Омар Хайям VII

VII. хадж: зеркало творца

1.
Дорогам нет начала и конца.
Искал я чашу Джама-гордеца.
Однажды в душу собственную глянул –
и там увидел зеркало Творца.

3.
В степях своих просторных – жив аллах,
и в реках непокорных – жив аллах.
Зверье и рыбы, птицы и растенья –
всё зеркала, в которых жив аллах.

4.
Вселенную-кувшин не расколоть,
поскольку в ней душа жива – господь.
Вода и глина, и огонь, и ветер –
единство обретающая плоть.

7.
О искатель! Того, кто в тебе отражен,
если ты не заметил, то зренья лишен.
Ничего в тебе нет – о Хайям! – кроме бога.
Кто виновен, что ты сам себя не нашел?

16.
В неволе у боли и лжи
остались мои кутежи.
Дожить бы до счастья – и спиться!
и камни бросать в миражи.

17.
Долгих лет пожелаю я только врагу,
ибо долгие лета сгибают в дугу.
На красавицу взгляда поднять я не в силах –
скоро чашу вина я поднять не смогу.

21.
Ни с чем сюда пришедший обречен
идти ни с чем к аллаху на отчет.
При чем здесь грех, когда уходить время?
Пей иль не пей – а время истечет.

29.
Мы грешим и грешим, нас осудят с тобой.
Трубный голос вершин нас разбудит с тобой.
Но до этого – богу известного – часа
будет мир нерушим. Нас не будет с тобой.

39.
Друзей призываю как песни пою
за свой дастархан и на свадьбу свою.
Рейханским полны дорогие кувшины,
я чашу свою опустевшую пью.

49.
Седьмая мается звезда среди небесных толщ.
Темна четвертая вода, наполнившая ковш.
Испей, тебе я говорю, – теперь в последний раз:
когда уйдешь ты навсегда, ты навсегда уйдешь.

58.
Осыпаема пылью дорожной, прошла
моя жизнь. В суете всевозможной прошла.
Я доволен судьбой – не совсем безнадежной –
благодарен я жизни за то, что прошла.

69.
Как белый сокол, в небесах растаяв,
взлетев на поиск заповедной тайны,
я обнаружил пустоту пространства
и возвращаюсь на руку султану.

71.
Опыт дальней и трудной дороги – ничто;
и предания мудрые строки – ничто.
Все, что ты приобрел, – прошагал ли полмира,
просидел ли всю жизнь на пороге – ничто!

76.
Звезды негасимой загадочный свет
в ночи наблюдают мудрец и поэт.
Но кто же любовь по линейке измерит?
кто выверит сердцем движенье планет?


78.
А истины узор сплести и расплести –
как горсть святой воды из Мекки донести.
Сиреневая ветвь качнется надо мною –
и снова черный зной постылого пути.

79.
Темны для нас загадки бытия.
Мы слушаем, дыханье затая:
как будто чей-то голос за портьерой...
Сорвешь ее – и где мы, ты и я?

81.
Небесной мудрости нелепый ученик,
я эту землю покидаю через миг.
Листы трудов своих просматриваю с болью –
и вижу только первый черновик.

121.
Мы необъятны, словно океаны,
мы творчеством безбожным окаянны.
Суфийские кувшины захлебнутся
таинственными винами Хайяма.

123.
В мировой океан возвратится слеза,
и песчинка вернется в пустыню назад.
Так и мы. Словно через открытые окна
залетит и опять улетит стрекоза.

131.
Войдет случайный человек, займет твое жилище,
поскольку прежнего жильца вовеки не отыщет;
в чужих краях, в густых пластах крутого чернозема
аллах поднимет горсть земли и душу ей надышит.

156.
Открой пути и наведи мосты
над безднами бесплодной суеты.
Мы тлен и немочь. Указать дорогу
во всей вселенной можешь только ты.

157.
И мертвых, и живых, и нерожденных ты
не удостоишь словом с высоты,
а тварь дрожащая, погибшая до срока,
дает уроки зла и доброты.

158.
Я обязан аллаху решительно всем.
Я как семя пшеницы в господнем овсе.
Если колос мой гнется под тяжестью зерен,
то, наверно, его неудачен посев?

159.
Мы здесь с тобою, Господи, одни,
как это было в памятные дни,
когда ты мне открылся... и покинул.
Или, или, лама сагвахани!

160.
Когда топтали все, что я достиг,
когда глотал я слезы или крик,
ты приходил... и обещал прощенье!
Тупой осел ты, пьяный Ты старик!

163.
Небеса мою плоть, как кувшин, сокрушат
и увидеть лицо бытия разрешат.
Семь высоких небес и четыре стихии –
в них души, может быть, не увидит душа.

164.
Погаснет ли звезда над нами – и зачем?
Рассыплется ли твердь земная – и зачем?
Хватая за рукав создателя вселенной,
быть может, хоть тогда узнаю я, зачем.