Брейгель. Путь на Голгофу. Из Лины Костенко
Текла дорога. Плавилась долина.
Зной нарастал предчувствием беды.
И плакала Мария Магдалина,
что не подал никто Ему воды.
Шли книжники. И ехали менялы.
Шёл пришлый люд и тот, что жил окрест.
И Богоматерь слёзно умоляла –
да помогите ж несть Ему тот крест!
Ужель не люди?! Что за фарисеи!..
Вон опекают нищих и калек.
А тут идёт, ну ладно, не Мессия,
а человек, да, просто человек!
Кричат: ?Терпи?! Толкаются и свищут,
орут и улюлюкают! – толпа.
Вот и Голгофа, вот Череповище! –
хрустели под ногами черепа.
Сказать бы, стража, вон какие плечи!
Но что та горстка воинов стене
глазеющих, как чахлый человечек
волочит крест смиренно на спине.
И хоть бы кто словечко в утешенье!
Нет, всяк стремится место захватить,
поскольку лучше видно с возвышенья,
как он доходит, как он хочет пить.
И он упал. Вконец иссякли силы.
Тогда нашёлся всё же средь людей
измученный, идущий с поля Симон,
простой, обыкновенный иудей.
Когда же совершился суд неправый
и расходиться начинали все,–
вот парадокс: заплакал лишь Варавва,
разбойник, не распятый на кресте.
Возможно, благодарен был Пилату,
а может, что стряслось с его душой:
ведь Сын Господний всё-таки распятый,
а он, разбойник, – как-никак – живой.
Зной нарастал предчувствием беды.
И плакала Мария Магдалина,
что не подал никто Ему воды.
Шли книжники. И ехали менялы.
Шёл пришлый люд и тот, что жил окрест.
И Богоматерь слёзно умоляла –
да помогите ж несть Ему тот крест!
Ужель не люди?! Что за фарисеи!..
Вон опекают нищих и калек.
А тут идёт, ну ладно, не Мессия,
а человек, да, просто человек!
Кричат: ?Терпи?! Толкаются и свищут,
орут и улюлюкают! – толпа.
Вот и Голгофа, вот Череповище! –
хрустели под ногами черепа.
Сказать бы, стража, вон какие плечи!
Но что та горстка воинов стене
глазеющих, как чахлый человечек
волочит крест смиренно на спине.
И хоть бы кто словечко в утешенье!
Нет, всяк стремится место захватить,
поскольку лучше видно с возвышенья,
как он доходит, как он хочет пить.
И он упал. Вконец иссякли силы.
Тогда нашёлся всё же средь людей
измученный, идущий с поля Симон,
простой, обыкновенный иудей.
Когда же совершился суд неправый
и расходиться начинали все,–
вот парадокс: заплакал лишь Варавва,
разбойник, не распятый на кресте.
Возможно, благодарен был Пилату,
а может, что стряслось с его душой:
ведь Сын Господний всё-таки распятый,
а он, разбойник, – как-никак – живой.
Метки: