божественная комедия чистилище песнь двадцать четв
И снова эти дали расступались.
И снова мы устало шли вперед.
И эти мысли навсегда прощались.
Никто их в эти дали не несет.
И только тени...снова тени,тени.
И снова взгляд их сердце достает.
Я говорил-Там в небесах ступени.
И навсегда такой усталый взгляд.
Она идет так медленно...из лени...
А где Пиккарда,где ее наряд.
Но нет его и все вокруг пустынно.
Прошли...ушли...все сгинули подряд.
А тень в ответ-Все это так обидно.
Моя сестра,мой ангел неземной.
Прошла...ушла и вот ее не видно.
И он устало вздрогнул головой.
Потом сказал-Здесь все так знамениты.
Здесь все блистают вечной красотой.
И Бонаджунта Луккский,там где плиты.
Опять глядит на нас из темноты.
Любитель церкви и ее защиты.
Святая церковь-вместо красоты.
Он где-то там из Тура выползает.
Угри нам дарит,набивая рты.
Он говорил,глядя как ряд шагает.
Один,второй,потом еще...еще.
И кто-то взглядом трепетным блуждает.
А кто-то взглядом дразнит...горячо.
И Убальдин и Бонифаций-рядом.
И все глядят ему через плечо.
И вот Маркез и с голубым нарядом.
Куда-то так с презрением глядел.
Все шел и шел,потом кривлялся задом.
Потом его дарить всем...захотел.
А вот поэт,конечно это Лукка.
Глядел устало и опять запел.
Потом сказал...о чем!? Не слышал звука.
Но он опять о чем-то говорил.
И понял я ,что это просто мука.
Что нету слов,что он без песен жил.
-Скажи слова,я прошептал устало.
-Чтоб каждый звук мне сердце растопил.
Он отвечал-А муза все шептала.
Есть женщина,она мне дарит свет.
Она проходит там,без покрывала.
И я загадкой трепетной согрет.
Ее глаза усталый свет дарили.
И говорили трепетно-поэт!
Они мне сны когда-то воротили.
И где-то там,за звездной пеленой...
И каждый раз,они все были,были.
И я в ответ-Мне сон понятен твой.
И я в ответ-Понятны звуки эти.
Которые вдруг стали-красотой.
Он отвечал-Гвиттон Нотарий Цетти.
Не им про эту вечность говорить.
Для них стихи-мучительные сети.
Которые нельзя...не утопить.
Для них стихи,забытые напевы.
Которые лишь надо хоронить.
А я всегда ждал вечной королевы.
И так хотел о красоте сказать.
Мои стихи...о где вы,где вы,где вы.
Но птицы вдруг все бросились летать.
Они тогда у Нила зимовали.
И много их...и их не сосчитать.
И тени все опять вперед шагали.
И за собой несли усталый мрак.
Все говорили, а потом молчали...
Потом опять все перешли на шаг.
Устало и загадочно-тоскливо.
Но все глядели,как заклятый враг.
Фарезе рядом шел неторопливо.
Молчал в ответ и что-то говорил.
И вдруг сказал-Смотри как здесь красиво.
А я в ответ-Я здесь когда-то был.
Мне этот край мой дом напоминает.
Мой тихий дом,где я тогда молил.
Он что-то мне сквозь эту даль кивает.
И все зовет...неведомо куда.
И яблоня опять та вырастает.
И он сказал-Все это ерунда!
И у меня был дом когда-то,где-то.
Теперь пропал и скрылся без следа.
И у меня была моя планета.
Моя жена...так ты там говоришь.
С открытой грудью...вечно не одета...
А рядом с ней заплаканный малыш.
И это все я должен знать навеки.
Зачем мне это,лучше просто-шыш.
А он все дом,а он все сад и реки.
А мне уже на это наплевать.
Какие-то загробные калеки.
Идут,идут ****ушек целовать.
И он ушел,ушел куда-то...вдали.
И я не смог его все удержать.
И две души со мною все стояли.
Молчали все и прятали испуг.
Глаза у них загадочно дрожали.
Дрожали тени их усталых рук.
Они молчали и сказать не смели.
А та душа...ушла,ушла за круг.
И где-то снова листья зашумели.
И дерево с огромной темнотой.
И ствол его мы так не разглядели.
Он вверх летел и слился там с горой.
И ветки были выше небосклона.
Держали звезды в мощности...слепой.
Я не познал священного закона.
Его такой великой красоты.
Его голубоглазая корона.
И там горели странные цветы.
И блеск дрожал и уходил куда-то...
И были так зловещи все черты.
-Идите вдаль туда,в огни заката.
Вам этих слов великих не понять.
Здесь Евою еще листва примята.
Вдруг из листвы стал шепот вырастать.
И снова,снова где-то зашептало.
И странно было слышать...все опять.
И тени вдруг шагнули где-то вяло.
Одна сказала-Помнишь этот род.
И та душа...она все жрала,жрала.
И как евреи шли тогда в поход.
И Гедеин тогда забыл их веру.
Хотя всегда он помнил их...доход.
И мы прошли загадочно пещеру.
Там те обжоры голосили вдруг.
Потом все вышли поплевать к барьеру.
Узнав какой-то непонятный звук.
Потом они сидели и кряхтели.
Штаны повесив прямо здесь на сук.
И снова нам слова сквозь мрак летели.
-Кто вы такие,голос задрожал.
От этих слов и листья шелестели.
От этих слов и склон горы упал.
Металл звенел и превращался в стужу.
А стужа превращается в металл.
Какой-то взгляд я в сердце обнаружу.
Ведь это он...он где-то говорил.
И вот уже покорен тому мужу.
Иду вперед и путь тот не забыл.
И я опять иду за мудрецами.
Опять,опять я им послушен был.
И этот путь опять прощен цветами.
Опять дарил улыбку или взгляд.
Опять пленял загадочными снами.
Идти вперед и не идти назад.
Какое-то последнее мгновенье.
Мне это сердце дарит наугад.
И я услышал-Есть одно творенье.
К нему идти и ноги преклонить.
Ты будешь плакать под стихотворенье.
А я в стихах хочу всех полюбить...
И снова мы устало шли вперед.
И эти мысли навсегда прощались.
Никто их в эти дали не несет.
И только тени...снова тени,тени.
И снова взгляд их сердце достает.
Я говорил-Там в небесах ступени.
И навсегда такой усталый взгляд.
Она идет так медленно...из лени...
А где Пиккарда,где ее наряд.
Но нет его и все вокруг пустынно.
Прошли...ушли...все сгинули подряд.
А тень в ответ-Все это так обидно.
Моя сестра,мой ангел неземной.
Прошла...ушла и вот ее не видно.
И он устало вздрогнул головой.
Потом сказал-Здесь все так знамениты.
Здесь все блистают вечной красотой.
И Бонаджунта Луккский,там где плиты.
Опять глядит на нас из темноты.
Любитель церкви и ее защиты.
Святая церковь-вместо красоты.
Он где-то там из Тура выползает.
Угри нам дарит,набивая рты.
Он говорил,глядя как ряд шагает.
Один,второй,потом еще...еще.
И кто-то взглядом трепетным блуждает.
А кто-то взглядом дразнит...горячо.
И Убальдин и Бонифаций-рядом.
И все глядят ему через плечо.
И вот Маркез и с голубым нарядом.
Куда-то так с презрением глядел.
Все шел и шел,потом кривлялся задом.
Потом его дарить всем...захотел.
А вот поэт,конечно это Лукка.
Глядел устало и опять запел.
Потом сказал...о чем!? Не слышал звука.
Но он опять о чем-то говорил.
И понял я ,что это просто мука.
Что нету слов,что он без песен жил.
-Скажи слова,я прошептал устало.
-Чтоб каждый звук мне сердце растопил.
Он отвечал-А муза все шептала.
Есть женщина,она мне дарит свет.
Она проходит там,без покрывала.
И я загадкой трепетной согрет.
Ее глаза усталый свет дарили.
И говорили трепетно-поэт!
Они мне сны когда-то воротили.
И где-то там,за звездной пеленой...
И каждый раз,они все были,были.
И я в ответ-Мне сон понятен твой.
И я в ответ-Понятны звуки эти.
Которые вдруг стали-красотой.
Он отвечал-Гвиттон Нотарий Цетти.
Не им про эту вечность говорить.
Для них стихи-мучительные сети.
Которые нельзя...не утопить.
Для них стихи,забытые напевы.
Которые лишь надо хоронить.
А я всегда ждал вечной королевы.
И так хотел о красоте сказать.
Мои стихи...о где вы,где вы,где вы.
Но птицы вдруг все бросились летать.
Они тогда у Нила зимовали.
И много их...и их не сосчитать.
И тени все опять вперед шагали.
И за собой несли усталый мрак.
Все говорили, а потом молчали...
Потом опять все перешли на шаг.
Устало и загадочно-тоскливо.
Но все глядели,как заклятый враг.
Фарезе рядом шел неторопливо.
Молчал в ответ и что-то говорил.
И вдруг сказал-Смотри как здесь красиво.
А я в ответ-Я здесь когда-то был.
Мне этот край мой дом напоминает.
Мой тихий дом,где я тогда молил.
Он что-то мне сквозь эту даль кивает.
И все зовет...неведомо куда.
И яблоня опять та вырастает.
И он сказал-Все это ерунда!
И у меня был дом когда-то,где-то.
Теперь пропал и скрылся без следа.
И у меня была моя планета.
Моя жена...так ты там говоришь.
С открытой грудью...вечно не одета...
А рядом с ней заплаканный малыш.
И это все я должен знать навеки.
Зачем мне это,лучше просто-шыш.
А он все дом,а он все сад и реки.
А мне уже на это наплевать.
Какие-то загробные калеки.
Идут,идут ****ушек целовать.
И он ушел,ушел куда-то...вдали.
И я не смог его все удержать.
И две души со мною все стояли.
Молчали все и прятали испуг.
Глаза у них загадочно дрожали.
Дрожали тени их усталых рук.
Они молчали и сказать не смели.
А та душа...ушла,ушла за круг.
И где-то снова листья зашумели.
И дерево с огромной темнотой.
И ствол его мы так не разглядели.
Он вверх летел и слился там с горой.
И ветки были выше небосклона.
Держали звезды в мощности...слепой.
Я не познал священного закона.
Его такой великой красоты.
Его голубоглазая корона.
И там горели странные цветы.
И блеск дрожал и уходил куда-то...
И были так зловещи все черты.
-Идите вдаль туда,в огни заката.
Вам этих слов великих не понять.
Здесь Евою еще листва примята.
Вдруг из листвы стал шепот вырастать.
И снова,снова где-то зашептало.
И странно было слышать...все опять.
И тени вдруг шагнули где-то вяло.
Одна сказала-Помнишь этот род.
И та душа...она все жрала,жрала.
И как евреи шли тогда в поход.
И Гедеин тогда забыл их веру.
Хотя всегда он помнил их...доход.
И мы прошли загадочно пещеру.
Там те обжоры голосили вдруг.
Потом все вышли поплевать к барьеру.
Узнав какой-то непонятный звук.
Потом они сидели и кряхтели.
Штаны повесив прямо здесь на сук.
И снова нам слова сквозь мрак летели.
-Кто вы такие,голос задрожал.
От этих слов и листья шелестели.
От этих слов и склон горы упал.
Металл звенел и превращался в стужу.
А стужа превращается в металл.
Какой-то взгляд я в сердце обнаружу.
Ведь это он...он где-то говорил.
И вот уже покорен тому мужу.
Иду вперед и путь тот не забыл.
И я опять иду за мудрецами.
Опять,опять я им послушен был.
И этот путь опять прощен цветами.
Опять дарил улыбку или взгляд.
Опять пленял загадочными снами.
Идти вперед и не идти назад.
Какое-то последнее мгновенье.
Мне это сердце дарит наугад.
И я услышал-Есть одно творенье.
К нему идти и ноги преклонить.
Ты будешь плакать под стихотворенье.
А я в стихах хочу всех полюбить...
Метки:
