Ворон. Перевод стиха The Raven Аллана Эдгара По
В полночь, сквозь стену унынья, слабый, рассыпаясь пылью,
Средь томов старинных сидя, словно знаний охранитель,
Засыпав, склонясь к фолио, слышу звук чуть различимый:
Кроткий чей-то стук раздался, тихий стук в мою обитель,
?Это гость, - пробормотал я, - алчет посетить обитель,
Мой полночный посетитель?.
Этот образ вездесущий… Помню, был декабрь гнетущий,
На полу плясали тени в жаре тлеющих углей.
Пылко жаждая рассвета, тщетно в поисках ответа,
Я тонул и вяз в страницах книг - безмолвных палачей,
?Где Ленор?? - стонал я в небо, то, что дало имя ей.
Больше ничего о ней.
И невнятный тихий шорох шелка каждой алой шторы
Наполнял мне сердце страхом, что не чувствовал давно;
Сердца панику смиряя, одержимо повторял я:
?Это только гость нежданный, там, у дома моего -
Просто это гость нежданный, там, у дома моего;
Гость у дома, только и всего?.
И тогда, собравшись духом, не колеблясь ни минуты,
?Сэр, Мадам, меня простите, - я приветствовал того,
Кто меня от дремы сладкой оторвать решил украдкой, -
Вы так кротко постучались в двери дома моего,
Сразу вас и не услышал?, - дверь открыл я: никого.
Тьма лишь, больше никого.
Глубоко во мрак взирая, ничего не понимая,
В мыслях путаясь, сомненьях, смертным знать что не дано;
Но молчанье верх держало, говорить мне не давало,
В тишине, объятой мраком, прозвучало лишь оно:
Имя с губ моих сорвалось… эхо вторит мне: ?Ленор??
Только имя лишь одно.
В дом обратно я вернулся, всей душою содрогнулся,
Вскоре стук раздался громче, чем я слышал до того, -
?Это ветер, друг мой давний, бьется в окон моих ставни,
Это ветер, гость незваный, ломиться в мое окно,
Это ветер рьяно рвется в окна дома моего,
Ветер, больше ничего?.
И когда, рукой дрожащей, распахнул я ставни настежь,
Ворон, за окном сидящий, вестник страха моего,
Без поклонов и приветствий, в дом впорхнул, сорвавшись с места,
Словно Лорд он, или Леди, у порога моего
Он воссел на бюст Паллады, у порога моего,
Сел, и больше ничего.
Вид незваной черной птицы вдруг заставил подивиться:
Мрачный фрак, и хлад могильный, что за ним идет всегда.
?Хоть потрепан ты изрядно, смотришься весьма забавно,
Так скажи мне, древний ворон, там, где ночь царит всегда,
Как зовут тебя, о ворон, на Плутона берегах??
Ворон каркнул: ?Никогда!?
Я ответу удивился, слыша голос старой птицы,
Смысл был у слов его, непонятный мне тогда.
Но нельзя не согласиться, что не к каждому явится
В мрачный фрак всегда одетый, голова его седа,
Птица – зверь, чей друг – беда:
Ворон с кличкой ?Никогда?.
Но сидел он неподвижно, и лишь слово было слышно,
Что, казалось, изрекала его черная душа.
И ни звука не издал он, и пера не уронил он,
?Я друзьям был покинут, - бормотал я, - как тогда
Ты покинешь меня завтра, ты исчезнешь в никуда?.
Ворон вторил: ?Никогда!?
Замерев опять в затишье, речь его в ответ услышав, -
?Без сомнений, твои речи - слова только череда,
Что изрек хозяин твой, потерявший упокой,
Мраком мученик гонимый как никто и никогда,
И свои надежду, веру, под землею хороня,
Повторяя: ?Никогда!?
Вид покой хранящей птицы заставляет удивиться.
И свое придвинул кресло против ворона тогда,
Опустившись в бархат алый, стал я думать над загадкой:
Что за скрытый смысл таится за словами летуна?
Что в рассказе кратком птицы, черной птицы - крикуна
Значит слово ?никогда??
И в раздумья погруженный, я сидел, как отрешенный,
Взглядом он сжигал мне душу, как палящая звезда;
В памяти, как в сне, забывшись, ниже головой склонившись
К бархату подушки алой... Понимаю, как тогда,
К бархату подушки алой... Понимаю, к ней она
Не склонится никогда.
Воздух вязнет, словно в иле, словно в дыме от кадила,
Что встряхнуть с Небес спустилась Серафимова рука.
?Это Бог тебя послал мне! Ты, похоже, его ангел!
О Ленор воспоминанья мрак избавит без труда!
Пей же, пей отвар целебный, что излечит навсегда!?
Ворон молвил: ?Никогда!?
?Ты! Пророк, исчадье ада! Что, поведай, тебе надо?
Искусителем ли послан, бурей выброшен сюда,
На пустынный берег чахлый, где погибло много храбрых?
Отвечай мне только правдой! Я обязан знать! Когда
Излечит меня от горя Гелиадова вода??
Он ответил: ?Никогда!?
?Ты! Пророк, исчадье ада! Что, поведай, тебе надо?
Мы же оба верим в Бога, что придумал Небеса!
Расскажи душе скорбящей, что смогу в Эдемной чаще,
Вновь увидеть ту, чье имя пало с ангела крыла,
Деву ту, чьё имя пало словно с ангела крыла!?
Каркнул ворон: ?Никогда!?
?Ты не птица, мерзкий дьявол! – крикнул я, пред ним вставая, -
Убирайся, символ бури, на Плутона берега!
Прочь лети, исчадье тьмы – ты лишь грязный символ лжи!
С бюста прочь! Один остаться я желаю навсегда!
Вынь из сердца клюв свой черный, убирайся вестник зла!?
Он ответил: ?Никогда!?
Но сидел он и сидел, и не дрогнул, не взлетел,
С бюста мраморной Паллады не слетело и пера,
И глаза свои прикрыл он словно спящий темный демон,
Тень свою на пол бросает в свете тусклого огня;
Только душу, что в объятьях злого духа воронья,
Не вернуть мне никогда!
Средь томов старинных сидя, словно знаний охранитель,
Засыпав, склонясь к фолио, слышу звук чуть различимый:
Кроткий чей-то стук раздался, тихий стук в мою обитель,
?Это гость, - пробормотал я, - алчет посетить обитель,
Мой полночный посетитель?.
Этот образ вездесущий… Помню, был декабрь гнетущий,
На полу плясали тени в жаре тлеющих углей.
Пылко жаждая рассвета, тщетно в поисках ответа,
Я тонул и вяз в страницах книг - безмолвных палачей,
?Где Ленор?? - стонал я в небо, то, что дало имя ей.
Больше ничего о ней.
И невнятный тихий шорох шелка каждой алой шторы
Наполнял мне сердце страхом, что не чувствовал давно;
Сердца панику смиряя, одержимо повторял я:
?Это только гость нежданный, там, у дома моего -
Просто это гость нежданный, там, у дома моего;
Гость у дома, только и всего?.
И тогда, собравшись духом, не колеблясь ни минуты,
?Сэр, Мадам, меня простите, - я приветствовал того,
Кто меня от дремы сладкой оторвать решил украдкой, -
Вы так кротко постучались в двери дома моего,
Сразу вас и не услышал?, - дверь открыл я: никого.
Тьма лишь, больше никого.
Глубоко во мрак взирая, ничего не понимая,
В мыслях путаясь, сомненьях, смертным знать что не дано;
Но молчанье верх держало, говорить мне не давало,
В тишине, объятой мраком, прозвучало лишь оно:
Имя с губ моих сорвалось… эхо вторит мне: ?Ленор??
Только имя лишь одно.
В дом обратно я вернулся, всей душою содрогнулся,
Вскоре стук раздался громче, чем я слышал до того, -
?Это ветер, друг мой давний, бьется в окон моих ставни,
Это ветер, гость незваный, ломиться в мое окно,
Это ветер рьяно рвется в окна дома моего,
Ветер, больше ничего?.
И когда, рукой дрожащей, распахнул я ставни настежь,
Ворон, за окном сидящий, вестник страха моего,
Без поклонов и приветствий, в дом впорхнул, сорвавшись с места,
Словно Лорд он, или Леди, у порога моего
Он воссел на бюст Паллады, у порога моего,
Сел, и больше ничего.
Вид незваной черной птицы вдруг заставил подивиться:
Мрачный фрак, и хлад могильный, что за ним идет всегда.
?Хоть потрепан ты изрядно, смотришься весьма забавно,
Так скажи мне, древний ворон, там, где ночь царит всегда,
Как зовут тебя, о ворон, на Плутона берегах??
Ворон каркнул: ?Никогда!?
Я ответу удивился, слыша голос старой птицы,
Смысл был у слов его, непонятный мне тогда.
Но нельзя не согласиться, что не к каждому явится
В мрачный фрак всегда одетый, голова его седа,
Птица – зверь, чей друг – беда:
Ворон с кличкой ?Никогда?.
Но сидел он неподвижно, и лишь слово было слышно,
Что, казалось, изрекала его черная душа.
И ни звука не издал он, и пера не уронил он,
?Я друзьям был покинут, - бормотал я, - как тогда
Ты покинешь меня завтра, ты исчезнешь в никуда?.
Ворон вторил: ?Никогда!?
Замерев опять в затишье, речь его в ответ услышав, -
?Без сомнений, твои речи - слова только череда,
Что изрек хозяин твой, потерявший упокой,
Мраком мученик гонимый как никто и никогда,
И свои надежду, веру, под землею хороня,
Повторяя: ?Никогда!?
Вид покой хранящей птицы заставляет удивиться.
И свое придвинул кресло против ворона тогда,
Опустившись в бархат алый, стал я думать над загадкой:
Что за скрытый смысл таится за словами летуна?
Что в рассказе кратком птицы, черной птицы - крикуна
Значит слово ?никогда??
И в раздумья погруженный, я сидел, как отрешенный,
Взглядом он сжигал мне душу, как палящая звезда;
В памяти, как в сне, забывшись, ниже головой склонившись
К бархату подушки алой... Понимаю, как тогда,
К бархату подушки алой... Понимаю, к ней она
Не склонится никогда.
Воздух вязнет, словно в иле, словно в дыме от кадила,
Что встряхнуть с Небес спустилась Серафимова рука.
?Это Бог тебя послал мне! Ты, похоже, его ангел!
О Ленор воспоминанья мрак избавит без труда!
Пей же, пей отвар целебный, что излечит навсегда!?
Ворон молвил: ?Никогда!?
?Ты! Пророк, исчадье ада! Что, поведай, тебе надо?
Искусителем ли послан, бурей выброшен сюда,
На пустынный берег чахлый, где погибло много храбрых?
Отвечай мне только правдой! Я обязан знать! Когда
Излечит меня от горя Гелиадова вода??
Он ответил: ?Никогда!?
?Ты! Пророк, исчадье ада! Что, поведай, тебе надо?
Мы же оба верим в Бога, что придумал Небеса!
Расскажи душе скорбящей, что смогу в Эдемной чаще,
Вновь увидеть ту, чье имя пало с ангела крыла,
Деву ту, чьё имя пало словно с ангела крыла!?
Каркнул ворон: ?Никогда!?
?Ты не птица, мерзкий дьявол! – крикнул я, пред ним вставая, -
Убирайся, символ бури, на Плутона берега!
Прочь лети, исчадье тьмы – ты лишь грязный символ лжи!
С бюста прочь! Один остаться я желаю навсегда!
Вынь из сердца клюв свой черный, убирайся вестник зла!?
Он ответил: ?Никогда!?
Но сидел он и сидел, и не дрогнул, не взлетел,
С бюста мраморной Паллады не слетело и пера,
И глаза свои прикрыл он словно спящий темный демон,
Тень свою на пол бросает в свете тусклого огня;
Только душу, что в объятьях злого духа воронья,
Не вернуть мне никогда!
Метки: