Чеслав Милош Время

Наш род человеческий веками задумывался над тем, откуда произошёл мир.
Одни твердили, что было же какое-то начало, другие – что он существовал всегда. ?Всегда? для нас утратило смысл, так как перед великим бумом не было времени вообще, но и отсутствия времени не способно объять ни наше воображение, ни язык. Что было перед тем, что начало быть? Схоласты средневековья из Шартра и Оксфорда утверждали, что был божественный свет. Его transmutatio (трансформация) в физический свет и создала вселенную. С удовлетворением они приняли бы теорию Большого Взрыва и поддакнули бы: вот именно. Думать о времени, значит думать о человеческой жизни, а тема эта столь неохватна, что заняться ею означает начать вообще мыслить. Ничего не стоят наши различия полов, рас, цвета кожи, обычаев, верований, убеждений в сравнении с тем фактом, что все мы сотканы из времени, что мы рождаемся и умираем, частицы-однодневки. Неуловимое ?сейчас? поворачивает вспять или устремляется вперед, существуя как воспоминание или стремление. Речь, которой мы изъясняемся, является модулированным временем, так же и музыка. А разве живопись, архитектура не объясняют нам ритма пространства? Я переполнен воспоминаниями о людях, которые жили и умерли, я пишу о них, отлично осознавая, что еще один миг, и я тоже исчезну. А вместе мы словно облако или туманность между людских созвездий двадцатого века. Мои современники: наше кровное родство основано на том, что хоть и в разных странах, на других географических широтах, но мы все жили в одном с вами времени. И в определенном смысле, это более тесное родство, чем какие-либо племенные узы.

Mnemosyne,mater Musarum

Да, именно, Мнемозина, муза памяти, матерь всех муз. И даже меланхолию ухода Эдгар Аллан По называл ?самым поэтическим тоном?. Мы читаем стихи, написанные тысячи лет назад, и везде одна и та же жалоба, медитация над речным потоком об остановке и гибели. И тут же великая грусть о прорыве границ времени, в страну извечных законов и не подверженных исчезновению понятий. Платон и его идея: на земле вместе живут и умирают зайцы, лисы, кони, но где-то в вышине длятся вечно идеи зайчатости, лисоватости, коневатости, которых не отменит хаотичный, обреченный на смерть человеческий опыт.