хлеб-76
****************
ХЛЕБ
А как на площадь Шлёмка прискакал\И в конный строй между бойцами встал,\Душа у Мейера-хлеботорговца\Захолодела, как на дне колодца. Аврам Гонтарь 1934 Перевод П. Семынина БУДЕННОВЕЦ (Портрет брата)
Отыщи в стогу\Хлеб моих страниц,\Ветер опахнул\Боль с моих ресниц.\О молю, оставь\Своё имя здесь!\Без него - разбавь,\Ну а с ним мне - весть! Александр Кузнецов
Пахла не рыбой, а хлебом, \целое море хлеба!\Не захлебнуться мне бы\в волнах тёплого неба. Фатима Цаголова Мир на двоих
1
Кончен день пустой и никчемушный,
без улыбки, с каменным лицом.
А казалось утром: этот — ушлый
и держаться будет молодцом.
Так вот ошибаемся в соседе,
как бывало — в выборе подруг…
Хлеб моей терпимости доеден,
я теперь брюзжу на всё вокруг.
Нет, не стал я с возрастом добрее
ни к себе, ни к сыну, ни к жене!
Я неуважительно старею:
мне моё столетье не по мне.
Дай, Владыка, веры и смиренья,
научи прощать и забывать
всё, что видит яростное зренье,
всё, что душу стало надрывать! ГЕННАДИЙ РУСАКОВ Новый Мир, номер 2, 2016 ЦИКЛ Мне врут часы
тюрьма
Всем хорошим, что есть во мне,
я обязан моей тюрьме.
Холоду стали, теплу кирпичей,
хрустальному перезвону ключей.
Моя тюрьма — водяной колокол,
с ней опускаюсь в бездонный низ.
Здесь я могу одной хлебной коркой
накормить миллионы крыс.
Эта тюрьма — моих слов и чисел
неразрушаемая скрижаль.
Я прямо в ней летать научился,
будто каменный дирижабль.
Стены ее стали мне кожей,
мои зарешёченные зрачки
провожают вечернюю лодку дожа
по Большому каналу твоей руки.
Не соблазняй же меня подкопом,
побегом вёсельным над волной.
Эти камни сойдут потопом,
лавиной преданной вслед за мной. ИГОРЬ КАРАУЛОВ Новый Мир, номер 1, 2016 ЦИКЛ Гадай по ветчине
Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
ФРАНЦИСК БОГУШЕВИЧ
НЕ ВСЕМ ОДНА СМЕРТЬ
? Перевод Н. Вольпин
Душу сцапал хромой сгоряча
И кивает: мол, тетка, спеши,
Прибирай мужика! Скоро ночь —
Мне ж наказано обе души
До полуночи в ад приволочь.
?Мужика? Что-то мне невдомек…
Я же первым его развязала.
Был конец его тих и легок:
Смерть позвал он, как хлеба не стало;
Он на исповедь утром сходил;
Умирал, как заснул, и не пикнул…?
Черт со злости собакой завыл;
Тут из пекла старшо;й окликнул.
Черт панскую душу в мешок и — шмыг!
Мужицкая ж бродит и бродит по свету:
Не сыщет приюта нигде тот мужик,
В аду ж за двоих тянут пана к ответу.
Хромого за то, что отстал он от Смерти
И пекло в убыток вовлек,
Чертовским судом они, черти,
Упекли в преисподний острог;
Смерть за то, что по глупой поблажке
Черта не кликнула душу зацапать,
Сидела три дня в каталажке,
Грызла с голоду лыковый лапоть.
<1894>
Наш идеал
Искусственность всех чувств восславим,
Зальем духами Лорелей,
Дадим в любовники осла им,
Как заповедал Апулей.
Простите грубые манеры,
То – мрамор сорока веков…
На манекен возьмем Венеру
С заолимпийских облаков.
Охрипла старая погудка
На новый лад… а между тем
Не тривиальность и не шутка
Переиначенный Эдем.
Мы вне греха уже сегодня,
Кто этого не видит – слеп.
Всех идеалов благородней
Наш идеал – бесплатный хлеб. Алексей Кириллов
6 декабря 1957
Арабская поэзия средних веков БВЛ 1975 серия 1 том 20
ДРЕВНЯЯ ПОЭЗИЯ \V век — середина VII века
Антара Перевод А. Ревича
?Я из Лакика спешил…?
Я из Лакика спешил в Зат-аль-Хармаль, и вдруг предо мной
Выросла груда камней и золы на дороге степной.
Долго глядел я на то, что когда-то служило жилищем.
Где бы я ни был, я в эти места возвращаюсь порой.
Эти руины омыты дождями и сглажены ветром,
Сек их песок, обжигало жестокой полдневной жарой.
Не оттого ли, что в зарослях жалобно горлица стонет,
Катятся капли со щек на одежду, как в дождь проливной?
Катятся, перлам тяжелым подобные, крупные слезы,
Словно разорваны бусы жемчужные грубой рукой.
Помню: услышал я возгласы всадников племени мурра,
Племя мухаллаль мгновенно исторгло свой клич боевой.
К братьям своим я воззвал, и абситы откликнулись разом
Звоном оружья, бряцаньем доспехов и ринулись в бой.
Гибкими копьями, острою сталью мечей машрафийских{47}
Смело таранят мои соплеменники вражеский строй.
Наполовину я знатный абсит — по отцовскому роду,
Острым клинком защищаю я честь половины другой.
Если настигнут тебя — нападай, а теснят — защищайся,
В доме своем принимай как друзей всех гонимых судьбой!
Стычка с врагами — удел смельчаков с богатырской душою,
Лишь малодушные в страхе бегут, не владея собой.
Честно свой хлеб добываю всегда, и, пока не добуду,
Голод готов я сносить и невзгоды, мириться с нуждой.
В час отступленья, когда наседают враги на абситов,
Отпрыски знати смиренно склоняются передо мной.
Всадники знают, как верный мой меч неприятеля косит,
В страхе враги, когда меч мой сверкает над их головой.
Не обгонял я ни разу собратьев, охваченных страхом,
И отступаю одним из последних пред вражьей стеной.
Видел я гибель, со мною она с глазу на глаз осталась.
Солнце всходило, и мирный рассвет обернулся войной.
Молвил я смерти: ?Глоток мой последний, увы, неизбежен,
Рано ли, поздно — к тебе мы приходим, как на водопой.
Зря ты грозишься, я знаю и сам, что тебя не избегнуть,
Нынче ли, нет — все равно уготован мне вечный покой?.
Сам становлюсь я пособником смерти, когда чужеземцы
Древнюю землю мою осаждают несметной ордой.
В час роковой, когда кони и всадники скалятся злобно,
Словно довел их до грани безумия горький настой,
Сгину в бою, но не стану я сетовать, лежа в могиле:
Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
АДАМ ГУРИНОВИЧ
?Что за звук заунывный раздался…?
? Перевод Г. Семёнов
Что за звук заунывный раздался
На лугах, на полях и в лесах,
Высоко, аж под небо поднялся
И со стоном пропал в облаках?
Может, вьюга в полях так завыла,
Иль береза в лесу так скрипит?
Иль сова — с нами крестная сила! —
На погибель кому-то вопит?
Может, мать над могилой рыдает,
Где лежит ее бедный сынок?
Может, девушка к богу взывает,
Потеряв свой девичий венок?
Нет! Могла ли бы мука такая
Из груди вырываться одной? —
Весь народ наш от края до края
Стонет так над своею судьбой.
Есть и руки у нас, и охоты
Занимать для труда нет потребы,
Да нигде не найти нам работы,
И не будет ни соли, ни хлеба.
Плох надел нам от дедов достался,
И его поделили сыны,
А теперь — дальше некуда сжался,
Два шага, глянь, всего ширины!
Александр Полежаев (1804-1838) СТИХОТВОРЕНИЯ И ПОЭМЫ БП
ПЕРЕВОДЫ
ИЗ ЛАМАРТИНА
113. Человек
К Байрону
И снова я скажу: ?Хвала тебе, мой бог!“
Сын праха, воздержись! Святое провиденье
Сокрыло от тебя твой рок и назначенье.
Как яркая звезда, как месяц молодой
Плывет и сыплет блеск по тучам золотой
И кроет юный рог за рощею ночною,—
Так шествуешь и ты неверною стопою
В юдоли жизни сей. Ты слабым создан был;
Две крайности в тебе творец соединил.
Быть может, с ними я невольно стал несчастен,
Но благости твоей и славе я причастен.
Ты мудр — немудрого не можешь произвесть:
Склоняюсь пред тобой… Хвала тебе и честь!
Но между тем тоска сменила в сердце радость;
Погасла навсегда смеющаяся младость.
Угрюмый, одинок, прошедшим удручен,
Я вижу: пролетит существенный мой сон!
Престанет гнать меня завистливая злоба!
Полуразрушенный, стою при дверях гроба:
Хвала тебе! Вражды и горести змия
Терзала грудь мою. В слезах родился я,
Слезами обливал мой хлеб приобретенный,
В слезах всю жизнь провел, тобою пораженный:
Хвала тебе! Терпел невинно я, страдал,
До дна испил я бед и горестей фиал,
У праведных небес просил себе защиты —
И пал, перунами всевышнего убитый.
Хвала тебе! Тобой невинность сражена!..
Ирина Озерова (1934–1984) Память о мечте. Стихи и переводы 2013
Раиса Ахматова
(р. 1928 г.)
(перевод с чеченского)
Доброта
Пусть славится вовеки доброта…
Не доброта бездумного терпенья,
Не доброта слепого всепрощенья,
А доброта зеленого листа,
Дороги дальней, позднего костра,
Глотка воды, куска ржаного хлеба…
Но пусть темнеет доброта, как небо,
Когда греметь грозе придет пора.
Чтоб защитить добро себя могло
От засухи бесплодного покоя,
Пусть доброта готова будет к бою,
И лишь тогда она повергнет зло!
***
крики птиц
облизывают ухо
Гелен[3]
у каждого крика свой язык змеиный кончик без бугра и нет нёба над ним
и ухо твоё сладко и похоже на утренний хлеб с фигами
когда, когда летательная мускулатура лебедя проросла в волчью шкуру?
сколько красногрудых кораблей рвутся в тощие фьорды? два ворона –
дневной и ночной, летний и зимний – встретились в Дельфах, и два лебедя –
белый и чёрный, небесный и подземный – слетелись в Дельфы, их
восемь глаз при встрече рождают Елену
опусти ресницы, Гелен, – флейтистка, та девочка, её звали Аго, от нижних
ресниц её к подбородку тёк
красный лепесток, и пальцы, ах, длинные белые ягоды её пальцев…
может, попросить её вытереть тебе руки хлебным мякишем или тестом
не до Елены! не до голода! птицы, откуда эти тяжёлые крикливые птицы
капля козьего молока похожа на сухожилие, в стопе твоей капля молока,
не хватило одного звука
на востоке неба
Андромаха с растущей звездой
Bellerophont; – греческий дух латинской буквы Елена Зейферт журнал ?ВОЛГА? 2020 Из книги ?Греческий дух латинской буквы? [3] Гелен (Елен) – брат Кассандры, птицегадатель. После смерти Париса хотел жениться на Елене Троянской, но уступил её Деифобу. Женился на Андромахе.
Neobule, Liparaei nitor Hebri
Лубочные картинки\ Легенда об императоре Александре I благословенном
Император Александр
Был большой интересант.
Защищал он интересы
Хлебопашцев и крестьян.
Царских дел обширен круг,
Не хватает царских рук —
Хочет дать рабам свободу,
Да все как-то недосуг.
Говорят ему друзья —
Генералы да князья:
?Отпускать крестьян на волю
Раньше времени нельзя.
В государстве недород,
Подождет простой народ?.
Царь послушался злодеев,
Под сукно декрет кладет,
Где народу все права,
Где заветные слова:
Власть — Советам,
Земля — крестьянам,
Мир — народам,
Хлеб — голодным!
В государстве воровство,
У царя в душе мертво,
Он задумал очень много,
А не сделал ничего.
Чтоб не выслушать упрек,
Он Сперанского упёк,
Выслал к черту на кулички
Всех, кого лишь только мог.
Рассердился Вельзевул,
Осердясь, вскочил на стул.
Снял он ходики со стенки
И часы перевернул. АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ Новый Мир, номер 2, 2016 ЦИКЛ Поэтический процесс в виртуальном пространстве\Лубочные картинки\ Легенда об императоре Александре I благословенном
6
…Но как уходит время из стихов —
его приметы, палочки-крючочки!
Названья повседневных пустяков:
авоськи, керогазы, пищеточки.
Потом ещё ночные ?воронки?,
РККА и ?шпалы? с ?кубарями?.
И всё — на расстоянии руки…
И всё в одной неразличимой яме.
Мой бывший мир, прощание моё!
Распылы ?Шипра?, холодок по коже.
Как будто жизнь, а глянешь — дожитьё…
И бирки райсобесовской одёжи.
Мне Мелекесс привиделся опять,
его хлеба с чудовищным осотом.
…Я лишь пчела, вернувшаяся вспять
к давно уже опустошённым сотам. ГЕННАДИЙ РУСАКОВ Новый Мир, номер 2, 2016 ЦИКЛ Мне врут часы
Арабская поэзия средних веков БВЛ 1975 серия 1 том 20
ДРЕВНЯЯ ПОЭЗИЯ \V век — середина VII века
Урва ибн аль-Вард
Перевод Н. Стефановича
{61}
?Мой хлеб съедает нищий и голодный…?
Мой хлеб съедает нищий и голодный,
А ты скупой, ты сытый и дородный,
Я становлюсь все тоньше и худей.
Но на земле, от засухи бесплодной,
Могу ль покинуть гибнущих людей?
Что нужно мне? Глоток воды холодной.
?Я обойду, скитаясь, целый свет…?
Я обойду, скитаясь, целый свет,
Чтоб всем помочь, кто голоден, раздет,
Чтоб слабых защитить от произвола
И ограждать обиженных от бед.
Но если все неправда поборола —
Покину жизнь, в которой смысла нет..
Столица
вновь я посетил и приобщился
монументальному искусству Казахстана
вновь я испытал по Греции тоску
о Греция о ласточка моя
и в уразу
мне водки не налили в местном ресторане
всегда пожалуйста но после рамадана
а Ануар сказал им — ну определитесь уже вы исламский ресторан или как?
я им пытался толковать про светское государство
на слове ?государство? официант показал спину с национальным орнаментом (рога)
вместо него прилетел вульгарный воробей
и требовал хлеба но мы его не заказывали о чем и сообщили другому официанту с лепешками на тарелке
а Сауле сказала — теплый желтый и купила колготки
(холодно +15 временами дождь и порывистый ветер)
а Руфь утратила критический взгляд
ходила вокруг да около и радовалась что памятник про родину как раз абсолютно светский
мужчины в пиджаках у женщины выделяется сосок под платьем
все красиво только людей нет но они еще будут (рождены)
я же дивился разноцветному летающему под потолком орлу
потом
читал в Риксосе стишок про Назарбаева
и в конце концов каким-то чудом
мы успели на поезд отошедший от вокзала на одну минуту раньше
или сбились часы?
времени нет но это не на/до/казуемо МАРИЯ ВИЛЬКОВИСКАЯ НОВЫЙ МИР 2015 ЦИКЛ Монологи повседневности
Юлия Друнина (1924-1991) Стихотворения (1970–1980) Т.2 ИЗБР. ПР. 1989
ОКОПНАЯ ЗВЕЗДА
И вот она —
Родного дома дверь.
Придя с войны,
В свои неполных двадцать
Я верила железно,
Что теперь
Мне, фронтовичке, нечего бояться.
Я превзошла солдатский курс наук —
Спать на снегу,
Окопчик рыть мгновенно,
Ценить всего превыше слово
?Друг?
И слову ?враг?,
Понятно, знала цену.
Изведала санбатов маету…
Одно не знала —
Никому не надо
Теперь
Мое уменье на лету,
По звуку различать калибр снаряда,
Ужом на минном поле проползать,
А если нужно —
В рост идти под пули.
(В хвосте за хлебом у меня опять —
В который раз! —
Все карточки стянули…)
Меня соседки ели поедом:
— Раззява, растеряха, неумеха! —
Меня в свой черный список управдом
Занес, как неплательщицу, со вздохом.
Но главное,
Что сеяло испуг
Во мне самой
И подрывало силы, —
Неясность,
Кто же враг тебе,
Кто друг;
На фронте
Это невозможно было…
И все-таки
Сейчас, через года,
Я поняла, солдаты, слава богу, —
Окопная кристальная звезда
В то время
Освещала нам дорогу.
И все-таки
Она нам помогла
Там, где житейские
Бушуют войны,
Не вылететь
Из тряского седла
И натиск будней
Выдержать достойно,
Уметь спокойно презирать иуд,
Быть выше
Злости, зависти, наживы,
Любить любовь,
Благословлять свой труд
И удивляться,
Что остались живы.
1974
Наталия МИСЮРА Мороз
Из книги
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 4, 2013
СЛОВА 2
Двунадесять болтливых языков
Желают высказаться, а порой – заплакать:
Змей, рыба, дерево и хлеб (кора и мякоть),
Блик на воде (сверкнет – и – был таков!)…
Двунадесять дрожащих язычков
Свечей, уставших ярым воском капать,
Мерцают сквозь слои, туман и слякоть,
Как взгляд, что вдруг блеснет поверх очков.
Двунадесять забытых языков
Готовы высказать всю правду о Вселенной,
О жизни сей, таинственной и тленной,
Да только слушать – нету дураков!
Да только речь их – не о нас и ни о ком:
Не выразить вещам тоски своей всегдашней –
Не совладать с забытым языком… –
И мы удивлены сквозящим холодком
И тишиной на Вавилонской башне.
Мирра Лохвицкая (1869-1905) Перед закатом 1908
Песнь о небе
Шла я, голодом томима,
За насущным хлебом.
Шла – и стала недвижима
Пред вечерним небом.
Все огни, цвета, уборы
Жаркого заката
В мощные сливались хоры
Пурпура и злата.
Хоры пели о мгновенье
Скорби скоротечной,
О блаженном пробужденье
Душ – для жизни вечной.
О великом, ясном небе
Над земным Эребом.
И – забыла я о хлебе
Пред вечерним небом.
АЛЛА ГОРБУНОВА Пока догорает азбука. Стихотворения (Сб. 2016)
?от собственной божественности отрекался снова и снова…?
от собственной божественности отрекался снова и снова,
огородные пугала, до пят укрытые волосами,
уходили на волю полей,
каменные кувшинки опускались на дно озёр,
разбивались сосуды, пока шёл он тропами своих желаний среди эонов
в вечный позор.
сверху вниз сквозь него текло азотнокислое семя
в нечистый голод земли на костяницу хлебов,
сожжённых пожаром,
и завлекало киборгов и мутантов фальшивым спасеньем,
и он отдавался рыцарям тени в сортирах /
в кошмарах.
он желал быть вещью, принадлежащей какому-нибудь садисту,
наручники времени, случайный секс и безвестность,
и голод малых сих —
превыше горней славы аметиста,
сапфира высоты надежд небесных
и гиацинта кротости святых.
даже звёзды в небе умирают,
что он может сказать на прощание
огородным пугалам, каменным кувшинкам, разбитым сосудам?
вы были ошибками и свободны,
никому не нужны и прекрасны,
бесцельны и безусловны.
и сосуды себя не склеят, каменные кувшинки
не всплывут со дна, и огородные пугала, до пят укрытые волосами,
будут вечно бродить в полях.
НАБЛЮДАЯ ЗА БУКАШКОЙ
Большую часть жизни провел я
в никчемной суете.
Умом ли? Рылом не вышел?
Завидую букашке на листе,
чистящей свои крылышки.
Ее заботит малость самая:
хлеба крошка, крупинка сладкая…
…В последнее время настойчиво
снится мама.
Надо бы обновить оградку. Евгений Карасев АРИОН 2009
Уильям Батлер ЙЕЙТС (1865-1939) Ястребиный источник (пер. Григорий Михайлович Кружков) Азбука-Классика М., 2014
Из книги ?Ответственность? (1914)
ДОРОГА В РАЙ
Когда прошел я Уинди-Гэп,[40]
Полпенни дали мне на хлеб,
Ведь я шагаю прямо в рай;
Повсюду я как званый гость,
Пошарит в миске чья-то горсть
И бросит мне селедки хвост:
А там что царь, что нищий — все едино.
Мой братец Мортин сбился с ног,
Подрос грубиян, его сынок,
А я шагаю прямо в рай;
Несчастный, право, он бедняк,
Хоть полон двор его собак,
Служанка есть и есть батрак:
А там что царь, что нищий — все едино.
Разбогатеет нищеброд,
Богатый в бедности помрет,
А я шагаю прямо в рай;
Окончив школу, босяки
Засушат чудные мозги,
Чтоб набивать деньгой чулки:
А там что царь, что нищий — все едино.
Хоть ветер стар, но до сих пор
Играет он на склонах гор,
А я шагаю прямо в рай;
Мы с ветром старые друзья,
Ведет нас общая стезя,
Которой миновать нельзя:
А там что царь, что нищий — все едино.
Дмитрий Кедрин (1907-1945) Стихотворения и поэмы БСП 1959
Поэмы
Ермак
И глядя без страха Ивану в лицо,
С открытой душой, по-простецки:
— Царь! Мы русаки! — отвечает Кольцо, —
И промысел наш — не купецкий.
Молю: хоть опала на нас велика,
Не гневайся, царь! Мы — послы Ермака.
Мы, выйдя на Дон из Московской земли,
Губили безвинные души.
Но ты, государь, нас вязать не вели,
А слово казачье послушай.
Дай сердце излить, коль свидаться
пришлось,
Казнить нас и после успеешь небось!
Чего натворила лихая рука,
Маша кистенем на просторе,
То знает широкая Волга-река,
Хвалынское бурное море.
Недаром горюют о нас до сих пор
В Разбойном приказе петля да топор!
Но знай: мы в Кучумову землю пошли
Загладить бывалые вины.
В Сибири, от белого света вдали,
Мы бились с отвагою львиной.
Там солнце глядит, как сквозь рыбий
пузырь,
Но мы, государь, одолели Сибирь!
Нечасты в той дальней стране города,
Но стылые недра богаты.
Пластами в горах залегает руда,
По руслам рассыпано злато.
Весь край этот, взятый в жестокой
борьбе,
Мы в кованом шлеме подносим тебе!
Немало высоких казацких могил
Стоит вдоль дороженьки нашей,
Но мы тебе бурную речку Тагил
Подносим, как полную чашу.
Прими эту русскую нашу хлеб-соль,
А там хоть на дыбу послать нас изволь!
Иван поднялся и, лицом просветлев,
Что тучею было затмилось,
Промолвил: — Казаки! Отныне свой гнев
Сменяю на ласку и милость.
Глаз вон, коли старое вам помяну!
Вы ратным трудом искупили вину.
ПРИРОДА-КЛИП
(из откровений Четверговцева)
Штиль —
Обморок моря.
Перерезаны сухожилия волн.
Застыли на бегу голеностопные камни.
Чу! Рыба, не шевели плавником.
Природа-клип:
Чернавка-осень,
Не белошвейка, но зима;
Цареубийца, листокосень —
Октябрь, дорога-шаурма.
Омар-пискун. Снежинка-муха.
Вспотевших листьев медяки…
Когда горбатая старуха
(Я напрягаю желваки)
В футуристическом продмаге
Меняет желваки на хлеб…
Над сельской родиною — флаги!
По выкорчевыванью реп
Идет ристалище. Команда:
Дед-баб-внуч-жучка, кошка, мышь…
На днях мне вырезали гланды.
Я наблюдал, как Тохтамыш,
Пожар Москвы в глазах хирурга,
Мачете, урну, медсестру…
Пункт ДНД. Дежурный урка
За то, что ссал я на ветру,
Плеснул портвейна полстакана,
Дав прожевать табачный смог…
Природа-клип: смерть Тамерлана,
Падение Теночтитлана,
Окурок вечности у ног…
Лист —
Единица измерения ветра…
Ветер — сорок листьев в секунду — ураган.
Вчера четвертую часть суши
Накрыла буря.
Черные дни Четверговцева…
Плачут, сгорая, в саду единицы измерения…
Посконным рылом
В ряд калашный,
В лес над распаханною пашней
Влез месяц. Видит исподлобья
Тетрадку подле изголовья,
Где скачут, вроде эскадрона,
Каракули… Скрипит икона,
Мышь тащит в логово кусок
(От гибели на волосок)…
Хитра воровка, но — повинна.
Дрожит пружиной гильотина…
За паутиною окна —
Не площадь Красная видна.
Уснул поэт — невольник чести,
Поклонник Бога… Не уместен
Торг…
Холоднокровное алое
Затвором конного конвоя —
Дёрг! Сергей Пахомов АРИОН 2016
Валерий ЗЕМСКИХ ЗИНЗИВЕР 2016 ЦИКЛ Следы на мокрой глине
Говорили говорили
Пили вино
Говорили говорили
Преломляли хлеб
Говорили говорили
А его нет
Западно-европейская поэзия ХХ века. БВЛ т.152
Перевод Е. Витковского КРИСТИНА БУСТА
В ПУСТЫНЕ
Хлебы разделены, розданы, кончилась влага,
нет ничего, кроме ночи, и дня, и песка,
в кущах скитальцы укрылись и скот вместе с ними,
ветром наполнено ухо того, кто идет.
Все же идет он и между барханами ищет
древней скрижали слова,— так идет он,
покуда не упадет, и уста не вкусят от малейшей
в мире звезды, и пока не упьются они
тщетною твердостью гор,
солью иссохшего в медленной страсти моря,
бегом, паденьем семян, журавлиным полетом,
тяжкой тропою людей,—
Как это много! Смирение в кровь проникает
с грохотом бури,— вскипают по жилам иссохшим
страны, народы, погасшие в небе светила —
и возгораются в крошечном сердце его.
Буря растет и становится больше пустыни,
и меж скитальцами некто впервые встает,
чтоб над барханами вечными поступью смерча
снова идти и творенье с начала начать...
Любовь Якушева (1947–1984)
" Солнце, разве ты не было вечным? "
Солнце, разве ты не было вечным?
Птица, разве ты не была подобием счастья,
паря в небесах?
Ты, ослепительный свет, боялся их туч?
И ты, сад поющих цветов,
И ты, свирель из корня магнолии!
Но вот словно дождь сотрясает крону,
И беспомощно тело чернеет под гнетом судьбы,
Ветер и снег хлещут безумца,
Глаза наполняются влагой соленой,
Потому что орел вопрошает: “Где паликар?” —
И в небе мечутся птицы: “Где паликар?”
Рыдая, мать вопрошает: “Где мой сын?” —
И все матери ищут: “Где дитя?”
Потому что друг вопрошает: “Где мой брат?” —
И все товарищи ищут: “Где меньшой?”
Снег возьмут — обжигает,
Руку возьмут — леденит,
Хлеба нельзя откусить — кровью сочится кусок,
В небо глядят — небо чернеет, —
Тысячу раз потому, что не греет смерть,
И мерзок подобный хлеб,
И черный провал в том месте,
Где когда-то сияло солнце.
МЫСЛИ НА РЕЧКЕ
Речка неторопливая. Света полна.
Как если бы кто протер стекло
старательной рукою.
Видно до самого дна…
Смотрю и думаю:
человек — существо другое.
Казалось, тоже в основном состоит из воды
и вышел из ее ясель.
Но не просматривается. И только в случае беды
становится до предела ясен.
Скольких дружков разглядел я,
лопая арестантскую сечку!
Наверно, и меня узнавали, деля хлеб-соль.
…Ничего этого не знает неспешная речка.
Просто прозрачна. И все. Евгений Карасев АРИОН 2009
Михаил Луконин (1918-1976) Стихотворения и поэмы БП 1985
ПОЭМЫ\142. ИЗ ПОЭМЫ ?РАБОЧИЙ ДЕНЬ?
7. КЛЮЧ ЖИЗНИ
Завод мой,
как мне тебя не помнить!
Тяжелые,
в стальной синеве,
маслом пахнущие ладони
меня погладили по голове.
Завод мой,
твои рабочие руки
поднимали меня,
несли.
Ты открывал мне свои науки,
летопись сталинградской земли.
Меня, безотцовщину боевую,
сироту гражданской войны,
встретили,
выстроились вкруговую
и допросили твои сыны.
?Можешь?? — спросили.
?Могу!? — ответил
и плыл за Волгу
в тесном кругу.
?Хлеб любишь??
— ?Больше всего на свете!?
— ?А без хлеба можешь??
— ?Могу!?
— ?А можешь??
И я обдирал коленки.
?А спрыгнешь с третьего этажа??
Я сжал кулаки,
прислонился к стенке.
?Ну, попробуй!? —
сказал, дрожа.
Они заглянули в глаза мне твердо,
потрогали ребра
и кулаки.
?Будешь с нами!? —
сказали гордо.
ВЛАДИМИР КОРНИЛОВ (1928-2002) Надежда (Книга стихов) 2007
ДОЖДЬ
По березам, по кленам, по соснам
Хлещет с умыслом дождь-лиходей.
Жалко всех - жалко юных и взрослых
И по-новому жалко детей.
Нам-то что? Мы, хлебнув лихолетья,
И Чернобыли пережуем...
Только горестно думать, что детям
Никогда не гулять под дождем.
А ведь сам, капюшон нахлобучив,
Капли жадно сжимая в горсти,
На дожде подрастал и до тучи
Собирался еще дорасти...
Что же мы за добро сотворили,
Что и дождь нам уже не к добру
И как будто бы в тюрьмы - в квартиры
Затворили свою детвору?
Больно мы о себе возомнили,
И теперь от крутни-беготни
Мы хитрее библейского змия
И беспомощнее ребятни.
Дождь идет - и к чему долголетье?!
Наше время уже истекло.
Потихоньку уходим, а дети
Упираются лбами в стекло.
86
АЛЛА ГОРБУНОВА Пока догорает азбука. Стихотворения (Сб. 2016)
?в камне огонь…?
в камне огонь
в ноже блеск
в воздухе лешева дудка
дай мне зажигалку, чтоб высекать огонь
дай мне нож, чтобы резать луну, как дарницкий хлеб
доставай стаканы; для чистого спирта духа
на сумасброженной сыворотке
на дрожжах дождя мы пекли пироги
вынимали их на вожжах
конденсируется непоправимо
водный пар
спиртной перегар:
оседает роса
туман
испаряется хмель
мы не будем смотреть друг другу в глаза,
пустые, как выморочные дома, —
только мимо:
в утренний парк,
нутренний мрак,
в Хель.
Западно-европейская поэзия ХХ века. БВЛ т.152
РОБЕРТ ГРЕЙВЗ Перевод И.Озеровой МОЕ ИМЯ И Я
Мне имя присвоил бесстрастный закон —
Я пользуюсь им с тех пор,
И правом таким на него облечен,
Что славу к нему приведу на поклон
Иль навлеку позор.
?Он — Роберт!? — родители поняли вмиг,
Вглядевшись в черты лица,
А ?Грейвз? — средь фамильных реликвий иных
Досталось в наследство мне от родных
Со стороны отца.
?Ты Роберт Грейвз,— повторял мне отец,—
(Как пишется — не забудь!),
Ведь имя — поступков твоих образец,
И с каждым — честный он или подлец —
Безукоризнен будь?.
Хотя мое Я незаконно со мной,
Готовое мне служить,
Какой мне его закрепить ценой?
Ведь ясно, что Я сгнию под землей,
А Роберту Грейвзу жить.
Отвергнуть его я никак не могу,
Я с ним, как двойник, возник.
Как личность, я звуков набор берегу,
И кажется, держит меня в долгу
Запись метрических книг.
Имя спешу я направить вперед,
Как моего посла,
Который мне кров надежный найдет,
Который и хлеб добудет и мед
Для моего стола.
И все же, поймите, я вовсе не он
Ни плотью моей, ни умом,
Ведь имя не знает, кто им наречен...
В мире людей я гадать обречен
И о себе и о нем.
* * *
Не времена милы, милы пространства
И дух высокого непостоянства,
Ведущий нас то к лесу, то к избе
Бревенчатой, то к радостному храму,
В котором мы, да не имея сраму,
Гуляем как-то сами по себе.
Пусть голубочки белые воркуют,
Пусть ангелы веселые ликуют,
И пусть Господь смеется в небесах,
И жаворонок пусть порхает в небе,
Не думая о завтрашнем о хлебе, —
И что с того, что наша жизнь в слезах?! Владимир Салимон Арион, номер 3, 2016
* * *
ДАВНЕЕ ЖЕЛАНИЕ
Тщедушный мальчишка, весивший,
как заморыш из трех лучинок,
я обалдело глазел на золотистые персики
в витрине коммерческого магазина.
В ходу еще были хлебные карточки,
окопные ругательства,
немало граждан шастало в резиновых чунях.
И солнечные, праздничные персики
выглядели издевательством,
но раззадоривали до слюнок.
Потом заступили желания скучные, пресные:
посердобольней суд, помягче прокурор.
Постыло все. И только персиков
я не могу наесться до сих пор. Евгений Карасев АРИОН 2009
Райнер Мария Рильке. Перевод Сергея Васильева
Ах, вечеря;! Простая неизбежность —
Апостолов неслыханная нежность
Тут ни к чему, поскольку мир во тьму
Ушел, и даже совестно Ему.
За то, что Он остался одиноким,
Окутывающий взглядом многооким
Тех, кто Его, казалось бы, любил,
Потом предал, а после и забыл.
Не думал Он о хлебушке насущном,
Он думал только радостно о сущем,
О стае птиц веселых, со стола
Тащивших крошки. Тут настала мгла.
И голуби, как будто побирушки,
Вино клевали из церковной кружки.
Апостолы, вспорхнув со всех сторон,
Нахмурились и дружно вышли вон.
Райнер Мария Рильке. Перевод Сергея Васильева АРИОН 2016
Ночь ненароком прибежала,
Пленяя землю простотой.
Луна в траве густой лежала,
Казалась дыней золотой.
А тучка не была твердыней,
Была сластеною она,
Поужинать решила дыней —
Ах, боже, как она вкусна!
Еще кусочек! И без хлеба!
То ли октава, то ль сонет…
А ночь взяла луну на небо —
И черной тучки больше нет.
* * *
Западно-европейская поэзия ХХ века. БВЛ т.152
РОБЕРТ ГРЕЙВЗ Перевод А.Сергеева РУБИН И АМЕТИСТ
Их две: одна добрее хлеба,
Верна упрямцу-мужу,
Другая мирры благовонней,
Верна одной себе.
Их две: одна добрее хлеба
И не нарушит клятвы,
Другая мирры благовонней
И клятвы не дает.
Одна так простодушно носит
Рубин воды редчайшей,
Что люди на него не смотрят,
Сочтя его стекляшкой.
Их две: одна добрее хлеба,
Всех благородней в городе,
Другая мирры благовонней
И презирает почести.
Ей грудь украсил аметист,
И в нем такая даль,
Что можно там бродпть часами —
Бродить и заблудиться.
Вокруг чела ее круги
Описывает ласточка:
И это женственности нпмб,
Сокрытый от мужчин.
Их две: одна добрее хлеба
И выдержит все бури,
Другая мирры благовонней,
Все бури в ней самой.
Я семь раз стоял перед судом; сидел в лагерях,
где об умершем соседе по нарам не спешили
заявлять по начальству, чтобы, числя его живым,
получать лишнюю пайку хлеба; и спал
рядом с мертвыми, пока считающий по головам
поверяющий по запаху не выявлял дубака.
Я бежал из зон с особо строгим режимом,
рискуя быть застреленным в запретной полосе;
в одном вагоне маялся со смертниками, которых
везли к месту исполнения приговора. Торчал
в карцерах, в одиночках…
И, как последний фраер, терзая в руках
тетрадь со стихами, робел, переминаясь
у дверей редакции “Нового мира”.
(“Робость”) ЕВГЕНИЙ КАРАСЕВ
Михаил Луконин (1918-1976) Стихотворения и поэмы БП 1985
ПОЭМЫ\141. ПОЭМА ВСТРЕЧ
Пусть работает сам он,
чтобы, если заленится, —
хлеба
до весны не хватало.
Ты слышишь —
корми себя сам,
а рабов не ищи ты,
и живи себе смело.
Вот тебе
нашей социальной защиты
высшая мера!
Чтобы, видя мозоли твои,
твой хлеб, заработанный потом,
люди были б спокойны,
чтоб тебя,
подошедшего к мирным и честным работам,
не тянуло на войны!..?
?Уходи!? —
мы кричим ему с танка.
Он не верит чему-то,
гнется, шляпу ломая.
Это было за несколько дней до счастливой минуты
победного мая.
1945
Владислав Ходасевич (1886-1939) Собрание стихотворений БП 1989
Хлебы
Слепящий свет сегодня в кухне нашей.
В переднике, осыпана мукой,
Всех Сандрильон и всех Миньон ты краше
Бесхитростной красой.
Вокруг тебя, заботливы и зримы,
С вязанкой дров, с кувшином молока,
Роняя перья крыл, хлопочут херувимы…
Сквозь облака
Прорвался свет, и по кастрюлям медным
Пучками стрел бьют желтые лучи.
При свете дня подобен розам бледным
Огонь в печи.
И, эти струи будущего хлеба
Сливая в звонкий глиняный сосуд,
Клянется ангел нам, что истинны, как небо,
Земля, любовь и труд.
26 февраля — 11 апреля 1918
Западно-европейская поэзия ХХ века. БВЛ т.152
НОРЖ. Перевод с французского М. Кудинова АНГЕЛЫ
— Опять про ангелов брехня?
А кто их видел?
— Я их видел,
И ночью, и средь бела дня
Их видел в натуральном виде.
— Ну, ты тогда хитрее нас!
Но почему же в самом деле
Мы, сколько ни таращим глаз,
Их все-таки не разглядели?
— Да потому, что вам подай
И два крыла, и песнопенья.
Есть ангелы! Но божий рай
К ним не имеет отношенья.
Одежда ангелов груба,
За их плечами нету крыльев,
И пахнет потом от рубах,
И сапоги покрыты пылью.
Храпят во сне. В плохие дни,
Ругаясь, бога поминают.
И то, что ангелы они,—
Об этом даже и не знают.
Как аромат любви хорош,
Любви душистой и хрустящей!
Он с ароматом хлеба схож,
Так пахнет ангел настоящий.
Архангел Михаил притих:
Он отдал бы свой шлем из стали
За две травинки, что в твоих
Кудрях нечесаных застряли.
Скис и архангел Гавриил
И замечает удивленно,
Что в меньшей степени он был
Архангелом, чем ты, влюбленный.
А вы, которым лучше всех
В каморке, что под самой крышей,—
Я слышал ваш счастливый смех
И знаю: ангелов я слышал.
Жан-Пьер! Носки свои надень.
Элиза! Где твоя помада?
Спрячь крылья в шкаф на целый день.
Ты ангел... И других не надо.
* * *
ХЛЕБ
А как на площадь Шлёмка прискакал\И в конный строй между бойцами встал,\Душа у Мейера-хлеботорговца\Захолодела, как на дне колодца. Аврам Гонтарь 1934 Перевод П. Семынина БУДЕННОВЕЦ (Портрет брата)
Отыщи в стогу\Хлеб моих страниц,\Ветер опахнул\Боль с моих ресниц.\О молю, оставь\Своё имя здесь!\Без него - разбавь,\Ну а с ним мне - весть! Александр Кузнецов
Пахла не рыбой, а хлебом, \целое море хлеба!\Не захлебнуться мне бы\в волнах тёплого неба. Фатима Цаголова Мир на двоих
1
Кончен день пустой и никчемушный,
без улыбки, с каменным лицом.
А казалось утром: этот — ушлый
и держаться будет молодцом.
Так вот ошибаемся в соседе,
как бывало — в выборе подруг…
Хлеб моей терпимости доеден,
я теперь брюзжу на всё вокруг.
Нет, не стал я с возрастом добрее
ни к себе, ни к сыну, ни к жене!
Я неуважительно старею:
мне моё столетье не по мне.
Дай, Владыка, веры и смиренья,
научи прощать и забывать
всё, что видит яростное зренье,
всё, что душу стало надрывать! ГЕННАДИЙ РУСАКОВ Новый Мир, номер 2, 2016 ЦИКЛ Мне врут часы
тюрьма
Всем хорошим, что есть во мне,
я обязан моей тюрьме.
Холоду стали, теплу кирпичей,
хрустальному перезвону ключей.
Моя тюрьма — водяной колокол,
с ней опускаюсь в бездонный низ.
Здесь я могу одной хлебной коркой
накормить миллионы крыс.
Эта тюрьма — моих слов и чисел
неразрушаемая скрижаль.
Я прямо в ней летать научился,
будто каменный дирижабль.
Стены ее стали мне кожей,
мои зарешёченные зрачки
провожают вечернюю лодку дожа
по Большому каналу твоей руки.
Не соблазняй же меня подкопом,
побегом вёсельным над волной.
Эти камни сойдут потопом,
лавиной преданной вслед за мной. ИГОРЬ КАРАУЛОВ Новый Мир, номер 1, 2016 ЦИКЛ Гадай по ветчине
Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
ФРАНЦИСК БОГУШЕВИЧ
НЕ ВСЕМ ОДНА СМЕРТЬ
? Перевод Н. Вольпин
Душу сцапал хромой сгоряча
И кивает: мол, тетка, спеши,
Прибирай мужика! Скоро ночь —
Мне ж наказано обе души
До полуночи в ад приволочь.
?Мужика? Что-то мне невдомек…
Я же первым его развязала.
Был конец его тих и легок:
Смерть позвал он, как хлеба не стало;
Он на исповедь утром сходил;
Умирал, как заснул, и не пикнул…?
Черт со злости собакой завыл;
Тут из пекла старшо;й окликнул.
Черт панскую душу в мешок и — шмыг!
Мужицкая ж бродит и бродит по свету:
Не сыщет приюта нигде тот мужик,
В аду ж за двоих тянут пана к ответу.
Хромого за то, что отстал он от Смерти
И пекло в убыток вовлек,
Чертовским судом они, черти,
Упекли в преисподний острог;
Смерть за то, что по глупой поблажке
Черта не кликнула душу зацапать,
Сидела три дня в каталажке,
Грызла с голоду лыковый лапоть.
<1894>
Наш идеал
Искусственность всех чувств восславим,
Зальем духами Лорелей,
Дадим в любовники осла им,
Как заповедал Апулей.
Простите грубые манеры,
То – мрамор сорока веков…
На манекен возьмем Венеру
С заолимпийских облаков.
Охрипла старая погудка
На новый лад… а между тем
Не тривиальность и не шутка
Переиначенный Эдем.
Мы вне греха уже сегодня,
Кто этого не видит – слеп.
Всех идеалов благородней
Наш идеал – бесплатный хлеб. Алексей Кириллов
6 декабря 1957
Арабская поэзия средних веков БВЛ 1975 серия 1 том 20
ДРЕВНЯЯ ПОЭЗИЯ \V век — середина VII века
Антара Перевод А. Ревича
?Я из Лакика спешил…?
Я из Лакика спешил в Зат-аль-Хармаль, и вдруг предо мной
Выросла груда камней и золы на дороге степной.
Долго глядел я на то, что когда-то служило жилищем.
Где бы я ни был, я в эти места возвращаюсь порой.
Эти руины омыты дождями и сглажены ветром,
Сек их песок, обжигало жестокой полдневной жарой.
Не оттого ли, что в зарослях жалобно горлица стонет,
Катятся капли со щек на одежду, как в дождь проливной?
Катятся, перлам тяжелым подобные, крупные слезы,
Словно разорваны бусы жемчужные грубой рукой.
Помню: услышал я возгласы всадников племени мурра,
Племя мухаллаль мгновенно исторгло свой клич боевой.
К братьям своим я воззвал, и абситы откликнулись разом
Звоном оружья, бряцаньем доспехов и ринулись в бой.
Гибкими копьями, острою сталью мечей машрафийских{47}
Смело таранят мои соплеменники вражеский строй.
Наполовину я знатный абсит — по отцовскому роду,
Острым клинком защищаю я честь половины другой.
Если настигнут тебя — нападай, а теснят — защищайся,
В доме своем принимай как друзей всех гонимых судьбой!
Стычка с врагами — удел смельчаков с богатырской душою,
Лишь малодушные в страхе бегут, не владея собой.
Честно свой хлеб добываю всегда, и, пока не добуду,
Голод готов я сносить и невзгоды, мириться с нуждой.
В час отступленья, когда наседают враги на абситов,
Отпрыски знати смиренно склоняются передо мной.
Всадники знают, как верный мой меч неприятеля косит,
В страхе враги, когда меч мой сверкает над их головой.
Не обгонял я ни разу собратьев, охваченных страхом,
И отступаю одним из последних пред вражьей стеной.
Видел я гибель, со мною она с глазу на глаз осталась.
Солнце всходило, и мирный рассвет обернулся войной.
Молвил я смерти: ?Глоток мой последний, увы, неизбежен,
Рано ли, поздно — к тебе мы приходим, как на водопой.
Зря ты грозишься, я знаю и сам, что тебя не избегнуть,
Нынче ли, нет — все равно уготован мне вечный покой?.
Сам становлюсь я пособником смерти, когда чужеземцы
Древнюю землю мою осаждают несметной ордой.
В час роковой, когда кони и всадники скалятся злобно,
Словно довел их до грани безумия горький настой,
Сгину в бою, но не стану я сетовать, лежа в могиле:
Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
АДАМ ГУРИНОВИЧ
?Что за звук заунывный раздался…?
? Перевод Г. Семёнов
Что за звук заунывный раздался
На лугах, на полях и в лесах,
Высоко, аж под небо поднялся
И со стоном пропал в облаках?
Может, вьюга в полях так завыла,
Иль береза в лесу так скрипит?
Иль сова — с нами крестная сила! —
На погибель кому-то вопит?
Может, мать над могилой рыдает,
Где лежит ее бедный сынок?
Может, девушка к богу взывает,
Потеряв свой девичий венок?
Нет! Могла ли бы мука такая
Из груди вырываться одной? —
Весь народ наш от края до края
Стонет так над своею судьбой.
Есть и руки у нас, и охоты
Занимать для труда нет потребы,
Да нигде не найти нам работы,
И не будет ни соли, ни хлеба.
Плох надел нам от дедов достался,
И его поделили сыны,
А теперь — дальше некуда сжался,
Два шага, глянь, всего ширины!
Александр Полежаев (1804-1838) СТИХОТВОРЕНИЯ И ПОЭМЫ БП
ПЕРЕВОДЫ
ИЗ ЛАМАРТИНА
113. Человек
К Байрону
И снова я скажу: ?Хвала тебе, мой бог!“
Сын праха, воздержись! Святое провиденье
Сокрыло от тебя твой рок и назначенье.
Как яркая звезда, как месяц молодой
Плывет и сыплет блеск по тучам золотой
И кроет юный рог за рощею ночною,—
Так шествуешь и ты неверною стопою
В юдоли жизни сей. Ты слабым создан был;
Две крайности в тебе творец соединил.
Быть может, с ними я невольно стал несчастен,
Но благости твоей и славе я причастен.
Ты мудр — немудрого не можешь произвесть:
Склоняюсь пред тобой… Хвала тебе и честь!
Но между тем тоска сменила в сердце радость;
Погасла навсегда смеющаяся младость.
Угрюмый, одинок, прошедшим удручен,
Я вижу: пролетит существенный мой сон!
Престанет гнать меня завистливая злоба!
Полуразрушенный, стою при дверях гроба:
Хвала тебе! Вражды и горести змия
Терзала грудь мою. В слезах родился я,
Слезами обливал мой хлеб приобретенный,
В слезах всю жизнь провел, тобою пораженный:
Хвала тебе! Терпел невинно я, страдал,
До дна испил я бед и горестей фиал,
У праведных небес просил себе защиты —
И пал, перунами всевышнего убитый.
Хвала тебе! Тобой невинность сражена!..
Ирина Озерова (1934–1984) Память о мечте. Стихи и переводы 2013
Раиса Ахматова
(р. 1928 г.)
(перевод с чеченского)
Доброта
Пусть славится вовеки доброта…
Не доброта бездумного терпенья,
Не доброта слепого всепрощенья,
А доброта зеленого листа,
Дороги дальней, позднего костра,
Глотка воды, куска ржаного хлеба…
Но пусть темнеет доброта, как небо,
Когда греметь грозе придет пора.
Чтоб защитить добро себя могло
От засухи бесплодного покоя,
Пусть доброта готова будет к бою,
И лишь тогда она повергнет зло!
***
крики птиц
облизывают ухо
Гелен[3]
у каждого крика свой язык змеиный кончик без бугра и нет нёба над ним
и ухо твоё сладко и похоже на утренний хлеб с фигами
когда, когда летательная мускулатура лебедя проросла в волчью шкуру?
сколько красногрудых кораблей рвутся в тощие фьорды? два ворона –
дневной и ночной, летний и зимний – встретились в Дельфах, и два лебедя –
белый и чёрный, небесный и подземный – слетелись в Дельфы, их
восемь глаз при встрече рождают Елену
опусти ресницы, Гелен, – флейтистка, та девочка, её звали Аго, от нижних
ресниц её к подбородку тёк
красный лепесток, и пальцы, ах, длинные белые ягоды её пальцев…
может, попросить её вытереть тебе руки хлебным мякишем или тестом
не до Елены! не до голода! птицы, откуда эти тяжёлые крикливые птицы
капля козьего молока похожа на сухожилие, в стопе твоей капля молока,
не хватило одного звука
на востоке неба
Андромаха с растущей звездой
Bellerophont; – греческий дух латинской буквы Елена Зейферт журнал ?ВОЛГА? 2020 Из книги ?Греческий дух латинской буквы? [3] Гелен (Елен) – брат Кассандры, птицегадатель. После смерти Париса хотел жениться на Елене Троянской, но уступил её Деифобу. Женился на Андромахе.
Neobule, Liparaei nitor Hebri
Лубочные картинки\ Легенда об императоре Александре I благословенном
Император Александр
Был большой интересант.
Защищал он интересы
Хлебопашцев и крестьян.
Царских дел обширен круг,
Не хватает царских рук —
Хочет дать рабам свободу,
Да все как-то недосуг.
Говорят ему друзья —
Генералы да князья:
?Отпускать крестьян на волю
Раньше времени нельзя.
В государстве недород,
Подождет простой народ?.
Царь послушался злодеев,
Под сукно декрет кладет,
Где народу все права,
Где заветные слова:
Власть — Советам,
Земля — крестьянам,
Мир — народам,
Хлеб — голодным!
В государстве воровство,
У царя в душе мертво,
Он задумал очень много,
А не сделал ничего.
Чтоб не выслушать упрек,
Он Сперанского упёк,
Выслал к черту на кулички
Всех, кого лишь только мог.
Рассердился Вельзевул,
Осердясь, вскочил на стул.
Снял он ходики со стенки
И часы перевернул. АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ Новый Мир, номер 2, 2016 ЦИКЛ Поэтический процесс в виртуальном пространстве\Лубочные картинки\ Легенда об императоре Александре I благословенном
6
…Но как уходит время из стихов —
его приметы, палочки-крючочки!
Названья повседневных пустяков:
авоськи, керогазы, пищеточки.
Потом ещё ночные ?воронки?,
РККА и ?шпалы? с ?кубарями?.
И всё — на расстоянии руки…
И всё в одной неразличимой яме.
Мой бывший мир, прощание моё!
Распылы ?Шипра?, холодок по коже.
Как будто жизнь, а глянешь — дожитьё…
И бирки райсобесовской одёжи.
Мне Мелекесс привиделся опять,
его хлеба с чудовищным осотом.
…Я лишь пчела, вернувшаяся вспять
к давно уже опустошённым сотам. ГЕННАДИЙ РУСАКОВ Новый Мир, номер 2, 2016 ЦИКЛ Мне врут часы
Арабская поэзия средних веков БВЛ 1975 серия 1 том 20
ДРЕВНЯЯ ПОЭЗИЯ \V век — середина VII века
Урва ибн аль-Вард
Перевод Н. Стефановича
{61}
?Мой хлеб съедает нищий и голодный…?
Мой хлеб съедает нищий и голодный,
А ты скупой, ты сытый и дородный,
Я становлюсь все тоньше и худей.
Но на земле, от засухи бесплодной,
Могу ль покинуть гибнущих людей?
Что нужно мне? Глоток воды холодной.
?Я обойду, скитаясь, целый свет…?
Я обойду, скитаясь, целый свет,
Чтоб всем помочь, кто голоден, раздет,
Чтоб слабых защитить от произвола
И ограждать обиженных от бед.
Но если все неправда поборола —
Покину жизнь, в которой смысла нет..
Столица
вновь я посетил и приобщился
монументальному искусству Казахстана
вновь я испытал по Греции тоску
о Греция о ласточка моя
и в уразу
мне водки не налили в местном ресторане
всегда пожалуйста но после рамадана
а Ануар сказал им — ну определитесь уже вы исламский ресторан или как?
я им пытался толковать про светское государство
на слове ?государство? официант показал спину с национальным орнаментом (рога)
вместо него прилетел вульгарный воробей
и требовал хлеба но мы его не заказывали о чем и сообщили другому официанту с лепешками на тарелке
а Сауле сказала — теплый желтый и купила колготки
(холодно +15 временами дождь и порывистый ветер)
а Руфь утратила критический взгляд
ходила вокруг да около и радовалась что памятник про родину как раз абсолютно светский
мужчины в пиджаках у женщины выделяется сосок под платьем
все красиво только людей нет но они еще будут (рождены)
я же дивился разноцветному летающему под потолком орлу
потом
читал в Риксосе стишок про Назарбаева
и в конце концов каким-то чудом
мы успели на поезд отошедший от вокзала на одну минуту раньше
или сбились часы?
времени нет но это не на/до/казуемо МАРИЯ ВИЛЬКОВИСКАЯ НОВЫЙ МИР 2015 ЦИКЛ Монологи повседневности
Юлия Друнина (1924-1991) Стихотворения (1970–1980) Т.2 ИЗБР. ПР. 1989
ОКОПНАЯ ЗВЕЗДА
И вот она —
Родного дома дверь.
Придя с войны,
В свои неполных двадцать
Я верила железно,
Что теперь
Мне, фронтовичке, нечего бояться.
Я превзошла солдатский курс наук —
Спать на снегу,
Окопчик рыть мгновенно,
Ценить всего превыше слово
?Друг?
И слову ?враг?,
Понятно, знала цену.
Изведала санбатов маету…
Одно не знала —
Никому не надо
Теперь
Мое уменье на лету,
По звуку различать калибр снаряда,
Ужом на минном поле проползать,
А если нужно —
В рост идти под пули.
(В хвосте за хлебом у меня опять —
В который раз! —
Все карточки стянули…)
Меня соседки ели поедом:
— Раззява, растеряха, неумеха! —
Меня в свой черный список управдом
Занес, как неплательщицу, со вздохом.
Но главное,
Что сеяло испуг
Во мне самой
И подрывало силы, —
Неясность,
Кто же враг тебе,
Кто друг;
На фронте
Это невозможно было…
И все-таки
Сейчас, через года,
Я поняла, солдаты, слава богу, —
Окопная кристальная звезда
В то время
Освещала нам дорогу.
И все-таки
Она нам помогла
Там, где житейские
Бушуют войны,
Не вылететь
Из тряского седла
И натиск будней
Выдержать достойно,
Уметь спокойно презирать иуд,
Быть выше
Злости, зависти, наживы,
Любить любовь,
Благословлять свой труд
И удивляться,
Что остались живы.
1974
Наталия МИСЮРА Мороз
Из книги
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 4, 2013
СЛОВА 2
Двунадесять болтливых языков
Желают высказаться, а порой – заплакать:
Змей, рыба, дерево и хлеб (кора и мякоть),
Блик на воде (сверкнет – и – был таков!)…
Двунадесять дрожащих язычков
Свечей, уставших ярым воском капать,
Мерцают сквозь слои, туман и слякоть,
Как взгляд, что вдруг блеснет поверх очков.
Двунадесять забытых языков
Готовы высказать всю правду о Вселенной,
О жизни сей, таинственной и тленной,
Да только слушать – нету дураков!
Да только речь их – не о нас и ни о ком:
Не выразить вещам тоски своей всегдашней –
Не совладать с забытым языком… –
И мы удивлены сквозящим холодком
И тишиной на Вавилонской башне.
Мирра Лохвицкая (1869-1905) Перед закатом 1908
Песнь о небе
Шла я, голодом томима,
За насущным хлебом.
Шла – и стала недвижима
Пред вечерним небом.
Все огни, цвета, уборы
Жаркого заката
В мощные сливались хоры
Пурпура и злата.
Хоры пели о мгновенье
Скорби скоротечной,
О блаженном пробужденье
Душ – для жизни вечной.
О великом, ясном небе
Над земным Эребом.
И – забыла я о хлебе
Пред вечерним небом.
АЛЛА ГОРБУНОВА Пока догорает азбука. Стихотворения (Сб. 2016)
?от собственной божественности отрекался снова и снова…?
от собственной божественности отрекался снова и снова,
огородные пугала, до пят укрытые волосами,
уходили на волю полей,
каменные кувшинки опускались на дно озёр,
разбивались сосуды, пока шёл он тропами своих желаний среди эонов
в вечный позор.
сверху вниз сквозь него текло азотнокислое семя
в нечистый голод земли на костяницу хлебов,
сожжённых пожаром,
и завлекало киборгов и мутантов фальшивым спасеньем,
и он отдавался рыцарям тени в сортирах /
в кошмарах.
он желал быть вещью, принадлежащей какому-нибудь садисту,
наручники времени, случайный секс и безвестность,
и голод малых сих —
превыше горней славы аметиста,
сапфира высоты надежд небесных
и гиацинта кротости святых.
даже звёзды в небе умирают,
что он может сказать на прощание
огородным пугалам, каменным кувшинкам, разбитым сосудам?
вы были ошибками и свободны,
никому не нужны и прекрасны,
бесцельны и безусловны.
и сосуды себя не склеят, каменные кувшинки
не всплывут со дна, и огородные пугала, до пят укрытые волосами,
будут вечно бродить в полях.
НАБЛЮДАЯ ЗА БУКАШКОЙ
Большую часть жизни провел я
в никчемной суете.
Умом ли? Рылом не вышел?
Завидую букашке на листе,
чистящей свои крылышки.
Ее заботит малость самая:
хлеба крошка, крупинка сладкая…
…В последнее время настойчиво
снится мама.
Надо бы обновить оградку. Евгений Карасев АРИОН 2009
Уильям Батлер ЙЕЙТС (1865-1939) Ястребиный источник (пер. Григорий Михайлович Кружков) Азбука-Классика М., 2014
Из книги ?Ответственность? (1914)
ДОРОГА В РАЙ
Когда прошел я Уинди-Гэп,[40]
Полпенни дали мне на хлеб,
Ведь я шагаю прямо в рай;
Повсюду я как званый гость,
Пошарит в миске чья-то горсть
И бросит мне селедки хвост:
А там что царь, что нищий — все едино.
Мой братец Мортин сбился с ног,
Подрос грубиян, его сынок,
А я шагаю прямо в рай;
Несчастный, право, он бедняк,
Хоть полон двор его собак,
Служанка есть и есть батрак:
А там что царь, что нищий — все едино.
Разбогатеет нищеброд,
Богатый в бедности помрет,
А я шагаю прямо в рай;
Окончив школу, босяки
Засушат чудные мозги,
Чтоб набивать деньгой чулки:
А там что царь, что нищий — все едино.
Хоть ветер стар, но до сих пор
Играет он на склонах гор,
А я шагаю прямо в рай;
Мы с ветром старые друзья,
Ведет нас общая стезя,
Которой миновать нельзя:
А там что царь, что нищий — все едино.
Дмитрий Кедрин (1907-1945) Стихотворения и поэмы БСП 1959
Поэмы
Ермак
И глядя без страха Ивану в лицо,
С открытой душой, по-простецки:
— Царь! Мы русаки! — отвечает Кольцо, —
И промысел наш — не купецкий.
Молю: хоть опала на нас велика,
Не гневайся, царь! Мы — послы Ермака.
Мы, выйдя на Дон из Московской земли,
Губили безвинные души.
Но ты, государь, нас вязать не вели,
А слово казачье послушай.
Дай сердце излить, коль свидаться
пришлось,
Казнить нас и после успеешь небось!
Чего натворила лихая рука,
Маша кистенем на просторе,
То знает широкая Волга-река,
Хвалынское бурное море.
Недаром горюют о нас до сих пор
В Разбойном приказе петля да топор!
Но знай: мы в Кучумову землю пошли
Загладить бывалые вины.
В Сибири, от белого света вдали,
Мы бились с отвагою львиной.
Там солнце глядит, как сквозь рыбий
пузырь,
Но мы, государь, одолели Сибирь!
Нечасты в той дальней стране города,
Но стылые недра богаты.
Пластами в горах залегает руда,
По руслам рассыпано злато.
Весь край этот, взятый в жестокой
борьбе,
Мы в кованом шлеме подносим тебе!
Немало высоких казацких могил
Стоит вдоль дороженьки нашей,
Но мы тебе бурную речку Тагил
Подносим, как полную чашу.
Прими эту русскую нашу хлеб-соль,
А там хоть на дыбу послать нас изволь!
Иван поднялся и, лицом просветлев,
Что тучею было затмилось,
Промолвил: — Казаки! Отныне свой гнев
Сменяю на ласку и милость.
Глаз вон, коли старое вам помяну!
Вы ратным трудом искупили вину.
ПРИРОДА-КЛИП
(из откровений Четверговцева)
Штиль —
Обморок моря.
Перерезаны сухожилия волн.
Застыли на бегу голеностопные камни.
Чу! Рыба, не шевели плавником.
Природа-клип:
Чернавка-осень,
Не белошвейка, но зима;
Цареубийца, листокосень —
Октябрь, дорога-шаурма.
Омар-пискун. Снежинка-муха.
Вспотевших листьев медяки…
Когда горбатая старуха
(Я напрягаю желваки)
В футуристическом продмаге
Меняет желваки на хлеб…
Над сельской родиною — флаги!
По выкорчевыванью реп
Идет ристалище. Команда:
Дед-баб-внуч-жучка, кошка, мышь…
На днях мне вырезали гланды.
Я наблюдал, как Тохтамыш,
Пожар Москвы в глазах хирурга,
Мачете, урну, медсестру…
Пункт ДНД. Дежурный урка
За то, что ссал я на ветру,
Плеснул портвейна полстакана,
Дав прожевать табачный смог…
Природа-клип: смерть Тамерлана,
Падение Теночтитлана,
Окурок вечности у ног…
Лист —
Единица измерения ветра…
Ветер — сорок листьев в секунду — ураган.
Вчера четвертую часть суши
Накрыла буря.
Черные дни Четверговцева…
Плачут, сгорая, в саду единицы измерения…
Посконным рылом
В ряд калашный,
В лес над распаханною пашней
Влез месяц. Видит исподлобья
Тетрадку подле изголовья,
Где скачут, вроде эскадрона,
Каракули… Скрипит икона,
Мышь тащит в логово кусок
(От гибели на волосок)…
Хитра воровка, но — повинна.
Дрожит пружиной гильотина…
За паутиною окна —
Не площадь Красная видна.
Уснул поэт — невольник чести,
Поклонник Бога… Не уместен
Торг…
Холоднокровное алое
Затвором конного конвоя —
Дёрг! Сергей Пахомов АРИОН 2016
Валерий ЗЕМСКИХ ЗИНЗИВЕР 2016 ЦИКЛ Следы на мокрой глине
Говорили говорили
Пили вино
Говорили говорили
Преломляли хлеб
Говорили говорили
А его нет
Западно-европейская поэзия ХХ века. БВЛ т.152
Перевод Е. Витковского КРИСТИНА БУСТА
В ПУСТЫНЕ
Хлебы разделены, розданы, кончилась влага,
нет ничего, кроме ночи, и дня, и песка,
в кущах скитальцы укрылись и скот вместе с ними,
ветром наполнено ухо того, кто идет.
Все же идет он и между барханами ищет
древней скрижали слова,— так идет он,
покуда не упадет, и уста не вкусят от малейшей
в мире звезды, и пока не упьются они
тщетною твердостью гор,
солью иссохшего в медленной страсти моря,
бегом, паденьем семян, журавлиным полетом,
тяжкой тропою людей,—
Как это много! Смирение в кровь проникает
с грохотом бури,— вскипают по жилам иссохшим
страны, народы, погасшие в небе светила —
и возгораются в крошечном сердце его.
Буря растет и становится больше пустыни,
и меж скитальцами некто впервые встает,
чтоб над барханами вечными поступью смерча
снова идти и творенье с начала начать...
Любовь Якушева (1947–1984)
" Солнце, разве ты не было вечным? "
Солнце, разве ты не было вечным?
Птица, разве ты не была подобием счастья,
паря в небесах?
Ты, ослепительный свет, боялся их туч?
И ты, сад поющих цветов,
И ты, свирель из корня магнолии!
Но вот словно дождь сотрясает крону,
И беспомощно тело чернеет под гнетом судьбы,
Ветер и снег хлещут безумца,
Глаза наполняются влагой соленой,
Потому что орел вопрошает: “Где паликар?” —
И в небе мечутся птицы: “Где паликар?”
Рыдая, мать вопрошает: “Где мой сын?” —
И все матери ищут: “Где дитя?”
Потому что друг вопрошает: “Где мой брат?” —
И все товарищи ищут: “Где меньшой?”
Снег возьмут — обжигает,
Руку возьмут — леденит,
Хлеба нельзя откусить — кровью сочится кусок,
В небо глядят — небо чернеет, —
Тысячу раз потому, что не греет смерть,
И мерзок подобный хлеб,
И черный провал в том месте,
Где когда-то сияло солнце.
МЫСЛИ НА РЕЧКЕ
Речка неторопливая. Света полна.
Как если бы кто протер стекло
старательной рукою.
Видно до самого дна…
Смотрю и думаю:
человек — существо другое.
Казалось, тоже в основном состоит из воды
и вышел из ее ясель.
Но не просматривается. И только в случае беды
становится до предела ясен.
Скольких дружков разглядел я,
лопая арестантскую сечку!
Наверно, и меня узнавали, деля хлеб-соль.
…Ничего этого не знает неспешная речка.
Просто прозрачна. И все. Евгений Карасев АРИОН 2009
Михаил Луконин (1918-1976) Стихотворения и поэмы БП 1985
ПОЭМЫ\142. ИЗ ПОЭМЫ ?РАБОЧИЙ ДЕНЬ?
7. КЛЮЧ ЖИЗНИ
Завод мой,
как мне тебя не помнить!
Тяжелые,
в стальной синеве,
маслом пахнущие ладони
меня погладили по голове.
Завод мой,
твои рабочие руки
поднимали меня,
несли.
Ты открывал мне свои науки,
летопись сталинградской земли.
Меня, безотцовщину боевую,
сироту гражданской войны,
встретили,
выстроились вкруговую
и допросили твои сыны.
?Можешь?? — спросили.
?Могу!? — ответил
и плыл за Волгу
в тесном кругу.
?Хлеб любишь??
— ?Больше всего на свете!?
— ?А без хлеба можешь??
— ?Могу!?
— ?А можешь??
И я обдирал коленки.
?А спрыгнешь с третьего этажа??
Я сжал кулаки,
прислонился к стенке.
?Ну, попробуй!? —
сказал, дрожа.
Они заглянули в глаза мне твердо,
потрогали ребра
и кулаки.
?Будешь с нами!? —
сказали гордо.
ВЛАДИМИР КОРНИЛОВ (1928-2002) Надежда (Книга стихов) 2007
ДОЖДЬ
По березам, по кленам, по соснам
Хлещет с умыслом дождь-лиходей.
Жалко всех - жалко юных и взрослых
И по-новому жалко детей.
Нам-то что? Мы, хлебнув лихолетья,
И Чернобыли пережуем...
Только горестно думать, что детям
Никогда не гулять под дождем.
А ведь сам, капюшон нахлобучив,
Капли жадно сжимая в горсти,
На дожде подрастал и до тучи
Собирался еще дорасти...
Что же мы за добро сотворили,
Что и дождь нам уже не к добру
И как будто бы в тюрьмы - в квартиры
Затворили свою детвору?
Больно мы о себе возомнили,
И теперь от крутни-беготни
Мы хитрее библейского змия
И беспомощнее ребятни.
Дождь идет - и к чему долголетье?!
Наше время уже истекло.
Потихоньку уходим, а дети
Упираются лбами в стекло.
86
АЛЛА ГОРБУНОВА Пока догорает азбука. Стихотворения (Сб. 2016)
?в камне огонь…?
в камне огонь
в ноже блеск
в воздухе лешева дудка
дай мне зажигалку, чтоб высекать огонь
дай мне нож, чтобы резать луну, как дарницкий хлеб
доставай стаканы; для чистого спирта духа
на сумасброженной сыворотке
на дрожжах дождя мы пекли пироги
вынимали их на вожжах
конденсируется непоправимо
водный пар
спиртной перегар:
оседает роса
туман
испаряется хмель
мы не будем смотреть друг другу в глаза,
пустые, как выморочные дома, —
только мимо:
в утренний парк,
нутренний мрак,
в Хель.
Западно-европейская поэзия ХХ века. БВЛ т.152
РОБЕРТ ГРЕЙВЗ Перевод И.Озеровой МОЕ ИМЯ И Я
Мне имя присвоил бесстрастный закон —
Я пользуюсь им с тех пор,
И правом таким на него облечен,
Что славу к нему приведу на поклон
Иль навлеку позор.
?Он — Роберт!? — родители поняли вмиг,
Вглядевшись в черты лица,
А ?Грейвз? — средь фамильных реликвий иных
Досталось в наследство мне от родных
Со стороны отца.
?Ты Роберт Грейвз,— повторял мне отец,—
(Как пишется — не забудь!),
Ведь имя — поступков твоих образец,
И с каждым — честный он или подлец —
Безукоризнен будь?.
Хотя мое Я незаконно со мной,
Готовое мне служить,
Какой мне его закрепить ценой?
Ведь ясно, что Я сгнию под землей,
А Роберту Грейвзу жить.
Отвергнуть его я никак не могу,
Я с ним, как двойник, возник.
Как личность, я звуков набор берегу,
И кажется, держит меня в долгу
Запись метрических книг.
Имя спешу я направить вперед,
Как моего посла,
Который мне кров надежный найдет,
Который и хлеб добудет и мед
Для моего стола.
И все же, поймите, я вовсе не он
Ни плотью моей, ни умом,
Ведь имя не знает, кто им наречен...
В мире людей я гадать обречен
И о себе и о нем.
* * *
Не времена милы, милы пространства
И дух высокого непостоянства,
Ведущий нас то к лесу, то к избе
Бревенчатой, то к радостному храму,
В котором мы, да не имея сраму,
Гуляем как-то сами по себе.
Пусть голубочки белые воркуют,
Пусть ангелы веселые ликуют,
И пусть Господь смеется в небесах,
И жаворонок пусть порхает в небе,
Не думая о завтрашнем о хлебе, —
И что с того, что наша жизнь в слезах?! Владимир Салимон Арион, номер 3, 2016
* * *
ДАВНЕЕ ЖЕЛАНИЕ
Тщедушный мальчишка, весивший,
как заморыш из трех лучинок,
я обалдело глазел на золотистые персики
в витрине коммерческого магазина.
В ходу еще были хлебные карточки,
окопные ругательства,
немало граждан шастало в резиновых чунях.
И солнечные, праздничные персики
выглядели издевательством,
но раззадоривали до слюнок.
Потом заступили желания скучные, пресные:
посердобольней суд, помягче прокурор.
Постыло все. И только персиков
я не могу наесться до сих пор. Евгений Карасев АРИОН 2009
Райнер Мария Рильке. Перевод Сергея Васильева
Ах, вечеря;! Простая неизбежность —
Апостолов неслыханная нежность
Тут ни к чему, поскольку мир во тьму
Ушел, и даже совестно Ему.
За то, что Он остался одиноким,
Окутывающий взглядом многооким
Тех, кто Его, казалось бы, любил,
Потом предал, а после и забыл.
Не думал Он о хлебушке насущном,
Он думал только радостно о сущем,
О стае птиц веселых, со стола
Тащивших крошки. Тут настала мгла.
И голуби, как будто побирушки,
Вино клевали из церковной кружки.
Апостолы, вспорхнув со всех сторон,
Нахмурились и дружно вышли вон.
Райнер Мария Рильке. Перевод Сергея Васильева АРИОН 2016
Ночь ненароком прибежала,
Пленяя землю простотой.
Луна в траве густой лежала,
Казалась дыней золотой.
А тучка не была твердыней,
Была сластеною она,
Поужинать решила дыней —
Ах, боже, как она вкусна!
Еще кусочек! И без хлеба!
То ли октава, то ль сонет…
А ночь взяла луну на небо —
И черной тучки больше нет.
* * *
Западно-европейская поэзия ХХ века. БВЛ т.152
РОБЕРТ ГРЕЙВЗ Перевод А.Сергеева РУБИН И АМЕТИСТ
Их две: одна добрее хлеба,
Верна упрямцу-мужу,
Другая мирры благовонней,
Верна одной себе.
Их две: одна добрее хлеба
И не нарушит клятвы,
Другая мирры благовонней
И клятвы не дает.
Одна так простодушно носит
Рубин воды редчайшей,
Что люди на него не смотрят,
Сочтя его стекляшкой.
Их две: одна добрее хлеба,
Всех благородней в городе,
Другая мирры благовонней
И презирает почести.
Ей грудь украсил аметист,
И в нем такая даль,
Что можно там бродпть часами —
Бродить и заблудиться.
Вокруг чела ее круги
Описывает ласточка:
И это женственности нпмб,
Сокрытый от мужчин.
Их две: одна добрее хлеба
И выдержит все бури,
Другая мирры благовонней,
Все бури в ней самой.
Я семь раз стоял перед судом; сидел в лагерях,
где об умершем соседе по нарам не спешили
заявлять по начальству, чтобы, числя его живым,
получать лишнюю пайку хлеба; и спал
рядом с мертвыми, пока считающий по головам
поверяющий по запаху не выявлял дубака.
Я бежал из зон с особо строгим режимом,
рискуя быть застреленным в запретной полосе;
в одном вагоне маялся со смертниками, которых
везли к месту исполнения приговора. Торчал
в карцерах, в одиночках…
И, как последний фраер, терзая в руках
тетрадь со стихами, робел, переминаясь
у дверей редакции “Нового мира”.
(“Робость”) ЕВГЕНИЙ КАРАСЕВ
Михаил Луконин (1918-1976) Стихотворения и поэмы БП 1985
ПОЭМЫ\141. ПОЭМА ВСТРЕЧ
Пусть работает сам он,
чтобы, если заленится, —
хлеба
до весны не хватало.
Ты слышишь —
корми себя сам,
а рабов не ищи ты,
и живи себе смело.
Вот тебе
нашей социальной защиты
высшая мера!
Чтобы, видя мозоли твои,
твой хлеб, заработанный потом,
люди были б спокойны,
чтоб тебя,
подошедшего к мирным и честным работам,
не тянуло на войны!..?
?Уходи!? —
мы кричим ему с танка.
Он не верит чему-то,
гнется, шляпу ломая.
Это было за несколько дней до счастливой минуты
победного мая.
1945
Владислав Ходасевич (1886-1939) Собрание стихотворений БП 1989
Хлебы
Слепящий свет сегодня в кухне нашей.
В переднике, осыпана мукой,
Всех Сандрильон и всех Миньон ты краше
Бесхитростной красой.
Вокруг тебя, заботливы и зримы,
С вязанкой дров, с кувшином молока,
Роняя перья крыл, хлопочут херувимы…
Сквозь облака
Прорвался свет, и по кастрюлям медным
Пучками стрел бьют желтые лучи.
При свете дня подобен розам бледным
Огонь в печи.
И, эти струи будущего хлеба
Сливая в звонкий глиняный сосуд,
Клянется ангел нам, что истинны, как небо,
Земля, любовь и труд.
26 февраля — 11 апреля 1918
Западно-европейская поэзия ХХ века. БВЛ т.152
НОРЖ. Перевод с французского М. Кудинова АНГЕЛЫ
— Опять про ангелов брехня?
А кто их видел?
— Я их видел,
И ночью, и средь бела дня
Их видел в натуральном виде.
— Ну, ты тогда хитрее нас!
Но почему же в самом деле
Мы, сколько ни таращим глаз,
Их все-таки не разглядели?
— Да потому, что вам подай
И два крыла, и песнопенья.
Есть ангелы! Но божий рай
К ним не имеет отношенья.
Одежда ангелов груба,
За их плечами нету крыльев,
И пахнет потом от рубах,
И сапоги покрыты пылью.
Храпят во сне. В плохие дни,
Ругаясь, бога поминают.
И то, что ангелы они,—
Об этом даже и не знают.
Как аромат любви хорош,
Любви душистой и хрустящей!
Он с ароматом хлеба схож,
Так пахнет ангел настоящий.
Архангел Михаил притих:
Он отдал бы свой шлем из стали
За две травинки, что в твоих
Кудрях нечесаных застряли.
Скис и архангел Гавриил
И замечает удивленно,
Что в меньшей степени он был
Архангелом, чем ты, влюбленный.
А вы, которым лучше всех
В каморке, что под самой крышей,—
Я слышал ваш счастливый смех
И знаю: ангелов я слышал.
Жан-Пьер! Носки свои надень.
Элиза! Где твоя помада?
Спрячь крылья в шкаф на целый день.
Ты ангел... И других не надо.
* * *
Метки:
