лебеди-82

Гюстав Климт. Леда. 1917 г


*************



ЛЕБЕДИ


Многоперистый, непарный \ процветёт на зыбких водах \ лебедь с клювом тёмно-алым,\ несъедомый, неуловный. Татьяна Куцубова

Ой, по воде, Туре, Тавде,\ По реке - невестимо где -\ Лебедь-Царевна белая плывёт,\ Дева разбойника не ждёт.\ Дева за сказкою сидит,\ Деве котёнок говорит:\ Твой непридуманый герой\ Взят нынче ночью за горой,\ Вдоль по деревне в кандалах\ Парня полиция вела,\ Ждёт его суд, Сибирь, тюрьма,\ Белая страшная зима,\ Плети, чахотка и острог…\ Слёзы скатились между строк. Максим Анкудинов





НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ (1963-1965) Кн. ? Стихотворения и поэмы? 1965 (БП)
ПТИЧИЙ ДВОР
Скачет, свищет и бормочет
Многоликий птичий двор.
То могучий грянет кочет,
То индеек взвизгнет хор.
В бесшабашном этом гаме,
В писке маленьких цыплят
Гуси толстыми ногами
Землю важно шевелят.
И, шатаясь с боку на бок,
Через двор наискосок,
Перепонки красных лапок
Ставят утки на песок
Будь бы я такая птица,—
Весь пылая, весь дрожа,
Поспешил бы в небо взвиться,
Ускользнув из-под ножа!
А они, не веря в чудо,
Вечной заняты едой,
Ждут, безумные, покуда
Распростятся с головой.
Вечный гам и вечный топот,
Вечно глупый, важный вид.
Им, как видно, жизни опыт
Ни о чем не говорит.
Их сердца послушно бьются
По желанию людей,
И в душе не отдаются
Крики вольных лебедей.
1957






Владимир ШЕМШУЧЕНКО 2017
Словцо новомодное — ?жесть? — Бесславно ржавеет на крыше. Деревья стоят неглиже (Кто хочет, пусть лучше напишет).
Ноябрь на исходе, а тут —
Ни льдинки тебе, ни снежинки,
Но верят, надеются, ждут Мои меховые ботинки.
Погодка — на вес мышьяка (Хоть пой лебединую песню). Приятно глядеть свысока,
Но снизу — куда интересней.
Строка — превосходная цепь!
(И сыщется вряд ли другая.) Укушенных музой цеце На премии не выдвигают!
** *




Белла Ахмадулина (1937-2010) (Великие поэты мира) 2014Черёмуха предпоследняя
Лебедин мой
Всё в лес хожу. Заел меня репей.
Не разберусь с влюблённою колючкой:
она ли мой, иль я её трофей?
Так и живу в губернии Калужской.
Рыбак и я вдвоём в ночи сидим.
Меж нами – рощи соловьев всенощных.
И где-то: Лебедин мой, Лебедин —
заводит наш невидимый сообщник.
Костёр внизу и свет в моем окне —
в союзе тайном, в сговоре иль в споре.
Что думает об этом вот огне
тот простодушный, что погаснет вскоре?
Живём себе, не ищем новостей.
Но иногда и в нашем курослепе
гостит язык пророчеств и страстей
и льётся кровь, как в Датском королевстве.
В ту пятницу, какого-то числа —
ещё моя черемуха не смерклась —
соотносили ласточек крыла;
глушь наших мест и странствий кругосветность.
Но птичий вздор души не бередил
мечтаньем о теплынях тридесятых.
Возлюбим, Лебедин мой, Лебедин,
прокорма убыль и снегов достаток.
Да, в пятницу, чей приоткрытый вход
в субботу – всё ж обидная препона
перед субботой, весь честной народ
с полдня искал веселья и приволья.
Ладыжинский задиристый мужик,
истопником служивший по соседству,
еще не знал, как он непрочно жив
вблизи субботы, подступившей к сердцу.
Но как-то он скучал и тосковал.
Ему не полегчало от аванса.
Запасся камнем. Поманил: – Байкал! —
Но не таков Байкал, чтоб отозваться.
Уж он-то знает, как судьбы бежать.
Всяк брат его – здесь мёртв или калека.
И цел лишь тот, рождённый обожать,
кто за версту обходит человека.
Развитие событий торопя,
во двор вошли знакомых два солдата,
желая наточить два топора
для плотницких намерений стройбата.
К точильщику помчались. Мотоцикл —
истопника, чей обречен затылок.
Дождь моросил. А вот и магазин.
Купили водки: дюжину бутылок.
– Куда вам столько, черти? – говорю, —
показывала утром продавщица.
Ответили: – Чтоб матушку твою
нам помянуть, а после похмелиться.
Как воля весела и велика!
Хоть и не всё меж ними ладно было.
Истопнику любезная Ока
для двух других – насильная чужбина.
Он вдвое старше и умнее их —
не потому, чтоб школа их учила
по-разному, а просто истопник
усмешливый и едкий был мужчина.
Они – моложе вдвое и пьяней.
Где видано, чтоб юность лебезила?
Нелепое для пришлых их ушей,
их раздражало имя Лебедина.
В удушливом насупленном уме
был заперт гнев и требовал исхода.
О том, что оставалось на холме,
два беглеца не думали нисколько.
Как страшно им уберегать в лесах
родимой жизни бедную непрочность.
Что было в ней, чтоб так её спасать
в березовых, опасно-светлых рощах?
Когда субботу к нам послал восток,
с того холма, словно дымок ленивый,
восплыл души невзрачный завиток
и повисел недолго над Ладыгой.
За сорок вёрст сыскался мотоцикл.
Бег загнанный будет изловлен в среду.
Хоть был нетрезв, кто топоры точил,
возмездие шло по прямому следу.
Мой свет горит. Костер внизу погас.
Пусть скрип чернил над непросохшим словом
как хочет, так распутывает связь
сюжета с непричастным рыболовом.
Отпустим спать чужую жизнь. Один
рассудок лампы бодрствует в тумане.
Ответствуй, Лебедин мой, Лебедин,
что нужно смерти в нашей глухомани?
Печальный от любви и от вина,
уж спрашивает кто-то у рассвета:
– Где, Лебедин, лебёдушка твоя?
Идут века. Даль за Окой светла.
И никакого не слыхать ответа.
Май 1981–6 марта 1982
Таруса






Василий Федоров
В небесах монотонные песни разлук...
В небесах Монотонные песни разлук… От пустынных полей, От холодной земли Улетают на юг, Улетают на юг, Улетают на юг журавли.
Если сердце устанет Стучать для людей, Если страсти во мне откипят, Призову лебедей, Попрошу лебедей — Пусть мне осень мою Протрубят.
1960-1961






Уладз?м?р Някляе? Выбранае 1998
Знак аховы 1983
* * *
Мне трыццаць. Час наста? так?,
Кал? — н? ? вучн?, н? ? наста?н?к?.
Яшчэ шкалярск? до?г плачу
Купалу,
Танку,
Куляшову,
А ?жо з Глыбоччыны хлапчук
Прысуднага
чакае слова.
Мой родны!.. Бог табе суддзя.
Суды сабе падобных лепяць.
Якая песня ? лебедзя?
Як лебедзь.
Ах, лебедзя? прыгожа б'юць!
Як выжыць — я магу пара?ць.
А вершы п?шуць — як жывуць.
Як дыхаюць. Як пам?раюць.
Хлапчук маланк? тушыць вейкам?,
Яму здаецца —
ён паэт! —
Што я хаваю тайну нейкую,
Што ? ёй паэз?? сакрэт!
Наросхрыст ён ?дзе па вул?цы,
Ён казку ?спам?нае вусц?шна:
?Пад дубам куфар ёсць, там вуц?ца,
Не лебедзь — вуц?ца, а ? той
Яйко з ?голкай залатой...?
Галос?ць дуб пустым? дуплам?!.
Хлапчук ледзь пераводз?ць дух.
?Пра што ? як п?саць?? — ён думае.
...Лягчэй, што думаем удвух.






НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ (1963-1965) Кн. ? Стихотворения и поэмы? 1965 (БП)
ТОРЖЕСТВО ЗЕМЛЕДЕЛИЯ
Поэма
Коровы
Странно слышать эти речи.
Зная мысли человечьи.
Что, однако, было дале?
Как иные поступали?
Солдат
Я дале видел красный светоч
В чертоге умного вола.
Коров задумчивое вече
Решало там свои дела.
Осел, над ними гогоча,
Бежал, безумное урча.
Рассудка слабое растенье
В его животной голове
Сияло, как произведенье,
По виду близкое к траве.
Осел скитался по горам,
Глодал чугунные картошки,
А под горой машинный храм
Выделывал кислородные лепешки.
Там кони, химии друзья,
Хлебали щи из ста молекул,
Иные, в воздухе вися,
Смотрели, кто с небес приехал.
Корова в формулах и лентах
Пекла пирог из элементов,
И перед нею в банке рос
Большой химический овес.
Конь
Прекрасна эта сторона —
Одни науки да проказы!
Я, как бы выпивши вина,
Солдата слушаю рассказы.
Впервые ум смутился мой,
Держу пари — я полон пота!
Ужель не врешь, солдат младой,
Что с плугом кончится работа?
Ужели кроме наших жил
Потребен разум и так дале?
Послушай, я ведь старожил,
Пристали мне одни медали.
Сто лет тружуся на сохе,
И вдруг за химию! Хе-хе!
Солдат
Молчи, проклятая каурка,
Не рви рассказа до конца.
Не стоят грязного окурка
Твои веселые словца.
Мой разум так же, как и твой,
Горшок с опилками, не боле,
Но над картиною такой
Сумей быть мудрым поневоле.
…Над Лошадиным институтом
Вставала стройная луна.
Научный отдых дан посудам,
И близок час веретена.
Осел, товарищем ведом,
Приходит, голоден и хром.
Его, как мальчика, питают,
Ума растенье развивают.
Здесь учат бабочек труду,
Ужу дают урок науки —
Как делать пряжу и слюду,
Как шить перчатки или брюки.
Здесь волк с железным микроскопом
Звезду вечернюю поет,
Здесь конь с редиской и укропом
Беседы длинные ведет.
И хоры стройные людей,
Покинув пастбища эфира,
Спускаются на стогны мира
Отведать пищи лебедей.
Конь
Ты кончил?
Солдат
Кончил.
Конь
Браво, браво!
Наплел голубчик на сто лет!
Но как сладка твоя отрава,
Как жжет меня проклятый бред!
Солдат, мы наги здесь и босы,
Нас давят плуги, жалят осы,
Рассудки наши — ряд лачуг,
И весь в пыли хвоста бунчук.
В часы полуночного бденья,
В дыму осенних вечеров,
Солдат, слыхал ли ты хрипенье
Твоих замученных волов?
Нам нет спасенья, нету права,
Нас плуг зовет и ряд могил,
И смерть — единая держава
Для тех, кто немощен и хил.






Иван Дмитриев
Лебедь и Гагары
За то, что Лебедь так и бел и величав, Гагары на него из зависти напали И крылья, тиной замарав, Вкруг Лебедя теснясь, нарочно отряхали И брызгами его марали! Но Лебедю вреда не сделали оне! Он в воду погрузился И в прежней белизне С величеством явился.
Гагары в прозе и стихах! Возитесь как хотите, Но, право, истинный талант не помрачите! Удел его: сиять в веках.
1805





Уладз?м?р Някляе? Выбранае 1998
Знак аховы 1983
Уладз?м?р Някляе? Выбранае 1998
Знак аховы 1983
ПАЛЯВАННЕ
Зб?л? на ?злёце...
Падала, х?стк?м крылом
Неба чапляла...
Здабыча ?жо...
Птушка былая..
Па
Вертыкал? павё? мой таварыш ствалом:
— М?ма, бадай, цябе... М?ма, халера!..
— Бывае.
— Ты малайчына. Дзе насабачы?ся, чорт?..
Цэзар, апорт!..
А яна яшчэ до?та ляцела,
Покуль ударыла ? цёмны асенн? чарот
Водгукам стрэлу...
Дзеля таварыша
злосць можна выдаць за жарт,
Хоць ? таварыш былы —
Птушка былая.
— Ды зразумей ты;
Гэта спрадвечны азарт...
Не разумею азарт,
як? даб?вае!
Памяць мая! Ты пухл?нам? часу бал?ш,
Продка? злачынствы катуюць
пячорны мой розум...
Што ? ?м спрадвечнае?
Што яму дадзена
звыш?..
Рана — пытанн?,
адказы знаходзяцца
позна.
Ах, як над возерам
Птушка свабодна пяе!
Песня знямее —
I ?ночы разбудз?ць, як выбух!
?сц?на —
вечнае.
Звыц? —
тольк? выбар яе.
Выбра?шы вечнае, ?сц?ну можна не выбраць.
Гэтая птушка... ?ншая быць не магла...
Хто растлумачыць мне
сувязь
м?ж ёю ? мною?
Тольк? пытанн? м?ж нам?, тольк? ?мгла,
Тольк? пячорная памяць крыла за сп?ною.
...Мы
На зямл?
Месца
Найлепшае
Выбрал?.
Шклянк? напо?н?л?:
— Ну, будзь здаро?...
— Будзь здаро?...
I пад нябёсам?,
дзе спадарожн?к? зыркал?,
Возера гойдала
Водбл?ск? нашых кастро?;





Александр Прокофьев
Вишня
За рекою в непокое Вишня расцвела, Будто снегом, за рекою Стежку замела…
Будто легкие метели Мчались во весь дух… Будто лебеди летели, Обронили пух…
Я не стежку, а дорогу За рекой торю. Никому про недотрогу Я не говорю.
Только в мире тайны вечной Не было и нет. Рассыпает по заречью Вишня белый цвет.
Будто легкие метели Мчались во весь дух… Будто лебеди летели, Обронили пух…






НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ (1963-1965) Кн. ? Стихотворения и поэмы? 1965 (БП)
СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ
ВСТУПЛЕНИЕ
Не пора ль нам, братия, начать
О походе Игоревом слово,
Чтоб старинной речью рассказать
Про деянья князя удалого?
А воспеть нам, братия, его —
В похвалу трудам его и ранам —
По былинам времени сего.
Не гоняясь в песне за Бояном.
Тот Боян, исполнен дивных сил,
Приступая к вещему напеву,
Серым волком по полю кружил,
Как орел, под облаком парил,
Растекался мыслию по древу.
Жил он в громе дедовских побед,
Знал немало подвигов и схваток,
И на стадо лебедей чуть свет
Выпускал он соколов десяток.
И, встречая в воздухе врага,
Начинали соколы расправу,
И взлетала лебедь в облака,
И трубила славу Ярославу.
Пела древний киевский престол.
Поединок славила старинный,
Где Мстислав Редедю заколол
Перед всей косожскою дружиной,
И Роману Красному хвалу
Пела лебедь, падая во мглу.
Но не десять соколов пускал
Наш Боян, но, вспомнив дни былые,
Вещие персты он подымал
И на струны возлагал живые, —
Вздрагивали струны, трепетали,
Сами князям славу рокотали.
Мы же по иному замышленью
Эту повесть о године бед
Со времен Владимира кияженья
Доведем до Игоревых лет
И прославим Игоря, который,
Напрягая разум; полный сил,
Мужество избрал себе опорой,
Ратным духом сердце поострил
И повел полки родного края,
Половецким землям угрожая.
О Боян, старинный соловей!
Приступая к вещему напеву,
Если б ты о битвах наших дней
Пел, скача по мысленному древу;
Если б ты, взлетев под облака,
Нашу славу с дедовскою славой
Сочетал на долгие века,
Чтоб прославить сына Святослава;
Если б ты Траяновой тропой
Средь полей помчался и курганов, —
Так бы ныне был воспет тобой
Игорь-князь, могучий внук Траянов:
?То не буря соколов несет
За поля широкие и долы,
То не стаи галочьи летят
К Дону на великие просторы!?
Или так воспеть тебе, Боян,
Внук Велесов, наш военный стан:
?За Сулою кони ржут,
Слава в Киеве звенит,
В Новеграде трубы громкие трубят,
Во Путивле стяги бранные стоят!?






ЯН БРУШТЕЙН Кн. ?ПРОСТРАНСТВО МНОГОТОЧИЙ? 2012
КОВРИК С ЛЕБЕДЯМИ

Вот коврик: лебедь на пруду,
Русалка на ветвях нагая,
И я там с бабушкой иду,
Тащить корзину помогая.

Меня пугает Черномор,
И рота витязей могучих,
Когда они тяжелой тучей
Встают из вод, стекают с гор.

Дымит фашистский танк вдали,
Копьём уже пробит навылет.
Бегут бояре столбовые
Со вздыбленной моей земли.

Но сквозь разрывы, сквозь беду
Я вижу: кот идёт упрямо,
И пирожками кормит мама
Его, и птицу на пруду.

И сказки он кричит навзрыд,
И песни он поёт, каналья,
И цепь его гремит кандально,
И дерево его горит.

Разбили витязей враги,
И только тихий голос: ?Слушай!..?
И прямо в сердце, прямо в душу:
?Приди, попробуй, помоги...?






Борис Ручьев
Дувушки-подружки
1
Нету брода в синем море, на груди не переплыть, нету горя горше горя — гармониста любить.
Я ходила, я устала на работе заводской, сердце биться перестало, сердце требует покой.
До рассвета за стеной льется дождик проливной. Выйдешь в двери — схватит дрожь, полквартала не пройдешь.
А в тринадцатом квартале, через пять больших ворот, в громком доме, в светлом зале ходит белый хоровод.
В белом круге без печали гармонист один сидит, он гармонику качает на крутой своей груди.
Я надела платье белое, напудрила лицо, шубу зимнюю надела, тихо вышла на крыльцо.
Я иду — куда, не вижу, задыхаюсь, а иду, я гармошку ненавижу, насылаю ей беду: — Частый дождик, выбей стекла у любимого в дому, чтоб гармоника размокла — по веленью моему,
чтобы лак сошел навеки и рассыпались лады… По проулкам льются реки, стынут ноги от воды.
А вошла я в зал едва, закружилась голова. Как зазвякали звоночки, как ударили басы, по минутке, по часочку, позабыла про часы, про заботу, про усталость, про размытые пути… Я до трех часов плясала, целовалась до пяти.
Ветер будит город свистом, не видать из туч зарю, на прощанье гармонисту откровенно говорю: — Драгоценный мой орленок, песня — крылья всех орлов, пуще карточек дареных и серебряных часов, пуще денег, пуще дома, пуще писем дорогих, пуще сердца молодого ты гармошку береги!..
2
Два крыла у белой птицы, птицей быть хотела я — хорошо тебе любиться, лебедиха белая! За горами белый лебедь — через горные хребты полетите в чистом небе либо лебедь, либо ты. Только жалко, я не птица, а не птице нелегко — одинокой не сидится, и любимый далеко. До него дойдешь не скоро — каждый путь по три версты, через весь широкий город, через реки и мосты. Я одна сижу в печали и гадаю день-деньской: кабы стала я начальник самый главный городской, я пришла бы в горсовет — никаких задержек нет: — Дайте стекол, дайте лесу, кирпича в бордовый цвет!.. Перед дверью, под окошком, я построила бы дом с белокаменной дорожкой, с палисадником кругом. Я поставила бы в спальне сторублевую кровать, я прибила б к окнам ставни, чтобы на ночь закрывать. На часочек отложила неотложные дела, на серебряной машине дорогого привезла. Я вошла бы с важной речью, чтобы слушал он один: — Я дарю Вам дом навечно, драгоценный гражданин. Запрещаю потаенно в этих комнатах глухих целовать глаза девчонок, кроме ясных глаз моих. Получайте и живите, хоть до ста дремучих лет, в день два раза заходите в мой домашний кабинет, чтобы справиться в начале и в конце большого дня, нет ли горя и печали в тихом сердце у меня.
3
Над окном сова летала, загорались светляки… Я гнала слезу усталым взмахом трепетной руки. Как заснуть от горькой муки, остудить глаза свои от полуночной разлуки, от неслыханной любви? Я судила, я гадала, под окном своим страдала по родному, дорогому — незаметно, невзначай подошла к чужому дому, с горя в двери застучав. Вышел ласковый в тревоге, вышел в радости — родной, тот, что нынче при дороге называл меня женой. Говорю: — Воды искала, обыскала весь свой дом… Дай с водою два бокала и один бокал со льдом… Молча воду он несет, вся минута — словно год. И велело сразу сердце, через робость, через стыд, от воды — губам согреться, от слезы — глазам остыть. Говорю: — Сама не знаю, отчего стою с тобой, вся — озябшая, больная, обними меня, укрой. Подведи меня к постели, дай мне хину, если есть. Чтобы стекла не блестели, окна темным занавесь… Я заснула сном усталым, золотым, залетным сном на груди его. Светало. И во сне сова летала над моим родным окном…
4
Спят сады, а мне не спится. Мне до света не уснуть. Тяжелей травы — ресницы, тяжелее камня — грудь. Выйду в сад-палисад, тополя во сне стоят. Выйду, сяду, позорю на березовой скамье, позорюю, погорюю, что не ходишь ты ко мне. Ходишь дальний мимо окон, по дорожке из лучей, синеглазый и высокий, и не мой, и ничей. Я окно в дому открою, всё гляжу и не дышу, познакомиться со мною тихим шепотом прошу. Про тебя везде гадаю, по садам брожу одна, против воли забываю у подружек имена. До чего же ты довел, незнакомый новосел!.. Это кто же, мне на горе, в город наш тебя привез: самолет ли через горы, через реки ль паровоз? Лучше жил бы ты подале, лучше к нам бы никогда самолеты не летали, не ходили поезда. Лучше я бы в мире целом не слыхала про тебя. Всё бы пела, всё бы пела, не страдая, не скорбя. Дорогим своим знакомым говорила б наяву: — В этот вечер беспокойный я спокойная живу. Не сижу у светлых окон, до утра ночами сплю, синеглазых и высоких отчего-то не люблю…
5
Золотой, неповторимый, словно тополь, весь прямой, и желанный, и любимый, без конца и края мой, ясным летом поутру, встал на каменном яру… Птица чайка, привечая, легкий голос подает, волны светлые качают отражение твое.
Над моим ты встанешь сердцем, ивы кланяются мне, ты в моем глубоком сердце словно в утренней волне.
Я тогда тебя забуду, покоренная, когда сквозь железную запруду хлынет синяя вода.
Когда станут облаками все березы над тобой, когда вырастет на камне колокольчик голубой.
Когда в месяце июне остановит речку лед, когда ночью в полнолунье солнце на небе взойдет.
И польется из колодца меду желтого струя. Когда сердце не забьется и остынет грудь моя.
От неслыханной разлуки припадут к земле цветы, понесут меня подруги бездыханной, — когда ты
как в бреду пойдешь за ними, с горя слова не сказав… Сестры шапку с тебя снимут, ветер высушит глаза.
1936


Метки:
Предыдущий: Одиноки ли мы?
Следующий: лебеди-79