божественная комедия чистилище песнь двадцать трет

Леса опять загадочно дрожали.
И листья где-то плакали у рук.
И птицы к нам с улыбкой прилетали.

И приносили непонятный звук.
И снова тихо,трепетно шептали.
-Идем,идем нам надо взять тот круг...

Сказал учитель и смотрел на дали.
Смотрел на этот терептный простор.
И вдруг слова какие-то упали.

Labia mea Domine...с тех гор.
И этот свет опять мечты касался.
И этот свет опять упал...на взор.

-Отец кто здесь...ты видишь...испугался.
А он в ответ-Спокойным будь и будь.
Моя рука и помни я сражался.

И впереди опять нелегкий путь.
И тени эти странные вставали.
И как-то странно все смотрели...в грудь.

И улетали, и опять молчали.
И круг за кругом обгоняли нас.
То крылья их загадочно упали.

То вдруг загадка заблестит у глаз.
И крылья их и тело их повсюду.
И словно ждут какой-то все приказ.

Тела несут болезни и простуду.
И на ветру от боли шелестят.
И больше верят трепетному чуду.

А разуму поверить не хотят.
И я подумал-Все с Ерусалима.
Другие боги им уже велят.

Глазницы только проплывали мимо.
И буква М сияла между них.
И было все загадочно-незримо.

В каких-то звуках...вечно роковых.
И я опять о чем-то разумея.
Не мог понять...ни мертвых ни живых.

Загадка непонятного злодея.
И тело есть, и тела нету вдруг.
И все глядели...молча...не жалея.

Ерусалим,я зашептал от мук.
Другие души и другие боги.
Другой,другой совсем зловещий стук.

И вот глаза как-то особо строги.
И вдруг вцепились и кричали мне.
-Для нас во всем сейчас одни итоги.

Я вспомнил странный стих о сатане.
И этот взгляд усталый приближался.
Фарезе я увидел в тишине.

-А ты смотрю,совсем не обознался.
Привет родимый,как ты здесь живешь.
Он в этой бледной коже извивался...

И я увидел,как играла дрожь.
-Меня узнал,спасибо и за это.
Сейчас совсем другая молодежь.

Я отвечал-Я помню блики света.
И ты тогда совсем один лежал.
Я плакал,плакал звуками поэта.

Поэта мукой...вечно отпевал...
Но что случилось...вместо тела...тени.
И этот взгляд, и этот злой оскал.

И он в ответ-Я стал таким от лени.
Всегда любил покушать и поспать.
А дерево упало на колени.

Чтобы сильней молитвой проклинать.
А дерево нас иглами терзает.
И вечно будеть иглами терзать.

Душа о пище каждый раз мечтает.
А дерево все кушанья таит...
И тело наше постепенно тает.

И постепенно этот жуткий вид.
Покушать есть с собою,хоть чего-то.
Желудок мой всем это говорит.

Вот так и мы...и вся наша забота.
Печальный и мучительный удел.
В желудке пусто и за рвотой рвота.

А я в ответ-Прошло так много дел.
Пять лет как ты в земле лежать остался.
Пять лет,как я без вас осиротел.

Я сколько раз от горя убивался.
И все глядел на этот старый склеп.
И образ твой казался и казался.

А я от горя даже чуть ослеп.
А ты в каком-то странном заточенье.
Ерусалим дает тебе твой хлеб.

А он в ответ-Реки одно теченье.
И мне ее испить навек дано.
И только Нелла где-то в отдаленье.

Ее мольба...а мне не все равно.
Я бросился ее искать навеки.
И вот нашел какое-то бревно.

А я целую через вечность...веки.
Моя жена,она всегда скорбит.
Ее не тронут знатные калеки.

Ее любовь и сердце закипит.
Святая честь,она всегда святая.
Сардинская Барбаджа-все велит.

А ты гляди,гляди не уставая.
И образ мой навеки вспоминай.
Моя любовь...другая...неземная.

А я все шел искать ее,ты знай.
Я шел и шел,куда идти...не зная.
И вот сюда примчался невзначай.

Жена моя-прекрасная такая.
Ну как она...там говорят гудят.
И голой грудью рынок открывая...

Идет красотка открывая зад.
А я кричу не надо оголяться.
Не надо оголяться всем, подряд.

Мой жена,ее глаза мне снятся.
И все глядит загадочно в упор.
И я голодный стану извиняться.

Или веду какой-то разговор.
А в жизни той она меня кормила.
Хотя я был порядочный бретер.

А я в отве-Когда все это было...
И что сейчас об этом рассуждать.
Любила,не любила...позабыла.

Рай или ад и кто сейчас там ****ь.
Сестра того,кого ты презирая...
Забыл давно...не станет вспоминать.

Сестра того,а грудь ее большая.
На рынке с этой грудью все стоит.
Жалаешь взять...плати...и шепот рая.

На пол-часа, про вечность говорит.
Там все не так,как ты себе придумал.
Там все не так и память не хранит.

И кто сейчас морковку чью-то схрюмал.
И кто кого целует и обнял.
Что из того...что голодал и думал.

Что из того,что кто-то потерял.
Там все не так,не те уже законы.
Не та судьба...и странный идеал.

С открытой грудью принимает...стоны.

С открытой грудью...там их весь квартал.