4 Елена
Я смотрела на Елену. Взрослая одинокая женщина тридцати двух лет, с уставшими глазами и на девятом месяце беременности.
- Кирилл Андреевич, это она, да?
- Можно сказать и так – задумчиво пробормотал он, теребя седую бородку.
- А если по точнее?
- Если точнее, то их трое…
- То есть как трое!? – воскликнула я.
- Елена и близнецы: мальчик и девочка. Дети крупные для такой хрупкой конституции как у нее, к тому же сама видишь подавленность и безразличие ко всему. Роды будут очень сложными.
- Да, вы не перестаете меня удивлять…
- Приступай, кстати на этот раз тебе позволено, если того потребуют обстоятельства, воплотиться на Земле. Потом дам более точные инструкции.
- Стать опять человеком? – меня захлестнули воспоминания.
- Да, но только если это будет крайне необходимо, и на время – Кирилл Андреевич рокочущим голосом выделил ?на время? и исчез.
С тех пор прошло два дня. Старая двухкомнатная хрущёвка на окраине Москвы, мизерная кухня, совмещенный санузел, выцветшие обои и маленький телевизор. Она все время лежала на диване, вставала редко, в основном, чтобы дойти до холодильника, убедиться, что в нем по-прежнему ничего нет и съесть пару сухих галет с холодным неизвестно когда заваренным чаем. Надо было срочно что-то делать.
Я перебирала свои воспоминания, когда была человеком, пытаясь выбрать то воплощение, которое могло бы подойти в этой ситуации. Вспомнила! Самое последнее.
Хорошо, что Елена не общалась с соседями по лестничной клетке. Соседка справа была в отъезде, я очутилась в ее квартире, и стала представлять свою: добротная дубовая мебель, кружевные салфетки, вазы с цветами, маленький кофейный столик. Трудности возникли только с фотографиями родных, никак не могла вспомнить лица. Сначала они расплывались и, только приложив титанические усилия, стали обретать человеческие очертания.
Два раза хлопнула в ладоши, и квартира Марины Сергеевны превратилась в мою. Я подошла к зеркалу. Конечно, отражения не было. Закрыла глаза и стала вспоминать себя. Сначала имя, потом отчество, фамилию, цвет глаз, рост, цвет волос… Когда в голове сформировался образ, приоткрыла один глаз и увидела отражение своей последней земной жизни. Аглая Петровна Серафимова, 75 лет, волосы цвета белого снега, синие глаза, не помутневшие от возраста, 155см роста, желтое домашнее платье с поистершимися манжетами на рукавах.
Вновь обретя тело, вздохнула. Почувствовала, как кровь заструилась по венам. Уловила ароматы цветов. Странно. Я уже почти не помнила, как это быть человеком. Прошлась по комнатам, выглянула в окно, на кухне налила стакан воды и попробовала пить. Получилось! Посидела в любимом кресле. Воспоминания накатывали волнами. Теперь я готова.
Хорошо, что Марина Сергеевна такая запасливая, уехала на дачу на две недели, а холодильник полон продуктов. Я решила сварить куриный суп с клецками, а перед этим выпить чашечку кофе, этого аромата и вкуса мне не хватало даже на небесах.
Пила маленькими глоточками, смакую каждую каплю. Бульон закипал на плите, тесто на клецки подготовлено, поджарка остывала в сковородке. Пора. Убавила огонь на минимум, чтобы бульон не выкипел, и пошла к Елене.
Звонок пискнул несколько раз и затих. Я подождала несколько секунд, и уж было забеспокоилась, что Елена просто не захочет открывать, как услышала шаги, приближающиеся к двери.
Скрипнула старая дверь.
- Кто вы?
- Ваша соседка, Аглая Петровна. Зашла спросить соли. Суп варю с клецками, а вот соль кончилась. У вас не будет пару щепоток?
- Сейчас посмотрю, пробормотала Елена и захлопнула дверь.
Прошла минута, а может и две, пока она вернулась.
- Вот, возьмите – она протянула мне солонку.
- Я верну, через пару минут, мне только бульон посолить.
- Не нужно, мне она вряд ли понадобится…
- Это как же, милая, не понадобится, как без соли в хозяйстве?
- Нет у меня никакого хозяйства – пробормотала она.
- Да ты на сносях, родишь верно, скоро. Кого ожидаешь?
- Врачи, говорят, двойню. Слушайте, Аглая Петровна, забирайте соль и уходите, пожалуйста, мне некогда с вами разговаривать, прощайте – сказала она, пытаясь закрыть дверь.
- А муж-то твой на работе, наверное, деньги зарабатывает, детям-то сейчас, сколько всего нужно будет – словно не слыша ее, продолжала я разговор.
Она посмотрела на меня с такой болью и тоской, и я на минуту пожалела, что заговорила о муже.
- Нет, у меня мужа и не было никогда – выдавила она из себя и разрыдалась.
Мне было жаль ее, но лучше такие эмоции, чем совсем никаких.
- Ну, полно, милая, полно – успокаивала ее я, - пойдем ко мне, у меня чайничек только закипел, сейчас чайку с печеньями попьем, а потом и супчик, глядишь, подоспеет – бормотала я на ходу, таща Елену к себе в квартиру.
Она присела на табурет с отсутствующим видом, а я гремела дверцами шкафчиков в поисках обещанного печенья. Нашла овсяное и еще маленькую баночку клубничного варенья.
Расставив все на столе и заварив чай, села напротив нее.
- Что с тобой девонька? Ты же мамой скоро станешь, а вид такой будто похоронку получила, так у нас в войну говорили, когда приходили извещения из армии о гибели мужа, сына, брата или отца. Меня Бог миловал, а на подружек и родственниц насмотрелась досыта…
- Меня жених бросил, собирались пожениться, уже все готово было, а он за неделю до свадьбы ушел к моей лучше подруге, сказал, что у них любовь и сделать он ничего не может, а на нелюбимой, пусть даже беременной, жениться не собирается…
- И когда же это случилось?
- Месяц назад.
- И ты с тех пор живешь, как затворница, в зеркало, когда последний раз гляделась?
- Не помню…
- То-то же. Тебе детей растить, а ты убиваешься, малюткам сейчас тоже не сладко, они все знают, все чувствуют. Вот мой тебе сказ: плюнь и разотри. Не стоит этот паршивец того, чтоб ты из-за него слезы лила и как тень ходила.
- Вам легко говорить, наверное, вас никто никогда не бросал…
- Так, как тебя, нет! Мой муж, покойный ныне, Матвей Егорович, человеком был замечательным, светлая ему память. Детей жалко вырастить не успел, только сына Тимошу и увидел, а когда я Оленькой беременная ходила, забрали его в КГБ, слишком честным был, чуть подвох какой или несправедливость, всю правду в лицо резал, и не смотрел начальник или подчиненный. За это его и сослали. Он и в ссылке молчать не стал, через полгода расстреляли… - воспоминания, будто старые знакомые, вставали у меня перед глазами, горло сдавили горечь и боль от потери. Как же давно это было, я совсем забыла, какие они, человеческие чувства…
- И как вы с этим справились?
- Сначала никак, словно слепая ходила по квартире, что-то искала, но никак не могла понять что. А потом Тимоша рыдать начал, ему тогда три годика было, он отца почти и не помнил, меня испугался. Тут я и очнулась. И про беременность вспомнила. Дети меня вытащили. Ради них жить стала – я смахнула слезинку.
- А замуж снова вышли?
- Нет, не до этого было, хотя многие ухаживали. Но ни один моего сердца не тронул.
- Получается, что вы, Аглая Петровна, всю жизнь любили своего мужа? – спросила Елена, я пододвинула к ней чашку с чаем и печенье.
- Ешь, а то дальше рассказывать не стану!
Она глотнула чаю и откусила кусочек печенья.
- Любила ли? Не знаю, в наше время про любовь не говорили, по настоящим мужским поступкам судили, а не по красивым словам. Да и Матвей Егорович, своё расположение все больше делами выказывал. Но если вашими словами говорить, наверное, любила… - вздохнула я – чай допила? А теперь давай супчика поедим.
- Я не буду, не хочется что-то…
- Я тебя не спрашиваю, хочешь ты или нет, о твоих детях думаю в первую очередь, сказала, ешь, значит, ешь!
- Расскажите мне еще что-нибудь из вашей жизни – попросила Елена.
- Одно условие, ты ешь, я рассказываю.
Она кивнула и съела ложку супа.
На ужин была жареная картошка с овощным салатом, потом блины с клубничным вареньем. Елене я клала маленькие порции и следила, чтобы она съедала все.
Мы проговорили до позднего вечера, щеки у нее снова зарумянились, а глаза ожили.
Я упросила остаться ее на ночь.
Три дня, как Елена жила у меня. Один раз только сходила в свою квартиру за вещами. Я рассказывала о той своей жизни, учила ее, как готовить блюда, которые ей особенно нравились. Мы слушали старые пластинки на патефоне ленинградского завода ?Грампласттреста?, который обнаружили во время небольшой уборки. Нашим обоюдным любимцем стал романс Фельдмана ?Ямщик, не гони лошадей?. Елена постепенно оживала, мы сходили в парикмахерскую и вернулись с новыми прическами, делали покупки на фермерском рынке, прогуливались в парке, а вечерами, я с чашечкой кофе, а она с чашечкой чая, рассматривали старые фотографии из моей жизни, и много смеялись, особенно, когда, споря, выбирали имена для малышей.
Сегодня в пять утра у Елены начались схватки, я вызвала скорую и мы поехали в роддом. После того, как она сказала, что я ее бабушка и единственная родственница, мне разрешили присутствовать на родах. Вокруг суетились врачи, делали УЗИ, брали кровь, ставили капельницу.
Схватки усиливались, прошло уже десять часов с начала первой, я держала Елену за руку и молилась, чтобы все прошло хорошо. Она вот-вот должна была родить. Сначала на свет появилась девочка, потом мальчик. Два маленьких крикливых комочка по 2,5 килограмма. Роды прошли без осложнений, врачи и акушерки поздравляли друг друга. Малышей положили Елене на грудь, и ее лицо озарилось спокойной и светлой улыбкой. Глазами нашла меня и тихо-тихо прошептала ?спасибо?.
Всех троих перевезли в палату, и они благополучно уснули. Я погладила Елену по голове, поцеловала в лоб и прошептала: ?Тебе нельзя с нами, но ты будешь все видеть, только это не сон?.
Взяв малышей на ручки, закрыла глаза, и мы полетели. Через несколько мгновений я уже опускалась на ступени родного храма. Прошла по знакомому коридору, малыши сами тянулись каждый к своей двери. Сначала я открыла дверь девочки, вокруг оказался луг, утопающий в зелени и самых разных цветах, а посередине стояла колыбель, положив туда девочку, отправилась к двери мальчика. За его дверью было море, узкая полоска песка, а все остальное, насколько хватало взгляда, покрывала вода. На песке стояла еще одна колыбель в виде маленькой лодки, мальчика я оставила в ней.
Тихо прикрыла их двери и присела на ступеньки.
- Ты справилась – услышала я за спиной голос Кирилла Андреевича.
- Наверное…
- Не хочешь говорить? Устала?
- Не знаю…
- Хочешь опять быть человеком?
Я покачала головой в ответ.
- Тогда что?
- Как она будет без меня?
- Очень просто. Мы сделаем так, что воспоминания о тебе будут казаться ей длинным и хорошим сном. Помня о сне, Елена подружится со своей настоящей соседкой, кстати говоря, очень милой женщиной. Теперь у нее и малышей все будет хорошо, ты молодец! – гордо произнес он.
- Мне будет их не хватать…
- Это человеческие чувства в тебе говорят, скоро все пройдет. Хочешь знать, какие имена выберет Елена для своих детей? Что молчишь? Так знай же, девочку она назовет Аглая, а мальчика Матвей.
Я ничего не ответила, Кирилл Андреевич задумчиво посмотрел на меня, пожал плечами и исчез.
- Кирилл Андреевич, это она, да?
- Можно сказать и так – задумчиво пробормотал он, теребя седую бородку.
- А если по точнее?
- Если точнее, то их трое…
- То есть как трое!? – воскликнула я.
- Елена и близнецы: мальчик и девочка. Дети крупные для такой хрупкой конституции как у нее, к тому же сама видишь подавленность и безразличие ко всему. Роды будут очень сложными.
- Да, вы не перестаете меня удивлять…
- Приступай, кстати на этот раз тебе позволено, если того потребуют обстоятельства, воплотиться на Земле. Потом дам более точные инструкции.
- Стать опять человеком? – меня захлестнули воспоминания.
- Да, но только если это будет крайне необходимо, и на время – Кирилл Андреевич рокочущим голосом выделил ?на время? и исчез.
С тех пор прошло два дня. Старая двухкомнатная хрущёвка на окраине Москвы, мизерная кухня, совмещенный санузел, выцветшие обои и маленький телевизор. Она все время лежала на диване, вставала редко, в основном, чтобы дойти до холодильника, убедиться, что в нем по-прежнему ничего нет и съесть пару сухих галет с холодным неизвестно когда заваренным чаем. Надо было срочно что-то делать.
Я перебирала свои воспоминания, когда была человеком, пытаясь выбрать то воплощение, которое могло бы подойти в этой ситуации. Вспомнила! Самое последнее.
Хорошо, что Елена не общалась с соседями по лестничной клетке. Соседка справа была в отъезде, я очутилась в ее квартире, и стала представлять свою: добротная дубовая мебель, кружевные салфетки, вазы с цветами, маленький кофейный столик. Трудности возникли только с фотографиями родных, никак не могла вспомнить лица. Сначала они расплывались и, только приложив титанические усилия, стали обретать человеческие очертания.
Два раза хлопнула в ладоши, и квартира Марины Сергеевны превратилась в мою. Я подошла к зеркалу. Конечно, отражения не было. Закрыла глаза и стала вспоминать себя. Сначала имя, потом отчество, фамилию, цвет глаз, рост, цвет волос… Когда в голове сформировался образ, приоткрыла один глаз и увидела отражение своей последней земной жизни. Аглая Петровна Серафимова, 75 лет, волосы цвета белого снега, синие глаза, не помутневшие от возраста, 155см роста, желтое домашнее платье с поистершимися манжетами на рукавах.
Вновь обретя тело, вздохнула. Почувствовала, как кровь заструилась по венам. Уловила ароматы цветов. Странно. Я уже почти не помнила, как это быть человеком. Прошлась по комнатам, выглянула в окно, на кухне налила стакан воды и попробовала пить. Получилось! Посидела в любимом кресле. Воспоминания накатывали волнами. Теперь я готова.
Хорошо, что Марина Сергеевна такая запасливая, уехала на дачу на две недели, а холодильник полон продуктов. Я решила сварить куриный суп с клецками, а перед этим выпить чашечку кофе, этого аромата и вкуса мне не хватало даже на небесах.
Пила маленькими глоточками, смакую каждую каплю. Бульон закипал на плите, тесто на клецки подготовлено, поджарка остывала в сковородке. Пора. Убавила огонь на минимум, чтобы бульон не выкипел, и пошла к Елене.
Звонок пискнул несколько раз и затих. Я подождала несколько секунд, и уж было забеспокоилась, что Елена просто не захочет открывать, как услышала шаги, приближающиеся к двери.
Скрипнула старая дверь.
- Кто вы?
- Ваша соседка, Аглая Петровна. Зашла спросить соли. Суп варю с клецками, а вот соль кончилась. У вас не будет пару щепоток?
- Сейчас посмотрю, пробормотала Елена и захлопнула дверь.
Прошла минута, а может и две, пока она вернулась.
- Вот, возьмите – она протянула мне солонку.
- Я верну, через пару минут, мне только бульон посолить.
- Не нужно, мне она вряд ли понадобится…
- Это как же, милая, не понадобится, как без соли в хозяйстве?
- Нет у меня никакого хозяйства – пробормотала она.
- Да ты на сносях, родишь верно, скоро. Кого ожидаешь?
- Врачи, говорят, двойню. Слушайте, Аглая Петровна, забирайте соль и уходите, пожалуйста, мне некогда с вами разговаривать, прощайте – сказала она, пытаясь закрыть дверь.
- А муж-то твой на работе, наверное, деньги зарабатывает, детям-то сейчас, сколько всего нужно будет – словно не слыша ее, продолжала я разговор.
Она посмотрела на меня с такой болью и тоской, и я на минуту пожалела, что заговорила о муже.
- Нет, у меня мужа и не было никогда – выдавила она из себя и разрыдалась.
Мне было жаль ее, но лучше такие эмоции, чем совсем никаких.
- Ну, полно, милая, полно – успокаивала ее я, - пойдем ко мне, у меня чайничек только закипел, сейчас чайку с печеньями попьем, а потом и супчик, глядишь, подоспеет – бормотала я на ходу, таща Елену к себе в квартиру.
Она присела на табурет с отсутствующим видом, а я гремела дверцами шкафчиков в поисках обещанного печенья. Нашла овсяное и еще маленькую баночку клубничного варенья.
Расставив все на столе и заварив чай, села напротив нее.
- Что с тобой девонька? Ты же мамой скоро станешь, а вид такой будто похоронку получила, так у нас в войну говорили, когда приходили извещения из армии о гибели мужа, сына, брата или отца. Меня Бог миловал, а на подружек и родственниц насмотрелась досыта…
- Меня жених бросил, собирались пожениться, уже все готово было, а он за неделю до свадьбы ушел к моей лучше подруге, сказал, что у них любовь и сделать он ничего не может, а на нелюбимой, пусть даже беременной, жениться не собирается…
- И когда же это случилось?
- Месяц назад.
- И ты с тех пор живешь, как затворница, в зеркало, когда последний раз гляделась?
- Не помню…
- То-то же. Тебе детей растить, а ты убиваешься, малюткам сейчас тоже не сладко, они все знают, все чувствуют. Вот мой тебе сказ: плюнь и разотри. Не стоит этот паршивец того, чтоб ты из-за него слезы лила и как тень ходила.
- Вам легко говорить, наверное, вас никто никогда не бросал…
- Так, как тебя, нет! Мой муж, покойный ныне, Матвей Егорович, человеком был замечательным, светлая ему память. Детей жалко вырастить не успел, только сына Тимошу и увидел, а когда я Оленькой беременная ходила, забрали его в КГБ, слишком честным был, чуть подвох какой или несправедливость, всю правду в лицо резал, и не смотрел начальник или подчиненный. За это его и сослали. Он и в ссылке молчать не стал, через полгода расстреляли… - воспоминания, будто старые знакомые, вставали у меня перед глазами, горло сдавили горечь и боль от потери. Как же давно это было, я совсем забыла, какие они, человеческие чувства…
- И как вы с этим справились?
- Сначала никак, словно слепая ходила по квартире, что-то искала, но никак не могла понять что. А потом Тимоша рыдать начал, ему тогда три годика было, он отца почти и не помнил, меня испугался. Тут я и очнулась. И про беременность вспомнила. Дети меня вытащили. Ради них жить стала – я смахнула слезинку.
- А замуж снова вышли?
- Нет, не до этого было, хотя многие ухаживали. Но ни один моего сердца не тронул.
- Получается, что вы, Аглая Петровна, всю жизнь любили своего мужа? – спросила Елена, я пододвинула к ней чашку с чаем и печенье.
- Ешь, а то дальше рассказывать не стану!
Она глотнула чаю и откусила кусочек печенья.
- Любила ли? Не знаю, в наше время про любовь не говорили, по настоящим мужским поступкам судили, а не по красивым словам. Да и Матвей Егорович, своё расположение все больше делами выказывал. Но если вашими словами говорить, наверное, любила… - вздохнула я – чай допила? А теперь давай супчика поедим.
- Я не буду, не хочется что-то…
- Я тебя не спрашиваю, хочешь ты или нет, о твоих детях думаю в первую очередь, сказала, ешь, значит, ешь!
- Расскажите мне еще что-нибудь из вашей жизни – попросила Елена.
- Одно условие, ты ешь, я рассказываю.
Она кивнула и съела ложку супа.
На ужин была жареная картошка с овощным салатом, потом блины с клубничным вареньем. Елене я клала маленькие порции и следила, чтобы она съедала все.
Мы проговорили до позднего вечера, щеки у нее снова зарумянились, а глаза ожили.
Я упросила остаться ее на ночь.
Три дня, как Елена жила у меня. Один раз только сходила в свою квартиру за вещами. Я рассказывала о той своей жизни, учила ее, как готовить блюда, которые ей особенно нравились. Мы слушали старые пластинки на патефоне ленинградского завода ?Грампласттреста?, который обнаружили во время небольшой уборки. Нашим обоюдным любимцем стал романс Фельдмана ?Ямщик, не гони лошадей?. Елена постепенно оживала, мы сходили в парикмахерскую и вернулись с новыми прическами, делали покупки на фермерском рынке, прогуливались в парке, а вечерами, я с чашечкой кофе, а она с чашечкой чая, рассматривали старые фотографии из моей жизни, и много смеялись, особенно, когда, споря, выбирали имена для малышей.
Сегодня в пять утра у Елены начались схватки, я вызвала скорую и мы поехали в роддом. После того, как она сказала, что я ее бабушка и единственная родственница, мне разрешили присутствовать на родах. Вокруг суетились врачи, делали УЗИ, брали кровь, ставили капельницу.
Схватки усиливались, прошло уже десять часов с начала первой, я держала Елену за руку и молилась, чтобы все прошло хорошо. Она вот-вот должна была родить. Сначала на свет появилась девочка, потом мальчик. Два маленьких крикливых комочка по 2,5 килограмма. Роды прошли без осложнений, врачи и акушерки поздравляли друг друга. Малышей положили Елене на грудь, и ее лицо озарилось спокойной и светлой улыбкой. Глазами нашла меня и тихо-тихо прошептала ?спасибо?.
Всех троих перевезли в палату, и они благополучно уснули. Я погладила Елену по голове, поцеловала в лоб и прошептала: ?Тебе нельзя с нами, но ты будешь все видеть, только это не сон?.
Взяв малышей на ручки, закрыла глаза, и мы полетели. Через несколько мгновений я уже опускалась на ступени родного храма. Прошла по знакомому коридору, малыши сами тянулись каждый к своей двери. Сначала я открыла дверь девочки, вокруг оказался луг, утопающий в зелени и самых разных цветах, а посередине стояла колыбель, положив туда девочку, отправилась к двери мальчика. За его дверью было море, узкая полоска песка, а все остальное, насколько хватало взгляда, покрывала вода. На песке стояла еще одна колыбель в виде маленькой лодки, мальчика я оставила в ней.
Тихо прикрыла их двери и присела на ступеньки.
- Ты справилась – услышала я за спиной голос Кирилла Андреевича.
- Наверное…
- Не хочешь говорить? Устала?
- Не знаю…
- Хочешь опять быть человеком?
Я покачала головой в ответ.
- Тогда что?
- Как она будет без меня?
- Очень просто. Мы сделаем так, что воспоминания о тебе будут казаться ей длинным и хорошим сном. Помня о сне, Елена подружится со своей настоящей соседкой, кстати говоря, очень милой женщиной. Теперь у нее и малышей все будет хорошо, ты молодец! – гордо произнес он.
- Мне будет их не хватать…
- Это человеческие чувства в тебе говорят, скоро все пройдет. Хочешь знать, какие имена выберет Елена для своих детей? Что молчишь? Так знай же, девочку она назовет Аглая, а мальчика Матвей.
Я ничего не ответила, Кирилл Андреевич задумчиво посмотрел на меня, пожал плечами и исчез.
Метки:
