Готтфрид Бэнн. Тёмно-голубое

1

И я вступаю в тёмно-голубое –
вот коридор... замкнулась цепь: и в муке немоты
я вижу только алость уст в глуби покоя
у одинокой чаши поздней розы... Ты.

Мы оба знаем – те слова, что, не сдержав порыва,
сказать любой из нас друг другу прежде мог,
сейчас не знача ничего, звучали бы фальшиво –
ведь от всего остался лишь глоток.

Молчанье далеко зашло, и, полня всё собою,
в нём всё густеет мглой, в преддверьи гроз, –
так безнадежно и без боли – тёмно-голубое
над одинокой чашей поздних роз...

2

Твоё лицо течёт, ещё ища спасенья,
но всё же, подступив к устам, уже видна
вся полнота желанья алостью цветенья
в волне, поднявшейся со дна.

Ты ль это или осыпаться стала
перед снегами роза – лепестки
смертельно-бледные и губы – два коралла
открытой раны – тяжелы и велики.

Ты так нежна, и что-то в этом есть от вести
о счастьи, что в паденьи лишь дано,
что с тёмно-голубым когда исчезнет вместе,
уже не верится – а было ли оно.

3

Я говорю тебе – ты стала вдруг другою –
к чему же были эти поздние цветы?
Ты говоришь – и тают грёзы чередою...
Да наяву ль всё это: он и я, и ты?

? Что поднялось в душе – уляжется в ней снова...
Что пережито – нам ли знать, что взыскивать с судьбы...?
Замкнулась цепь – средь голых стен молчание – ни слова,
а там, над ними, выси – тёмно-голубы...