Кафка
Кто-то переводит дух
и находит Специю…
и тройной кульбит на двух
медленно трапециях
то ли крутит голодарь,
то ль гимнаст, то ль фея,
то ли Кафка, то ли царь
Древней Иудеи…
Кафка грезил, говорил :
“ Бодрствуй из последних сил ! “–
- нет, тебе в твоих сюжетах
с хвойным запахом тайги
разве что приснился где-то
`утром, в алой мгле рассвета -
в лютой мгле, в дыму пурги
Землемер с компасом зги.
Кафка грезил, говорил :
" Борься из последних сил ! "-
- нет, по лютой мглы компасу
ввязь по леденящим грудам,
вдрожь, крадясь, ещё ни разу
ты не находил откуда
`так - из-за твоей тоски,
`так - сквозь вихри, вой метели,
дюны снега, `так на деле,
`так чадят душевики, –
что тебе в твоих сюжетах
без начала и конца
Землемер приснился с этой
Верой смертного лица !
Кафка грезил, говорил :
“ Бойся из последних сил ! “–
- нет, тебе приснился этот
без начала и конца
с графом Вествестом в сюжете
Ужас смертного лица !
Кафка грезил, говорил :
“ Вырвись из последних сил
до предела вне предела
смерти собственного тела –
тела, снятого с креста, –
до предела в невесо-
мости-ка или моста
между Замком и высо-
кой-кой всех твоих Пейзажей ! “ –
- из трясины прототипов
кафкианских персонажей
полувыплыв, полувыпив
что покрепче – жаждешь стражи
кафкианской от бессилья.
Невесом, мертвецки гол, но
`как хотя б на тела чёлне
воспарить на Мостик - силы
нет ! - тебе приснился Голос !
Ты встаёшь – и чёрный волос
оседает на будильник… –
- Реалист ! – он близко где-то ! –
может, с комнаты, что рядом,
где окно открыто ветром,
где окно разбито градом,
занесло обрывок пряди
с парикмахерской, маэстро
спутал, подстригаясь где,
под широкой Влтавы всплески
процедуру, время, место,
отраженье на воде,
галерею пражских лиц
с иллюзорностью границ,
с Тайной Страсти, переплётшей
хаос с разумом высоким,
власть и чистую любовь,
бред и ясный свет сознанья…
- брадобрей свистит и ропщет
на цирюльников жестоких, -
он и сам пустил бы кровь –
но клиент хранит молчанье, –
глядя в зеркало на стрижку
может быть или на вышки,
башни замка Вышеград
в колыханьи на воде
Влтавы, с лебедями где
плавал он тому назад
лет так сто – тому ты тоже
был законченным брюнетом
и от слишком белой прозы
- `не от господина К. –
от тебя, быть может, эта
слишком чёрная строка !
Слишком чёрная строка
уцелела в тучах чёрных.
В тучах чёрных скрылся ворон
и Творец навек забылся
в беспредельности Творенья.
Ты ужель с Творцом простился.?!
Нет ! --- в излуках сновиденья
снится снится снится , что
эдельвейсов по плато
ты гуляешь, говоришь
с ним, как будто сам с собой,
но иной иной иной...
Ты встаёшь – и лишь молчишь.
Ты встаёшь – иль не проснулся –
на тебя лишь оглянулся,
в чёрных тучах засветился
белый ворон близко где-то
и Художник превратился
- как в жука Грегор Замза –
в безглагольных звёзд просветы
в тучах, держащихся за
слишком острые глаза,
за сквозь время тонкий слух,
медленный липучий пух
тополей… – он умер от
в сорок лет туберкулёза –
- нет ! Поэт ещё живёт ! : –
ты встаёшь – и видишь слёзы
в прожигательных глазах..!
тот же в чувственных чертах
абрис рта..!
Наяву с тобой он полу-
грезит, полуговорит,
что уже не мучит голод
и в груди уж не болит… –
в лабиринте подземелья
он куда-то там свернул… –
… вздох спустя – где был он ? – в теле
Гость твой вышел и вздохнул.
И тебе приснилось как
в подземелье Вышеграда
в эту чувственность когда-то,
в этот рот прокрался враг !
И тебе приснилось как,
как убежищем для трупных
был червей у Кафки крупный
тот же чуть с горбинкой нос,
та же ночь густых волос –
нимба тайного агат,
тот давно познавший ад
взгляд.
*** *** ***
Он давно уже не снится
как не снятся летом грозы,
как уже не автор прозы
загорает он, томится
днём под солнцем ;
ночью в склепе
сторожит усопших горцев
точно редких самоцветов,
прикоснувшихся лазури…
И порой с небес фигура
проступающей Милены
подземелья бросить стены
Кафку слёзно умоляет,
своего на небо Франца
в даль синичную на Танец
обречённо приглашает…
Но не грезит Обручённый,
ничего не говорит.
Чёрных туч и шумных крон он
Лета медленный рапид
созерцает грозовой…
Опустившись на Градчаны
с летним громом и грозой,---
Кафка слишком много знает
и стареет слишком рано –
он лишь ангел и любой
старый ангел не летает.
и находит Специю…
и тройной кульбит на двух
медленно трапециях
то ли крутит голодарь,
то ль гимнаст, то ль фея,
то ли Кафка, то ли царь
Древней Иудеи…
Кафка грезил, говорил :
“ Бодрствуй из последних сил ! “–
- нет, тебе в твоих сюжетах
с хвойным запахом тайги
разве что приснился где-то
`утром, в алой мгле рассвета -
в лютой мгле, в дыму пурги
Землемер с компасом зги.
Кафка грезил, говорил :
" Борься из последних сил ! "-
- нет, по лютой мглы компасу
ввязь по леденящим грудам,
вдрожь, крадясь, ещё ни разу
ты не находил откуда
`так - из-за твоей тоски,
`так - сквозь вихри, вой метели,
дюны снега, `так на деле,
`так чадят душевики, –
что тебе в твоих сюжетах
без начала и конца
Землемер приснился с этой
Верой смертного лица !
Кафка грезил, говорил :
“ Бойся из последних сил ! “–
- нет, тебе приснился этот
без начала и конца
с графом Вествестом в сюжете
Ужас смертного лица !
Кафка грезил, говорил :
“ Вырвись из последних сил
до предела вне предела
смерти собственного тела –
тела, снятого с креста, –
до предела в невесо-
мости-ка или моста
между Замком и высо-
кой-кой всех твоих Пейзажей ! “ –
- из трясины прототипов
кафкианских персонажей
полувыплыв, полувыпив
что покрепче – жаждешь стражи
кафкианской от бессилья.
Невесом, мертвецки гол, но
`как хотя б на тела чёлне
воспарить на Мостик - силы
нет ! - тебе приснился Голос !
Ты встаёшь – и чёрный волос
оседает на будильник… –
- Реалист ! – он близко где-то ! –
может, с комнаты, что рядом,
где окно открыто ветром,
где окно разбито градом,
занесло обрывок пряди
с парикмахерской, маэстро
спутал, подстригаясь где,
под широкой Влтавы всплески
процедуру, время, место,
отраженье на воде,
галерею пражских лиц
с иллюзорностью границ,
с Тайной Страсти, переплётшей
хаос с разумом высоким,
власть и чистую любовь,
бред и ясный свет сознанья…
- брадобрей свистит и ропщет
на цирюльников жестоких, -
он и сам пустил бы кровь –
но клиент хранит молчанье, –
глядя в зеркало на стрижку
может быть или на вышки,
башни замка Вышеград
в колыханьи на воде
Влтавы, с лебедями где
плавал он тому назад
лет так сто – тому ты тоже
был законченным брюнетом
и от слишком белой прозы
- `не от господина К. –
от тебя, быть может, эта
слишком чёрная строка !
Слишком чёрная строка
уцелела в тучах чёрных.
В тучах чёрных скрылся ворон
и Творец навек забылся
в беспредельности Творенья.
Ты ужель с Творцом простился.?!
Нет ! --- в излуках сновиденья
снится снится снится , что
эдельвейсов по плато
ты гуляешь, говоришь
с ним, как будто сам с собой,
но иной иной иной...
Ты встаёшь – и лишь молчишь.
Ты встаёшь – иль не проснулся –
на тебя лишь оглянулся,
в чёрных тучах засветился
белый ворон близко где-то
и Художник превратился
- как в жука Грегор Замза –
в безглагольных звёзд просветы
в тучах, держащихся за
слишком острые глаза,
за сквозь время тонкий слух,
медленный липучий пух
тополей… – он умер от
в сорок лет туберкулёза –
- нет ! Поэт ещё живёт ! : –
ты встаёшь – и видишь слёзы
в прожигательных глазах..!
тот же в чувственных чертах
абрис рта..!
Наяву с тобой он полу-
грезит, полуговорит,
что уже не мучит голод
и в груди уж не болит… –
в лабиринте подземелья
он куда-то там свернул… –
… вздох спустя – где был он ? – в теле
Гость твой вышел и вздохнул.
И тебе приснилось как
в подземелье Вышеграда
в эту чувственность когда-то,
в этот рот прокрался враг !
И тебе приснилось как,
как убежищем для трупных
был червей у Кафки крупный
тот же чуть с горбинкой нос,
та же ночь густых волос –
нимба тайного агат,
тот давно познавший ад
взгляд.
*** *** ***
Он давно уже не снится
как не снятся летом грозы,
как уже не автор прозы
загорает он, томится
днём под солнцем ;
ночью в склепе
сторожит усопших горцев
точно редких самоцветов,
прикоснувшихся лазури…
И порой с небес фигура
проступающей Милены
подземелья бросить стены
Кафку слёзно умоляет,
своего на небо Франца
в даль синичную на Танец
обречённо приглашает…
Но не грезит Обручённый,
ничего не говорит.
Чёрных туч и шумных крон он
Лета медленный рапид
созерцает грозовой…
Опустившись на Градчаны
с летним громом и грозой,---
Кафка слишком много знает
и стареет слишком рано –
он лишь ангел и любой
старый ангел не летает.
Метки: