Восток и Запад. Вольные переводы

Абул-Фадж Руни
Тому, кто мудр, судьба его пошлет
хулу глупцов и беды без числа.
Напрасны будут все его дела,
души его надломятся крыла
под бременем наветов и невзгод.
А если под конец и повезет -
коса костлявой в сумраке сверкнет
и светлый ум навек покроет мгла.
Тому, кто добр, судьба его сулит
лишь тысячи насмешек и обид.
В делах подстережет его обман,
друзья опустошат его карман.
Людьми и небесами позабыт,
томим тоской, не веруя в Коран,
косу костлявой он благословит.
Тому, кто подл, коварен и жесток
бесценные дары готовит рок:
богатство, славу, княжеский венец
и ласки жен, прекрасных, как луна.
Пускай придет и этому конец -
костлявая счастливцу не страшна:
ведь чашу счастья выпил он до дна.





Масуд ибн Сад-и Салман
Родился в государстве Лахор, тринадцать лет провел в тюремном заключении. Был выпущен на свободу и три года входил в состав правительства Лахора. Потом вновь оказался в тюрьме, выйдя из которой был отправлен в изгнание.

Воспоминание о Лахоре в темнице.

Скажи мне, как дела твои, Лахор?
Я был твоей луною с давних пор -
моей любви и мудрости лучи
рассеивали мглу в твоей ночи.
И в этом лишь твоя, Лахор, вина,
что ночь твоя отныне так темна.
Скажи мне, как дела твои, Лахор?
Твой суд мне подлый вынес приговор,
и адским зноем ты теперь палим -
ведь я тенистым садом был твоим.
Скажи, Лахор, не ты ли виноват,
что вырублен под корень дивный сад?
Так как же ты, Лахор, теперь живешь?
На что твой небосвод теперь похож,
когда с него украдена луна?
Чьим шелестом лепечет тишина
и чье цветенье твой пленяет взор,
когда в руках садовников - топор?
Скажи мне, как дела твои, Лахор?


4






Масуд ибн Сад-и Салман
Пора дождей
Я знал - желанный близок срок:
ты вновь пришла, пора дождей!
На землю мертвую скорей
пролей живительный поток!
Покуда ты была в пути,
едва живой, томился лес.
Яви же милость нам небес -
в сады пустыни преврати!
Уходит прочь пора невзгод,
мы спасены наверняка -
ведь облаков твоих войска
уже пленили небосвод.
Греми же, гром, и ветер, вой,
хлещите, струи, по земле!
Сверкайте, молнии, во мгле,
как сабли в битве вихревой!
Звучи в домах, веселый смех -
нам радость вновь возвращена!
Ну как не выпить тут вина -
ведь это, право же, не грех!







Масуд ибн Сад-и Салман

В день, когда я оказался в заточенье,
обреченный небесами на мученья -
в этот день я не имел наверняка
ни единого седого волоска.
Миновало с той поры всего два года.
Ты, владычица ночного небосвода,
мне светящая сквозь сумрак смоляной -
посмотри, что люди сделали со мной:
черной пряди не осталось ни одной!
















Масуд ибн Сад-и Салман
Спасенья поздно мне желать,
но зря ликуют палачи:
я научился у свечи
без мук и жалоб догорать.


Масуд ибн Сад-и Салман.
Сегодня - светлый праздник на земле:
уже вино искрится на столе,
уже звучит веселая зурна
и смехом звонким комната полна.
Друзья мне удивленно говорят:
"Всем весело - лишь ты один не рад.
Испей вина и песню с нами спой!"
Но грустно мне! Ведь я всегда с тобой,
любимая, все праздники встречал!
Мне видится - ты в шумный входишь зал,
с тобой - беспечный рой твоих подруг,
но ты глядишь с тревогою вокруг,
твой дух заботой тайною томим,
но вдруг твой взор встречается с моим,
и в тот же миг - таков любви закон! -
твой взор счастливым светом озарен,
улыбкою лицо освешено.
Зачем мне драгоценное вино -
я пьян от этих глянцевых волос,
от губ, что лепестками алых роз
цветут на лике солнечном твоем!
Любимая, мы вновь с тобой вдвоем!
Но что это? Рассеялся обман.
Я вновь - один, я, изгнанный в Иран,
с Лахором и с тобою разлучен,
с тоской до самой смерти обручен.
О, Царь небес, мольбе моей внемли!
Пусть в праздник все влюбленные земли -
не я, другие, я не доживу -
глядят в глаза друг другу наяву.
номер сообщения: 22-31-5008 |



джмал Хансви


родился в Панджабе, вступил в суфийский орден Чишти, был любимым учеником Фаридуддина Шукарганджа. Одним из первых сделал суфийские идеи главной темой своих стихов.


Сердце свое я кладу на алтарь любви -
только любовью, сердце мое, живи!
Я расстаюсь навеки с моей душой -
он, мой любимый, будет отныне мной.
Скройся навеки, солнце! Любимый, верь -
только твой лик мне будет светить теперь!
Если ты вдруг исчезнешь, навеки тьма
скроет деревья, звезды, поля, дома.
Если любовь устанет к тебе взывать -
мир перестанет тотчас существовать.
Скорбь мне сейчас стеснила внезапно грудь -
понял я вдруг, как долог к тебе мой путь.
Но не боюсь я сбиться впотьмах с пути -
мудрый учитель будет меня вести.
Даст мне терпенья, веры, бесстрашья, сил.
Сам Соломон, как розу, его взрастил!
номер сообщения: 22-31-5009 |



Амир Кхусрау

Бессонный, словно стражник на часах,
на чьих ты светишь, месяц, небесах?
Нежна, как пух, душиста и мила,
на чьей земле ты, роза, расцвела?
Ты, дева, чья походка так легка,
чей гибкий стан стройнее тростника,
чей взор - лазурь в полуденных лучах,
чьи волосы на мраморных плечах
струятся шелковистою волной,
чья грудь сияет лунной белизной,
ты - сад в цвету, ты - солнечный восход,
ты - песнь любви. Но кто ее поет?


Амир Кхусрау
Как все-таки прекрасны были ночи,
когда я сном блаженным мог уснуть.
Когда душа, едва смыкались очи,
в небесный сад найти умела путь.
Когда луна так мирно мне сияла
сквозь мягкую сиреневую мглу.
И смерть безмолвным стражем не стояла,
склонив седую голову, в углу...


Амир Кхусрау

Давно не ведаю я радости земной
и красоты земной давно не замечаю.
Пора дождей меня наполнила тоской,
цветенье роз стеснило сердце мне печалью.
Зачем мне, роза, твой изысканный наряд,
зачем мне дивное твое благоуханье?
Ведь ни молитвы, ни мольбы, ни заклинанья
моей любимой все равно не возвратят.
Не оттого ль меня созвездия манят
и обещает пламенеющий закат
во тьме заоблачной - заветное свиданье?







Амир Кхусрау

Благоуханье розы белой
развеять, ветер, не спеши.
Листвой опала пожелтелой
печаль в саду моей души.

Я снова весел, снова светел,
как краски утренней зари.
Благоуханье розы, ветер,
всем тем, кто любит, подари.


Амир Кхусрау
Степные легконогие газели,
совсем как я, иной не знают цели,
живут одной-единственной мечтой -
поверженными быть твоей стрелой.









Амир Кхусрау

Не знаю, где я был в ночи.
Я помню яркий свет свечи -
и был Пророком этот свет.
Была похожа явь на бред:
среди созвездий ледяных
был окружен я вдруг толпой
друзей моих, врагов моих,
давным-давно забытых мной.
Внезапно грянул трубный звук
и в пыль рассыпался гранит,
и я увидел, что вокруг
огонь любви Твоей горит.
Друзья мои, враги мои -
теперь им не было числа -
вошли в огонь Твоей любви
и их любовь Твоя сожгла.
Настала тьма, и свет свечи
был тьмы не в силах превозмочь.
Не знаю, где я был в ночи,
но я запомню эту ночь.


Амир Кхусрау

Давно пора, любимая, твое забыть мне имя.
Что толку вечно мучиться, все думать об одном?
Листва в саду пронизана лучами золотыми,
но мне и в полдень кажется, что полночь за окном.
Другие просят радости, а я прошу забвенья.
Навек лишиться памяти - беда невелика:
покоиться, как дерево, струиться, как река,
светиться, как созвездия, парить, как облака -
чтоб были бы века
короче, чем мгновенья.


Амир Кхусрау

На смерть друга

Ты с виду - все такой же, как всегда.
Вот только неподвижен, как звезда,
застывшая в полночных небесах
и света нет чудесного в глазах.
И сколько б ни шептал я жарких слов -
не слышишь ты отчаянный мой зов.
О, как она тверда и холодна -
молчания гранитная стена!
Мы здесь с тобой, любимый мой, одни.
На миг хотя бы губы разомкни!
Но лютой стужей скованы они -
им больше немоты не превозмочь.
Иди домой, Кхусрау, и усни,
иди домой и там навек усни -
ведь этот мир навек покрыла ночь.


Эдуарда Мерике.

Еще туман клубится за окном,
деревья дремлят в сумраке ночном,
но вскоре солнце с улиц и садов
сорвет туманный сумрачный покров,
и мы с тобой увидим, как ясна
безоблачных небес голубизна,
и нас с тобою снова удивит,
что сад в проеме нашего окна
прозрачным теплыи золотом залит.


Детлев фон Лилиенкорн

Все кончено. И я гляжу в печали
на пенный след и чаек за кормой.
Едва видны фигурки на причале.
Все кончено. Мне нет пути домой.
Друзей и вспоминать теперь не стоит.
Лишь чайки мне пока еще верны!
Не думал я, что прах мой упокоит
земля чужой неведомой страны.
Поют о расставании матросы,
их песне вторят ветер и вода.
Еще вчера я гневался, боролся...
Все кончено. Я изгнан навсегда.
Полнеба тучи грозные застлали
и грохот волн все яростнее,но
встревожит шторм бездомного едва ли -
пускай случится, что предрешено.


И.-В. Гете

Все боги дают бесконечные
в полной мере любимцам своим:
бесконечную радость,
бесконечную боль -
все любимцы богов
получают от них сполна.


Амир Кхусрау

Как много я друзей имел когда-то.
И где они теперь? Простыл и след.
Наверно, в этом время виновато,
дела людей сводящее на нет.
Ему, увы, подвластно мирозданье:
здесь розу ожидает увяданье,
становятся пустыней города
и даже небеса - не навсегда.
Чему же удивляться, если всеми
друзьями я давно уже забыт?
Наверно, виновато в этом время.
А может, в этом мире не хранит
никто уже друзьям святую верность
и даже ожидать ее смешно.
Но, может быть, и к лучшему, что в вечность
мгновенью превратиться не дано?


Фридрих Гельдерлин

Дано мне было все, что под луной
прекрасно - солнце юности хмельной
светило мне в заоблачной дали.
Но радости, как в бурю - корабли,
разбились об утесы, не смогли
добраться до спасительной земли,
и надо всем, что было мне дано,
сомкнулась гладь забвения давно.
В душе моей погас волшебный свет.
Хоть я и жив, меня на свете нет.



Ангелус Силезиус
Мне неведомо - кто я и что я:
пламя адское, слово святое,
просто вещь среди прочих вещей
или отблеск небесных лучей,
то, что есть, или то, чего нет,
звук безмолвия, сумрака свет?


Ангелус Силезиус

Роза не ведает слова "зачем".
Роза цветет потому, что цветет.
Будет ли виден бутон ее всем
или ничей его взор не найдет -
это ее не заботит ничуть.
Краток ли, долог земной ее путь,
тьмы ли темней или света светлей -
роза с пути своего не сойдет.
Пусть и ее увядание ждет,
слово "напрасно" неведомо ей.


Бартольд Генрих Брокес

Я думаю, смотря на мотылька:
как жизнь его нелепо коротка!
В сравненьи с ней мои земные дни
едва ль не горней вечности сродни
и муж ученый был, наверно, прав,
его эфемеридою назвав.
Когда закатом сменится восход,
для этого создания пройдет
весь век, ему отмеренный судьбой.
Но он живет в ладу с самим собой:
с цветка перелетая на цветок,
как весел он! Ему и невдомек,
что жизнь порой бывает тяжелей
сковавших тело узника цепей.
Он знает только радость бытия,
и думаю я, глядя на него,
что вечности, почти как божество,
скорее он причастен, а не я.
номер сообщения: 22-31-5025 |



Вильгельм Буш
Законы любви

Ах, что за взор!Лицо какое!
С тех пор, как встретил я тебя,
не знаю больше я покоя,
то восторгаясь, то скорбя.
От постоянного волненья
я похудел на полкило
и по ночам, как привиденье,
брожу, вздыхая тяжело.
К тебе пришел я с розой белой,
любовным трепетом объят.
Но ты сурово оглядела
меня с макушки и до пят.
О, как же ты была прекрасна
с моею розою в руке!
Но скрыть пытался я напрасно
дыру на левом башмаке.
Любви неведомы законы,
но Купидон - твой лютый враг,
когда потерты панталоны
и куц потасканный пиджак.
Я начал стих читать напевный -
то был Клопштока мадригал,
однако молниею гневной
твой взор небесный засверкал.
Быть может, все же речью пылкой
я б лед разбил в твоей душе,
но твой лакей меня с ухмылкой
из дому вытолкал взашей.
Теперь тоскую целый день я,
и, похудев на полкило,
я по ночам, как привиденье,
брожу, вздыхая тяжело.
Понять, любовь, твои законы
не могут лучшие умы.
Ах, если б взял я панталоны
в тот день у деверя взаймы!
Ах, если б я стихотворенье
списал у Шиллера тогда!
Но запоздали сожаленья.
Прощай, мой ангел, навсегда.
номер сообщения: 22-31-5026 |



Неизвестный автор

Любовь моя сильнее с каждым днем,
но боль в моей душе неисцелима -
ведь я пути не ведаю к любимой,
мне с нею никогда не быть вдвоем.
Но кажется мне все же, что незримо -
прозрачнее росы и легче дыма -
она порою в мой заходит дом,
и шепчут листья в сумраке ночном:
"Любовь ее сильнее с каждым днем".
.






И.-В. Гете

Все в этом мире неразрывно сплетено -
как будто соткано цветное полотно
руками мудрыми невидимых ткачей
из пряжи сумерек и солнечных лучей.
Росток становится зерном, вода - вином,
одно во всем растворено, и все - в одном.
И звездам слышится, светящимся вдали,
твоя мелодия, поющий сад земли -
те звуки странные, которые слышны,
когда грозу не отличишь от тишины,
когда туманная прозрачна пелена
и тьмой кромешною земля освещена.


Вильгельм Буш

Баллада о семи портных

О пощаде, смертный, судьбу моли!
Семь портных гуськом по тропе брели -
лица лютой злобой искажены
и глаза безумным огнем полны.
Каждый пару ножниц держал в руке.
Даже рак - и тот задрожал в реке,
даже лис, известный нахал и плут,
поседел от страха за пять минут.
Так брели сквозь заросли семь портных,
нагоняя страх на зверей лесных.
А когда над лесом взошла луна,
страрушонка встретилась им одна,
и портные грозно сказали ей:
"Отдавай-ка деньги! Да поживей!"
Старушонке б тут и конец пришел,
но из чащи выбежал вдруг козел,
и настолько был он угрюм и дик,
что портные дух испустили вмиг.
Грешным душам их не видать небес:
объявился тотчас из пекла бес,
сосчитал их души, построил в ряд
и погнать собрался в кромешный ад,
но раздумал, души связал в клубок
и повесил их на сухой сучок.
С той поры и висят они в том лесу,
день и ночь качаются на весу,
издавая странный протяжный звук,
и прохожий, глядя на этот сук,
удивленно свой разевает рот
и в затылке долго потом скребет.


Христиан Моргеннштерн

Любовь моя огромна, словно мир:
заполнен ею призрачный эфир
и твердь земная ею залита,
и вне ее - лишь тьма и пустота.
В дыхании лесов, в покое гор,
в кипении морских свирепых вод,
в песках пустынь - во всем, что видит взор,
что слышит слух, любовь моя живет.
В орле, в змее, в олене, в мотыльке,
в сияньи солнца, в облаке, в венке,
что ты сплетаешь в поле неспеша -
смеется и грустит моя душа.
И самый малый атом бытия,
и бездна, что зарею залита,
и ад, и сад небесный - это я,
и вне меня - лишь тьма и пустота.


Фридрих Рюхерт

Мне хотелось бы стать скалой,
к облакам вознестись седым,
чтоб каменный мой покой
был столетьями недвижим.
Мне хотелось бы стать ручьем,
чтоб струиться из века в век,
лепеча весь день ни о чем,
ни на миг не замедлив бег.
Мне хотелось бы елью стать,
чтобы тысячу зим и лет
в зной и стужу не увядать,
свежей хвоей вдыхая свет.





Мартин Лютер
С той поры, как во тьме ледяной
озарила звезда Вифлеем,
нет надежнее крепости, чем
наш Господь. Он дарует покой
всем, чья вера чиста и крепка.
С верой ноша любая легка.
Но страшись искушения, брат!
Потому что могуч супостат.
Нету равных ему под луной
и стремится он к цели одной -
взять коварно в незримом бою
в плен бессмертную душу твою.
Никогда - ни сегодня, ни впредь
мы не в силах его одолеть -
ведь и наша греховная плоть
верно служит ему. Но Господь,
видя наше смятенье и боль,
дал в союзники людям любовь,
видя дьявола грозную рать
поспешил нам подмогу послать -
ради нас в беспощадном бою
кровь пролил милосердно свою
Сын Всевышнего, светлый Христос.
Нам ли, братья, бояться угроз,
трепетать перед силами зла?
Кровь Христа нас навеки спасла!
Пусть твоя разорится семья,
во врагов превратятся друзья,
сгинут дочери и сыновья,
но душа не погибнет твоя.
И звезда в темноте ледяной
до рассвета пребудет с тобой.




Фридрих Ницше

Артуру Шопенгауэру

Ты жизни бросил сумрачное "нет!",
но в нем таилось солнечное "да!",
и жизнь твоя, как мудрости завет,
забвенью неподвластна навсегда:
ведь в мире, где считают светом тьму,
бальзамом - яд, вертепом - дивный храм,
ты смог не покориться никому -
ни идолам, ни власти, ни глупцам.




Неизвестный автор

Венера, ты слепа, и сын твой слеп.
Зачем же Зевсом власть тебе дана
вершительницей быть людских судеб?
Уж лучше б ты, прилежна и скромна,
с вязанием сидела у окна,
качала потихоньку колыбель,
мечтала и кормила голубей.
Но нет - не мил насмешнице покой!
Милее ей дурачить род людской.
И сын ее отравленной стрелой
пронзает беззащитные сердца
и в дурня превращает мудреца.
Король, рожденный властвовать людьми,
безропотно сдается в плен любви,
склоняет робко голову свою,
как трус, не обнажив меча в бою.
С возлюбленной он пылок и речист,
но трон его колеблется, как лист,
и заговор плетет его министр.
Не лучше и ученые мужи.
Едва поманит пальцем их Амур,
они, как желторотые пажи,
валяются у ног набитых дур,
ревниво за соперником следят,
и мыши в храме мудрости едят
разумность прославляющий трактат.
И что же за награда всех влечет?
Не слава, не богатство, не почет,
не радости в заоблачном саду -
куда и я едва ли попаду -
не титул, не познание, не власть,
а миг один, когда вскипает страсть
и тотчас отступает, как волна.
И вот за это платится цена,
что жизни, счастью, мудрости равна!
Уж лучше б ты, Венера, черт возьми,
чем вечно потешаться над людьми,
хозяйством занялась бы наконец!
Тогда за ум бы взялся и глупец,
торговля расцвела и род людской
обрел благоразумье и покой.


Пауль Флеминг
В земной юдоли свой свершая путь,
старайся, чтоб позор и торжество,
твой дух не волновали бы ничуть,
покоя не смущали твоего.
Пойми - пускай подвластен ты судьбе,
пускай она сильней тебя стократ,
но весь твой мир находится в тебе,
ты сам творишь свой ад и райский сад.
И как бы не был скорбен твой удел,
какая б не стряслась с тобой беда,
но если ты собою овладел,
весь мир лежит у ног твоих тогда.
А значит, принимай удар как дар,
за щедрость небеса благодаря:
не знает счастья тот, кто не страдал -
из тьмы ночной рождается заря.

Александер Клим
Огонь испепелить тебя не смог,
и с ног не сбил бушующий поток,
и медных труб заманчивое пенье
ты выслушал без головокруженья.
Но стерлись очертанья, вышли сроки,
тугой петлей пути переплелись..
И горные бурлящие потоки
в безмолвном спящем озере слились,
и вьюжной ночью медленно остыла
зола седая в каменной печи,
и марш прощальный около могилы
сыграли, чуть фальшивя, трубачи.


Христиан Хоффман фон Хоффмансвальдау

Ну что ж, прощай. Я больше не вернусь.
Я дни свои закончу на чужбине.
С собой возьму я только эту грусть,
что долго будет нам с тобой отныне
глаза туманить влажной пеленой.
Но все-таки не надо быть пророком,
чтоб точно знать - с бездонною мошной
и к нам придет однажды за оброком
забвение - могучий господин,
которому, как преданные слуги,
и мы с тобой с поклоном отдадим
и нашу грусть, и память друг о друге.


Якоб Михаэль Райнхард Ленц
Порою мне кажется, что небесами
нам сердце в насмешку дано,
и нам на мученье в нем вечное пламя
всесильным творцом зажжено.
Нам радость дарует оно на минуту,
тревогу - на дни, на недели - тоску.
И мы временами лесному цветку
и камню завидуем. Но почему-то
дороже нам все-таки, чем благодать,
способность любить, ненавидеть, страдать,
отчаиваться и на счастье надеяться.
Не впрок нам советы рассудка - и мир
без нашего сердца, без этой безделицы,
и мудрому, как и безумцу, не мил.

Фридрих Ницше
Esse homo
Да, я знаю, какого я рода и племени:
я рожден не землей, я родился из пламени,
я пылаю в безбрежной полуночной темени
и селенья людей покоряются сами мне:
все, чего я коснусь, превращается в свет,
за собой оставляю я выжженный след,
в этом - весь мой закон, мой священный завет.
Да, я - пламя, сомнения нет!









Христиан Хоффман фон Хоффмансвальдау

Ну что ж, прощай. Я больше не вернусь.
Я дни свои закончу на чужбине.
С собой возьму я только эту грусть,
что долго будет нам с тобой отныне
глаза туманить влажной пеленой.
Но все-таки не надо быть пророком,
чтоб точно знать - с бездонною мошной
и к нам придет однажды за оброком
забвение - могучий господин,
которому, как преданные слуги,
с поклоном мы с тобою отдадим
и нашу грусть, и память друг о друге


Фридрих фон Логау

Мы воюем за то, чтобы снова
воцарился бы мир на земле,
чтоб под сенью родимого крова
жили в сытости мы и тепле.
Мы сражаемся храбро и стойко,
нам по мужеству равен и враг.
Но в итоге получим мы только
то, чем мы обладали и так -
только мир, только солнца сиянье,
смех любимой и чарку вина.
Лишь на это и все упованья.
Но какого тогда мы рожна
поднимаем воинственно знамя,
покидаем друзей и семью
и свирепо друг другу годами
черепа сокрушаем в бою?
Ничего нашей доблестной цели
не бывает на свете глупей:
мы ведь даром недавно имели
то, что кровью оплатим теперь.
Я в смятении, честное слово!
Где же тот долгожданный мудрец,
что деянья бы наши толково
нам сумел объяснить наконец?




Йозеф Айхендорф
Дремлет песня во всех вещах -
в льдинках звезд, в облаках, в ручьях,
в каждом камне и в искре каждой.
Вся земля запоет однажды:
гор громады, пески пустынь,
тьма кромешная дна морского,
небосвода густая синь -
все на свете сольется в песне.
Надо только промолвить слово -
то, которого нет чудесней,
то, что мира древней земного,
но, как радуга, вечно ново,
то, в котором исток всего -
и мятежного, и святого.
Надо только найти его.


Ахим фон Арним

Любой из нас, покинув этот мир,
едва ль не сразу будет позабыт.
Оборванной струною прозвенит
и смолкнет тотчас пенье наших лир.
Но даже если б в памяти людской
остаться на столетья мы смогли -
не вечен даже месяц ледяной,
светящийся в заоблачной дали.
На миг ли раньше, позже ли на век -
закончится любой однажды срок.
Но разве тот, кому подвластен рок,
забывчив так же, как и человек?
Конечно, нет - все тайны душ людских
изведав до последней глубины,
он помнит наши мысли, чувства, сны
и пенье лир, чей звук давно затих.
И, может, день действительно придет,
когда, хранимый Богом вне времен,
наш образ, точно ставший явью сон,
дыханьем чудотворным оживлен,
вдруг снова плоть земную обретет,
и мы увидим вновь небесный свет -
в том мире, где забвенья больше нет.

Максимилиан фон Грац
Зачем молиться? Лучше помолчи,
открыв пошире окна - в этот час
вновь голос флейты слышится в ночи.
Она без слов помолится за нас.
К чему слова? Лишь музыка одна
владеет всеми тайнами земли
и может в звуках выразить сполна
все чаянья заветные твои.
Над музыкой не властен мрак ночной -
она светлее тысячи свечей.
Но, как с рекой сливается ручей,
она сольется вскоре с тишиной.
Да ведь и нас с тобою в свой черед
внезапною волною захлестнет
безмолвия бездонная река.
Так слушай флейту нежную - пока
она еще в ночи для нас поет.


Неизвестный автор

Я помню о тебе одном, Всевышний.
Вся жизнь моя - какой-то странный сон.
И этот сад, в котором зреют вишни,
и этот дом, и этот небосклон -
все кажется мне тонкой занавеской,
скрывающей от смертных то окно,
в котором облик тайной, неизвестной
вселенной нам увидеть суждено.
Судьбой моей я не был избалован:
нужду еще ребенком я познал,
потом безвинно в цепи был закован,
потом скитался, мерз и голодал.
Иной привычен к роскоши и блеску,
а я влачу повсюду бремя бед.
Но стоит лишь отдернуть занавеску -
и хлынет вдруг в окно волшебный свет.


Теодор Шторм
Сколько б я ни увидел диковинных стран,
мне по-прежнему снится, с забвением споря,
серый город у берега серого моря,
погруженный по плечи в туман.
Никогда не поют в этом городе птицы -
лишь вороны прокаркают что-то порой,
еле-еле в тумане луна серебрится,
да и солнце, блеснув между тучами, скрыться
поскорее спешит за горой.
В этом городе, кроме церковного звона
и охрипшей шарманки в рыбацкой корчме,
только шелест прибоя звучит монотонно
и ветра завывают во тьме.
Я давно уже в нем - безымянный прохожий,
но, куда бы дороги меня ни вели,
этот город мне все-таки будет дороже
всех красот и диковин земли.
В нем одном на свиданье ко мне без обмана,
во плоти воскресая из небытия,
разрывая,как бабочка, кокон тумана,
улыбаясь из окон любого жилья,
снова юность приходит моя.
номер сообщения: 160-2-6750 |


Мухийидин ибн Араби
Какой кумир ни прославлялся бы людьми,
чему глупцы ни воздавали бы почет,
в чем мудрецы не находили б утешенья,
я исповедую религию любви,
и если к пропасти она меня влечет,
я брошусь в пропасть, не колеблясь ни мгновенья.

Георг Тракль

Когда мы чувствуем жажду, мы воду пьем из пруда
и сладость печального детства нам белая дарит вода.
Умершие, мы покоимся под облетевшей листвой
и смотрим, как серые чайки над нашей кружат головой
и как вздымаются в сумерках весенние облака
над городом, чьим молчанием далекие стали века.
Моя рука в этих сумерках, где чье-то горит окно,
плеча твоего касается - но это было давно.
С тех пор облетели листья, созвездия и слова,
и все же в пейзаже друга еще белизна жива.

Шараффаддин Нери
Разве воплотились не затем
люди, птицы, звери и растенья
в бренном мирозданьи на мгновенье,
чтоб изведать в миг развоплощенья
заново блаженство быть ничем?


Пауль Флеминг
Чтоб в этой вечной битве тьмы и света,
в которую мы все вовлечены,
соблазнам не поддаться сатаны,
всегда прошу у Бога я совета -
пусть даже и в ничтожнейшем из дел.
Ведь я - не свят, и знать мне невозможно,
что в этом мире важно, что - ничтожно,
что смертному сулит благой удел,
а что его приводит к краю бездны,
для глаз его незримой до поры.
За миг окинуть взором все миры
способен только наш Отец Небесный.
Поэтому всегда, везде, во всем
его всесильной воле я покорен.
Пускай мое страданье станет морем,
пусть радость станет жалким островком,
пусть и его зальет волна страданья -
я все же буду знать наверняка,
что жизнь моя - прекрасная строка
в таинственной поэме мирозданья.
И если я с дороги не сверну,
указанной Всевышним мне когда-то,
то яркий луч последнего заката
вдруг выхватит из мрака ту страну,
где миг блаженный вечно будет длиться,
где все, что я оплакал и забыл -
друзья, любовь, кипенье юных сил,-
ко мне, как птицы в мае, возвратится.
Но если все же я с пути сойду,
смутят мой дух соблазны и загадки
и тьма восторжествует в нашей схватке -
что ж, буду славить Бога и в аду.


Генрих Гейне

Улетай, моя песня весенняя,
в эту лунную ночь за окном.
Распрощаемся без сожаления.
Разыщи этот маленький дом,
окруженный цветочной поляною,
золотой излучающий свет.
Если розу увидишь багряную,
передай от меня ей привет.




Георг Тракль

Всю ночь кружится вьюга за окном,
касаясь головой седою неба,
но светом и теплом наполнен дом,
и вволю на столе вина и хлеба.
Окно заметив яркое вдали,
войдя во двор походкою несмелой,
бродяга, повидавший край земли,
стучится в дверь рукой окоченелой.
Полночи он бродил во вьюжной мгле,
и знал наверняка, что не спасется,
но дверь не заперта, и ярче солнца
вино и хлеб сияют на столе.


Николаус Ленау
Пустынен переулок, как погост,
последний угасает отблеск дня.
Услышь мой голос, Ночь! глазами звезд
взгляни из мглистой бездны на меня!
Возьми меня в объятья, мир земной
во тьме своей безбрежной раствори!
безмолвие свое и свой покой
моей душе смятенной подари,
и в ней цари, и властвуй надо мной,
как вихрь - над океанскою волной,
до той секунды сладостно-хмельной,
когда я тоже стану мглой ночной,
сияньем звезд, росой и тишиной!


Хасан Дихлави
Даже если письмо напишу я султану,
кто доставит владыке посланье мое?
Даже если с сумой я бродить перестану,
кто подарит мне поле, очаг и жилье?
Доже если я парус тугой раздобуду,
как отправлюсь я в плаванье без корабля?
Даже если у неба я вымолю чудо,
превратится ли в райские кущи земля?
Даже если я недругов всех одолею,
совладаю ли я со всесильной судьбой?
Даже если в науках я всех преуспею,
обретет ли душа моя светлый покой?
В этом мире, где правят нужда и утрата,
где на каждое благо отыщется зло,
лишь в одно я по-прежнему верую свято -
все вернется туда же, откуда пришло.


Артур Шопенгауэр
Мы поверим, что ночь никогда не закончится,
что никто никогда не увидит рассвет,
и спасенья искать никому не захочется -
все поймут наконец, что спасения нет.
В этот миг превратятся молитвы в молчание,
и затерянный в море безбрежном челнок
разобьется и канет в пучину отчаянья -
вот тогда и заблещет зарею восток.

Фридрих Ницше

"Друзья мои, друзей на свете нет!"-
мудрец проговорил на склоне лет,
познав все тайны темные вселенной.
"Враги мои, не враг я вам!"- в ответ
ему безумец вымолвил блаженный.
номер сообщения: 160-2-6761 |



Хуго фон Хофмансталь

Здесь рушится в ущелье водопад,
и склоны гор лавинами грозят,
и воздух обжигает ледяной,
и взгляд туманной застлан пеленой,
а там, в долине, яблоневый сад,
окутанный цветущей белизной,
о чем-то тихо шепчется с луной
под пенье однозвучное цикад.



Франц Верфель

О бедные слова, как вы пусты -
в вас больше нет незримой красоты,
в вас больше нет нездешней глубины,
вы плоски, вы затерты, вы скучны,
и смысл земли от вас навеки скрыт,
и ныне лишь молчанье говорит.


Джамал Махви

Недавно побывал я в том краю,
где в первый раз увидел я зарю,
где юность, беззаботна и светла,
любовь мне в дар впервые принесла,
где сердце в сладком пламени пылало.
От вас, о братья, я не утаю:
там боль внезапно сжала грудь мою,
там зимняя в душе сгустилась мгла
и в ней луна молитвы не сияла.
Ведь там когда-то роза расцвела,
но, зноем опаленная, увяла,
и нет людей сегодня в том краю,
что помнят розу белую мою.




Вильгельм Буш

Почтенный муж, забыв про геморрой,
сумел на пень корявый взгромоздиться
и радостно вскричал:"Я - птица, птица!".
Но,в воздух попытавшись устремиться,
ударился о землю наш герой
тем местом, что пониже поясницы.
Так все мы заблуждаемся порой
в таких вещах, в которых ошибиться
еще трудней, чем кочке стать горой.


Джамал Махви
Едва в моей душе настала ночь,
как тьма, ее таинственная дочь,
за миг, уже не ведая преград,
окутала и дом, и двор, и сад,
покрыла города и их предместья,
затмила золотистый свет лампад.
Но вскоре замерцали в ней созвездья,
прекраснее которых - лишь закат



Хасан Дахлави

Жизнь моя уходит понемногу,
смерть близка и толку нет в мольбе.
Но, быть может, я найду дорогу,
что приводит любящих к Тебе?
Может, смерть - не тьма и не забвенье,
может, не навеки я усну,
и смешно цепляться за мгновенье,
словно скряга старый - за мошну?
Страшно смерть увидеть у порога,
но быть может, этот мир земной -
только полумрак сырой острога,
и не в пустоту ведет дорога
из юдоли бренной, а домой?
Но не даст ответа голос свыше.
Лишь одно мне ведомо пока:
что строка в конце вот этих виршей -
это впрямь последняя строка.

Христиан Моргенштерн

Луна и звезды светятся над нами,
шумят во мгле ветвями тополя,
но тверди нет под нашими ногами
и крепко горло сжала нам петля.
"Вам надо быть отныне осторожней!
Вы прокляты!"- сова кричит вдали.
Но средства нет от ужаса надежней
сдавившей горло намертво петли.
Шумят деревья серыми ветвями,
но шум в безбрежной тонет тишине,
и мы глядим незрячими глазами,
как небо в алом плавится огне.


Христиан Моргенштерн

Молоденькая дочка палача,
придешь ли ты ко мне на новоселье?
Родитель твой почтенный в воскресенье
секирой рубанул меня сплеча,
но все ж полна душа твоя веселья.
Пусть страх заледенел в моих глазах,
пусть плоть моя, обглоданная псами,
валяется в сырой вонючей яме -
зачем такой прелестной юной даме
заботиться о всяких пустяках?
Но все-таки, быть может, твой родитель,
отмыв от крови руки, разрешит
тебе взглянуть на новую обитель,
что мне теперь навек принадлежит,
откуда лишь божественный Спаситель
меня в грядущем выгонит взашей?
О дочери почтенных палачей,
все тысячи, все сотни тысяч дочек -
зайдите же ко мне хоть на часочек!

Христиан Моргенштерн

Оленята молятся ночи.
Но не так, как совы - иначе.
Ночь для сов - даритель удачи,
наслажденья, счастья и прочих
благ,
ниспосланных совам тьмою,
озарившей землю. Не так
ночи молятся оленята.
Все, что им, оленятам, свято -
все сгорело в огне заката,
обратилось внезапно в прах.
Страх
объял их сердца - свинца
тяжелей, холодней метели,
и в кустах
загустели
тени,
и луна, как клыки волков,
белоснежна. Не зная слов,
оленята молятся вздохами,
чтобы сжалилась ночь над крохами,
чтоб избавила их от страха.
Но не так, как умеет плаха
избавлять от любых невзгод,
а скорее наоборот.
Но молитвы ликующих сов
и трепещущих оленят
тьме полночной не говорят
ни о чем - нрав ее таков,
что проклятья и благословенья
для нее - лишь вечность мгновенья,
холод пламени, жар снегов.
Впрочем, нрав и у света таков.


Христиан Моргенштерн

Пускай погряз во вздоре
весь мир, и алтари
разрушила толпа,
но все-таки - мы вместе
и с нами это море,
и этот свет зари,
и яркая крупа
созвездий


Бенедикт Шонфельд


Символы веры
серы,
но, возлюбив без меры,
серенькие химеры,
мы обретаем счастье
солнечного бесстрастья,
постоянство
пространства
и безмятежность племени,
неподвластного времени.
















Метки:
Предыдущий: Эпитафия Л. В. Руфу
Следующий: Сергей Граховский Человеку потребна не слава