Джон Китс. Ода соловью
ДЖОН КИТС. ОДА СОЛОВЬЮ
Боль лижет сердце; чувства, онемев,
Ждут, чтобы разум, наконец, уснул,
Как будто трав иль опиума мне
Пришлось отпить … и в Лету я скользнул.
То не из зависти к твоей судьбе,
Я слишком счастлив счастием твоим –
Что ты, дриада трепетных ветвей,
В их музыке найдя мотив себе,
Игрой теней и зелени томим,
Над летом льешься в вольном естестве.
О! Пригубить винтаж, что заточен
Был много лет в пещерах над рекой,
В грехе солнцепоклонства уличен,
Прованса полон страстности сухой,
О! Кубок пригубить, - и юга страсть,
И влажность Гиппокрены ощутить,
Узнать ее в пурпурной пене струй,
Прильнуть ко рту бокала, и украсть
Себя из мира, крылья распустить,
Пропасть с тобой в игре зеленых струн.
Пропасть, растаять, начисто забыть
То, что тебе не доводилось знать –
Усталость, суету и жалкий быт,
Здесь, где не петь приходят, а стонать,
Где паралич трясет седую прядь,
Где молодость больна и смерти ждет,
Где мыслить – значит порождать печаль,
И горе горстью брать,
Где, в землю глядя, Красота идет,
С Любовью разминувшись невзначай.
Скорее прочь! К тебе меня примчит
Не Вакха леопардовая прыть:
Ум приземлять сегодня нет причин,
Когда Поэзия велит парить!
Уже с тобой! Ночь трепетно нежна!
На трон луна уж, может быть, взошла,
И феи-звезды обступили трон,
Но чаща здесь по-прежнему темна,
Лишь струйки света льются сквозь тела
Сплетенных веток с островерхих крон.
Я в темноте не узнаю цветов,
Чьи фимиамы виснут, словно сон,
Но без конца отгадывать готов,
Кого цветеньем одарил сезон –
Траву, подлесок, яблоньку-дичка,
Семейство эглантерий-недотрог,
Боярышник, фиалок завитки;
Вино росы принять в гортань цветка
Уж розе мускусной приходит срок,
И в танце пьяном - мошки, мотыльки.
Я слушаю во тьме; как много раз
В незлую смерть я был почти влюблен,
Стелил ей рифмы в окончаньи фраз,
Дарил дыханье ласковых имен;
Теперь, как никогда, любезна смерть.
Уйти без боли, ночью этой стать,
Куда всю душу вылить, всю до дна
Ты смог посметь.
Ты будешь петь, я буду в дерн врастать,
Дар реквиему, праха тишина.
Смерть – то не твой удел, пернатый бог!
Голодных поколений череда
Не втопчет в грязь напев, что превозмог
Ток времени, - раба, царя, шута
Слух усладив; быть может, голос твой
Средь нив чужих израненной душе
Печальной Руфи был необходим;
Или подхватывал его прибой,
И ноту, еле слышную уже,
Нес к кораблю, что в бухте был один.
Один! Не слово – колокола бой!
Звонит по мне, назад меня зовет,
Вдаль от тебя. Прощай. Прощай, и пой!
Фантазий ложь недолгий век живет.
Прощай, прощай, твой жалобный мотив
Все тише над лугами, над ручьем;
Взошел на склон и за холмом пропал,
Последним звуком душу восхитив.
Исчезла музыка. Кто был в уме моем?
Я бодрствую? Я спал? В чьем сне я спал?
Боль лижет сердце; чувства, онемев,
Ждут, чтобы разум, наконец, уснул,
Как будто трав иль опиума мне
Пришлось отпить … и в Лету я скользнул.
То не из зависти к твоей судьбе,
Я слишком счастлив счастием твоим –
Что ты, дриада трепетных ветвей,
В их музыке найдя мотив себе,
Игрой теней и зелени томим,
Над летом льешься в вольном естестве.
О! Пригубить винтаж, что заточен
Был много лет в пещерах над рекой,
В грехе солнцепоклонства уличен,
Прованса полон страстности сухой,
О! Кубок пригубить, - и юга страсть,
И влажность Гиппокрены ощутить,
Узнать ее в пурпурной пене струй,
Прильнуть ко рту бокала, и украсть
Себя из мира, крылья распустить,
Пропасть с тобой в игре зеленых струн.
Пропасть, растаять, начисто забыть
То, что тебе не доводилось знать –
Усталость, суету и жалкий быт,
Здесь, где не петь приходят, а стонать,
Где паралич трясет седую прядь,
Где молодость больна и смерти ждет,
Где мыслить – значит порождать печаль,
И горе горстью брать,
Где, в землю глядя, Красота идет,
С Любовью разминувшись невзначай.
Скорее прочь! К тебе меня примчит
Не Вакха леопардовая прыть:
Ум приземлять сегодня нет причин,
Когда Поэзия велит парить!
Уже с тобой! Ночь трепетно нежна!
На трон луна уж, может быть, взошла,
И феи-звезды обступили трон,
Но чаща здесь по-прежнему темна,
Лишь струйки света льются сквозь тела
Сплетенных веток с островерхих крон.
Я в темноте не узнаю цветов,
Чьи фимиамы виснут, словно сон,
Но без конца отгадывать готов,
Кого цветеньем одарил сезон –
Траву, подлесок, яблоньку-дичка,
Семейство эглантерий-недотрог,
Боярышник, фиалок завитки;
Вино росы принять в гортань цветка
Уж розе мускусной приходит срок,
И в танце пьяном - мошки, мотыльки.
Я слушаю во тьме; как много раз
В незлую смерть я был почти влюблен,
Стелил ей рифмы в окончаньи фраз,
Дарил дыханье ласковых имен;
Теперь, как никогда, любезна смерть.
Уйти без боли, ночью этой стать,
Куда всю душу вылить, всю до дна
Ты смог посметь.
Ты будешь петь, я буду в дерн врастать,
Дар реквиему, праха тишина.
Смерть – то не твой удел, пернатый бог!
Голодных поколений череда
Не втопчет в грязь напев, что превозмог
Ток времени, - раба, царя, шута
Слух усладив; быть может, голос твой
Средь нив чужих израненной душе
Печальной Руфи был необходим;
Или подхватывал его прибой,
И ноту, еле слышную уже,
Нес к кораблю, что в бухте был один.
Один! Не слово – колокола бой!
Звонит по мне, назад меня зовет,
Вдаль от тебя. Прощай. Прощай, и пой!
Фантазий ложь недолгий век живет.
Прощай, прощай, твой жалобный мотив
Все тише над лугами, над ручьем;
Взошел на склон и за холмом пропал,
Последним звуком душу восхитив.
Исчезла музыка. Кто был в уме моем?
Я бодрствую? Я спал? В чьем сне я спал?
Метки: