Прикосновение печали. Из Лины Костенко
Этель и Лилиан! – и вдруг душа заноет.
Этель и Лилиан… Этель и Лилиан…
И Овод пролетит, как дивный астероид,
сквозь украинский дождь, сквозь лондонский туман.
Глухая высота качает небоскрёбы,
стонадцатый балкон – ту зыбку немоты.
Нью-йоркских вечеров снующие микробы
над трупиками рек, нырнувших под мосты.
Этель и Лилиан… И зеркала завесят.
Этель и Лилиан… Внесут ногами в лифт.
Никто, никто, никто! Никто на целом свете.
Лишь только некролог – одетый в траур шрифт.
Закутать плечи в плед. Как жаль, что нет камина.
Из Библии бубнит апостол Иоанн.
Дверь Овод распахнёт и преклонит колено:
– Ты узнаёшь меня, Этель и Лилиан?
Я – молодость твоя. Во времени, в пространстве.
Сын сердца твоего. Вот шрамы давних ран. –
Никто, никто, никто! Усталость – не от странствий.
– Неужто это ты, Этель и Лилиан?! –
Улыбки горький свет, как и во время Оно.
Тот чёрный катафалк в нелондонский туман.
Как молодость моя, малиновые звоны –
Этель и Лилиан… Этель и Лилиан…
Этель и Лилиан… Этель и Лилиан…
И Овод пролетит, как дивный астероид,
сквозь украинский дождь, сквозь лондонский туман.
Глухая высота качает небоскрёбы,
стонадцатый балкон – ту зыбку немоты.
Нью-йоркских вечеров снующие микробы
над трупиками рек, нырнувших под мосты.
Этель и Лилиан… И зеркала завесят.
Этель и Лилиан… Внесут ногами в лифт.
Никто, никто, никто! Никто на целом свете.
Лишь только некролог – одетый в траур шрифт.
Закутать плечи в плед. Как жаль, что нет камина.
Из Библии бубнит апостол Иоанн.
Дверь Овод распахнёт и преклонит колено:
– Ты узнаёшь меня, Этель и Лилиан?
Я – молодость твоя. Во времени, в пространстве.
Сын сердца твоего. Вот шрамы давних ран. –
Никто, никто, никто! Усталость – не от странствий.
– Неужто это ты, Этель и Лилиан?! –
Улыбки горький свет, как и во время Оно.
Тот чёрный катафалк в нелондонский туман.
Как молодость моя, малиновые звоны –
Этель и Лилиан… Этель и Лилиан…
Метки: