Август фон Платен. Лука Синьорелли
Стихает гомон городской,
И мастер, отойдя на середину
Своей просторной мастерской,
Последний взгляд бросает на картину.
Судьбы жестокая рука
Смешала всё в вечернем полумраке -
Крик подмастерья: ?О, Лука!
Твой сын единственный зарезан в драке!
Погиб, ушёл во цвете лет
Сей юноша, прекраснейший на свете,
Любовью женской был согрет,
Лишь красота за смерть его в ответе.
Своим соперником сражён,
Он испустил последнее дыханье;
Теперь, друзьями окружён,
В капеллу унесён для отпеванья?.
Лука вскричал: ?О, страшный миг,
Конец моим надеждам и стремленьям,
Разрушил всё, что я достиг
Своим трудом, талантом и терпеньем!
Мои полотна не спасут
Дитя моё игрою красок, света,
И ни к чему мой Страшный Суд
На сводах кафедрала в Орвието.
Богатство, слава и почёт
Отцовское мне не заменят чувство,
И там, где вера не спасёт,
На помощь я зову тебя, искусство!?
К капелле, смолкнув, он спешит,
Скрыв боль, что и не выразить словами,
И верный ученик бежит
Вслед за Лукой с мольбертом и кистями.
Старик вступает в божий дом,
Проводит взглядом по своим картинам,
Садится перед алтарём
Там, где монахи молятся над сыном.
Ни жалоба, ни вздох, ни стон
С уст не сорвутся. Быстро и умело
На серый холст наносит он
Прекрасные черты родного тела.
Встаёт, закончив сей портрет,
И говорит священникам спокойно:
?Готово. За окном рассвет.
Похороните мальчика достойно.?
August von Platen
(1796-1835)
LUCA SIGNORELLI
Die Abendstille kam herbei,
Der Meister folgt dem allgemeinen Triebe;
Verlassend seine Staffelei,
Blickt er das Bild noch einmal an mit Liebe.
Da pocht es voll Tumult am Haus,
Und ehe Luca fähig ist zu fragen,
Ruft einer seiner Schüler aus:
"Dein einziger Sohn, o Meister, ist erschlagen!
In holder Blüte sank dahin
Der schönste Jüngling, den die Welt erblickte:
Es war die Schönheit sein Ruin,
Die oft in Liebeshändel ihn verstrickte.
Vor eines Nebenbuhlers Kraft
Sank er zu Boden, fast in unsrer Mitte;
Ihn trägt bereits die Brüderschaft
Zur Totenkirche, wie es heischt die Sitte."
Und Luca spricht: "O mein Geschick!
So lebt' ich denn, so strebt' ich denn vergebens?
Zunichte macht ein Augenblick
Die ganze Folge meines reichen Lebens!
Was half es, daß in Farb' und Licht
Als Meister ich Cortonas Volk entzückte,
Mit meinem jüngsten Weltgericht
Orvietos hohe Tempelhallen schmückte?
Nicht Ruhm und nicht der Menschen Gunst
Beschützte mich und nicht des Geistes Feuer:
Nun ruf ich erst, geliebte Kunst,
Nun ruf ich dich, du warst mir nie so teuer!"
Er spricht's, und seinen Schmerz verrät
Kein andres Wort. Rasch eilt er zur Kapelle,
Indem er noch das Malgerät
Den Schülern reicht, und diese folgen schnelle.
Zur Kirche tritt der Greis hinein,
Wo seine Bilder ihm entgegentreten,
Und bei der ewigen Lampe Schein
Sieht er den Sohn, um den die Mönche beten.
Nicht klagt er oder stöhnt und schreit,
Kein Seufzer wird zum leeren Spiel des Windes.
Er setzt sich hin und konterfeit
Den schönen Leib des vielgeliebten Kindes.
Und als er ihn so Zug für Zug
Gebildet, spricht er gegen seine Knaben:
"Der Morgen graut, es ist genug,
Die Priester mögen meinen Sohn begraben."
Примечание:
Автор - отъявленный мерзавец. Но таки классик, ничего не поделаешь
И мастер, отойдя на середину
Своей просторной мастерской,
Последний взгляд бросает на картину.
Судьбы жестокая рука
Смешала всё в вечернем полумраке -
Крик подмастерья: ?О, Лука!
Твой сын единственный зарезан в драке!
Погиб, ушёл во цвете лет
Сей юноша, прекраснейший на свете,
Любовью женской был согрет,
Лишь красота за смерть его в ответе.
Своим соперником сражён,
Он испустил последнее дыханье;
Теперь, друзьями окружён,
В капеллу унесён для отпеванья?.
Лука вскричал: ?О, страшный миг,
Конец моим надеждам и стремленьям,
Разрушил всё, что я достиг
Своим трудом, талантом и терпеньем!
Мои полотна не спасут
Дитя моё игрою красок, света,
И ни к чему мой Страшный Суд
На сводах кафедрала в Орвието.
Богатство, слава и почёт
Отцовское мне не заменят чувство,
И там, где вера не спасёт,
На помощь я зову тебя, искусство!?
К капелле, смолкнув, он спешит,
Скрыв боль, что и не выразить словами,
И верный ученик бежит
Вслед за Лукой с мольбертом и кистями.
Старик вступает в божий дом,
Проводит взглядом по своим картинам,
Садится перед алтарём
Там, где монахи молятся над сыном.
Ни жалоба, ни вздох, ни стон
С уст не сорвутся. Быстро и умело
На серый холст наносит он
Прекрасные черты родного тела.
Встаёт, закончив сей портрет,
И говорит священникам спокойно:
?Готово. За окном рассвет.
Похороните мальчика достойно.?
August von Platen
(1796-1835)
LUCA SIGNORELLI
Die Abendstille kam herbei,
Der Meister folgt dem allgemeinen Triebe;
Verlassend seine Staffelei,
Blickt er das Bild noch einmal an mit Liebe.
Da pocht es voll Tumult am Haus,
Und ehe Luca fähig ist zu fragen,
Ruft einer seiner Schüler aus:
"Dein einziger Sohn, o Meister, ist erschlagen!
In holder Blüte sank dahin
Der schönste Jüngling, den die Welt erblickte:
Es war die Schönheit sein Ruin,
Die oft in Liebeshändel ihn verstrickte.
Vor eines Nebenbuhlers Kraft
Sank er zu Boden, fast in unsrer Mitte;
Ihn trägt bereits die Brüderschaft
Zur Totenkirche, wie es heischt die Sitte."
Und Luca spricht: "O mein Geschick!
So lebt' ich denn, so strebt' ich denn vergebens?
Zunichte macht ein Augenblick
Die ganze Folge meines reichen Lebens!
Was half es, daß in Farb' und Licht
Als Meister ich Cortonas Volk entzückte,
Mit meinem jüngsten Weltgericht
Orvietos hohe Tempelhallen schmückte?
Nicht Ruhm und nicht der Menschen Gunst
Beschützte mich und nicht des Geistes Feuer:
Nun ruf ich erst, geliebte Kunst,
Nun ruf ich dich, du warst mir nie so teuer!"
Er spricht's, und seinen Schmerz verrät
Kein andres Wort. Rasch eilt er zur Kapelle,
Indem er noch das Malgerät
Den Schülern reicht, und diese folgen schnelle.
Zur Kirche tritt der Greis hinein,
Wo seine Bilder ihm entgegentreten,
Und bei der ewigen Lampe Schein
Sieht er den Sohn, um den die Mönche beten.
Nicht klagt er oder stöhnt und schreit,
Kein Seufzer wird zum leeren Spiel des Windes.
Er setzt sich hin und konterfeit
Den schönen Leib des vielgeliebten Kindes.
Und als er ihn so Zug für Zug
Gebildet, spricht er gegen seine Knaben:
"Der Morgen graut, es ist genug,
Die Priester mögen meinen Sohn begraben."
Примечание:
Автор - отъявленный мерзавец. Но таки классик, ничего не поделаешь
Метки: