Скажи,
Есть ли врата в перелесках несметных,
На янских склонах и в иньских распадках.
Светлым
Судьба быть, чтоб меряться в прятки
Искусством со змеевидными руслами рек.
Сладки
Мгновения, магией превращённые в век,
Пикантно думать о змеях и в них превращаться.
Мне –
С узорчатыми ручьями… лучами… сливаться
И взращивать магию, как крымские сосны.
Остаться
Зовут скалы и солнце. Ветра стоголосы.
Только Солнцу молюсь: волшебство удержи.
Как долго говорить мне ломаными ритмами?
Как долго пробираться прибрежными рифами?
Как долго обжигаться гитарными риффами?
Как долго учиться волшебствовать рифмами?
А травы на вершинах выпевают мантры,
А вещие ястребы реют над реками нагов,
Хочу, причастившись звёздно-можжевеловой Тантры,
Уйти в беспредельность тропой одного шага.
Вероника Тушнова (1911-1965)
Мне в сердце смотрит вечная звезда... (АСТ, 2010)
Из ?Первой книги? (1945)
Резкие гудки автомобиля...
Резкие гудки автомобиля,
сердца замирающий полет.
В облаках белесой крымской пыли
прячется нежданный поворот.
По;лны звона выжженные травы.
Ветром с губ уносятся слова.
Слева склоны, склоны, а направо –
моря сморщенная синева.
Ветер все прохладнее. Все ближе
дальних гор скалистое кольцо.
Я еще до сумерек увижу
ваше загорелое лицо.
Но когда б в моей то было власти,
вечно путь я длила б, от того
что минуты приближенья к счастью
много лучше счастья самого.
И знаю все, и ничего не знаю...
И знаю все, и ничего не знаю...
И не пойму, чего же хочешь ты,
с чужого сердца с болью отдирая
налегших лет тяжелые пласты.
Трещат и рвутся спутанные корни.
И вот, не двигаясь и не дыша,
лежит в ладонях, голубя покорней,
тобою обнаженная душа.
Тебе дозволена любая прихоть.
Но быть душе забавою не след.
И раз ты взял ее, так посмотри хоть
в ее глаза, в ее тепло и свет.
***
Борис КУТЕНКОВ Ещё я слишком тут…
Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2017
В.Б.
I
до исхода помнить до заката
госпитальным фонарём гремя
словно бред — неназванного брата
буквами созвучного тремя
и четвёртой что в беде как в беге
защищаясь блуда тетивой
видит вечный сон о человеке
никогда не вещий но живой
никогда не смерть — шаги у входа
не полёт а так себе свобода
мёрзлое нашариванье кода
долгая прелюдия конца
обязуясь помнить до исхода
из гнезда выталкивать птенца
на карнизе ветреного года
глядя вниз — не отводи лица
II
набоковский маршрут
плывущая кровать
в коротком слове ?блуд?
двум гласным не бывать
покуда весел сон
у бреда на кону
по-джойсовски сплетён
в нечестную страну
там крым ещё не наш
и в лете нутряной
купает карандаш
реве очередной
и клюв ещё закрыт
у птицы на гербе
и кондопога-стрит
не помнит о тебе
лишь в космос бьющий свет
бессвязного пера
плутающих комет
забывших про вчера
***
***
Борис КУТЕНКОВ Ещё я слишком тут…
Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2017
куда бы смертный от белковых тел
ни мчался пряча в недрах долгий ящик
звенит один лица водораздел
молчащий помнящий и длящий
там прерванная речь возносится над ним
бдит над оставленным вполглаза
цикадным нимбом словом выхлопным
(?ни крыма твоего не надо ни кавказа?)
и зреньем отнятым
сторожевая
листая человека средний том
конвенций толщу прорывая
всё видит в облаке одном
сдвигаемый предел последних нот
с прилётом циклопического брата
там за чертой гудящей напролёт
сверчок над умершим поёт
горит зелёный ужас чата
…и слов уже не разбирая
в свет бесконечный — под дождём
летит ночная шаровая
всё видя в облаке одном
мелькнувшее в прорехах на мгнове—
сквозь шумовую собственного ада
преследуют случайных две
которых разобрать уже не надо
…лишь медленную память грея
впустить болящего в проём
жить по-иному не умея
жить — вообще-то — не умея
и тлеющего об одном
но видя в облаке одном
***
ЕВГЕНИЙ РЕЙН ?СТИХОТВОРЕНИЯ И ПОЭМЫ? МОСКВА ?Советский писатель?, 1990
СТАРОКРЫМСКАЯ БАЛЛАДА
В Старом Крыму стоит девятисотый год, козы пасутся и важно растет осот.
В старой пивной в тени честное пиво льют, давние млеют дни, медленный чистый люд.
Не докатилась весть, и Порт-Артур не пал, там, где на площадь въезд, длинный стоит портал. В левом его окне — общество ?Инвалид?, в правом его окне чей-то портрет стоит.
Узкий мундир плечист, выношен аж до дыр...
Кто он? Кавалерист, Врангель или Якир?
Или татарский хан, или заезжий хрен?
Может ли истукан дать столь заметный крен?
Я захожу тогда в эту фотоартель:
?Добрые господа, дабы не длить канитель, вы объясните мне, кто у вас там в окне??
Мне говорит один турок или еврей:
?Добрый наш господин, выйдите из дверей, сядьте на табурет, мы повернем портрет.
Как вы сказали?.. Нет, этого нет как нет!
Это герой войны, дважды майор Петров.
Это заказ жены. Только здесь нет цветов.
Ибо вянут цветы вот уже пятый год, а получать заказ женщина не идет.
Выгорел весь мундир, лучше портрет не стал, и показалось вам, будто бы генерал, даже один погон сходит за эполет.
Точно сказать, кто он,— этого нет как нет!
Может быть, сняться вам? Просимо в павильон.
Сядьте пока на стул около тех колонн?.
?Это подходит мне,— твердо я говорю,— буду стоять в окне, выгорю — не сгорю.
Здравствуй, майор Петров, здравствуй и будь здоров, штатский я человек, будь ко мне не суров.
Будем теперь стоять тысячу двести лет, в левой руке сжимать камушек-амулет?.
Тут и щелкнул затвор, вышел я в коридор, ласково на меня Вечность глядела с гор.
Бахыт Кенжеев Кн. ?Послания? 2011
ВДАЛИ МЕРЦАЕТ ГОРОД ГАЛИЧ
Стихи мальчика Теодора
?в херсоне, где яд отвергал митридат…?
в херсоне, где яд отвергал митридат,
где сосны шумят без кальсон,
шерстистые звёзды, взвывая, твердят
о смерти, похожей на сон
в херсоне, где одноладонный хлоп;ок
истлел, как египетский хлопок,
старуха рахиль продаёт черепок
беззвучных научных раскопок
а я малахольный считаю что зря
рука в золотых волосках
чрезмерные цены за череп царя
вещавшего на языках
давно позади копьещитовый труд
в обиде бежал неприятель
на камне горилку свинцовую пьют
сильфида и гробокопатель
грешил и военную суллу крошил
меч вкладывал вкривь а не вкось
но слишком усердно суглинок сушил
его серебристую кость
верёвка протяжная с детским бельём
в прокуренной фильме феллини
и пьющие (спящие) плачут вдвоём
от запаха крымской полыни
Андрей Поляков
Стихи о Родине
Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2010
Об авторе | Андрей Геннадьевич Поляков родился в 1968 году в Симферополе. Окончил филфак Симферопольского университета. Малая премия “Москва — Транзит” (2003). Шорт-лист Премии Андрея Белого (2003 и 2009). Лауреат стипендии Фонда Иосифа Бродского (2007). Лауреат Международной литературной Волошинской премии 2008 года в номинации “Брега Тавриды”. Предыдущая публикация в “Знамени” № 1, 2009. Живёт в Симферополе.
Стихи о неизвестном солдате
Дай мне вспомнить как ласточки плыли
на долгом закате, что там делая, что?
обгоняя себя, обгоняя! Как звенела вода
на твоём золотом винограде, и светилась
ладонь, а за ней — озарялась другая
“Ты держал ли в руках золотой виноград
занесённый в Тавриду не нами?” —
говорил мне в троллейбусе мёртвый солдат
шевеля неподвижно губами
“Тем ли, этим ли, в землю, в её темноту
мы за юбкой пойдём Персефоны
поправляя фонариков жёлтую муть
как плохие, плохие шахтёры”
А троллейбус, казалось, богами богат —
так легко, так светло и крылато…
“Просыпайся, солдат, и держи виноград!” —
я ответил убитому брату
ПАВЕЛ АНТОКОЛЬСКИЙ
Марина
Седая даль, морская гладь и ветер
Поющий, о несбыточном моля.
В такое утро я внезапно встретил
Тебя, подруга ранняя моя.
Тебя, Марина, вестница моряны!
Ты шла по тучам и по гребням скал.
И только дым, зеленый и багряный.
Твои седые волосы ласкал.
И только вырез полосы прибрежной
В хрустящей гальке лоснился чуть-чуть.
Так повторялся он, твой зарубежный,
Твой эмигрантский обреченный путь.
Иль, может быть, в арбатских переулках…
Но подожди, дай разглядеть мне след
Твоих шагов, стремительных и гулких,
Сама помолодей на сорок лет.
Иль, может быть, в Париже или в Праге…
Но подожди, остановись, не плачь!
Зачем он сброшен и лежит во прахе,
Твой страннический, твой потертый плащ -
Зачем в глазах остекленела дико
Посмертная одна голубизна -
Не оборачивайся, Эвридика,
Назад, в провал беспамятного сна.
Не оборачивайся! Слышишь- Снова
Шумят крылами чайки над тобой.
В бездонной зыби зеркала дневного
Сверкают скалы, пенится прибой…
Вот он, твой Крым! Вот молодость, вот детство,
Распахнутое настежь поутру.
Вот будущее. Стоит лишь вглядеться,
Отыщешь дочь, и мужа, и сестру.
Тот бедный мальчик, что пошел на гибель.
В соленых брызгах с головы до ног, –
О, если даже без вести он выбыл,
С тобою рядом он не одинок.
И звезды упадут тебе на плечи…
Зачем же гаснут смутные черты
И так далёко – далеко – далече
Едва заметно усмехнулась ты -
Зачем твой взгляд рассеянный ответил
Беспамятством, едва только возник -
То утро, та морская даль, тот ветер
С тобой, Марина. Ты прошла сквозь них!
12 января 1961
ВЛАДИМИР БЕНЕДИКТОВ
Чатырдаг
Он здесь! — В средину цепи горной
Вступил, и, дав ему простор,
Вокруг почтительно, покорно
Раздвинулись громады гор.
Своим величьем им неравный,
Он стал — один и, в небосклон
Вперя свой взор полудержавный,
Сановник гор — из Крыма он,
Как из роскошного чертога,
Оставив мир дремать в пыли,
Приподнялся — и в царство бога
Пошел посланником земли.
Зеленый плащ вкруг плеч расправил
И, выся темя наголо,
Под гром и молнию подставил
Свое открытое чело.
И там, воинственный, могучий,
За Крым он растет с грозой,
Под мышцы схватывает тучи
И блещет светлой головой.
И вот я стою на холодной вершине.
Все тихо, все глухо и темно в долине.
Лежит подо мною во мраке земля,
А с солнцем давно переведался я, —
Мне первому луч его утренний выпал,
И выказал пурпур, и злато рассыпал.
Таврида-красавица вся предо мной.
Стыдливо крадется к ней луч золотой
И гонит слегка ее сон чародейный,
Завесу тумана, как полог кисейный,
Отдернул и перлы восточные ей
Роняет на пряди зеленых кудрей.
Вздохнула, проснулась прелестница мира,
Свой стан опоясала лентой Салгира,
Цветами украсилась, грудь подняла
И в зеркало моря глядится: мила!
Роскошна! Полна красотою и благом!
И смотрит невестой!.. А мы с Чатырдагом
Глядим на красу из отчизны громов
И держим над нею венец облаков.
1843
АЛЕКСАНДР ТВАРДОВСКИЙ
Ещё о Сибире
Сибирь не любит насаждений —
Не зря в народе говорят.
Порой пятна листвяной тени
На сто дворов не встретит взяглд.
И суть не в том, что злы морозы, —
Не о вишнёвых речь садах, —
Но хоть бы ствол мелькнул берёзы
Иль куст рябины на задах.
Домов обвветренная серость,
Задворков голых скучный вид, —
Вся неприятная оседлость —
Она о многом говорит.
О том, как деды в диком крае
За трудным пашенным добром
Ходили в бой, отодвигая
Тайгу огнём и топором;
Тайгу, что их теснила темью
И свой вела из года в год
На тех завидных, жирных землях
Извечный севооборот.
Какая к лесу будет жалость,
Зачем он был — тот самый куст:
За ним тайга вблизи держалась,
И мрак, и глушь, и зверь, и гнус…
Нет, даже спрашивать неловко
Насчет посадочных забот
В таких местах, где раскорчевка
И нынче в поле — жаркий пот;
Где ради каждой новой сотки
Земли из-под вчерашних пней
Гремят бульдозеры, лебёдки,
Взрывчатка ухает на ней…
Все так. Но тем ещё дороже
Душе моей, когда порой
И здесь увидишь вдоль дороги
Березок юных ровный строй;
Цепочку елей малолетних,
Подростков тополей чреду, —
Они для глаза тем приметней,
Что вся тайга ещё в виду;
Вся эта просека Сибири
Вдоль знаменитого шоссе, —
Вовек без надобности были
Ей даже думы о красе.
И светлой верю я примете,
Не в дальних далях вижу срок,
Когда и этот край на свете
Мы обратим до пяди впрок, —
С не меньшей, может быть, любовью,
Чем та, что знают на земле
Сады и рощи Подмосковья
Иль Крым, ухоженный в тепле.
Николай Минаев (1895-1967) Нежнее неба. Собрание стихотворений 2014
Женщина – женщине (?В Крыму, вдали от площади Арбатской…?)
В Крыму, вдали от площади Арбатской,
Под рокот волн, на пляже, при луне,
Душой и телом, так сказать, вдвойне
Я связь креплю с республикою братской.
Я не скулю как неврастеник датский:
?Быть иль не быть?!.? Здесь быть по вкусу мне,
Но утверждать, что счастлива вполне
Все ж не могу: не едет Златовратский.
Мы жизнь ведем аркадских пастушков,
Мы, это – я и трепетный Горшков,
Как чичисбей мой он не без таланта,
Но я хочу, чтоб был со мной А. Н: —
Он захватил меня навеки в плен
Своими переводами из Данта.
1941 г. 19 мая. Понедельник.
Москва
ОЛЕГ ЛУЦЕНКО
Крым
Забыв про покой в своём доме родном,
Раз греки отправились в путь за руном,
Отплыли с утра поскорее,
В прекрасную Гиперборею!
Но жертвы в дорогу не принял Нептун,
И волны поднялись и ветер подул,
И грозная, злобная сила,
Их месяц нещадно носила!
Как жалобно плакал у судна остов,
Почти не осталось уже парусов,
Вдруг солнце сквозь тучи блеснуло,
И море спокойно заснуло.
Восславив богов хоть мокры, но храбры,
Они опустили на волны дары
И сняв уцелевший ещё такелаж,
Бессильно уснул на борту экипаж,
Потом проводили заката костёр,
С надеждой глядя на звездный ковёр,
Загадку решая скорей,
Куду их забросил ?борей?.
Тут юнга на клотике крикнул ?Земля?,
И радость спустилась на борт корабля,
И вот уже дивные виды,
Любимой богами Тавриды.
Так путь проложили на землю мечты,
На берег спокойствия и чистоты
И время текло год за годом,
И он заселился народом!
Аланам и грекам казался родным,
Сельджукам, татарам, но все-таки Крым,
Сияет как лик на иконе,
Брильянтом в Российской короне!
СЕРГЕЙ МИХАЛКОВ
Школа
То было много лет назад.
Я тоже в первый раз
С толпою сверстников-ребят
Явился в школьный класс.
Мне тоже задали урок
И вызвали к доске,
И я решал его как мог,
Держа мелок в руке.
Умчались школьные года,
И не догонишь их.
Но я встречаю иногда
Товарищей своих.
Один — моряк, другой — танкист,
А третий — инженер,
Четвертый — цирковой артист,
А пятый — землемер,
Шестой — полярный капитан,
Седьмой — искусствовед,
Восьмой — наш диктор, Левитан,
Девятый — я, поэт.
И мы, встречаясь, всякий раз
О школе говорим…
— Ты помнишь, как учили нас
И как не знал я, где Кавказ,
А ты не знал, где Крым -
Как я старался подсказать,
Чтоб выручить дружка,
Что пятью восемь — сорок пять
И что Эльбрус — река -
Мы стали взрослыми теперь,
Нам детства не вернуть.
Нам школа в жизнь открыла дверь
И указала путь.
Но, провожая в школьный класс
Теперь своих детей,
Мы вспоминаем каждый раз
О юности своей,
О нашей школе над рекой,
О классе в два окна.
На свете не было такой
Хорошей, как она!
КОНСТАНТИН СИМОНОВ
Корреспондентская застольная
От Москвы до Бреста
Нет такого места,
Где бы не скитались мы в пыли,
С ?лейкой? и с блокнотом,
А то и с пулеметом
Сквозь огонь и стужу мы прошли.
Без глотка, товарищ,
Песню не заваришь,
Так давай по маленькой хлебнем!
Выпьем за писавших,
Выпьем за снимавших,
Выпьем за шагавших под огнем.
Есть, чтоб выпить, повод —
За военный провод,
За У-2, за ?эмку?, за успех…
Как пешком шагали,
Как плечом толкали,
Как мы поспевали раньше всех.
От ветров и водки
Хрипли наши глотки,
Но мы скажем тем, кто упрекнет:
— С наше покочуйте,
Наше поночуйте,
С наше повоюйте хоть бы год.
Там, где мы бывали,
Нам танков не давали,
Репортер погибнет — не беда.
Но на ?эмке? драной
И с одним наганом
Мы первыми въезжали в города.
Помянуть нам впору
Мертвых репортеров.
Стал могилой Киев им и Крым.
Хоть они порою
Были и герои,
Не поставят памятника им.
Так выпьем за победу,
За свою газету,
А не доживем, мой дорогой,
Кто-нибудь услышит,
Снимет и напишет,
Кто-нибудь помянет нас с тобой.
Припев:
Жив ты или помер —
Главное, чтоб в номер
Материал успел ты передать.
И чтоб, между прочим,
Был фитиль всем прочим,
А на остальное — наплевать!
1943
Олег ХЛЕБНИКОВ
Кроме менад своих
Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2018
Прощание с Казантипом
1
Уже не увижу звёзды,
какие видел из этой дыры,
и рядом с тобой и морем
не почувствую себя счастливым.
Отваливается жизнь не поздно,
не рано, но, по-моему, до поры.
И это не кажется горем,
но чем-то несправедливым.
Отрезается жизнь кусками,
вот на этом — нелиповый мед,
наверно, гречишный, поскольку
в нём чувствовалась горчинка…
Какими же дураками
мы были в наш лучший год,
когда брели по просёлку
и град нам — слону дробинка.
Места, где бывал счастливым…
Не надо туда приезжать:
их неизменность обидна,
а измененья досадны.
Советуют мне — позитивом
старайся себя окружать,
а что позитива не видно,
так пожил уже — ну и ладно.
2
Едва объявили ?нашим?,
он сразу стал не моим.
Давай-ка мадеры вмажем
за этот уплывший Крым.
Мы здесь от глотка свободы
пьянели — не от вина.
И всё это длилось годы,
когда заспалась страна.
Потом и его упустила —
похмельным был этот сон.
Сама себе все простила —
простит ли, приплывший, он?
ВЛАДИМИР СОРОКАЖЕРДЬЕВ Наш современник 2016
СТРАНИЦЫ ДАВНИХ ДНЕЙ
ДВА ПОЛУОСТРОВА
Славить подвиг найдутся слова.
И хотя друг от друга неблизко,
Очень схожи
полуострова —
Два защитника —
Кольский и Крымский.
Две надежды России, две славы!
Если ветер от запада крут,
Он и слева споткнётся, и справа,
И подумает: стоит ли дуть?
На одном они меридиане,
На державном, ещё от нуля, —
Это не острова в океане,
А князей древнерусских земля;
Во единой российской оправе,
Каждой гранью гранита тверда.
И ни камешка там не убавить,
А прибавиться может всегда!..
Агния Барто (1906-1981) Т. 2 из 4 Стихи и поэмы М., 1981.
ЦВЕТЫ
Ты войди в теплицу —
Там июльский зной.
Распустились розы,
Как в Крыму весной,
Расцвели глицинии
И фиалки синие.
Пусть тебе расскажет
Старый садовод,
Как осколки сыпались
На стеклянный свод,
Как звенела, падая,
Хрупкая броня…
Нежные цикламены
Вынес он из пламени,
Пальму опалённую
Вынес из огня.
Пусть тебе расскажет
Садовод-старик,
Как он спас от холода
Звёздочки гвоздик…
Стёкла были выбиты,
Им грозил мороз,—
Одеяло тёплое
Из дому принёс.
Ты войди в теплицу —
Там увидишь ты,
Что для Дня Победы
Он сберёг цветы:
Нежные цикламены,
Белую сирень,—
Чтоб цветами встретили
Мы великий день.
1945
ОЛЬГА ЕРМОЛАЕВА
Симферопольский скорый
Вешнего пала возлюбленный дым!
Дымной волной полонило
Внутренность ?скорого?, рвущего в Крым…
Милая! Ошеломила!..
Я\-то влекла на холмах золотых
Грузного сердца усталость…
Тысячу лет в колыбелях твоих –
Рвущихся с рельс! – не качалась.
Радость! Деревья пустилися впляс,
Гнёзда грачиные зреют…
Только осины – светлей моих глаз,
Все остальные – темнее…
Зависть моя! На разъездах глухих
К вечеру топятся печки.
Встали с постелей своих ледяных
Освобождённые речки.
Милая, эти поленницы дров,
Эти твои полустанки!..
Вздетые на частоколы дворов
Эти стеклянные банки!
Чёрные гроздья грачей ввечеру,
Месяц над лесом укромный.
Баба с граблями, белье на ветру,
Гусь одинокий на брёвнах.
Шпалы, дорожника жёлтый жилет.
Грубо\-дегтярный товарный.
Этот счастливо\-оранжевый свет
В угольных рамах казармы.
И, вдохновеньем весны обуян,
Некий малец мокроносый,
Словно зверька, выпускает в бурьян
Красный огонь на откосы.
Пшёл, вороные!.. Кочевия звёзд…
Утром, лишь очи откроем –
Взмоет к лицу, как нашедшийся пёс,
Ветер в полях под Джанкоем…
Милая! Знаешь, что продыху нет
В каторжной, бабьей, острожной… –
Как в малолетстве – гостинцев пакет –
Воздух железнодорожный!
Алексей ИВАНТЕР Жаркие деньки
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2018
* * *
Из земли вырастают татары,
Пахнут сеном, навозом.
Вырастают и строят Байдары
Всем обозом.
Есть булыжник, есть пилёный камень,
Что имеют, тем строят.
Ходят, топчут навоз каблуками
В своей Трое.
Их рубило, как кость на колоде,
Мглою крыло —
Не признавших империй; и родин,
Кроме Крыма.
ИГОРЬ ЦЫКУНОВ
Перевалы мои, перевалы.
Они тянут к себе, как магнит.
Сколько их в этой жизни бывало,
Сколько встретить ещё предстоит.
Мне досталось сегодня немного:
Новый путь и крутой перевал.
Вдоль троллейбусных линий дорога,
И ни разу я тут не бывал.
Лучше сам я сегодня проедусь
До Ангарской вершины вперёд,
Но не сяду в тот синий троллейбус.
Пусть о нём Окуджава поёт.
Где мы только с ним не побывали.
В основном без поломок и бед.
Здесь, в Крыму, или там, на Урале
Вез меня горный велосипед.
В жизни видел я всякого много
На пути до красивых вершин,
А пока предлагает дорога
Лужи, камни и грязь из-под шин.
Много всяких в пути заморочек.
Липкий пот заливает глаза,
То сбивается вдруг велосчётчик,
То ужасно свистят тормоза.
Всю историю нашего Крыма
Видел этот седой перевал.
Было много огня здесь и дыма
Среди гор, среди сосен и скал.
Пусть турецкие воинство вспомнит,
Как о самом кошмарном их сне,
Где Кутузов их бил, подполковник,
В первой русско-турецкой войне.
А потом было всё понемногу,
Но достаточно много врагов,
Значит, строили эту дорогу
Батальоны пехотных полков.
Я катил, рассуждая негромко:
Полуостров с названием Крым
Никому, кроме наших потомков,
Никогда больше не отдадим.
На своей двухколёсной машине
Больше я ничего не хотел.
Я мечтал, находясь на вершине,
Я не ехал, а просто летел.
В жизни всякое может случиться.
Думать в ней никогда не ленись.
Можно очень конкретно убиться,
Если быстро покатишься вниз.
А поэтому действуйте сами,
На дорогу стараясь глядеть
И работая так тормозами,
Чтоб куда-нибудь не залететь.
Несмотря на такие проблемы
Я бы всем порекомендовал:
В жизни есть интересные темы.
Поезжайте на тот перевал.
АЛЕКСАНДР ПУШКИН
* * *
Редеет облаков летучая гряда.
Звезда печальная, вечерняя звезда!
Твой луч осеребрил увядшие равнины,
И дремлющий залив, и черных скал вершины.
Люблю твой слабый свет в небесной вышине:
Он думы разбудил уснувшие во мне.
Я помню твой восход, знакомое светило,
Над мирною страной, где все для сердца мило,
Где стройно тополи в долинах вознеслись,
Где дремлет нужный мирт и темный кипарис,
И сладостно шумят таврические волны.
Там некогда в горах, сердечной думы полный,
Над морем я влачил задумчивую лень,
Когда на хижины сходила ночи тень
И дева юная во мгле тебя искала
И именем своим подругам называла.
Борис Чичибабин Сияние снегов (сборник) 2015
1 января 1993 года
Покамест я бессмертен и всесилен,
еще с утра
со всех концов зову на праздник Лилин
друзей добра.
Зову тихонь таимостей и странствий
и думных дрем,
а ты одна повелевай и властвуй
за сим столом.
А в полночь вдруг подумаю: ?Да ну вас!?,
и вспомнишь ты,
как в детстве хмуром льнула и тянулась
к теплу мечты,
как был сиротским присмерком искрошен
твой ранний цвет
и ветром сдут, безгрешен и безгрошен,
в колодец лет.
Боясь с мурой всеобщего устава
попасть впросак,
в больном пути скрывала, что устала
нести рюкзак.
Привыкла жить тайком, мечту свою ты
в быту храня,
и были б дружбы, дети и уюты,
не будь меня.
Не встреть меня, жила б себе в покое,
в дарах дорог, –
за что ж тебе казнилище такое
устроил рок?
В мой мерзлый мрак, с работы ли, с базара,
свой свет внесла
и жизнь мою безвестную спасала,
не помня зла.
Когда б не ты, я был бы нети отдан,
в когтях беды
давно став трупом или идиотом,
когда б не ты.
Жужжливым летом в памяти пахучей
медвяных крыл
ты мне дарила с воздухом созвучий
Литву и Крым.
Не нам с тобой мирить людей и нелюдь
ненастных дней, –
ты ж всем кругом добро б хотела сделать,
кто нас бедней.
Светлы тобой прельстительная чара
и тайный зов,
в тебе одной причина и начало
моих стихов.
Прожитых лет обузы и темноты,
тоску и гнет
прости мне в день рожденья твоего ты
под Новый год.
Присев к столу от кухонного газа,
от лжи обид,
ты улыбнешься мне, иконноглаза,
и Бог простит.
Еще не раз твои труды и брашна
меня спасут.
Когда любовь, то с ней идти не страшно
на Страшный суд.
Но даже там на спрос Судьи Святого,
чтоб дух спасти,
я не смогу неведомого слова
произнести.
АЛЕКСАНДР ПУШКИН
* * *
* * *
Прекрасны вы, брега Тавриды,
Когда вас видишь с корабля,
При свете утренней Киприды,
Как вас впервой увидел я;
Вы мне предстали в блеске брачном:
На небе синем и прозрачном
Сияли груды ваших гор,
Долин, деревьев, сел узор
Разостлан был передо мною.
А там, меж хижинок татар…
Какой во мне проснулся жар!
Какой волшебною тоскою
Стеснилась пламенная грудь!
Но, муза! прошлое забудь.
Поклонник муз, поклонник мира,
Забыв и славу, и любовь,
О, скоро вас увижу вновь,
Брега веселые Салгира;
Приду на склон приморских гор,
Воспоминаний тайных полный,
И вновь таврические волны
Обрадуют мой жадный взор.
Волшебный край, очей отрада!
Все живо там: холмы, леса,
Янтарь и яхонт винограда,
Долин приютная краса,
И струй, и тополей прохлада —
Все чувство путника манит
Когда, в час утра безмятежный,
В горах, дорогою прибрежной,
Привычный конь его бежит,
И зеленеющая влага
Пред ним и блещет и шумит
Вокруг утесов Аю-Дага…
Евгения Баранова СОТЫ 2017
Эволюция
Живи как хочешь. Вовсе не живи.
Устойчивость у хордовых в крови.
Игла за ниткой, насыпь да карьер,
не в меру умирать, лишь полимер
тебя спасёт (он точно ведь спасёт?)
Следи за тем, как движется живот,
за цветом рук, за шеи ломотой.
Живи как хочешь. Ты ещё живой.
Не встретил никого. А нужен – кто?
Играешь с пузырьками в страхлото.
– Ты как там поживаешь?
– Я в поряд...
И радуешься, надо же, звонят.
Овсянка. Ясли. Медсестра. Манту.
Влюбленность. Ялта. Виноград во рту.
И сердца стук. Всего лишь ровный стук.
память
Алексей ИВАНТЕР Жаркие деньки
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2018
* * *
В Форосе облачно. Ползёт туман с Байдар.
Едва видны огни береговые.
И кажется мне — войско янычар
Размахивает саблями кривыми.
В Форосе облачно. А голуби клюют
Татарский хлеб, выклёвывая мякиш,
На мокрой гальке. Волны в берег бьют.
И ты не спишь, и кажется, что плачешь.
В Форосе облачно. На том и порешим.
Под кратким игом, облачным Османом
Давай друг другу просто разрешим
Побыть немного с морем и туманом.
АЛЕКСАНДР ПУШКИН
* * *
Нереида
Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду,
На утренней заре я видел Нереиду,
Сокрытый меж олиф, едва я мог дохнуть:
Над ясной влагою полубогиня грудь
Младую, белую как лебедь, воздымала
И пену из власов струею выжимала…
КОНСТАНТИН СИМОНОВ
Хозяйка дома
Подписан будет мир, и вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,
Как в дни войны, придут слуга покорный твой
И все его друзья, кто будет жив к той ночи.
Хочу, чтоб ты и в эту ночь была
Опять той женщиной, вокруг которой
Мы изредка сходились у стола
Перед окном с бумажной синей шторой.
Басы зениток за окном слышны,
А радиола старый вальс играет,
И все в тебя немножко влюблены,
И половина завтра уезжает.
Уже шинель в руках, уж третий час,
И вдруг опять стихи тебе читают,
И одного из бывших в прошлый раз
С мужской ворчливой скорбью вспоминают.
Нет, я не ревновал в те вечера,
Лишь ты могла разгладить их морщины.
Так краток вечер, и — пора! Пора! -
Трубят внизу военные машины.
С тобой наш молчаливый уговор —
Я выходил, как равный, в непогоду,
Пересекал со всеми зимний двор
И возвращался после их ухода.
И даже пусть догадливы друзья —
Так было лучше, это б нам мешало.
Ты в эти вечера была ничья.
Как ты права — что прав меня лишала!
Не мне судить, плоха ли, хороша,
Но в эти дни лишений и разлуки
В тебе жила та женская душа,
Тот нежный голос, те девичьи руки,
Которых так недоставало им,
Когда они под утро уезжали
Под Ржев, под Харьков, под Калугу, в Крым.
Им девушки платками не махали,
И трубы им не пели, и жена
Далеко где-то ничего не знала.
А утром неотступная война
Их вновь в свои объятья принимала.
В последний час перед отъездом ты
Для них вдруг становилась всем на свете,
Ты и не знала страшной высоты,
Куда взлетала ты в минуты эти.
Быть может, не любимая совсем,
Лишь для меня красавица и чудо,
Перед отъездом ты была им тем,
За что мужчины примут смерть повсюду, -
Сияньем женским, девочкой, женой,
Невестой — всем, что уступить не в силах,
Мы умираем, заслонив собой
Вас, женщин, вас, беспомощных и милых.
Знакомый с детства простенький мотив,
Улыбка женщины — как много и как мало…
Как ты была права, что, проводив,
При всех мне только руку пожимала.
...
Но вот наступит мир, и вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,
Как в дни войны, придут слуга покорный твой
И все его друзья, кто будет жив к той ночи.
Они придут еще в шинелях и ремнях
И долго будут их снимать в передней —
Еще вчера война, еще всего на днях
Был ими похоронен тот, последний,
О ком ты спросишь, - что ж он не пришел -
И сразу оборвутся разговоры,
И все заметят, как широк им стол,
И станут про себя считать приборы.
А ты, с тоской перехватив их взгляд,
За лишние приборы в оправданье,
Шепнешь: ?Я думала, что кто-то из ребят
Издалека приедет с опозданьем... ?
Но мы не станем спорить, мы смолчим,
Что все, кто жив, пришли, а те, что опоздали,
Так далеко уехали, что им
На эту землю уж поспеть едва ли.
Ну что же, сядем. Сколько нас всего -
Два, три, четыре… Стулья ближе сдвинем,
За тех, кто опоздал на торжество,
С хозяйкой дома первый тост поднимем.
Но если опоздать случится мне
И ты, меня коря за опозданье,
Услышишь вдруг, как кто-то в тишине
Шепнет, что бесполезно ожиданье, -
Не отменяй с друзьями торжество.
Что из того, что я тебе всех ближе,
Что из того, что я любил, что из того,
Что глаз твоих я больше не увижу -
Мы собирались здесь, как равные, потом
Вдвоем — ты только мне была дана судьбою,
Но здесь, за этим дружеским столом,
Мы были все равны перед тобою.
Потом ты можешь помнить обо мне,
Потом ты можешь плакать, если надо,
И, встав к окну в холодной простыне,
Просить у одиночества пощады.
Но здесь не смей слезами и тоской
По мне по одному лишать последней чести
Всех тех, кто вместе уезжал со мной
И кто со мною не вернулся вместе.
Поставь же нам стаканы заодно
Со всеми! Мы еще придем нежданно.
Пусть кто-нибудь живой нальет вино
Нам в наши молчаливые стаканы.
Еще вы трезвы. Не пришла пора
Нам приходить, но мы уже в дороге,
Уж била полночь… Пейте ж до утра!
Мы будем ждать рассвета на пороге,
Кто лгал, что я на праздник не пришел -
Мы здесь уже. Когда все будут пьяны,
Бесшумно к вам подсядем мы за стол
И сдвинем за живых бесшумные стаканы.
1942
КРЫМ
ялтинский залив на яхточках своих\ весело качает градусы\ флагами столиц на ленточке повис\ белый блаженный парусник Николай Байтов, Света Литвак ПЕРФОМАНСЫ 1995
И знать, что ты в Москве, а осенью – в Крыму. Михаил Нилин
По утрам мы ходили в столовую\ и трава была засыпана инеем.\ Снег превращал в колдовской дворец\ такую чувственную природу Крыма.\ Ракушечник, сафора,\ слишком себя уважающий ампир. Виктор Полещук 1998 ПОД ЧУДНЫМИ ВЕТВЯМИ
Ана Дао Южное сияние 2016
Стихотворения
ДЖУРЛИНСКИЕ ВЕРЛИБРЫ
Свет звёзд над складчатостью Демерджи,
Огромных, тёплых, разноцветных.
Скажи,
Есть ли врата в перелесках несметных,
На янских склонах и в иньских распадках.
Светлым
Судьба быть, чтоб меряться в прятки
Искусством со змеевидными руслами рек.
Сладки
Мгновения, магией превращённые в век,
Пикантно думать о змеях и в них превращаться.
Мне –
С узорчатыми ручьями… лучами… сливаться
И взращивать магию, как крымские сосны.
Остаться
Зовут скалы и солнце. Ветра стоголосы.
Только Солнцу молюсь: волшебство удержи.
Как долго говорить мне ломаными ритмами?
Как долго пробираться прибрежными рифами?
Как долго обжигаться гитарными риффами?
Как долго учиться волшебствовать рифмами?
А травы на вершинах выпевают мантры,
А вещие ястребы реют над реками нагов,
Хочу, причастившись звёздно-можжевеловой Тантры,
Уйти в беспредельность тропой одного шага.
Вероника Тушнова (1911-1965)
Мне в сердце смотрит вечная звезда... (АСТ, 2010)
Из ?Первой книги? (1945)
Резкие гудки автомобиля...
Резкие гудки автомобиля,
сердца замирающий полет.
В облаках белесой крымской пыли
прячется нежданный поворот.
По;лны звона выжженные травы.
Ветром с губ уносятся слова.
Слева склоны, склоны, а направо –
моря сморщенная синева.
Ветер все прохладнее. Все ближе
дальних гор скалистое кольцо.
Я еще до сумерек увижу
ваше загорелое лицо.
Но когда б в моей то было власти,
вечно путь я длила б, от того
что минуты приближенья к счастью
много лучше счастья самого.
И знаю все, и ничего не знаю...
И знаю все, и ничего не знаю...
И не пойму, чего же хочешь ты,
с чужого сердца с болью отдирая
налегших лет тяжелые пласты.
Трещат и рвутся спутанные корни.
И вот, не двигаясь и не дыша,
лежит в ладонях, голубя покорней,
тобою обнаженная душа.
Тебе дозволена любая прихоть.
Но быть душе забавою не след.
И раз ты взял ее, так посмотри хоть
в ее глаза, в ее тепло и свет.
***
Борис КУТЕНКОВ Ещё я слишком тут…
Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2017
В.Б.
I
до исхода помнить до заката
госпитальным фонарём гремя
словно бред — неназванного брата
буквами созвучного тремя
и четвёртой что в беде как в беге
защищаясь блуда тетивой
видит вечный сон о человеке
никогда не вещий но живой
никогда не смерть — шаги у входа
не полёт а так себе свобода
мёрзлое нашариванье кода
долгая прелюдия конца
обязуясь помнить до исхода
из гнезда выталкивать птенца
на карнизе ветреного года
глядя вниз — не отводи лица
II
набоковский маршрут
плывущая кровать
в коротком слове ?блуд?
двум гласным не бывать
покуда весел сон
у бреда на кону
по-джойсовски сплетён
в нечестную страну
там крым ещё не наш
и в лете нутряной
купает карандаш
реве очередной
и клюв ещё закрыт
у птицы на гербе
и кондопога-стрит
не помнит о тебе
лишь в космос бьющий свет
бессвязного пера
плутающих комет
забывших про вчера
***
***
Борис КУТЕНКОВ Ещё я слишком тут…
Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2017
куда бы смертный от белковых тел
ни мчался пряча в недрах долгий ящик
звенит один лица водораздел
молчащий помнящий и длящий
там прерванная речь возносится над ним
бдит над оставленным вполглаза
цикадным нимбом словом выхлопным
(?ни крыма твоего не надо ни кавказа?)
и зреньем отнятым
сторожевая
листая человека средний том
конвенций толщу прорывая
всё видит в облаке одном
сдвигаемый предел последних нот
с прилётом циклопического брата
там за чертой гудящей напролёт
сверчок над умершим поёт
горит зелёный ужас чата
…и слов уже не разбирая
в свет бесконечный — под дождём
летит ночная шаровая
всё видя в облаке одном
мелькнувшее в прорехах на мгнове—
сквозь шумовую собственного ада
преследуют случайных две
которых разобрать уже не надо
…лишь медленную память грея
впустить болящего в проём
жить по-иному не умея
жить — вообще-то — не умея
и тлеющего об одном
но видя в облаке одном
***
ЕВГЕНИЙ РЕЙН ?СТИХОТВОРЕНИЯ И ПОЭМЫ? МОСКВА ?Советский писатель?, 1990
СТАРОКРЫМСКАЯ БАЛЛАДА
В Старом Крыму стоит девятисотый год, козы пасутся и важно растет осот.
В старой пивной в тени честное пиво льют, давние млеют дни, медленный чистый люд.
Не докатилась весть, и Порт-Артур не пал, там, где на площадь въезд, длинный стоит портал. В левом его окне — общество ?Инвалид?, в правом его окне чей-то портрет стоит.
Узкий мундир плечист, выношен аж до дыр...
Кто он? Кавалерист, Врангель или Якир?
Или татарский хан, или заезжий хрен?
Может ли истукан дать столь заметный крен?
Я захожу тогда в эту фотоартель:
?Добрые господа, дабы не длить канитель, вы объясните мне, кто у вас там в окне??
Мне говорит один турок или еврей:
?Добрый наш господин, выйдите из дверей, сядьте на табурет, мы повернем портрет.
Как вы сказали?.. Нет, этого нет как нет!
Это герой войны, дважды майор Петров.
Это заказ жены. Только здесь нет цветов.
Ибо вянут цветы вот уже пятый год, а получать заказ женщина не идет.
Выгорел весь мундир, лучше портрет не стал, и показалось вам, будто бы генерал, даже один погон сходит за эполет.
Точно сказать, кто он,— этого нет как нет!
Может быть, сняться вам? Просимо в павильон.
Сядьте пока на стул около тех колонн?.
?Это подходит мне,— твердо я говорю,— буду стоять в окне, выгорю — не сгорю.
Здравствуй, майор Петров, здравствуй и будь здоров, штатский я человек, будь ко мне не суров.
Будем теперь стоять тысячу двести лет, в левой руке сжимать камушек-амулет?.
Тут и щелкнул затвор, вышел я в коридор, ласково на меня Вечность глядела с гор.
Бахыт Кенжеев Кн. ?Послания? 2011
ВДАЛИ МЕРЦАЕТ ГОРОД ГАЛИЧ
Стихи мальчика Теодора
?в херсоне, где яд отвергал митридат…?
в херсоне, где яд отвергал митридат,
где сосны шумят без кальсон,
шерстистые звёзды, взвывая, твердят
о смерти, похожей на сон
в херсоне, где одноладонный хлоп;ок
истлел, как египетский хлопок,
старуха рахиль продаёт черепок
беззвучных научных раскопок
а я малахольный считаю что зря
рука в золотых волосках
чрезмерные цены за череп царя
вещавшего на языках
давно позади копьещитовый труд
в обиде бежал неприятель
на камне горилку свинцовую пьют
сильфида и гробокопатель
грешил и военную суллу крошил
меч вкладывал вкривь а не вкось
но слишком усердно суглинок сушил
его серебристую кость
верёвка протяжная с детским бельём
в прокуренной фильме феллини
и пьющие (спящие) плачут вдвоём
от запаха крымской полыни
Андрей Поляков
Стихи о Родине
Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2010
Об авторе | Андрей Геннадьевич Поляков родился в 1968 году в Симферополе. Окончил филфак Симферопольского университета. Малая премия “Москва — Транзит” (2003). Шорт-лист Премии Андрея Белого (2003 и 2009). Лауреат стипендии Фонда Иосифа Бродского (2007). Лауреат Международной литературной Волошинской премии 2008 года в номинации “Брега Тавриды”. Предыдущая публикация в “Знамени” № 1, 2009. Живёт в Симферополе.
Стихи о неизвестном солдате
Дай мне вспомнить как ласточки плыли
на долгом закате, что там делая, что?
обгоняя себя, обгоняя! Как звенела вода
на твоём золотом винограде, и светилась
ладонь, а за ней — озарялась другая
“Ты держал ли в руках золотой виноград
занесённый в Тавриду не нами?” —
говорил мне в троллейбусе мёртвый солдат
шевеля неподвижно губами
“Тем ли, этим ли, в землю, в её темноту
мы за юбкой пойдём Персефоны
поправляя фонариков жёлтую муть
как плохие, плохие шахтёры”
А троллейбус, казалось, богами богат —
так легко, так светло и крылато…
“Просыпайся, солдат, и держи виноград!” —
я ответил убитому брату
ПАВЕЛ АНТОКОЛЬСКИЙ
Марина
Седая даль, морская гладь и ветер
Поющий, о несбыточном моля.
В такое утро я внезапно встретил
Тебя, подруга ранняя моя.
Тебя, Марина, вестница моряны!
Ты шла по тучам и по гребням скал.
И только дым, зеленый и багряный.
Твои седые волосы ласкал.
И только вырез полосы прибрежной
В хрустящей гальке лоснился чуть-чуть.
Так повторялся он, твой зарубежный,
Твой эмигрантский обреченный путь.
Иль, может быть, в арбатских переулках…
Но подожди, дай разглядеть мне след
Твоих шагов, стремительных и гулких,
Сама помолодей на сорок лет.
Иль, может быть, в Париже или в Праге…
Но подожди, остановись, не плачь!
Зачем он сброшен и лежит во прахе,
Твой страннический, твой потертый плащ -
Зачем в глазах остекленела дико
Посмертная одна голубизна -
Не оборачивайся, Эвридика,
Назад, в провал беспамятного сна.
Не оборачивайся! Слышишь- Снова
Шумят крылами чайки над тобой.
В бездонной зыби зеркала дневного
Сверкают скалы, пенится прибой…
Вот он, твой Крым! Вот молодость, вот детство,
Распахнутое настежь поутру.
Вот будущее. Стоит лишь вглядеться,
Отыщешь дочь, и мужа, и сестру.
Тот бедный мальчик, что пошел на гибель.
В соленых брызгах с головы до ног, –
О, если даже без вести он выбыл,
С тобою рядом он не одинок.
И звезды упадут тебе на плечи…
Зачем же гаснут смутные черты
И так далёко – далеко – далече
Едва заметно усмехнулась ты -
Зачем твой взгляд рассеянный ответил
Беспамятством, едва только возник -
То утро, та морская даль, тот ветер
С тобой, Марина. Ты прошла сквозь них!
12 января 1961
ВЛАДИМИР БЕНЕДИКТОВ
Чатырдаг
Он здесь! — В средину цепи горной
Вступил, и, дав ему простор,
Вокруг почтительно, покорно
Раздвинулись громады гор.
Своим величьем им неравный,
Он стал — один и, в небосклон
Вперя свой взор полудержавный,
Сановник гор — из Крыма он,
Как из роскошного чертога,
Оставив мир дремать в пыли,
Приподнялся — и в царство бога
Пошел посланником земли.
Зеленый плащ вкруг плеч расправил
И, выся темя наголо,
Под гром и молнию подставил
Свое открытое чело.
И там, воинственный, могучий,
За Крым он растет с грозой,
Под мышцы схватывает тучи
И блещет светлой головой.
И вот я стою на холодной вершине.
Все тихо, все глухо и темно в долине.
Лежит подо мною во мраке земля,
А с солнцем давно переведался я, —
Мне первому луч его утренний выпал,
И выказал пурпур, и злато рассыпал.
Таврида-красавица вся предо мной.
Стыдливо крадется к ней луч золотой
И гонит слегка ее сон чародейный,
Завесу тумана, как полог кисейный,
Отдернул и перлы восточные ей
Роняет на пряди зеленых кудрей.
Вздохнула, проснулась прелестница мира,
Свой стан опоясала лентой Салгира,
Цветами украсилась, грудь подняла
И в зеркало моря глядится: мила!
Роскошна! Полна красотою и благом!
И смотрит невестой!.. А мы с Чатырдагом
Глядим на красу из отчизны громов
И держим над нею венец облаков.
1843
АЛЕКСАНДР ТВАРДОВСКИЙ
Ещё о Сибире
Сибирь не любит насаждений —
Не зря в народе говорят.
Порой пятна листвяной тени
На сто дворов не встретит взяглд.
И суть не в том, что злы морозы, —
Не о вишнёвых речь садах, —
Но хоть бы ствол мелькнул берёзы
Иль куст рябины на задах.
Домов обвветренная серость,
Задворков голых скучный вид, —
Вся неприятная оседлость —
Она о многом говорит.
О том, как деды в диком крае
За трудным пашенным добром
Ходили в бой, отодвигая
Тайгу огнём и топором;
Тайгу, что их теснила темью
И свой вела из года в год
На тех завидных, жирных землях
Извечный севооборот.
Какая к лесу будет жалость,
Зачем он был — тот самый куст:
За ним тайга вблизи держалась,
И мрак, и глушь, и зверь, и гнус…
Нет, даже спрашивать неловко
Насчет посадочных забот
В таких местах, где раскорчевка
И нынче в поле — жаркий пот;
Где ради каждой новой сотки
Земли из-под вчерашних пней
Гремят бульдозеры, лебёдки,
Взрывчатка ухает на ней…
Все так. Но тем ещё дороже
Душе моей, когда порой
И здесь увидишь вдоль дороги
Березок юных ровный строй;
Цепочку елей малолетних,
Подростков тополей чреду, —
Они для глаза тем приметней,
Что вся тайга ещё в виду;
Вся эта просека Сибири
Вдоль знаменитого шоссе, —
Вовек без надобности были
Ей даже думы о красе.
И светлой верю я примете,
Не в дальних далях вижу срок,
Когда и этот край на свете
Мы обратим до пяди впрок, —
С не меньшей, может быть, любовью,
Чем та, что знают на земле
Сады и рощи Подмосковья
Иль Крым, ухоженный в тепле.
Николай Минаев (1895-1967) Нежнее неба. Собрание стихотворений 2014
Женщина – женщине (?В Крыму, вдали от площади Арбатской…?)
В Крыму, вдали от площади Арбатской,
Под рокот волн, на пляже, при луне,
Душой и телом, так сказать, вдвойне
Я связь креплю с республикою братской.
Я не скулю как неврастеник датский:
?Быть иль не быть?!.? Здесь быть по вкусу мне,
Но утверждать, что счастлива вполне
Все ж не могу: не едет Златовратский.
Мы жизнь ведем аркадских пастушков,
Мы, это – я и трепетный Горшков,
Как чичисбей мой он не без таланта,
Но я хочу, чтоб был со мной А. Н: —
Он захватил меня навеки в плен
Своими переводами из Данта.
1941 г. 19 мая. Понедельник.
Москва
ОЛЕГ ЛУЦЕНКО
Крым
Забыв про покой в своём доме родном,
Раз греки отправились в путь за руном,
Отплыли с утра поскорее,
В прекрасную Гиперборею!
Но жертвы в дорогу не принял Нептун,
И волны поднялись и ветер подул,
И грозная, злобная сила,
Их месяц нещадно носила!
Как жалобно плакал у судна остов,
Почти не осталось уже парусов,
Вдруг солнце сквозь тучи блеснуло,
И море спокойно заснуло.
Восславив богов хоть мокры, но храбры,
Они опустили на волны дары
И сняв уцелевший ещё такелаж,
Бессильно уснул на борту экипаж,
Потом проводили заката костёр,
С надеждой глядя на звездный ковёр,
Загадку решая скорей,
Куду их забросил ?борей?.
Тут юнга на клотике крикнул ?Земля?,
И радость спустилась на борт корабля,
И вот уже дивные виды,
Любимой богами Тавриды.
Так путь проложили на землю мечты,
На берег спокойствия и чистоты
И время текло год за годом,
И он заселился народом!
Аланам и грекам казался родным,
Сельджукам, татарам, но все-таки Крым,
Сияет как лик на иконе,
Брильянтом в Российской короне!
СЕРГЕЙ МИХАЛКОВ
Школа
То было много лет назад.
Я тоже в первый раз
С толпою сверстников-ребят
Явился в школьный класс.
Мне тоже задали урок
И вызвали к доске,
И я решал его как мог,
Держа мелок в руке.
Умчались школьные года,
И не догонишь их.
Но я встречаю иногда
Товарищей своих.
Один — моряк, другой — танкист,
А третий — инженер,
Четвертый — цирковой артист,
А пятый — землемер,
Шестой — полярный капитан,
Седьмой — искусствовед,
Восьмой — наш диктор, Левитан,
Девятый — я, поэт.
И мы, встречаясь, всякий раз
О школе говорим…
— Ты помнишь, как учили нас
И как не знал я, где Кавказ,
А ты не знал, где Крым -
Как я старался подсказать,
Чтоб выручить дружка,
Что пятью восемь — сорок пять
И что Эльбрус — река -
Мы стали взрослыми теперь,
Нам детства не вернуть.
Нам школа в жизнь открыла дверь
И указала путь.
Но, провожая в школьный класс
Теперь своих детей,
Мы вспоминаем каждый раз
О юности своей,
О нашей школе над рекой,
О классе в два окна.
На свете не было такой
Хорошей, как она!
КОНСТАНТИН СИМОНОВ
Корреспондентская застольная
От Москвы до Бреста
Нет такого места,
Где бы не скитались мы в пыли,
С ?лейкой? и с блокнотом,
А то и с пулеметом
Сквозь огонь и стужу мы прошли.
Без глотка, товарищ,
Песню не заваришь,
Так давай по маленькой хлебнем!
Выпьем за писавших,
Выпьем за снимавших,
Выпьем за шагавших под огнем.
Есть, чтоб выпить, повод —
За военный провод,
За У-2, за ?эмку?, за успех…
Как пешком шагали,
Как плечом толкали,
Как мы поспевали раньше всех.
От ветров и водки
Хрипли наши глотки,
Но мы скажем тем, кто упрекнет:
— С наше покочуйте,
Наше поночуйте,
С наше повоюйте хоть бы год.
Там, где мы бывали,
Нам танков не давали,
Репортер погибнет — не беда.
Но на ?эмке? драной
И с одним наганом
Мы первыми въезжали в города.
Помянуть нам впору
Мертвых репортеров.
Стал могилой Киев им и Крым.
Хоть они порою
Были и герои,
Не поставят памятника им.
Так выпьем за победу,
За свою газету,
А не доживем, мой дорогой,
Кто-нибудь услышит,
Снимет и напишет,
Кто-нибудь помянет нас с тобой.
Припев:
Жив ты или помер —
Главное, чтоб в номер
Материал успел ты передать.
И чтоб, между прочим,
Был фитиль всем прочим,
А на остальное — наплевать!
1943
Олег ХЛЕБНИКОВ
Кроме менад своих
Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2018
Прощание с Казантипом
1
Уже не увижу звёзды,
какие видел из этой дыры,
и рядом с тобой и морем
не почувствую себя счастливым.
Отваливается жизнь не поздно,
не рано, но, по-моему, до поры.
И это не кажется горем,
но чем-то несправедливым.
Отрезается жизнь кусками,
вот на этом — нелиповый мед,
наверно, гречишный, поскольку
в нём чувствовалась горчинка…
Какими же дураками
мы были в наш лучший год,
когда брели по просёлку
и град нам — слону дробинка.
Места, где бывал счастливым…
Не надо туда приезжать:
их неизменность обидна,
а измененья досадны.
Советуют мне — позитивом
старайся себя окружать,
а что позитива не видно,
так пожил уже — ну и ладно.
2
Едва объявили ?нашим?,
он сразу стал не моим.
Давай-ка мадеры вмажем
за этот уплывший Крым.
Мы здесь от глотка свободы
пьянели — не от вина.
И всё это длилось годы,
когда заспалась страна.
Потом и его упустила —
похмельным был этот сон.
Сама себе все простила —
простит ли, приплывший, он?
ВЛАДИМИР СОРОКАЖЕРДЬЕВ Наш современник 2016
СТРАНИЦЫ ДАВНИХ ДНЕЙ
ДВА ПОЛУОСТРОВА
Славить подвиг найдутся слова.
И хотя друг от друга неблизко,
Очень схожи
полуострова —
Два защитника —
Кольский и Крымский.
Две надежды России, две славы!
Если ветер от запада крут,
Он и слева споткнётся, и справа,
И подумает: стоит ли дуть?
На одном они меридиане,
На державном, ещё от нуля, —
Это не острова в океане,
А князей древнерусских земля;
Во единой российской оправе,
Каждой гранью гранита тверда.
И ни камешка там не убавить,
А прибавиться может всегда!..
Агния Барто (1906-1981) Т. 2 из 4 Стихи и поэмы М., 1981.
ЦВЕТЫ
Ты войди в теплицу —
Там июльский зной.
Распустились розы,
Как в Крыму весной,
Расцвели глицинии
И фиалки синие.
Пусть тебе расскажет
Старый садовод,
Как осколки сыпались
На стеклянный свод,
Как звенела, падая,
Хрупкая броня…
Нежные цикламены
Вынес он из пламени,
Пальму опалённую
Вынес из огня.
Пусть тебе расскажет
Садовод-старик,
Как он спас от холода
Звёздочки гвоздик…
Стёкла были выбиты,
Им грозил мороз,—
Одеяло тёплое
Из дому принёс.
Ты войди в теплицу —
Там увидишь ты,
Что для Дня Победы
Он сберёг цветы:
Нежные цикламены,
Белую сирень,—
Чтоб цветами встретили
Мы великий день.
1945
ОЛЬГА ЕРМОЛАЕВА
Симферопольский скорый
Вешнего пала возлюбленный дым!
Дымной волной полонило
Внутренность ?скорого?, рвущего в Крым…
Милая! Ошеломила!..
Я\-то влекла на холмах золотых
Грузного сердца усталость…
Тысячу лет в колыбелях твоих –
Рвущихся с рельс! – не качалась.
Радость! Деревья пустилися впляс,
Гнёзда грачиные зреют…
Только осины – светлей моих глаз,
Все остальные – темнее…
Зависть моя! На разъездах глухих
К вечеру топятся печки.
Встали с постелей своих ледяных
Освобождённые речки.
Милая, эти поленницы дров,
Эти твои полустанки!..
Вздетые на частоколы дворов
Эти стеклянные банки!
Чёрные гроздья грачей ввечеру,
Месяц над лесом укромный.
Баба с граблями, белье на ветру,
Гусь одинокий на брёвнах.
Шпалы, дорожника жёлтый жилет.
Грубо\-дегтярный товарный.
Этот счастливо\-оранжевый свет
В угольных рамах казармы.
И, вдохновеньем весны обуян,
Некий малец мокроносый,
Словно зверька, выпускает в бурьян
Красный огонь на откосы.
Пшёл, вороные!.. Кочевия звёзд…
Утром, лишь очи откроем –
Взмоет к лицу, как нашедшийся пёс,
Ветер в полях под Джанкоем…
Милая! Знаешь, что продыху нет
В каторжной, бабьей, острожной… –
Как в малолетстве – гостинцев пакет –
Воздух железнодорожный!
Алексей ИВАНТЕР Жаркие деньки
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2018
* * *
Из земли вырастают татары,
Пахнут сеном, навозом.
Вырастают и строят Байдары
Всем обозом.
Есть булыжник, есть пилёный камень,
Что имеют, тем строят.
Ходят, топчут навоз каблуками
В своей Трое.
Их рубило, как кость на колоде,
Мглою крыло —
Не признавших империй; и родин,
Кроме Крыма.
ИГОРЬ ЦЫКУНОВ
Перевалы мои, перевалы.
Они тянут к себе, как магнит.
Сколько их в этой жизни бывало,
Сколько встретить ещё предстоит.
Мне досталось сегодня немного:
Новый путь и крутой перевал.
Вдоль троллейбусных линий дорога,
И ни разу я тут не бывал.
Лучше сам я сегодня проедусь
До Ангарской вершины вперёд,
Но не сяду в тот синий троллейбус.
Пусть о нём Окуджава поёт.
Где мы только с ним не побывали.
В основном без поломок и бед.
Здесь, в Крыму, или там, на Урале
Вез меня горный велосипед.
В жизни видел я всякого много
На пути до красивых вершин,
А пока предлагает дорога
Лужи, камни и грязь из-под шин.
Много всяких в пути заморочек.
Липкий пот заливает глаза,
То сбивается вдруг велосчётчик,
То ужасно свистят тормоза.
Всю историю нашего Крыма
Видел этот седой перевал.
Было много огня здесь и дыма
Среди гор, среди сосен и скал.
Пусть турецкие воинство вспомнит,
Как о самом кошмарном их сне,
Где Кутузов их бил, подполковник,
В первой русско-турецкой войне.
А потом было всё понемногу,
Но достаточно много врагов,
Значит, строили эту дорогу
Батальоны пехотных полков.
Я катил, рассуждая негромко:
Полуостров с названием Крым
Никому, кроме наших потомков,
Никогда больше не отдадим.
На своей двухколёсной машине
Больше я ничего не хотел.
Я мечтал, находясь на вершине,
Я не ехал, а просто летел.
В жизни всякое может случиться.
Думать в ней никогда не ленись.
Можно очень конкретно убиться,
Если быстро покатишься вниз.
А поэтому действуйте сами,
На дорогу стараясь глядеть
И работая так тормозами,
Чтоб куда-нибудь не залететь.
Несмотря на такие проблемы
Я бы всем порекомендовал:
В жизни есть интересные темы.
Поезжайте на тот перевал.
АЛЕКСАНДР ПУШКИН
* * *
Редеет облаков летучая гряда.
Звезда печальная, вечерняя звезда!
Твой луч осеребрил увядшие равнины,
И дремлющий залив, и черных скал вершины.
Люблю твой слабый свет в небесной вышине:
Он думы разбудил уснувшие во мне.
Я помню твой восход, знакомое светило,
Над мирною страной, где все для сердца мило,
Где стройно тополи в долинах вознеслись,
Где дремлет нужный мирт и темный кипарис,
И сладостно шумят таврические волны.
Там некогда в горах, сердечной думы полный,
Над морем я влачил задумчивую лень,
Когда на хижины сходила ночи тень
И дева юная во мгле тебя искала
И именем своим подругам называла.
Борис Чичибабин Сияние снегов (сборник) 2015
1 января 1993 года
Покамест я бессмертен и всесилен,
еще с утра
со всех концов зову на праздник Лилин
друзей добра.
Зову тихонь таимостей и странствий
и думных дрем,
а ты одна повелевай и властвуй
за сим столом.
А в полночь вдруг подумаю: ?Да ну вас!?,
и вспомнишь ты,
как в детстве хмуром льнула и тянулась
к теплу мечты,
как был сиротским присмерком искрошен
твой ранний цвет
и ветром сдут, безгрешен и безгрошен,
в колодец лет.
Боясь с мурой всеобщего устава
попасть впросак,
в больном пути скрывала, что устала
нести рюкзак.
Привыкла жить тайком, мечту свою ты
в быту храня,
и были б дружбы, дети и уюты,
не будь меня.
Не встреть меня, жила б себе в покое,
в дарах дорог, –
за что ж тебе казнилище такое
устроил рок?
В мой мерзлый мрак, с работы ли, с базара,
свой свет внесла
и жизнь мою безвестную спасала,
не помня зла.
Когда б не ты, я был бы нети отдан,
в когтях беды
давно став трупом или идиотом,
когда б не ты.
Жужжливым летом в памяти пахучей
медвяных крыл
ты мне дарила с воздухом созвучий
Литву и Крым.
Не нам с тобой мирить людей и нелюдь
ненастных дней, –
ты ж всем кругом добро б хотела сделать,
кто нас бедней.
Светлы тобой прельстительная чара
и тайный зов,
в тебе одной причина и начало
моих стихов.
Прожитых лет обузы и темноты,
тоску и гнет
прости мне в день рожденья твоего ты
под Новый год.
Присев к столу от кухонного газа,
от лжи обид,
ты улыбнешься мне, иконноглаза,
и Бог простит.
Еще не раз твои труды и брашна
меня спасут.
Когда любовь, то с ней идти не страшно
на Страшный суд.
Но даже там на спрос Судьи Святого,
чтоб дух спасти,
я не смогу неведомого слова
произнести.
АЛЕКСАНДР ПУШКИН
* * *
* * *
Прекрасны вы, брега Тавриды,
Когда вас видишь с корабля,
При свете утренней Киприды,
Как вас впервой увидел я;
Вы мне предстали в блеске брачном:
На небе синем и прозрачном
Сияли груды ваших гор,
Долин, деревьев, сел узор
Разостлан был передо мною.
А там, меж хижинок татар…
Какой во мне проснулся жар!
Какой волшебною тоскою
Стеснилась пламенная грудь!
Но, муза! прошлое забудь.
Поклонник муз, поклонник мира,
Забыв и славу, и любовь,
О, скоро вас увижу вновь,
Брега веселые Салгира;
Приду на склон приморских гор,
Воспоминаний тайных полный,
И вновь таврические волны
Обрадуют мой жадный взор.
Волшебный край, очей отрада!
Все живо там: холмы, леса,
Янтарь и яхонт винограда,
Долин приютная краса,
И струй, и тополей прохлада —
Все чувство путника манит
Когда, в час утра безмятежный,
В горах, дорогою прибрежной,
Привычный конь его бежит,
И зеленеющая влага
Пред ним и блещет и шумит
Вокруг утесов Аю-Дага…
Евгения Баранова СОТЫ 2017
Эволюция
Живи как хочешь. Вовсе не живи.
Устойчивость у хордовых в крови.
Игла за ниткой, насыпь да карьер,
не в меру умирать, лишь полимер
тебя спасёт (он точно ведь спасёт?)
Следи за тем, как движется живот,
за цветом рук, за шеи ломотой.
Живи как хочешь. Ты ещё живой.
Не встретил никого. А нужен – кто?
Играешь с пузырьками в страхлото.
– Ты как там поживаешь?
– Я в поряд...
И радуешься, надо же, звонят.
Овсянка. Ясли. Медсестра. Манту.
Влюбленность. Ялта. Виноград во рту.
И сердца стук. Всего лишь ровный стук.
память
Алексей ИВАНТЕР Жаркие деньки
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2018
* * *
В Форосе облачно. Ползёт туман с Байдар.
Едва видны огни береговые.
И кажется мне — войско янычар
Размахивает саблями кривыми.
В Форосе облачно. А голуби клюют
Татарский хлеб, выклёвывая мякиш,
На мокрой гальке. Волны в берег бьют.
И ты не спишь, и кажется, что плачешь.
В Форосе облачно. На том и порешим.
Под кратким игом, облачным Османом
Давай друг другу просто разрешим
Побыть немного с морем и туманом.
АЛЕКСАНДР ПУШКИН
* * *
Нереида
Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду,
На утренней заре я видел Нереиду,
Сокрытый меж олиф, едва я мог дохнуть:
Над ясной влагою полубогиня грудь
Младую, белую как лебедь, воздымала
И пену из власов струею выжимала…
КОНСТАНТИН СИМОНОВ
Хозяйка дома
Подписан будет мир, и вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,
Как в дни войны, придут слуга покорный твой
И все его друзья, кто будет жив к той ночи.
Хочу, чтоб ты и в эту ночь была
Опять той женщиной, вокруг которой
Мы изредка сходились у стола
Перед окном с бумажной синей шторой.
Басы зениток за окном слышны,
А радиола старый вальс играет,
И все в тебя немножко влюблены,
И половина завтра уезжает.
Уже шинель в руках, уж третий час,
И вдруг опять стихи тебе читают,
И одного из бывших в прошлый раз
С мужской ворчливой скорбью вспоминают.
Нет, я не ревновал в те вечера,
Лишь ты могла разгладить их морщины.
Так краток вечер, и — пора! Пора! -
Трубят внизу военные машины.
С тобой наш молчаливый уговор —
Я выходил, как равный, в непогоду,
Пересекал со всеми зимний двор
И возвращался после их ухода.
И даже пусть догадливы друзья —
Так было лучше, это б нам мешало.
Ты в эти вечера была ничья.
Как ты права — что прав меня лишала!
Не мне судить, плоха ли, хороша,
Но в эти дни лишений и разлуки
В тебе жила та женская душа,
Тот нежный голос, те девичьи руки,
Которых так недоставало им,
Когда они под утро уезжали
Под Ржев, под Харьков, под Калугу, в Крым.
Им девушки платками не махали,
И трубы им не пели, и жена
Далеко где-то ничего не знала.
А утром неотступная война
Их вновь в свои объятья принимала.
В последний час перед отъездом ты
Для них вдруг становилась всем на свете,
Ты и не знала страшной высоты,
Куда взлетала ты в минуты эти.
Быть может, не любимая совсем,
Лишь для меня красавица и чудо,
Перед отъездом ты была им тем,
За что мужчины примут смерть повсюду, -
Сияньем женским, девочкой, женой,
Невестой — всем, что уступить не в силах,
Мы умираем, заслонив собой
Вас, женщин, вас, беспомощных и милых.
Знакомый с детства простенький мотив,
Улыбка женщины — как много и как мало…
Как ты была права, что, проводив,
При всех мне только руку пожимала.
...
Но вот наступит мир, и вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,
Как в дни войны, придут слуга покорный твой
И все его друзья, кто будет жив к той ночи.
Они придут еще в шинелях и ремнях
И долго будут их снимать в передней —
Еще вчера война, еще всего на днях
Был ими похоронен тот, последний,
О ком ты спросишь, - что ж он не пришел -
И сразу оборвутся разговоры,
И все заметят, как широк им стол,
И станут про себя считать приборы.
А ты, с тоской перехватив их взгляд,
За лишние приборы в оправданье,
Шепнешь: ?Я думала, что кто-то из ребят
Издалека приедет с опозданьем... ?
Но мы не станем спорить, мы смолчим,
Что все, кто жив, пришли, а те, что опоздали,
Так далеко уехали, что им
На эту землю уж поспеть едва ли.
Ну что же, сядем. Сколько нас всего -
Два, три, четыре… Стулья ближе сдвинем,
За тех, кто опоздал на торжество,
С хозяйкой дома первый тост поднимем.
Но если опоздать случится мне
И ты, меня коря за опозданье,
Услышишь вдруг, как кто-то в тишине
Шепнет, что бесполезно ожиданье, -
Не отменяй с друзьями торжество.
Что из того, что я тебе всех ближе,
Что из того, что я любил, что из того,
Что глаз твоих я больше не увижу -
Мы собирались здесь, как равные, потом
Вдвоем — ты только мне была дана судьбою,
Но здесь, за этим дружеским столом,
Мы были все равны перед тобою.
Потом ты можешь помнить обо мне,
Потом ты можешь плакать, если надо,
И, встав к окну в холодной простыне,
Просить у одиночества пощады.
Но здесь не смей слезами и тоской
По мне по одному лишать последней чести
Всех тех, кто вместе уезжал со мной
И кто со мною не вернулся вместе.
Поставь же нам стаканы заодно
Со всеми! Мы еще придем нежданно.
Пусть кто-нибудь живой нальет вино
Нам в наши молчаливые стаканы.
Еще вы трезвы. Не пришла пора
Нам приходить, но мы уже в дороге,
Уж била полночь… Пейте ж до утра!
Мы будем ждать рассвета на пороге,
Кто лгал, что я на праздник не пришел -
Мы здесь уже. Когда все будут пьяны,
Бесшумно к вам подсядем мы за стол
И сдвинем за живых бесшумные стаканы.
1942
Метки:
