Сомнамбулический романс, перевод
Особенность испанского романсного стиха в том, что он держится не на точном чередовании ударных и безударных слогов, а на равном общем количестве слогов в строке. Изначально романсная строка была шестнадцатислоговая, с цезурой (паузой) после восьмого слога. Рифмовались строки ассонансно. Позже такую строку стали разбивать на две, и рифмоваться они стали через одну, с холостыми рифмами нечётных строк.
Особенность Сомнамбулического романса - и его сложность - не только в уникальных образах, рисующих двусмысленную картину происходящего и передающих особенное напряжение, но и в использовании единой сквозной рифмы на всё стихотворение. Этот приём Лоркой был заимствован из классической арабской поэзии. Уроженец Гранады, он одинаково трепетно относился к цыганскому, испанскому и арабскому, которые тесно сплелись в этом городе.
Ну что ж, я сквозила, как могла :)
Люблю тебя, цвет зелёный.
Зелены ветер и ветви.
В море качается лодка,
конь по горам предрассветным.
Она у перил бездвижна,
по пояс во мгле дремотной,
глаз серебро ледяное,
вызелень волос и плоти.
Люблю тебя, цвет зелёный.
Луна цыганская выйдет,
вокруг на неё всё смотрит,
она ничего не видит.
Люблю тебя, цвет зелёный.
Звёзды с морозом во взгляде
являются с рыбой мрака,
рассвету пути изладив.
Шершавой ветвей наждачкой
смоковница ветер драит.
Гора жиганистой кошкой
щетинит бока лесами.
Но кто придёт? И откуда?
Она сидит и не встанет.
Вызелень волос и плоти.
Море во снах её давних.
— Земляк, хочу поменяться.
Отдам я коня за кровлю,
отдам за зеркало упряжь,
нож я отдам за покровы.
Земляк, с перевалов Кабры
иду, истекая кровью.
— Парень, была б моя воля,
хватило бы мне и слова.
Только я ведь уже не я,
и кров мой уже не кров мой.
— Земляк, умереть в кровати
хочу я, не под забором,
в кровати, может, железной,
на простыни чистой и новой.
Разве не видишь ты рану
от сердца и вверх до горла?
— На белой твоей рубашке
триста роз расцвело чёрных.
До пояса кровь стекает,
и всё здесь пропахло кровью.
Только я ведь уже не я,
и кров мой уже не кров мой.
— Так дай мне хотя б подняться
к высоким этим перилам!
О, дай мне, дай мне подняться
к зелёным этим перилам!
К перилам лунного света,
где воды гудят уныло!
Вот поднимаются оба
к высоким лунным перилам.
Следы оставляют кровью,
болью своей наследили.
Под крышами трепетали
фонарики жестяные.
Бубны стеклянные рани
лицо до крови разбили.
Люблю тебя, цвет зелёный.
Зелены ветер и ветви.
Вот поднялись они оба.
Оставил им щедрый ветер
привкус на губах нестойкий
жёлчи и пряной зелени.
– Земляк мой! Где же дочь твоя
горькая, ты поведай мне?
- Сколько тебя дожидалась,
высматривала преданно -
нежность лица, смоль её кос
за перилами в темени!
На лике воды цыганка
покачивалась дремотно.
Глаз серебро ледяное.
Вызелень волос и плоти.
Луна на воде цыганку
держала лучом холодным.
Уменьшилась ночь до тени
тихого сонного сквера.
Пьяные злые жандармы
в доме выбивали двери.
Люблю тебя, цвет зелёный.
Зелены ветер и ветви.
В море качается лодка,
конь по горам предрассветным.
Особенность Сомнамбулического романса - и его сложность - не только в уникальных образах, рисующих двусмысленную картину происходящего и передающих особенное напряжение, но и в использовании единой сквозной рифмы на всё стихотворение. Этот приём Лоркой был заимствован из классической арабской поэзии. Уроженец Гранады, он одинаково трепетно относился к цыганскому, испанскому и арабскому, которые тесно сплелись в этом городе.
Ну что ж, я сквозила, как могла :)
Люблю тебя, цвет зелёный.
Зелены ветер и ветви.
В море качается лодка,
конь по горам предрассветным.
Она у перил бездвижна,
по пояс во мгле дремотной,
глаз серебро ледяное,
вызелень волос и плоти.
Люблю тебя, цвет зелёный.
Луна цыганская выйдет,
вокруг на неё всё смотрит,
она ничего не видит.
Люблю тебя, цвет зелёный.
Звёзды с морозом во взгляде
являются с рыбой мрака,
рассвету пути изладив.
Шершавой ветвей наждачкой
смоковница ветер драит.
Гора жиганистой кошкой
щетинит бока лесами.
Но кто придёт? И откуда?
Она сидит и не встанет.
Вызелень волос и плоти.
Море во снах её давних.
— Земляк, хочу поменяться.
Отдам я коня за кровлю,
отдам за зеркало упряжь,
нож я отдам за покровы.
Земляк, с перевалов Кабры
иду, истекая кровью.
— Парень, была б моя воля,
хватило бы мне и слова.
Только я ведь уже не я,
и кров мой уже не кров мой.
— Земляк, умереть в кровати
хочу я, не под забором,
в кровати, может, железной,
на простыни чистой и новой.
Разве не видишь ты рану
от сердца и вверх до горла?
— На белой твоей рубашке
триста роз расцвело чёрных.
До пояса кровь стекает,
и всё здесь пропахло кровью.
Только я ведь уже не я,
и кров мой уже не кров мой.
— Так дай мне хотя б подняться
к высоким этим перилам!
О, дай мне, дай мне подняться
к зелёным этим перилам!
К перилам лунного света,
где воды гудят уныло!
Вот поднимаются оба
к высоким лунным перилам.
Следы оставляют кровью,
болью своей наследили.
Под крышами трепетали
фонарики жестяные.
Бубны стеклянные рани
лицо до крови разбили.
Люблю тебя, цвет зелёный.
Зелены ветер и ветви.
Вот поднялись они оба.
Оставил им щедрый ветер
привкус на губах нестойкий
жёлчи и пряной зелени.
– Земляк мой! Где же дочь твоя
горькая, ты поведай мне?
- Сколько тебя дожидалась,
высматривала преданно -
нежность лица, смоль её кос
за перилами в темени!
На лике воды цыганка
покачивалась дремотно.
Глаз серебро ледяное.
Вызелень волос и плоти.
Луна на воде цыганку
держала лучом холодным.
Уменьшилась ночь до тени
тихого сонного сквера.
Пьяные злые жандармы
в доме выбивали двери.
Люблю тебя, цвет зелёный.
Зелены ветер и ветви.
В море качается лодка,
конь по горам предрассветным.
Метки: