Генрих Гейне. Аполлон
Heinrich Heine.(1797-1856).Der Apollogott.
I
Стоял монастырь на скале у обрыва
Над Рейном угрюмым, седым.
Монашка младая в окно, молчаливо,
Смотрела под рокот воды.
В сиянье зари, пёстрых вымпелов гаме,
Кораблик тихонько плывёт.
Украшен цветами и лавра ветвями,
В волшебную сказку зовёт.
На палубе гордо стоит златокудрый,
В одеждах нарядных, герой.
Сияют на нём жемчуга, изумруды,
Подчёркнут античный покрой.
У ног его девять прекраснейших Граций,
В туниках, чей шёлк снежно бел.
А взгляды не властны на миг оторваться
От гибких, танцующих тел.
Поёт златокудрый, на лире играя,
и в сердце монашки стрелой
невидимой песня его проникает
и сердце теряет покой.
Она бьёт поклоны кресту многократно,
его прижимает к груди –
не страшен ей крест за восторги разврата,
и горечь желанна любви.
II
Я музыки Бог, оттого плащ мой красен.
Моих почитателей рать
Мне храм возвела на высоком Парнасе,
Чтоб музыке – славу играть.
Не раз в славной Греции, грезя воочию,
Я под кипарисом сидел;
На песню струящий, холодный источник,
В раздумьи глубоком глядел.
А дочери рядом на травах сидели
И пели ля-ля, тра-ля-ля.
Их шутки и смех непрерывно звенели
И в радости пела Земля.
Охотничий рог подпевал из долины,
Дымились в ущельях костры,
Привет подавая мне от Артемиды,
Строптивой и гордой сестры.
Во рту пересохло и губы устали -
Приник к роднику я, глотнуть,
Живительной влаги от нимфы Касталии,
Чтоб смысл в мои песни вдохнуть.
Я пел – и сама подпевала мне лира,
Согласно мотивам моим.
Казалось: средь лавров я Дафну увидел,
В волненье внимающей им.
И плыли вокруг ароматы амброзий,
Собой заполняя эфир,
Как будто был запахом глории-розы,
И больше ничем, полон мир.
Уж тысячу лет, как из Греции милой
Я изгнан и всеми забыт,
Но сердце моё – в той же Греции милой,
И Греции принадлежит.
III
В одеяньи бегуина,
Под мантильей с капюшоном
Из шершавой чёрной саржи,
Укрывается монашка.
На пути, мощёном камнем,
Что ведёт вдоль брега Рейна
На Голландию, поспешно
Всех прохожих вопрошает:
?Вы не видели Аполло?
Он плащом укрыт пурпурным,
Он поёт, бренчит на лире –
Я его обожествляю!?
Заводить беседу с девой
Пешеходы не желают:
То ехидно улыбнутся,
То сочувственно вздыхают.
Старец, как руины древний,
Остановлен юной девой.
Он считает будто что-то
И похож на звездочёта.
В треуголке невозможной,
С ним большой мешок дорожный,
Умные глаза с хитринкой –
Вот он перед бегуинкой:
- ?Вы не видели Аполло?
Он плащом укрыт пурпурным,
Он поёт, бренчит на лире,
Я его обожествляю!?.
Старичок остановился
И на месте покрутился,
Пощипал бородку клином
И ответил: - ?Господина,
О котором говорите,
Что для Вас он больше Бога,
Приходилось в Амстердаме
Видеть часто в синагоге.
Он был в хоре запевалой,
Рабби Файбиш – шустрый малый,
По немецки означает его имя – Бог Аполло,
Только Файбиш поклоняться – я ничуть не собираюсь.
Красный плащ? Известен, как же!
Восемь флоринов за локоть...
В долг был продан шарлатану,
Но уж год, как нет расчёта.
Его папа, Мозес Ичер,
Также хорошо известен.
Обрезание младенцев – вот статья его дохода,
Он ещё меж португальцев соверены подстригает.
Мать является кузиной
Свояка, и на базаре
Продаёт штаны в заплатах
И солёные томаты.
Сын – отъявленный пройдоха.
Струны знает он неплохо,
Но охотнее играет
В покер и таро ночами.
Не блюдёт законы предков,
Ест свинину, был уволен
И болтается по свету
Ряженым, с бродячим театром.
Пикельхеринга играл он,
Олоферна и Давида.
Роль последняя по нраву
Зрителям пришлась повсюду,
Ибо песнь царя-Давида
Исполнял он на иврите
С соблюдением тремоло,
Так как и во время оно.
Из театра Амстердама
Прихватил десяток девок,
Выдаёт он их за Музы,
А себя – за Аполлона.
Каждый раз одной толстушке,
Что визжит сильнее прочих,
Делает головомойку,
Звёт зелёною свиньёю.
Перевод с немецкого 23-25.03.11
Der Apollogott
I
Das Kloster ist hoch auf Felsen gebaut,
Der Rhein vorueberrauschet;
Wohl durch das Gitterfenster schaut
Die junge Nonne und lauschet.
Da faehrt ein Schifflein, maerchenhaft
Vom Abendrot beglaenzet;
Es ist bewimpelt von buntem Taft,
Von Lorbeern und Blumen bekraenzet.
Ein schoener blondgelockter Fant
Steht in des Schiffes Mitte;
Sein goldgesticktes Purpurgewand
Ist von antikem Schnitte.
Zu seinen Fuessen liegen da
Neun marmorschoene Weiber;
Die hochgeschuerzte Tunika
Umschliesst die schlanken Leiber.
Der Goldgelockte lieblich singt
Und spielt dazu die Leier;
Ins Herz der armen Nonne dringt
Das Lied und brennt wie Feuer.
Sie schlaegt ein Kreuz, und noch einmal
Schlaegt sie ein Kreuz, die Nonne;
Nicht scheucht das Kreuz die suesse Qual,
Nicht bannt es die bittre Wonne.
II
Ich bin der Gott der Musika,
Verehrt in allen Landen;
Mein Tempel hat in Graecia,
Auf Mont-Parnass gestanden.
Auf Mont-Parnass in Graecia,
Da hab ich oft gesessen
Am holden Quell Kastalia,
Im Schatten der Zypressen.
Vokalisierend sassen da
Um mich herum die Toechter,
Das sang und klang la-la, la-la!
Geplauder und Gelaechter.
Mitunter rief tra-ra, tra-ra!
Ein Waldhorn aus dem Holze;
Dort jagte Artemisia,
Mein Schwesterlein, die Stolze.
Ich weiss es nicht, wie mir geschah:
Ich brauchte nur zu nippen
Vom Wasser der Kastalia,
Da toenten meine Lippen.
Ich sang - und wie von selbst beinah
Die Leier klang, berauschend;
Mir war, als ob ich Daphne sah,
Aus Lorbeerbueschen lauschend.
Ich sang - und wie Ambrosia
Wohlrueche sich ergossen,
Es war von einer Gloria
Die ganze Welt umflossen.
Wohl tausend Jahr aus Graecia
Bin ich verbannt, vertrieben
Doch ist mein Herz in Graecia,
In Graecia geblieben.
III
In der Tracht der Beguinen,
In dem Mantel mit der Kappe
Von der groebsten schwarzen Sersche,
Ist vermummt die junge Nonne.
Hastig laengs des Rheines Ufern
Schreitet sie hinab die Landstrass,
Die nach Holland faehrt, und hastig
Fragt sie jeden, der vorbeikommt:
?Habt ihr nicht gesehn Apollo?
Einen roten Mantel traegt er,
Lieblich singt er, spielt die Leier,
Und er ist mein holder Abgott.?
Keiner will ihr Rede stehen,
Mancher dreht ihr stumm den Ruecken,
Mancher glotzt sie an und laechelt,
Mancher seufzet: Armes Kind!
Doch des Wegs herangetrottelt
Kommt ein schlottrig alter Mensch,
Fingert in der Luft, wie rechnend,
Naeselnd singt er vor sich hin.
Einen schlappen Quersack traegt er,
Auch ein klein dreieckig Huetchen;
Und mit schmunzelnd klugen Aeuglein
Hoert er an den Spruch der Nonne:
?Habt ihr nicht gesehn Apollo?
Einen roten Mantel traegt er,
Lieblich singt er, spielt die Leier,
Und er ist mein holder Abgott.?
Jener aber gab zur Antwort,
Waehrend er sein Koepfchen wiegte
Hin und her, und gar possierlich
Zupfte an dem spitzen Baertchen:
Ob ich ihn gesehen habe?
Ja, ich habe ihn gesehen
Oft genug zu Amsterdam,
In der deutschen Synagoge.
Denn er war Vorsaenger dorten,
Und da hiess er Rabbi Faibisch,
Was auf Hochdeutsch heisst Apollo -
Doch mein Abgott ist er nicht.
Roter Mantel? Auch den roten
Mantel kenn ich. Echter Scharlach,
Kostet acht Florin die Elle,
Und ist noch nicht ganz bezahlt.
Seinen Vater Moses Jitscher
Kenn ich gut. Vorhautabschneider
Ist er bei den Portugiesen.
Er beschnitt auch Souveraene.
Seine Mutter ist Cousine
Meines Schwagers, und sie handelt
Auf der Gracht mit sauern Gurken
Und mit abgelebten Hosen.
Haben kein Plaesier am Sohne.
Dieser spielt sehr gut die Leier,
Aber leider noch viel besser
Spielt er oft Tarock und L’hombre.
Auch ein Freigeist ist er, ass
Schweinefleisch, verlor sein Amt,
Und er zog herum im Lande
Mit geschminkten Komoedianten.
In den Buden, auf den Maerkten,
Spielte er den Pickelhering,
Holofernes, Koenig David,
Diesen mit dem besten Beifall.
Denn des Koenigs eigne Lieder
Sang er in des Koenigs eigner
Muttersprache, tremulierend
In des Nigens alter Weise.
Aus dem Amsterdamer Spielhuis
Zog er juengst etwelche Dirnen,
Und mit diesen Musen zieht er
Jetzt herum als ein Apollo.
Eine dicke ist darunter,
Die vorzueglich quiekt und gruenzelt;
Ob dem grossen Lorbeerkopfputz
Nennt man sie die gruene Sau.
HEINRICH HEINE
I
Стоял монастырь на скале у обрыва
Над Рейном угрюмым, седым.
Монашка младая в окно, молчаливо,
Смотрела под рокот воды.
В сиянье зари, пёстрых вымпелов гаме,
Кораблик тихонько плывёт.
Украшен цветами и лавра ветвями,
В волшебную сказку зовёт.
На палубе гордо стоит златокудрый,
В одеждах нарядных, герой.
Сияют на нём жемчуга, изумруды,
Подчёркнут античный покрой.
У ног его девять прекраснейших Граций,
В туниках, чей шёлк снежно бел.
А взгляды не властны на миг оторваться
От гибких, танцующих тел.
Поёт златокудрый, на лире играя,
и в сердце монашки стрелой
невидимой песня его проникает
и сердце теряет покой.
Она бьёт поклоны кресту многократно,
его прижимает к груди –
не страшен ей крест за восторги разврата,
и горечь желанна любви.
II
Я музыки Бог, оттого плащ мой красен.
Моих почитателей рать
Мне храм возвела на высоком Парнасе,
Чтоб музыке – славу играть.
Не раз в славной Греции, грезя воочию,
Я под кипарисом сидел;
На песню струящий, холодный источник,
В раздумьи глубоком глядел.
А дочери рядом на травах сидели
И пели ля-ля, тра-ля-ля.
Их шутки и смех непрерывно звенели
И в радости пела Земля.
Охотничий рог подпевал из долины,
Дымились в ущельях костры,
Привет подавая мне от Артемиды,
Строптивой и гордой сестры.
Во рту пересохло и губы устали -
Приник к роднику я, глотнуть,
Живительной влаги от нимфы Касталии,
Чтоб смысл в мои песни вдохнуть.
Я пел – и сама подпевала мне лира,
Согласно мотивам моим.
Казалось: средь лавров я Дафну увидел,
В волненье внимающей им.
И плыли вокруг ароматы амброзий,
Собой заполняя эфир,
Как будто был запахом глории-розы,
И больше ничем, полон мир.
Уж тысячу лет, как из Греции милой
Я изгнан и всеми забыт,
Но сердце моё – в той же Греции милой,
И Греции принадлежит.
III
В одеяньи бегуина,
Под мантильей с капюшоном
Из шершавой чёрной саржи,
Укрывается монашка.
На пути, мощёном камнем,
Что ведёт вдоль брега Рейна
На Голландию, поспешно
Всех прохожих вопрошает:
?Вы не видели Аполло?
Он плащом укрыт пурпурным,
Он поёт, бренчит на лире –
Я его обожествляю!?
Заводить беседу с девой
Пешеходы не желают:
То ехидно улыбнутся,
То сочувственно вздыхают.
Старец, как руины древний,
Остановлен юной девой.
Он считает будто что-то
И похож на звездочёта.
В треуголке невозможной,
С ним большой мешок дорожный,
Умные глаза с хитринкой –
Вот он перед бегуинкой:
- ?Вы не видели Аполло?
Он плащом укрыт пурпурным,
Он поёт, бренчит на лире,
Я его обожествляю!?.
Старичок остановился
И на месте покрутился,
Пощипал бородку клином
И ответил: - ?Господина,
О котором говорите,
Что для Вас он больше Бога,
Приходилось в Амстердаме
Видеть часто в синагоге.
Он был в хоре запевалой,
Рабби Файбиш – шустрый малый,
По немецки означает его имя – Бог Аполло,
Только Файбиш поклоняться – я ничуть не собираюсь.
Красный плащ? Известен, как же!
Восемь флоринов за локоть...
В долг был продан шарлатану,
Но уж год, как нет расчёта.
Его папа, Мозес Ичер,
Также хорошо известен.
Обрезание младенцев – вот статья его дохода,
Он ещё меж португальцев соверены подстригает.
Мать является кузиной
Свояка, и на базаре
Продаёт штаны в заплатах
И солёные томаты.
Сын – отъявленный пройдоха.
Струны знает он неплохо,
Но охотнее играет
В покер и таро ночами.
Не блюдёт законы предков,
Ест свинину, был уволен
И болтается по свету
Ряженым, с бродячим театром.
Пикельхеринга играл он,
Олоферна и Давида.
Роль последняя по нраву
Зрителям пришлась повсюду,
Ибо песнь царя-Давида
Исполнял он на иврите
С соблюдением тремоло,
Так как и во время оно.
Из театра Амстердама
Прихватил десяток девок,
Выдаёт он их за Музы,
А себя – за Аполлона.
Каждый раз одной толстушке,
Что визжит сильнее прочих,
Делает головомойку,
Звёт зелёною свиньёю.
Перевод с немецкого 23-25.03.11
Der Apollogott
I
Das Kloster ist hoch auf Felsen gebaut,
Der Rhein vorueberrauschet;
Wohl durch das Gitterfenster schaut
Die junge Nonne und lauschet.
Da faehrt ein Schifflein, maerchenhaft
Vom Abendrot beglaenzet;
Es ist bewimpelt von buntem Taft,
Von Lorbeern und Blumen bekraenzet.
Ein schoener blondgelockter Fant
Steht in des Schiffes Mitte;
Sein goldgesticktes Purpurgewand
Ist von antikem Schnitte.
Zu seinen Fuessen liegen da
Neun marmorschoene Weiber;
Die hochgeschuerzte Tunika
Umschliesst die schlanken Leiber.
Der Goldgelockte lieblich singt
Und spielt dazu die Leier;
Ins Herz der armen Nonne dringt
Das Lied und brennt wie Feuer.
Sie schlaegt ein Kreuz, und noch einmal
Schlaegt sie ein Kreuz, die Nonne;
Nicht scheucht das Kreuz die suesse Qual,
Nicht bannt es die bittre Wonne.
II
Ich bin der Gott der Musika,
Verehrt in allen Landen;
Mein Tempel hat in Graecia,
Auf Mont-Parnass gestanden.
Auf Mont-Parnass in Graecia,
Da hab ich oft gesessen
Am holden Quell Kastalia,
Im Schatten der Zypressen.
Vokalisierend sassen da
Um mich herum die Toechter,
Das sang und klang la-la, la-la!
Geplauder und Gelaechter.
Mitunter rief tra-ra, tra-ra!
Ein Waldhorn aus dem Holze;
Dort jagte Artemisia,
Mein Schwesterlein, die Stolze.
Ich weiss es nicht, wie mir geschah:
Ich brauchte nur zu nippen
Vom Wasser der Kastalia,
Da toenten meine Lippen.
Ich sang - und wie von selbst beinah
Die Leier klang, berauschend;
Mir war, als ob ich Daphne sah,
Aus Lorbeerbueschen lauschend.
Ich sang - und wie Ambrosia
Wohlrueche sich ergossen,
Es war von einer Gloria
Die ganze Welt umflossen.
Wohl tausend Jahr aus Graecia
Bin ich verbannt, vertrieben
Doch ist mein Herz in Graecia,
In Graecia geblieben.
III
In der Tracht der Beguinen,
In dem Mantel mit der Kappe
Von der groebsten schwarzen Sersche,
Ist vermummt die junge Nonne.
Hastig laengs des Rheines Ufern
Schreitet sie hinab die Landstrass,
Die nach Holland faehrt, und hastig
Fragt sie jeden, der vorbeikommt:
?Habt ihr nicht gesehn Apollo?
Einen roten Mantel traegt er,
Lieblich singt er, spielt die Leier,
Und er ist mein holder Abgott.?
Keiner will ihr Rede stehen,
Mancher dreht ihr stumm den Ruecken,
Mancher glotzt sie an und laechelt,
Mancher seufzet: Armes Kind!
Doch des Wegs herangetrottelt
Kommt ein schlottrig alter Mensch,
Fingert in der Luft, wie rechnend,
Naeselnd singt er vor sich hin.
Einen schlappen Quersack traegt er,
Auch ein klein dreieckig Huetchen;
Und mit schmunzelnd klugen Aeuglein
Hoert er an den Spruch der Nonne:
?Habt ihr nicht gesehn Apollo?
Einen roten Mantel traegt er,
Lieblich singt er, spielt die Leier,
Und er ist mein holder Abgott.?
Jener aber gab zur Antwort,
Waehrend er sein Koepfchen wiegte
Hin und her, und gar possierlich
Zupfte an dem spitzen Baertchen:
Ob ich ihn gesehen habe?
Ja, ich habe ihn gesehen
Oft genug zu Amsterdam,
In der deutschen Synagoge.
Denn er war Vorsaenger dorten,
Und da hiess er Rabbi Faibisch,
Was auf Hochdeutsch heisst Apollo -
Doch mein Abgott ist er nicht.
Roter Mantel? Auch den roten
Mantel kenn ich. Echter Scharlach,
Kostet acht Florin die Elle,
Und ist noch nicht ganz bezahlt.
Seinen Vater Moses Jitscher
Kenn ich gut. Vorhautabschneider
Ist er bei den Portugiesen.
Er beschnitt auch Souveraene.
Seine Mutter ist Cousine
Meines Schwagers, und sie handelt
Auf der Gracht mit sauern Gurken
Und mit abgelebten Hosen.
Haben kein Plaesier am Sohne.
Dieser spielt sehr gut die Leier,
Aber leider noch viel besser
Spielt er oft Tarock und L’hombre.
Auch ein Freigeist ist er, ass
Schweinefleisch, verlor sein Amt,
Und er zog herum im Lande
Mit geschminkten Komoedianten.
In den Buden, auf den Maerkten,
Spielte er den Pickelhering,
Holofernes, Koenig David,
Diesen mit dem besten Beifall.
Denn des Koenigs eigne Lieder
Sang er in des Koenigs eigner
Muttersprache, tremulierend
In des Nigens alter Weise.
Aus dem Amsterdamer Spielhuis
Zog er juengst etwelche Dirnen,
Und mit diesen Musen zieht er
Jetzt herum als ein Apollo.
Eine dicke ist darunter,
Die vorzueglich quiekt und gruenzelt;
Ob dem grossen Lorbeerkopfputz
Nennt man sie die gruene Sau.
HEINRICH HEINE
Метки:
