East Coker
№2 из Четырех квартетов
I
В моем начале мой конец. Беспрерывно
Поднимаются и исчезают раскрошившись дома,
Передвинутые, разрушенные, восстановленные,
или на их местах открытое поле, или завод, или дорога.
Старый камень в новый дом, прежние бревна в новом огне,
Старый огонь в пепел, и пепел в землю
Которая уже плоть, слои отложений и прах,
Кость человека и зверя, початок кукурузы и листок.
Дома живут и умирают: время строить
И время для жизни и поколений
И время для ветра разбивающего стекло окна
И время сотрясать дома деревянных панелей
где теперь носятся полевые мыши
И сорвать тюркские ковры сотканные молчанием.
В моем начале мой конец. Сейчас через широкое поле
меркнет свет стирая тропинку вдали,
закрываемую ставнями кустов от полуденной тьмы,
Там где ты скользишь напротив холма,
пока мимо поскрипывает фургон,
и дальняя тропинка настойчиво пробивается в деревню,
в электрическом пекле гипноза.
В теплом тумане душный свет, поглощается, не отражаясь
Серой стеной.
Георгин спит и в пустой тишине ждет первую сову.
В том поле без края
Если ты не подойдешь слишком близко, если ты не подойдешь
Слишком близко
В летнюю полночь ты услышишь музыку
Тонкой флейты и маленького барабана
И увидишь их танцующих вокруг костра
Словно танец мужчины и женщины
В дансинге, предвещающий свадьбу –
Возвышающий и ведущий к причастию,
Двое и два, необходимое сочетание,
Охвативши друг друга руками
Круг за кругом вокруг костра
Прыгающие сквозь огонь или снова
Возвращающиеся в круг
По деревенски серьезные или с деревенским хохотом
Топающие ногами в неуклюжих башмаках,
Из под которых летят комья земли, поднимаемые
Деревенским весельем, длинным, как росток в плодородной земле.
Оберегая время, сохраняя ритм танца, также как их жизнь,
в жизни сезонов, время сезонов и созвездий
Время доить коров и время жатвы
Время свадеб мужчин и женщин и их скота. Ноги поднимаются
И опускаются. Еда и вода. Навоз и смерть.
Приходит рассвет и новый день
Готов для жары и молчания.
С моря рассветный ветер
Скользит над рябью. Я здесь
Или там или где-то еще. В моем начале.
II
Что поздний ноябрь может поделать
С волнением весны и порождениями летнего зноя,
И подснежниками корчащимися под ногами
И вьющейся розой, которая возноситься слишком высоко
Красными вспышками на сером и стелется вниз
Поздними бутонами запорошенными ранним снегом?
Гром окруженный вращающимися звездами
Будто грохот триумфальных автомобилей
Выставленных созвездием всех войн
Скорпион борется против Солнца
Пока Солнце и Луна не зайдут сменяемые
Рыданиями комет и бесшумным падением Леонидов
Охотники небес и равнин
Кружащиеся в том вихре который несет
Этот мир в сжигающее пламя
Сжигающее перед тем, как в нем
Воцарят сугробы.
Это был путь ... не очень успешный:
Перифразирующие студии изношенной поэтической моды,
Бросающие одного в несносной борьбе против слов и значений.
Поэзия не имеет смысла.
Это было (если начать заново) не то, что можно было ожидать.
Чему следовало быть ценным из тоскливого взгляда в будущее,
Надежды на тишину, осеннюю ясность и мудрость лет?
Обманули ли они нас или себя, спокойноголосые старцы,
Завещавшие нам только рецепт лжи?
Ясность но только в осмотрительной тупости,
Мудрость но только в знании секретов смерти
Все бесполезное во тьме в которой они исчезли пэрами
И из которой мигнули своими глазами.
Там, так кажется нам, в лучшем случае, ограниченная ценность
Знания извлеченного из опыта.
Знание навязывает модель, и фальсификации о том,
Что модель нова в любой момент
И любой момент нов и
Шокирующие оценки всего мы уже имеем. Мы не обмануты только
Тем, которое, обманывая, не может дальше навредить.
В середине, но не только в середине этого пути
На всем этом пути, в темном лесу, среди ежевики,
И там в конце, где мхи, где уже нет надежности под ногами,
И угрожающие монстры, и фантастические огоньки,
И опасность колдовства. Позвольте мне не слышать
Мудрость стариков, скорее их недомыслие, их страх страха и
Страх безумия, их страх зависимости, принадлежать другому
или другим или Богу.
Единственная мудрость которую есть надежда приобрести это
Мудрость скромности и смирения: они бесконечны.
Все дома ушли в глубины морей.
Все танцоры ушли в глубины холмов.
III
О тьма тьма тьма. Они все идут во тьму,
Пустые межзвездные пространства, пустота в пустоте,
Капитаны, торговые банкиры, выдающиеся литераторы,
Щедрые покровители искусств, государственные деятели и правители,
Выдающиеся чиновники, председатели множества комитетов,
Промышленные тузы и мелкие подрядчики, все идут во тьму,
И во тьме ?Сан энд мун? , и ?Альманах де Гота?,
И ?Биржевая газета?, Директория директоров,
И пронзивший холод и потеря смысла действовать дальше.
И мы все идем вместе с ними, в молчаливой похоронной процессии,
Ничьи похороны, потому что некого хоронить.
Я сказал моей душе, будь неподвижной, и пусть тьма придет в тебя,
Которая будет темнотой Бога. Как в театре,
Медленно гаснут фонари, для того, чтобы поменять сцену
С грохотом пустых крыльев, со скольжением тьмы по тьме
И мы знаем, что холмы и деревья и удаленная панарома
И подчеркнуто внушительный фасад на вращающейся сцене
Вращаются уходя от нас –
Или, (когда) (так как вагон) метро стоит
слишком долго в трубе между станциями
И разговоры начинаются и медленно вянут в тишине
И вы видите как углубляется духовная пустота внутри каждого лица
Оставляя только растущий страх мыслей о небытии,
Или когда, летя в небе, разум осознает Ничто –
Я сказал моей душе, будь спокойной, и жди безо всякой надежды
Надежду, которая может стать надеждой
на неправильный порядок вещей; жди без любви, которая будет любовью
К неправильным вещам; это еще только вера
Но вера и любовь и надежда – все они в том ожидании.
Жди без мысли, себя не готового к этой мысли;
Так что тьма будет светом, и неподвижность танца
Шепот воздушных струй, и зимний свет.
Невидимый дикий тимьян и дикая земляника,
Смех в саду, в иступленном эхо не исчезает,
И требовательно указывает на агонию
Смерти и рождения.
Ты говоришь я повторяюсь в чем-то
Что говорил раньше. Я скажу это снова.
Скажу ли я это снова? Это заклинание, чтобы придти туда,
Придти где ты, оттуда, где тебя нет,
Ты должен идти путем где нет исступленья.
Для того чтобы придти туда, куда ты не знаешь
Ты должен идти путем неведенья.
Для того, чтобы овладеть тем, чем не владеешь.
Ты должен идти путем лишения
Для того, чтобы придти туда, где тебя нет.
Ты должен идти дорогой, на которой тебя нет.
И то что ты не знаешь – это единственное что ты знаешь
И то чем ты владеешь – это то чем ты не владеешь
И ты там, где тебя нет.
IV
Хирурга скальпель занесен
И расчленяет он печаль
Где из руки сочиться кровь
И исцеляет только боль
И тайну открывает только то
Что в лихорадке сбросит сон
Единственный исцелитель наш недуг
Если подчиниться смертельной медсестре
Чья постоянная забота не радовать нас
Но напоминать нам о проклятие Адама
И что выздоровев мы должны заболеть еще тяжелее
Вся земля наш госпиталь
Завещанный сгнившим миллионером
Где, если вести себя правильно, мы
Умрем от совершенной отеческой заботы
Которая не покинет нас, но защитит везде
Озноб поднимается от стоп к коленям,
Лихорадка поет в жилах жизни
Что бы согреться я должен замерзнуть
И трястись в безнадежном очистительном огне
Где поднимаются пламя и дым из котла табачной трубки
Сочащаяся кровь наш единственный напиток,
Кровоточащая плоть наша единственная пища:
И не смотря на это нам нравится думать
Что мы неиспорченны, подлинная плоть и кровь –
И опять, не смотря ни на что,
мы считаем все это Страстной Пятницей.
V
Потому я здесь, в середине пути, 20 лет позади
Двадцать лет в основном пущены по ветру, годы l'entre deux guerres
Пытаясь использовать слова, и каждая попытка
Полностью новое начало и новая ошибка
Потому, что некто изучил как искать слова получше
Для вещей, о которых никому больше не следует говорить,
Или путь, на котором уже нет пытающихся говорить. И так каждая
Экспедиция – это новое начало, набег на непроизносимое
С заржавелыми мечами, набег ведущий к поражению
В общей кутерьме запутанности чувств и стаи эмоций.
И то что следовало бы покорить силой и неволей,
Уже покорено однажды, дважды или много раз людьми,
С которыми никто не может соперничать – но это не конкуренция –
Это только борьба чтобы обрести то, что потеряно
И найдено и потеряно снова и снова: а сейчас при более
Неблагоприятных обстоятельствах. Но может быть ни обретение ни
Потеря важны, но только попытка. Остальное не наше дело.
Дом там, откуда каждый начинает. Когда мы становимся старше
Мир становится странным, объяснения более сложными чем смерть
Или жизнь. Не напряженность момента
Изолированного от того что было и что будет после,
Но жизненное время горящее в каждом моменте
И не жизненное время только одного человека
Но старых камней, которые не могут быть расшифрованы.
Время вечера при свете звезд,
Время вечера при свете настольной лампы
(Вечер, когда смотрят фотоальбом)
Любовь ближе всего к себе
Когда здесь и сейчас прекращаются все дела.
Старикам следовало бы стать исследователями
Здесь или там – не имеет значения.
I
В моем начале мой конец. Беспрерывно
Поднимаются и исчезают раскрошившись дома,
Передвинутые, разрушенные, восстановленные,
или на их местах открытое поле, или завод, или дорога.
Старый камень в новый дом, прежние бревна в новом огне,
Старый огонь в пепел, и пепел в землю
Которая уже плоть, слои отложений и прах,
Кость человека и зверя, початок кукурузы и листок.
Дома живут и умирают: время строить
И время для жизни и поколений
И время для ветра разбивающего стекло окна
И время сотрясать дома деревянных панелей
где теперь носятся полевые мыши
И сорвать тюркские ковры сотканные молчанием.
В моем начале мой конец. Сейчас через широкое поле
меркнет свет стирая тропинку вдали,
закрываемую ставнями кустов от полуденной тьмы,
Там где ты скользишь напротив холма,
пока мимо поскрипывает фургон,
и дальняя тропинка настойчиво пробивается в деревню,
в электрическом пекле гипноза.
В теплом тумане душный свет, поглощается, не отражаясь
Серой стеной.
Георгин спит и в пустой тишине ждет первую сову.
В том поле без края
Если ты не подойдешь слишком близко, если ты не подойдешь
Слишком близко
В летнюю полночь ты услышишь музыку
Тонкой флейты и маленького барабана
И увидишь их танцующих вокруг костра
Словно танец мужчины и женщины
В дансинге, предвещающий свадьбу –
Возвышающий и ведущий к причастию,
Двое и два, необходимое сочетание,
Охвативши друг друга руками
Круг за кругом вокруг костра
Прыгающие сквозь огонь или снова
Возвращающиеся в круг
По деревенски серьезные или с деревенским хохотом
Топающие ногами в неуклюжих башмаках,
Из под которых летят комья земли, поднимаемые
Деревенским весельем, длинным, как росток в плодородной земле.
Оберегая время, сохраняя ритм танца, также как их жизнь,
в жизни сезонов, время сезонов и созвездий
Время доить коров и время жатвы
Время свадеб мужчин и женщин и их скота. Ноги поднимаются
И опускаются. Еда и вода. Навоз и смерть.
Приходит рассвет и новый день
Готов для жары и молчания.
С моря рассветный ветер
Скользит над рябью. Я здесь
Или там или где-то еще. В моем начале.
II
Что поздний ноябрь может поделать
С волнением весны и порождениями летнего зноя,
И подснежниками корчащимися под ногами
И вьющейся розой, которая возноситься слишком высоко
Красными вспышками на сером и стелется вниз
Поздними бутонами запорошенными ранним снегом?
Гром окруженный вращающимися звездами
Будто грохот триумфальных автомобилей
Выставленных созвездием всех войн
Скорпион борется против Солнца
Пока Солнце и Луна не зайдут сменяемые
Рыданиями комет и бесшумным падением Леонидов
Охотники небес и равнин
Кружащиеся в том вихре который несет
Этот мир в сжигающее пламя
Сжигающее перед тем, как в нем
Воцарят сугробы.
Это был путь ... не очень успешный:
Перифразирующие студии изношенной поэтической моды,
Бросающие одного в несносной борьбе против слов и значений.
Поэзия не имеет смысла.
Это было (если начать заново) не то, что можно было ожидать.
Чему следовало быть ценным из тоскливого взгляда в будущее,
Надежды на тишину, осеннюю ясность и мудрость лет?
Обманули ли они нас или себя, спокойноголосые старцы,
Завещавшие нам только рецепт лжи?
Ясность но только в осмотрительной тупости,
Мудрость но только в знании секретов смерти
Все бесполезное во тьме в которой они исчезли пэрами
И из которой мигнули своими глазами.
Там, так кажется нам, в лучшем случае, ограниченная ценность
Знания извлеченного из опыта.
Знание навязывает модель, и фальсификации о том,
Что модель нова в любой момент
И любой момент нов и
Шокирующие оценки всего мы уже имеем. Мы не обмануты только
Тем, которое, обманывая, не может дальше навредить.
В середине, но не только в середине этого пути
На всем этом пути, в темном лесу, среди ежевики,
И там в конце, где мхи, где уже нет надежности под ногами,
И угрожающие монстры, и фантастические огоньки,
И опасность колдовства. Позвольте мне не слышать
Мудрость стариков, скорее их недомыслие, их страх страха и
Страх безумия, их страх зависимости, принадлежать другому
или другим или Богу.
Единственная мудрость которую есть надежда приобрести это
Мудрость скромности и смирения: они бесконечны.
Все дома ушли в глубины морей.
Все танцоры ушли в глубины холмов.
III
О тьма тьма тьма. Они все идут во тьму,
Пустые межзвездные пространства, пустота в пустоте,
Капитаны, торговые банкиры, выдающиеся литераторы,
Щедрые покровители искусств, государственные деятели и правители,
Выдающиеся чиновники, председатели множества комитетов,
Промышленные тузы и мелкие подрядчики, все идут во тьму,
И во тьме ?Сан энд мун? , и ?Альманах де Гота?,
И ?Биржевая газета?, Директория директоров,
И пронзивший холод и потеря смысла действовать дальше.
И мы все идем вместе с ними, в молчаливой похоронной процессии,
Ничьи похороны, потому что некого хоронить.
Я сказал моей душе, будь неподвижной, и пусть тьма придет в тебя,
Которая будет темнотой Бога. Как в театре,
Медленно гаснут фонари, для того, чтобы поменять сцену
С грохотом пустых крыльев, со скольжением тьмы по тьме
И мы знаем, что холмы и деревья и удаленная панарома
И подчеркнуто внушительный фасад на вращающейся сцене
Вращаются уходя от нас –
Или, (когда) (так как вагон) метро стоит
слишком долго в трубе между станциями
И разговоры начинаются и медленно вянут в тишине
И вы видите как углубляется духовная пустота внутри каждого лица
Оставляя только растущий страх мыслей о небытии,
Или когда, летя в небе, разум осознает Ничто –
Я сказал моей душе, будь спокойной, и жди безо всякой надежды
Надежду, которая может стать надеждой
на неправильный порядок вещей; жди без любви, которая будет любовью
К неправильным вещам; это еще только вера
Но вера и любовь и надежда – все они в том ожидании.
Жди без мысли, себя не готового к этой мысли;
Так что тьма будет светом, и неподвижность танца
Шепот воздушных струй, и зимний свет.
Невидимый дикий тимьян и дикая земляника,
Смех в саду, в иступленном эхо не исчезает,
И требовательно указывает на агонию
Смерти и рождения.
Ты говоришь я повторяюсь в чем-то
Что говорил раньше. Я скажу это снова.
Скажу ли я это снова? Это заклинание, чтобы придти туда,
Придти где ты, оттуда, где тебя нет,
Ты должен идти путем где нет исступленья.
Для того чтобы придти туда, куда ты не знаешь
Ты должен идти путем неведенья.
Для того, чтобы овладеть тем, чем не владеешь.
Ты должен идти путем лишения
Для того, чтобы придти туда, где тебя нет.
Ты должен идти дорогой, на которой тебя нет.
И то что ты не знаешь – это единственное что ты знаешь
И то чем ты владеешь – это то чем ты не владеешь
И ты там, где тебя нет.
IV
Хирурга скальпель занесен
И расчленяет он печаль
Где из руки сочиться кровь
И исцеляет только боль
И тайну открывает только то
Что в лихорадке сбросит сон
Единственный исцелитель наш недуг
Если подчиниться смертельной медсестре
Чья постоянная забота не радовать нас
Но напоминать нам о проклятие Адама
И что выздоровев мы должны заболеть еще тяжелее
Вся земля наш госпиталь
Завещанный сгнившим миллионером
Где, если вести себя правильно, мы
Умрем от совершенной отеческой заботы
Которая не покинет нас, но защитит везде
Озноб поднимается от стоп к коленям,
Лихорадка поет в жилах жизни
Что бы согреться я должен замерзнуть
И трястись в безнадежном очистительном огне
Где поднимаются пламя и дым из котла табачной трубки
Сочащаяся кровь наш единственный напиток,
Кровоточащая плоть наша единственная пища:
И не смотря на это нам нравится думать
Что мы неиспорченны, подлинная плоть и кровь –
И опять, не смотря ни на что,
мы считаем все это Страстной Пятницей.
V
Потому я здесь, в середине пути, 20 лет позади
Двадцать лет в основном пущены по ветру, годы l'entre deux guerres
Пытаясь использовать слова, и каждая попытка
Полностью новое начало и новая ошибка
Потому, что некто изучил как искать слова получше
Для вещей, о которых никому больше не следует говорить,
Или путь, на котором уже нет пытающихся говорить. И так каждая
Экспедиция – это новое начало, набег на непроизносимое
С заржавелыми мечами, набег ведущий к поражению
В общей кутерьме запутанности чувств и стаи эмоций.
И то что следовало бы покорить силой и неволей,
Уже покорено однажды, дважды или много раз людьми,
С которыми никто не может соперничать – но это не конкуренция –
Это только борьба чтобы обрести то, что потеряно
И найдено и потеряно снова и снова: а сейчас при более
Неблагоприятных обстоятельствах. Но может быть ни обретение ни
Потеря важны, но только попытка. Остальное не наше дело.
Дом там, откуда каждый начинает. Когда мы становимся старше
Мир становится странным, объяснения более сложными чем смерть
Или жизнь. Не напряженность момента
Изолированного от того что было и что будет после,
Но жизненное время горящее в каждом моменте
И не жизненное время только одного человека
Но старых камней, которые не могут быть расшифрованы.
Время вечера при свете звезд,
Время вечера при свете настольной лампы
(Вечер, когда смотрят фотоальбом)
Любовь ближе всего к себе
Когда здесь и сейчас прекращаются все дела.
Старикам следовало бы стать исследователями
Здесь или там – не имеет значения.
Метки:
