Мастерс Антология Спун1
The Hill
Where are Elmer, Herman, Bert, Tom and Charley,
The weak of will, the strong of arm, the clown, the boozer, the fighter?
All, all are sleeping on the hill.
One passed in a fever,
One was burned in a mine,
One was killed in a brawl,
One died in a jail,
One fell from a bridge toiling for children and wife--
All, all are sleeping, sleeping, sleeping on the hill.
Where are Ella, Kate, Mag, Lizzie and Edith,
The tender heart, the simple soul, the loud, the proud, the happy one?--
All, all are sleeping on the hill.
One died in shameful child-birth,
One of a thwarted love,
One at the hands of a brute in a brothel,
One of a broken pride, in the search for heart's desire;
One after life in far-away London and Paris
Was brought to her little space by Ella and Kate and Mag--
All, all are sleeping, sleeping, sleeping on the hill.
Where are Uncle Isaac and Aunt Emily,
And old Towny Kincaid and Sevigne Houghton,
And Major Walker who had talked
With venerable men of the revolution?--
All, all are sleeping on the hill.
They brought them dead sons from the war,
And daughters whom life had crushed,
And their children fatherless, crying--
All, all are sleeping, sleeping, sleeping on the hill.
Where is Old Fiddler Jones
Who played with life all his ninety years,
Braving the sleet with bared breast,
Drinking, rioting, thinking neither of wife nor kin,
Nor gold, nor love, nor heaven?
Lo! he babbles of the fish-frys of long ago,
Of the horse-races of long ago at Clary's Grove,
Of what Abe Lincoln said
One time at Springfield.
Hod Putt
HERE I lie close to the grave
Of Old Bill Piersol,
Who grew rich trading with the Indians, and who
Afterwards took the Bankrupt Law
And emerged from it richer than ever
Myself grown tired of toil and poverty
And beholding how Old Bill and other grew in wealth
Robbed a traveler one Night near Proctor's Grove,
Killing him unwittingly while doing so,
For which I was tried and hanged.
That was my way of going into bankruptcy.
Now we who took the bankrupt law in our respective ways
Sleep peacefully side by side.
Ollie McGee
Have you seen walking through the village
A Man with downcast eyes and haggard face?
That is my husband who, by secret cruelty
Never to be told, robbed me of my youth and my beauty;
Till at last, wrinkled and with yellow teeth,
And with broken pride and shameful humility,
I sank into the grave.
But what think you gnaws at my husband's heart?
The face of what I was, the face of what he made me!
These are driving him to the place where I lie.
In death, therefore, I am avenged.
Fletcher McGee
She took my strength by minutes,
She took my life by hours,
She drained me like a fevered moon
That saps the spinning world.
The days went by like shadows,
The minutes wheeled like stars.
She took the pity from my heart,
And made it into smiles.
She was a hunk of sculptor's clay,
My secret thoughts were fingers:
They flew behind her pensive brow
And lined it deep with pain.
They set the lips, and sagged the cheeks,
And drooped the eye with sorrow.
My soul had entered in the clay,
Fighting like seven devils.
It was not mine, it was not hers;
She held it, but its struggles
Modeled a face she hated,
And a face I feared to see.
I beat the windows, shook the bolts.
I hid me in a corner
And then she died and haunted me,
And hunted me for life.
Robert Fulton Tanner
IF a man could bite the giant hand
That catches and destroys him,
As I was bitten by a rat
While demonstrating my patent trap,
In my hardware store that day.
But a man can never avenge himself
On the monstrous ogre Life.
You enter the room--that;s being born;
And then you must live--work out your soul,
Aha! the bait that you crave is in view:
A woman with money you want to marry,
Prestige, place, or power in the world.
But there;s work to do and things to conquer--
Oh, yes! the wires that screen the bait.
At last you get in--but you hear a step:
The ogre, Life, comes into the room,
(He was waiting and heard the clang of the spring)
To watch you nibble the wondrous cheese,
And stare with his burning eyes at you,
And scowl and laugh, and mock and curse you,
Running up and down in the trap,
Until your misery bores him.
Cassius Hueffer
THEY have chiseled on my stone the words:
"His life was gentle, and the elements so mixed in him
That nature might stand up and say to all the world,
This was a man."
Those who knew me smile
As they read this empty rhetoric.
My epitaph should have been:
"Life was not gentle to him,
And the elements so mixed in him
That he made warfare on life
In the which he was slain."
While I lived I could not cope with slanderous tongues,
Now that I am dead I must submit to an epitaph
Graven by a fool!
Serepta Mason
MY life's blossom might have bloomed on all sides
Save for a bitter wind which stunted my petals
On the side of me which you in the village could see.
From the dust I lift a voice of protest:
My flowering side you never saw!
Ye living ones, ye are fools indeed
Who do not know the ways of the wind
And the unseen forces
That govern the processes of life.
Amanda Barker
HENRY got me with child,
Knowing that I could not bring forth life
Without losing my own.
In my youth therefore I entered the portals of dust.
Traveler, it is believed in the village where I lived
That Henry loved me with a husband's love
But I proclaim from the dust
That he slew me to gratify his hatred.
Chase Henry
IN life I was the town drunkard;
When I died the priest denied me burial
In holy ground.
The which redounded to my good fortune.
For the Protestants bought this lot,
And buried my body here,
Close to the grave of the banker Nicholas,
And of his wife Priscilla.
Take note, ye prudent and pious souls,
Of the cross--currents in life
Which bring honor to the dead, who lived in shame
Judge Somers
How does it happen, tell me,
That I who was most erudite of lawyers,
Who knew Blackstone and Coke
Almost by heart, who made the greatest speech
The court-house ever heard, and wrote
A brief that won the praise of Justice Breese
How does it happen, tell me,
That I lie here unmarked, forgotten,
While Chase Henry, the town drunkard,
Has a marble block, topped by an urn
Wherein Nature, in a mood ironical,
Has sown a flowering weed?
Benjamin Pantier
TOGETHER in this grave lie Benjamin Pantier, attorney at law,
And Nig, his dog, constant companion, solace and friend.
Down the gray road, friends, children, men and women,
Passing one by one out of life, left me till I was alone
With Nig for partner, bed-fellow; comrade in drink.
In the morning of life I knew aspiration and saw glory,
The she, who survives me, snared my soul
With a snare which bled me to death,
Till I, once strong of will, lay broken, indifferent,
Living with Nig in a room back of a dingy office.
Under my Jaw-bone is snuggled the bony nose of Nig
Our story is lost in silence. Go by, Mad world!
Mrs. Benjamin Pantier
I know that he told that I snared his soul
With a snare which bled him to death.
And all the men loved him,
And most of the women pitied him.
But suppose you are really a lady, and have delicate tastes,
And loathe the smell of whiskey and onions,
And the rhythm of Wordsworth's "Ode" runs in your ears,
While he goes about from morning till night
Repeating bits of that common thing;
"Oh, why should the spirit of mortal be proud?"
And then, suppose;
You are a woman well endowed,
And the only man with whom the law and morality
Permit you to have the marital relation
Is the very man that fills you with disgust
Every time you think of it while you think of it
Every time you see him?
That's why I drove him away from home
To live with his dog in a dingy room
Back of his office.
Reuben Pantier
WELL, Emily Sparks, your prayers were not wasted,
Your love was not all in vain.
I owe whatever I was in life
To your hope that would not give me up,
To your love that saw me still as good.
Dear Emily Sparks, let me tell you the story.
I pass the effect of my father and mother;
The milliner's daughter made me trouble
And out I went in the world,
Where I passed through every peril known
Of wine and women and joy of life.
One night, in a room in the Rue de Rivoli,
I was drinking wine with a black-eyed cocotte,
And the tears swam into my eyes.
She though they were amorous tears and smiled
For thought of her conquest over me.
But my soul was three thousand miles away,
In the days when you taught me in Spoon River.
And just because you no more could love me,
Nor pray for me, nor write me letters,
The eternal silence of you spoke instead.
And the Black-eyed cocotte took the tears for hers,
As well as the deceiving kisses I gave her.
Somehow, from that hour, I had a new vision
Dear Emily Sparks!
Emily Sparks
Where is my boy, my boy
In what far part of the world?
The boy I loved best of all in the school?--
I, the teacher, the old maid, the virgin heart,
Who made them all my children.
Did I know my boy aright,
Thinking of him as a spirit aflame,
Active, ever aspiring?
Oh, boy, boy, for whom I prayed and prayed
In many a watchful hour at night,
Do you remember the letter I wrote you
Of the beautiful love of Christ?
And whether you ever took it or not,
My, boy, wherever you are,
Work for your soul's sake,
That all the clay of you, all of the dross of you,
May yield to the fire of you,
Till the fire is nothing but light!...
Nothing but light!
Trainor, the Druggist
Only the chemist can tell, and not always the chemist,
What will result from compounding
Fluids or solids.
And who can tell
How men and women will interact
On each other, or what children will result?
There were Benjamin Pantier and his wife,
Good in themselves, but evil toward each other;
He oxygen, she hydrogen,
Their son, a devastating fire.
I Trainor, the druggist, a miser of chemicals,
Killed while making an experiment,
Lived unwedded.
Daisy Fraser
Did you ever hear of Editor Whedon
Giving to the public treasury any of the money he received
For supporting candidates for office?
Or for writing up the canning factory
To get people to invest?
Or for suppressing the facts about the bank,
When it was rotten and ready to break?
Did you ever hear of the Circuit Judge
Helping anyone except the "Q" railroad,
Or the bankers? Or did Rev. Peet or Rev. Sibley
Give any part of their salary, earned by keeping still,
Or speaking out as the leaders wished them to do,
To the building of the water works?
But I Daisy Fraser who always passed
Along the street through rows of nods and smiles,
And caughs and words such as "there she goes."
Never was taken before Justice Arnett
Without contributing ten dollars and costs
To the school fund of Spoon River!
Benjamin Fraser
THEIR spirits beat upon mine
Like the wings of a thousand butterflies.
I closed my eyes and felt their spirits vibrating.
I closed my eyes, yet I knew when their lashes
Fringed their cheeks from downcast eyes,
And when they turned their heads;
And when their garments clung to them,
Or fell from them, in exquisite draperies.
Their spirits watched my ecstasy
With wide looks of starry unconcern.
Their spirits looked upon my torture;
They drank it as it were the water of life;
With reddened cheeks, brightened eyes,
The rising flame of my soul made their spirits gilt,
Like the wings of a butterfly drifting suddenly into sunlight.
And they cried to me for life, life, life.
But in taking life for myself,
In seizing and crushing their souls,
As a child crushes grapes and drinks
From its palms the purple juice,
I came to this wingless void,
Where neither red, nor gold, nor wine,
Nor the rhythm of life are known.
Minerva Jones
I AM Minerva, the village poetess,
Hooted at, jeered at by the Yahoos of the street
For my heavy body, cock-eye, and rolling walk,
And all the more when "Butch" Weldy
Captured me after a brutal hunt.
He left me to my fate with Doctor Meyers;
And I sank into death, growing numb from the feet up,
Like one stepping deeper and deeper into a stream of ice.
Will some one go to the village newspaper,
And gather into a book the verses I wrote?--
I thirsted so for love
I hungered so for life!
"Indignation" Jones
You would not believe, would you
That I came from good Welsh stock?
That I was purer blooded than the white trash here?
And of more direct lineage than the
New Englanders And Virginians of Spoon River?
You would not believe that I had been to school
And read some books.
You saw me only as a run-down man
With matted hair and beard
And ragged clothes.
Sometimes a man's life turns into a cancer
From being bruised and continually bruised,
And swells into a purplish mass
Like growths on stalks of corn.
Here was I, a carpenter, mired in a bog of life
Into which I walked, thinking it was a meadow,
With a slattern for a wife, and poor Minerva, my daughter,
Whom you tormented and drove to death.
So I crept, crept, like a snail through the days
Of my life.
No more you hear my footsteps in the morning,
Resounding on the hollow sidewalk
Going to the grocery store for a little corn meal
And a nickel's worth of bacon.
"Butch" Weldy
AFTER I got religion and steadied down
They gave me a job in the canning works,
And every morning I had to fill
The tank in the yard with gasoline,
That fed the blow-fires in the sheds
To heat the soldering irons.
And I mounted a rickety ladder to do it,
Carrying buckets full of the stuff.
One morning, as I stood there pouring,
The air grew still and seemed to heave,
And I shot up as the tank exploded,
And down I came with both legs broken,
And my eyes burned crisp as a couple of eggs.
For someone left a blow--fire going,
And something sucked the flame in the tank.
The Circuit Judge said whoever did it
Was a fellow-servant of mine, and so
Old Rhodes' son didn't have to pay me.
And I sat on the witness stand as blind
As lack the Fiddler, saying over and over,
"I didn't know him at all."
Doctor Meyers
No other man, unless it was Doc Hill,
Did more for people in this town than I.
And all the weak, the halt, the improvident
And those who could not pay flocked to me.
I was good-hearted, easy Doctor Meyers.
I was healthy, happy, in comfortable fortune,
Blest with a congenial mate, my children raised,
All wedded, doing well in the world.
And then one night, Minerva, the poetess,
Came to me in her trouble, crying.
I tried to help her out--she died--
They indicted me, the newspapers disgraced me,
My wife perished of a broken heart.
And pneumonia finished me.
Mrs. Meyers
HE protested all his life long
The newspapers lied about him villainously;
That he was not at fault for Minerva's fall,
But only tried to help her.
Poor soul so sunk in sin he could not see
That even trying to help her, as he called it,
He had broken the law human and divine.
Passers by, an ancient admonition to you:
If your ways would be ways of pleasantness,
And all your pathways peace,
Love God and keep his commandments.
Knowlt Hoheimer
I WAS the first fruits of the battle of Missionary Ridge.
When I felt the bullet enter my heart
I wished I had staid at home and gone to jail
For stealing the hogs of Curl Trenary,
Instead of running away and joining the army.
Rather a thousand times the county jail
Than to lie under this marble figure with wings,
And this granite pedestal Bearing the words, "Pro Patria."
What do they mean, anyway?
Lydia Puckett
KNOWLT HOHEIMER ran away to the war
The day before Curl Trenary
Swore out a warrant through Justice Arnett
For stealing hogs.
But that's not the reason he turned a soldier.
He caught me running with Lucius Atherton.
We quarreled and I told him never again
To cross my path.
Then he stole the hogs and went to the war--
Back of every soldier is a woman.
Frank Drummer
OUT of a cell into this darkened space--
The end at twenty-five!
My tongue could not speak what stirred within me,
And the village thought me a fool.
Yet at the start there was a clear vision,
A high and urgent purpose in my soul
Which drove me on trying to memorize
The Encyclopedia Britannica!
Hare Drummer
Do the boys and girls still go to Siever's
For cider, after school, in late September?
Or gather hazel nuts among the thickets
On Aaron Hatfield's farm when the frosts begin?
For many times with the laughing girls and boys
Played I along the road and over the hills
When the sun was low and the air was cool,
Stopping to club the walnut tree
Standing leafless against a flaming west.
Now, the smell of the autumn smoke,
And the dropping acorns,
And the echoes about the vales
Bring dreams of life.
They hover over me.
They question me:
Where are those laughing comrades?
How many are with me, how many
In the old orchards along the way to Siever's,
And in the woods that overlook
The quiet water?
Doc Hill
I WENT UP and down the streets
Here and there by day and night,
Through all hours of the night caring for the poor who were sick.
Do you know why?
My wife hated me, my son went to the dogs.
And I turned to the people and poured out my love to them.
Sweet it was to see the crowds about the lawns on the day of my
funeral,
And hear them murmur their love and sorrow.
But oh, dear God, my soul trembled, scarcely able
To hold to the railing of the new life
When I saw Em Stanton behind the oak tree
At the grave,
Hiding herself, and her grief!
***
Холм
Где Элмер, Герман, Берт, Том и Чарли,
Слабая воля, сильная рука, клоун, пьяница, боец?
Все, все спят на холме.
Один скончался в лихорадке,
Один был сожжен в шахте,
Один был убит в драке,
Один умер в тюрьме,
Один упал с моста, трудящегося для детей и жены -
Все, все спят, спят, спят на холме ,
Где Элла, Кейт, Маг, Лиззи и Эдит,
Нежное сердце, простая душа, громкая, гордая, счастливая? -
Все, все спят на холме.
Один умер в позорном рождении ребенка,
Один из сорванной любви,
Один из рук скотины в борделе,
Один из сломленной гордости, в поисках желания сердца;
Один после жизни в далеком Лондоне и Париже
Еллу
, Кейт и Мэг привезли на свое маленькое место. Все спят, спят, спят на холме.
Где дядя Исаак и тетя Эмили,
и старый Тауни Кинкейд и Севин Хоутон,
и майор Уокер, который разговаривал
с почтенными людьми революции? -
Все, все спят на холме.
Они принесли им мертвых сыновей с войны,
И дочерей, которых
разрушила жизнь, И их детей, лишенных отца, плачущих -
Все, все спят, спят, спят на холме.
Где старый скрипач Джонс,
который играл с жизнью все свои девяносто лет,
Хвалив мокрый снег с обнаженной грудью,
Пил, бунтовал, не думая ни о жене, ни о семье,
ни о золоте, ни о любви, ни о рае?
Lo! он болтает о жареной рыбе давным-давно,
о скачках давным-давно в роще Клэри, о том,
что сказал Эйб Линкольн
Однажды в Спрингфилде.
Ход Путт
ЗДЕСЬ Я лежу рядом с могилой
Старого Билла Пирсола,
который разбогател, торгуя с индейцами, и который
впоследствии принял Закон о банкротстве
и вышел из него богаче, чем когда-либо.
Я устал от тяжелого труда и бедности
И созерцал, как Старый Билл и другие вырос в богатстве
Однажды ночью ограбил путешественника возле Рощи Проктора,
убивая его невольно,
за что меня судили и повесили.
Это был мой способ обанкротиться.
Теперь мы, принявшие банкротство по-своему,
спим мирно рядом.
Олли МакГи
Вы видели, как гуляли по деревне
Человек с опущенными глазами и изможденным лицом?
Это мой муж, который по тайной жестокости
никогда не говорил, что лишил меня моей юности и моей красоты;
Наконец, сморщенный, с желтыми зубами,
И со сломленной гордостью и постыдным смирением
я погрузился в могилу.
Но что вы думаете, что грызет сердце моего мужа?
Лицо того, кем я был, лицо того, что он сделал меня!
Они доводят его до места, где я лежу.
Поэтому в смерти я отомщен.
Флетчер МакГи
Она взяла мою силу на несколько минут,
Она отняла мою жизнь на несколько часов,
Она осушила меня, как воспаленную луну,
которая истощает вращающийся мир.
Дни прошли, как тени,
Минуты катились, как звезды.
Она взяла жалость из моего сердца,
И превратила это в улыбки.
Она была обломком скульптурной глины,
Мои секретные мысли были пальцами:
они пролетели за ее задумчивым бровем
И глубоко украсили его болью.
Они установили губы и осели щеки,
И опустил глаза от печали.
Моя душа вошла в глину,
сражаясь, как семь дьяволов.
Это была не моя, это была не ее;
Она держала его, но его борьба
смоделировала лицо, которое она ненавидела,
И лицо, которого я боялся увидеть.
Я выбил окна, встряхнул болты.
Я спрятал меня в углу,
А потом она умерла и преследовала меня,
И преследовала меня всю жизнь.
Роберт Фултон Таннер,
ЕСЛИ бы человек мог укусить гигантскую руку,
которая его ловит и уничтожает,
как меня укусила крыса,
демонстрируя мою патентную ловушку, в
тот день в моем хозяйственном магазине.
Но человек никогда не сможет отомстить за себя
О чудовищной жизни людоедов.
Вы входите в комнату - это рождается;
И тогда ты должен жить - отрабатывать свою душу,
ага! видна приманка, которую вы жаждете:
женщина с деньгами, на которых вы хотите жениться,
престиж, место или власть в мире.
Но есть работа, которую нужно сделать, и вещи, которые нужно победить.
О, да! провода, которые экранируют приманку.
Наконец вы входите - но вы слышите шаг:
в комнату входит людоед, Жизнь,
(Он ждал и услышал лязг весны),
чтобы посмотреть, как вы грызете чудесный сыр,
и смотрите его горящими глазами на ты,
И хмуришься, и смеешься, и издеваешься, и проклинаю тебя,
Бегая вверх и вниз в ловушке,
Пока твое страдание не надоест ему.
Кассий Хуффер
ОНИ высекли на моем камне слова:
?Его жизнь была нежной, а элементы так смешаны в нем,
что природа могла встать и сказать всему миру:
это был человек?.
Те, кто знал меня, улыбаются,
читая эту пустую риторику.
Моей эпитафией должно было быть:
?Жизнь не была к нему нежной,
И элементы настолько смешались в нем,
что он вступил в войну с жизнью,
в которой он был убит?.
Пока я жил, я не мог справиться с клеветническими языками,
Теперь, когда я мертв, я должен подчиниться эпитафии, которую
Грэйвн сделал дураком!
Септа Мейсон
Цветение моей жизни могло расцвести со всех сторон, За исключением сильного ветра, который остановил мои лепестки
На той стороне меня, которую вы могли видеть в деревне.
Из пыли я поднимаю голос протеста:
Мою цветущую сторону ты никогда не видел!
Вы живые, вы действительно глупцы,
которые не знают путей ветра
и невидимых сил,
которые управляют жизненными процессами.
Аманда Баркер
Генри завел меня с ребенком,
зная, что я не смогу родить жизнь,
не потеряв свою.
Поэтому в юности я вошел в порталы пыли.
Путешественник, считается, что в деревне, где я жил,
Генри любил меня любовью мужа.
Но я объявляю из пыли,
что он убил меня, чтобы удовлетворить свою ненависть.
Чейз Генри
В жизни я был городским пьяницей;
Когда я умер, священник отказал мне в погребении на
святой земле.
Который послужил моей удаче.
Для протестантов купили этот участок,
И похоронили здесь мое тело,
Рядом с могилой банкира Николая
и его жены Присциллы.
Примите к сведению, благоразумные и благочестивые души,
Из-за встречных течений в жизни,
которые приносят честь мертвым, жившим в позоре.
Судья Сомерс
Как это происходит, скажите мне,
что я самый эрудированный из адвокатов,
кто знал Блэкстоун и кока-кола
Почти наизусть, кто выступил с величайшей речью, которую
придворные когда-либо слышали, и написал
краткое изложение, которое завоевало похвалу правосудия Бриз.
Как это происходит, скажи мне,
что я лежу здесь без опознавательных знаков, забыт,
Пока Чейз Генри, пьяница из города ,
имеет мраморный блок, увенчанный урной
отличающихся природ, в настроении ироничного,
посеял цветение сорняков?
Бенджамин Пантье
ВМЕСТЕ в этой могиле лежат Бенджамин Пантье, адвокат,
и Ниг, его собака, постоянный компаньон, утешение и друг.
Вниз по серой дороге друзья, дети, мужчины и женщины,
проходя один за другим из жизни, оставляли меня до тех пор, пока я не остался один
с Ниг для партнера, соседа по комнате; товарищ в напитке.
Утром жизни я знал устремление и видел славу,
Она, которая переживет меня, огрызла мою душу
с ловушкой, которая кровоточила меня до смерти,
Пока я, когда-то сильный воли, лежал сломленным, равнодушным,
Живя с Ниг в комнате задняя часть грязного офиса.
Под моей челюстной костью прижимается костистый нос Ниг.
Наша история теряется в тишине. Пройдите, Безумный мир!
Миссис Бенджамин Пантье.
Я знаю, что он сказал, что я поразил его душу
ловушкой, которая убила его до смерти.
И все мужчины любили его,
И большинство женщин жалели его.
Но предположим, что вы действительно леди, и у вас тонкий вкус,
и вы не любите запах виски и лука,
И ритм ?Оды? Вордсворта звучит в твоих ушах,
Пока он ходит с утра до ночи,
Повторяя кусочки этой обычной вещи;
?О, почему дух смертного должен гордиться??
А потом, предположим;
Вы - женщина, наделенная хорошими способностями,
и единственный мужчина, с которым закон и мораль
позволяют вам иметь супружеские отношения.
Тот самый мужчина, который наполняет вас отвращением
Каждый раз, когда вы думаете об этом, когда вы думаете об этом
Каждый раз, когда вы видите его?
Вот почему я выгнал его из дома,
чтобы жить со своей собакой в ;;грязной комнате в
задней части его офиса.
Рувим Пантье
ХОРОШО, Эмили Спаркс, ваши молитвы не пропали даром,
Твоя любовь не была напрасной.
Я обязан всем, чем был в жизни
Твоей надежде, которая не оставит меня,
Твоей любви, которая видела меня все еще такой же хорошей.
Дорогая Эмили Спаркс, позвольте мне рассказать вам историю.
Я передаю эффект моего отца и матери;
Дочь миллиардера доставила мне неприятности.
И я отправился в мир,
где я прошел через все известные опасности, связанные с
вином, женщинами и радостью жизни.
Однажды ночью, в комнате на улице Риволи,
я пил вино с черноглазой кокоткой,
И слезы катились по моим глазам.
Она, хотя они были любовные слезы и улыбались
Для мысли о ее завоевании меня.
Но моя душа была за три тысячи миль отсюда,
В те дни, когда ты учил меня в Ложной реке.
И только потому, что ты больше не можешь любить меня,
ни молиться за меня, ни писать мне письма,
вместо этого говорила вечная тишина.
И черноглазая кокотница взяла за нее слезы,
а также обманывающие поцелуи, которые я ей дал.
Каким-то образом с того часа у меня появилось новое видение
Дорогая Эмили Спаркс!
Эмили Спаркс
Где мой мальчик, мой мальчик
В какой далекой части мира?
Мальчик, которого я любил больше всего в школе? -
Я, учитель, старая дева, девственное сердце,
Кто сделал их всех моими детьми.
Знал ли я своего мальчика правильно,
Думая о нем как о пылающем духе,
Активном, когда-либо стремящемся?
О, мальчик, мальчик, за которого я молился и молился
Во многих бдительных часах ночью,
Ты помнишь письмо, которое я написал тебе
О прекрасной любви Христа?
И взяли ли вы это когда-нибудь или нет,
Мой мальчик, где бы ты ни был,
Работай ради своей души,
Чтобы вся твоя глина, вся твоя грязь,
Могла уступить твоему огню,
Пока огонь - ничто но свет! ...
ничего, кроме света!
Преподаватель, Драггист
Только химик может сказать, и не всегда химик,
что произойдет из-за смешивания
жидкостей или твердых веществ.
А кто может подсказать
Как мужчины и женщины будут взаимодействовать
друг с другом, или какими будут дети?
Там были Бенджамин Пантье и его жена,
хорошие сами по себе, но злые друг на друга;
Он кислород, она водород,
Их сын, разрушительный огонь.
Я Тренор, аптекарь, скряга химикатов,
Убит во время эксперимента,
Жил без брака.
Дейзи Фрейзер
Вы когда-нибудь слышали, чтобы редактор Уэдон
раздавал государственной казне какие-либо деньги, которые он получил
за поддержку кандидатов на должность?
Или за создание консервного завода,
чтобы заставить людей инвестировать?
Или для подавления фактов о банке,
Когда он был гнилой и готовый сломаться?
Вы когда-нибудь слышали, чтобы окружной судья
помогал кому-нибудь, кроме железной дороги "Q",
или банкирам? Или Преподобный Пит или Преподобный Сибли давали
какую-то часть своей зарплаты, полученную за счет молчания,
Или высказываясь так, как хотели от них руководители,
на строительство водопровода?
Но я Дейзи Фрейзер, которая всегда проходила
по улице сквозь ряды
кивков и улыбок, и слов и слов, таких как ?вот она идет?.
Никогда не был принят перед судьей Арнетт
Без внесения десяти долларов и затрат
в школьный фонд Spoon River!
Бенджамин Фрейзер
ИХ дух бьют по моему
Как крылья тысячи бабочек.
Я закрыл глаза и почувствовал, как их дух вибрирует.
Я закрыл глаза, но все же я знал, когда их ресницы
отрывали щеки от унылых глаз,
И когда они поворачивали головы;
И когда их одежды цеплялись за них,
Или падали с них, в изысканных драпировках.
Их дух наблюдал за моим экстазом
С широко раскрытыми взглядами безразличных.
Их дух смотрел на мою пытку;
Они пили это как воду жизни;
С покрасневшими щеками, осветленными глазами,
Восходящее пламя моей души заставило их дух позолотиться,
Как крылья бабочки, внезапно дрейфующие в солнечный свет.
И они плакали мне всю жизнь, жизнь, жизнь.
Но, забирая жизнь для себя, Захватив
и сокрушив их души,
Когда ребенок сжимает виноград и пьет
из его ладоней пурпурный сок,
Я пришел в эту бескрылую пустоту,
Где ни красного, ни золота, ни вина,
ни ритма жизни известны.
Минерва Джонс
Я ЕСМЬ Минерва, деревенская поэтесса, на которую
надрывают, над которой издеваются Yahoos улицы
За мое тяжелое тело, петух и скользящую прогулку,
и тем более, когда "Butch" Weldy
захватила меня после жестокой охоты.
Он оставил меня на произвол судьбы с доктором Мейерсом;
И я погрузился в смерть, онемев с ног,
Как один шагает все глубже и глубже в струю льда.
Пойдет ли кто-нибудь в деревенскую газету
и соберет в книгу стихи, которые я написал? -
Я жаждал любви, так жаждал
жизни!
"Возмущение" Джонс
Вы не поверите, не правда ли,
что я пришел из хорошей валлийской семьи?
Что я был более чистокровным, чем белый мусор здесь?
И более прямой линии, чем
жители Новой Англии и Вирджинии из Ложки?
Вы не поверите, что я был в школе
И читал некоторые книги.
Ты видел меня только как изможденного мужчину
с спутанными волосами и бородой
И в рваной одежде.
Иногда жизнь человека превращается в рак.
От синяков и постоянных синяков,
И
разрастается в пурпурную массу, Как наросты на стеблях кукурузы.
Я был плотником, погрязшим в болоте жизни, в
которую я ходил, думая, что это луг,
с решеткой для жены и бедной Минервой, моей дочерью, которую
вы мучили и гнали до смерти.
Так что я ползал, ползал, как улитка, сквозь дни
моей жизни.
Ты больше не слышишь моих шагов по утрам,
Звучит на пустотелом тротуаре,
Идя в продуктовый магазин за небольшим количеством кукурузной муки
И никелевого сала.
"Бутч" Уэлди
ПОСЛЕ того, как я получил религию и успокоился
Они давали мне работу на консервных заводах,
И каждое утро мне приходилось заправлять
бак во дворе бензином,
Который питал воздуходувки в сараях,
чтобы нагреть паяльники.
И я взобрался на шаткую лестницу, чтобы сделать это,
неся в руках ведра.
Однажды утром, когда я стоял там, наливаясь,
Воздух становился неподвижным и, казалось, вздымался,
И я взорвался, когда взорвался танк,
И я упал, сломав обе ноги,
И мои глаза горели, как пара яиц.
Для кого-то оставлен удар - огонь идет,
И что-то высосало пламя в баке.
Окружной судья сказал, кто бы это ни сделал, это
мой сослуживец, и поэтому
Сыну старого Родоса не пришлось платить мне.
И я сидел на месте свидетеля как слепой.
Как не хватает скрипача, повторяя снова и снова:
?Я его совсем не знал?.
Доктор Мейерс
Ни один человек, если бы не Док Хилл,
сделал для людей в этом городе больше, чем я.
И все слабые, остановка, самозванцы
И те, кто не мог заплатить, стекались ко мне.
Я был добросердечным, легким доктором Мейерсом.
Я был здоровым, счастливым, в благополучном состоянии,
Лучше всего с приятелем, мои дети выросли,
Все женаты, преуспевают в мире.
И вот однажды ночью Минерва, поэтесса,
пришла ко мне в беде, плача.
Я пытался помочь ей - она ;;умерла -
Мне предъявили обвинение, газеты опозорили меня,
Моя жена погибла от разбитого сердца.
И пневмония закончила меня.
Миссис Мейерс
ОН протестовал всю свою жизнь
. Газеты лгали о нем злобно;
Что он не виноват в падении Минервы, а
только пытался ей помочь.
Бедная душа, настолько погруженная в грех, он не мог видеть,
что даже пытаясь помочь ей, как он это называл,
он нарушил закон человеческий и божественный.
Прохожие мимо вас, древнее предостережение:
Если ваши пути будут путями приятного,
И все ваши пути мирного,
Любите Бога и соблюдайте его заповеди.
Ноулт Хохеймер
Я получил первые плоды битвы на Миссионерском хребте.
Когда я почувствовал, как пуля вошла в мое сердце,
я пожалел, что остался дома и отправился в тюрьму
за то, что украл свиней в Керл Тренари,
вместо того , чтобы бежать и присоединиться к армии.
Скорее в тысячу раз тюрьма округа,
Чем лежать под этой мраморной фигурой с крыльями,
И на этом гранитном постаменте, несущем слова ?Про Патриа?.
Что они вообще значат?
Лидия Пакетт
ЗНАЕТ, ХОХЕЙМЕР сбежал на войну.
За день до того, как Керл Тренари
выругался через судью Арнетта ордер на
кражу свиней.
Но это не причина, по которой он превратился в солдата.
Он поймал меня на бегу с Люциусом Атертоном.
Мы поссорились, и я сказал ему никогда больше
Переступить мой путь.
Затем он украл свиней и пошел на войну. За
каждым солдатом стоит женщина.
Фрэнк Барабанщик
Вне камеры в этом темном пространстве
... Конец в двадцать пять!
Мой язык не мог говорить, что двигало внутри меня,
И деревня считала меня дураком.
И все же в начале
у меня было ясное видение : высокая и неотложная цель в моей душе,
которая заставила меня попытаться запомнить
Британскую энциклопедию!
Барабанщик заяц
Мальчики и девочки все еще ходят в сидр ?Сивер
For? после школы в конце сентября?
Или собирать орехи среди зарослей
на ферме Аарона Хэтфилда, когда начнутся морозы?
Много раз со смеющимися девочками и мальчиками
Играли я по дороге и по холмам,
Когда солнце садилось низко, а воздух был прохладным,
Остановился, чтобы стукнуть ореховым деревом,
Стоя без листьев на пылающем западе.
Теперь запах осеннего дыма,
И падающие желуди,
И отголоски о долинах.
Приносят мечты о жизни.
Они парят над мной.
Они спрашивают меня:
где эти смеющиеся товарищи?
Сколько со мной, сколько
в старых садах по пути к Сиверу,
и в лесах, которые выходят
Тихая вода?
Док Хилл.
Я шел вверх и вниз по улицам.
Здесь и там днем ;;и ночью,
Через все часы ночи, заботясь о бедных, которые были больны.
Ты знаешь почему?
Моя жена ненавидела меня, мой сын ходил с собаками.
И я повернулся к людям и излил свою любовь к ним.
Как приятно было видеть толпы людей на лужайках в день моих
похорон
и слышать, как они роптали на свою любовь и печаль.
Но, о Боже, моя душа дрожала, едва способная
удержаться за перилами новой жизни,
Когда я увидела Эм Стэнтон за дубом
У могилы,
Спрятавшуюся в её горе!
Where are Elmer, Herman, Bert, Tom and Charley,
The weak of will, the strong of arm, the clown, the boozer, the fighter?
All, all are sleeping on the hill.
One passed in a fever,
One was burned in a mine,
One was killed in a brawl,
One died in a jail,
One fell from a bridge toiling for children and wife--
All, all are sleeping, sleeping, sleeping on the hill.
Where are Ella, Kate, Mag, Lizzie and Edith,
The tender heart, the simple soul, the loud, the proud, the happy one?--
All, all are sleeping on the hill.
One died in shameful child-birth,
One of a thwarted love,
One at the hands of a brute in a brothel,
One of a broken pride, in the search for heart's desire;
One after life in far-away London and Paris
Was brought to her little space by Ella and Kate and Mag--
All, all are sleeping, sleeping, sleeping on the hill.
Where are Uncle Isaac and Aunt Emily,
And old Towny Kincaid and Sevigne Houghton,
And Major Walker who had talked
With venerable men of the revolution?--
All, all are sleeping on the hill.
They brought them dead sons from the war,
And daughters whom life had crushed,
And their children fatherless, crying--
All, all are sleeping, sleeping, sleeping on the hill.
Where is Old Fiddler Jones
Who played with life all his ninety years,
Braving the sleet with bared breast,
Drinking, rioting, thinking neither of wife nor kin,
Nor gold, nor love, nor heaven?
Lo! he babbles of the fish-frys of long ago,
Of the horse-races of long ago at Clary's Grove,
Of what Abe Lincoln said
One time at Springfield.
Hod Putt
HERE I lie close to the grave
Of Old Bill Piersol,
Who grew rich trading with the Indians, and who
Afterwards took the Bankrupt Law
And emerged from it richer than ever
Myself grown tired of toil and poverty
And beholding how Old Bill and other grew in wealth
Robbed a traveler one Night near Proctor's Grove,
Killing him unwittingly while doing so,
For which I was tried and hanged.
That was my way of going into bankruptcy.
Now we who took the bankrupt law in our respective ways
Sleep peacefully side by side.
Ollie McGee
Have you seen walking through the village
A Man with downcast eyes and haggard face?
That is my husband who, by secret cruelty
Never to be told, robbed me of my youth and my beauty;
Till at last, wrinkled and with yellow teeth,
And with broken pride and shameful humility,
I sank into the grave.
But what think you gnaws at my husband's heart?
The face of what I was, the face of what he made me!
These are driving him to the place where I lie.
In death, therefore, I am avenged.
Fletcher McGee
She took my strength by minutes,
She took my life by hours,
She drained me like a fevered moon
That saps the spinning world.
The days went by like shadows,
The minutes wheeled like stars.
She took the pity from my heart,
And made it into smiles.
She was a hunk of sculptor's clay,
My secret thoughts were fingers:
They flew behind her pensive brow
And lined it deep with pain.
They set the lips, and sagged the cheeks,
And drooped the eye with sorrow.
My soul had entered in the clay,
Fighting like seven devils.
It was not mine, it was not hers;
She held it, but its struggles
Modeled a face she hated,
And a face I feared to see.
I beat the windows, shook the bolts.
I hid me in a corner
And then she died and haunted me,
And hunted me for life.
Robert Fulton Tanner
IF a man could bite the giant hand
That catches and destroys him,
As I was bitten by a rat
While demonstrating my patent trap,
In my hardware store that day.
But a man can never avenge himself
On the monstrous ogre Life.
You enter the room--that;s being born;
And then you must live--work out your soul,
Aha! the bait that you crave is in view:
A woman with money you want to marry,
Prestige, place, or power in the world.
But there;s work to do and things to conquer--
Oh, yes! the wires that screen the bait.
At last you get in--but you hear a step:
The ogre, Life, comes into the room,
(He was waiting and heard the clang of the spring)
To watch you nibble the wondrous cheese,
And stare with his burning eyes at you,
And scowl and laugh, and mock and curse you,
Running up and down in the trap,
Until your misery bores him.
Cassius Hueffer
THEY have chiseled on my stone the words:
"His life was gentle, and the elements so mixed in him
That nature might stand up and say to all the world,
This was a man."
Those who knew me smile
As they read this empty rhetoric.
My epitaph should have been:
"Life was not gentle to him,
And the elements so mixed in him
That he made warfare on life
In the which he was slain."
While I lived I could not cope with slanderous tongues,
Now that I am dead I must submit to an epitaph
Graven by a fool!
Serepta Mason
MY life's blossom might have bloomed on all sides
Save for a bitter wind which stunted my petals
On the side of me which you in the village could see.
From the dust I lift a voice of protest:
My flowering side you never saw!
Ye living ones, ye are fools indeed
Who do not know the ways of the wind
And the unseen forces
That govern the processes of life.
Amanda Barker
HENRY got me with child,
Knowing that I could not bring forth life
Without losing my own.
In my youth therefore I entered the portals of dust.
Traveler, it is believed in the village where I lived
That Henry loved me with a husband's love
But I proclaim from the dust
That he slew me to gratify his hatred.
Chase Henry
IN life I was the town drunkard;
When I died the priest denied me burial
In holy ground.
The which redounded to my good fortune.
For the Protestants bought this lot,
And buried my body here,
Close to the grave of the banker Nicholas,
And of his wife Priscilla.
Take note, ye prudent and pious souls,
Of the cross--currents in life
Which bring honor to the dead, who lived in shame
Judge Somers
How does it happen, tell me,
That I who was most erudite of lawyers,
Who knew Blackstone and Coke
Almost by heart, who made the greatest speech
The court-house ever heard, and wrote
A brief that won the praise of Justice Breese
How does it happen, tell me,
That I lie here unmarked, forgotten,
While Chase Henry, the town drunkard,
Has a marble block, topped by an urn
Wherein Nature, in a mood ironical,
Has sown a flowering weed?
Benjamin Pantier
TOGETHER in this grave lie Benjamin Pantier, attorney at law,
And Nig, his dog, constant companion, solace and friend.
Down the gray road, friends, children, men and women,
Passing one by one out of life, left me till I was alone
With Nig for partner, bed-fellow; comrade in drink.
In the morning of life I knew aspiration and saw glory,
The she, who survives me, snared my soul
With a snare which bled me to death,
Till I, once strong of will, lay broken, indifferent,
Living with Nig in a room back of a dingy office.
Under my Jaw-bone is snuggled the bony nose of Nig
Our story is lost in silence. Go by, Mad world!
Mrs. Benjamin Pantier
I know that he told that I snared his soul
With a snare which bled him to death.
And all the men loved him,
And most of the women pitied him.
But suppose you are really a lady, and have delicate tastes,
And loathe the smell of whiskey and onions,
And the rhythm of Wordsworth's "Ode" runs in your ears,
While he goes about from morning till night
Repeating bits of that common thing;
"Oh, why should the spirit of mortal be proud?"
And then, suppose;
You are a woman well endowed,
And the only man with whom the law and morality
Permit you to have the marital relation
Is the very man that fills you with disgust
Every time you think of it while you think of it
Every time you see him?
That's why I drove him away from home
To live with his dog in a dingy room
Back of his office.
Reuben Pantier
WELL, Emily Sparks, your prayers were not wasted,
Your love was not all in vain.
I owe whatever I was in life
To your hope that would not give me up,
To your love that saw me still as good.
Dear Emily Sparks, let me tell you the story.
I pass the effect of my father and mother;
The milliner's daughter made me trouble
And out I went in the world,
Where I passed through every peril known
Of wine and women and joy of life.
One night, in a room in the Rue de Rivoli,
I was drinking wine with a black-eyed cocotte,
And the tears swam into my eyes.
She though they were amorous tears and smiled
For thought of her conquest over me.
But my soul was three thousand miles away,
In the days when you taught me in Spoon River.
And just because you no more could love me,
Nor pray for me, nor write me letters,
The eternal silence of you spoke instead.
And the Black-eyed cocotte took the tears for hers,
As well as the deceiving kisses I gave her.
Somehow, from that hour, I had a new vision
Dear Emily Sparks!
Emily Sparks
Where is my boy, my boy
In what far part of the world?
The boy I loved best of all in the school?--
I, the teacher, the old maid, the virgin heart,
Who made them all my children.
Did I know my boy aright,
Thinking of him as a spirit aflame,
Active, ever aspiring?
Oh, boy, boy, for whom I prayed and prayed
In many a watchful hour at night,
Do you remember the letter I wrote you
Of the beautiful love of Christ?
And whether you ever took it or not,
My, boy, wherever you are,
Work for your soul's sake,
That all the clay of you, all of the dross of you,
May yield to the fire of you,
Till the fire is nothing but light!...
Nothing but light!
Trainor, the Druggist
Only the chemist can tell, and not always the chemist,
What will result from compounding
Fluids or solids.
And who can tell
How men and women will interact
On each other, or what children will result?
There were Benjamin Pantier and his wife,
Good in themselves, but evil toward each other;
He oxygen, she hydrogen,
Their son, a devastating fire.
I Trainor, the druggist, a miser of chemicals,
Killed while making an experiment,
Lived unwedded.
Daisy Fraser
Did you ever hear of Editor Whedon
Giving to the public treasury any of the money he received
For supporting candidates for office?
Or for writing up the canning factory
To get people to invest?
Or for suppressing the facts about the bank,
When it was rotten and ready to break?
Did you ever hear of the Circuit Judge
Helping anyone except the "Q" railroad,
Or the bankers? Or did Rev. Peet or Rev. Sibley
Give any part of their salary, earned by keeping still,
Or speaking out as the leaders wished them to do,
To the building of the water works?
But I Daisy Fraser who always passed
Along the street through rows of nods and smiles,
And caughs and words such as "there she goes."
Never was taken before Justice Arnett
Without contributing ten dollars and costs
To the school fund of Spoon River!
Benjamin Fraser
THEIR spirits beat upon mine
Like the wings of a thousand butterflies.
I closed my eyes and felt their spirits vibrating.
I closed my eyes, yet I knew when their lashes
Fringed their cheeks from downcast eyes,
And when they turned their heads;
And when their garments clung to them,
Or fell from them, in exquisite draperies.
Their spirits watched my ecstasy
With wide looks of starry unconcern.
Their spirits looked upon my torture;
They drank it as it were the water of life;
With reddened cheeks, brightened eyes,
The rising flame of my soul made their spirits gilt,
Like the wings of a butterfly drifting suddenly into sunlight.
And they cried to me for life, life, life.
But in taking life for myself,
In seizing and crushing their souls,
As a child crushes grapes and drinks
From its palms the purple juice,
I came to this wingless void,
Where neither red, nor gold, nor wine,
Nor the rhythm of life are known.
Minerva Jones
I AM Minerva, the village poetess,
Hooted at, jeered at by the Yahoos of the street
For my heavy body, cock-eye, and rolling walk,
And all the more when "Butch" Weldy
Captured me after a brutal hunt.
He left me to my fate with Doctor Meyers;
And I sank into death, growing numb from the feet up,
Like one stepping deeper and deeper into a stream of ice.
Will some one go to the village newspaper,
And gather into a book the verses I wrote?--
I thirsted so for love
I hungered so for life!
"Indignation" Jones
You would not believe, would you
That I came from good Welsh stock?
That I was purer blooded than the white trash here?
And of more direct lineage than the
New Englanders And Virginians of Spoon River?
You would not believe that I had been to school
And read some books.
You saw me only as a run-down man
With matted hair and beard
And ragged clothes.
Sometimes a man's life turns into a cancer
From being bruised and continually bruised,
And swells into a purplish mass
Like growths on stalks of corn.
Here was I, a carpenter, mired in a bog of life
Into which I walked, thinking it was a meadow,
With a slattern for a wife, and poor Minerva, my daughter,
Whom you tormented and drove to death.
So I crept, crept, like a snail through the days
Of my life.
No more you hear my footsteps in the morning,
Resounding on the hollow sidewalk
Going to the grocery store for a little corn meal
And a nickel's worth of bacon.
"Butch" Weldy
AFTER I got religion and steadied down
They gave me a job in the canning works,
And every morning I had to fill
The tank in the yard with gasoline,
That fed the blow-fires in the sheds
To heat the soldering irons.
And I mounted a rickety ladder to do it,
Carrying buckets full of the stuff.
One morning, as I stood there pouring,
The air grew still and seemed to heave,
And I shot up as the tank exploded,
And down I came with both legs broken,
And my eyes burned crisp as a couple of eggs.
For someone left a blow--fire going,
And something sucked the flame in the tank.
The Circuit Judge said whoever did it
Was a fellow-servant of mine, and so
Old Rhodes' son didn't have to pay me.
And I sat on the witness stand as blind
As lack the Fiddler, saying over and over,
"I didn't know him at all."
Doctor Meyers
No other man, unless it was Doc Hill,
Did more for people in this town than I.
And all the weak, the halt, the improvident
And those who could not pay flocked to me.
I was good-hearted, easy Doctor Meyers.
I was healthy, happy, in comfortable fortune,
Blest with a congenial mate, my children raised,
All wedded, doing well in the world.
And then one night, Minerva, the poetess,
Came to me in her trouble, crying.
I tried to help her out--she died--
They indicted me, the newspapers disgraced me,
My wife perished of a broken heart.
And pneumonia finished me.
Mrs. Meyers
HE protested all his life long
The newspapers lied about him villainously;
That he was not at fault for Minerva's fall,
But only tried to help her.
Poor soul so sunk in sin he could not see
That even trying to help her, as he called it,
He had broken the law human and divine.
Passers by, an ancient admonition to you:
If your ways would be ways of pleasantness,
And all your pathways peace,
Love God and keep his commandments.
Knowlt Hoheimer
I WAS the first fruits of the battle of Missionary Ridge.
When I felt the bullet enter my heart
I wished I had staid at home and gone to jail
For stealing the hogs of Curl Trenary,
Instead of running away and joining the army.
Rather a thousand times the county jail
Than to lie under this marble figure with wings,
And this granite pedestal Bearing the words, "Pro Patria."
What do they mean, anyway?
Lydia Puckett
KNOWLT HOHEIMER ran away to the war
The day before Curl Trenary
Swore out a warrant through Justice Arnett
For stealing hogs.
But that's not the reason he turned a soldier.
He caught me running with Lucius Atherton.
We quarreled and I told him never again
To cross my path.
Then he stole the hogs and went to the war--
Back of every soldier is a woman.
Frank Drummer
OUT of a cell into this darkened space--
The end at twenty-five!
My tongue could not speak what stirred within me,
And the village thought me a fool.
Yet at the start there was a clear vision,
A high and urgent purpose in my soul
Which drove me on trying to memorize
The Encyclopedia Britannica!
Hare Drummer
Do the boys and girls still go to Siever's
For cider, after school, in late September?
Or gather hazel nuts among the thickets
On Aaron Hatfield's farm when the frosts begin?
For many times with the laughing girls and boys
Played I along the road and over the hills
When the sun was low and the air was cool,
Stopping to club the walnut tree
Standing leafless against a flaming west.
Now, the smell of the autumn smoke,
And the dropping acorns,
And the echoes about the vales
Bring dreams of life.
They hover over me.
They question me:
Where are those laughing comrades?
How many are with me, how many
In the old orchards along the way to Siever's,
And in the woods that overlook
The quiet water?
Doc Hill
I WENT UP and down the streets
Here and there by day and night,
Through all hours of the night caring for the poor who were sick.
Do you know why?
My wife hated me, my son went to the dogs.
And I turned to the people and poured out my love to them.
Sweet it was to see the crowds about the lawns on the day of my
funeral,
And hear them murmur their love and sorrow.
But oh, dear God, my soul trembled, scarcely able
To hold to the railing of the new life
When I saw Em Stanton behind the oak tree
At the grave,
Hiding herself, and her grief!
***
Холм
Где Элмер, Герман, Берт, Том и Чарли,
Слабая воля, сильная рука, клоун, пьяница, боец?
Все, все спят на холме.
Один скончался в лихорадке,
Один был сожжен в шахте,
Один был убит в драке,
Один умер в тюрьме,
Один упал с моста, трудящегося для детей и жены -
Все, все спят, спят, спят на холме ,
Где Элла, Кейт, Маг, Лиззи и Эдит,
Нежное сердце, простая душа, громкая, гордая, счастливая? -
Все, все спят на холме.
Один умер в позорном рождении ребенка,
Один из сорванной любви,
Один из рук скотины в борделе,
Один из сломленной гордости, в поисках желания сердца;
Один после жизни в далеком Лондоне и Париже
Еллу
, Кейт и Мэг привезли на свое маленькое место. Все спят, спят, спят на холме.
Где дядя Исаак и тетя Эмили,
и старый Тауни Кинкейд и Севин Хоутон,
и майор Уокер, который разговаривал
с почтенными людьми революции? -
Все, все спят на холме.
Они принесли им мертвых сыновей с войны,
И дочерей, которых
разрушила жизнь, И их детей, лишенных отца, плачущих -
Все, все спят, спят, спят на холме.
Где старый скрипач Джонс,
который играл с жизнью все свои девяносто лет,
Хвалив мокрый снег с обнаженной грудью,
Пил, бунтовал, не думая ни о жене, ни о семье,
ни о золоте, ни о любви, ни о рае?
Lo! он болтает о жареной рыбе давным-давно,
о скачках давным-давно в роще Клэри, о том,
что сказал Эйб Линкольн
Однажды в Спрингфилде.
Ход Путт
ЗДЕСЬ Я лежу рядом с могилой
Старого Билла Пирсола,
который разбогател, торгуя с индейцами, и который
впоследствии принял Закон о банкротстве
и вышел из него богаче, чем когда-либо.
Я устал от тяжелого труда и бедности
И созерцал, как Старый Билл и другие вырос в богатстве
Однажды ночью ограбил путешественника возле Рощи Проктора,
убивая его невольно,
за что меня судили и повесили.
Это был мой способ обанкротиться.
Теперь мы, принявшие банкротство по-своему,
спим мирно рядом.
Олли МакГи
Вы видели, как гуляли по деревне
Человек с опущенными глазами и изможденным лицом?
Это мой муж, который по тайной жестокости
никогда не говорил, что лишил меня моей юности и моей красоты;
Наконец, сморщенный, с желтыми зубами,
И со сломленной гордостью и постыдным смирением
я погрузился в могилу.
Но что вы думаете, что грызет сердце моего мужа?
Лицо того, кем я был, лицо того, что он сделал меня!
Они доводят его до места, где я лежу.
Поэтому в смерти я отомщен.
Флетчер МакГи
Она взяла мою силу на несколько минут,
Она отняла мою жизнь на несколько часов,
Она осушила меня, как воспаленную луну,
которая истощает вращающийся мир.
Дни прошли, как тени,
Минуты катились, как звезды.
Она взяла жалость из моего сердца,
И превратила это в улыбки.
Она была обломком скульптурной глины,
Мои секретные мысли были пальцами:
они пролетели за ее задумчивым бровем
И глубоко украсили его болью.
Они установили губы и осели щеки,
И опустил глаза от печали.
Моя душа вошла в глину,
сражаясь, как семь дьяволов.
Это была не моя, это была не ее;
Она держала его, но его борьба
смоделировала лицо, которое она ненавидела,
И лицо, которого я боялся увидеть.
Я выбил окна, встряхнул болты.
Я спрятал меня в углу,
А потом она умерла и преследовала меня,
И преследовала меня всю жизнь.
Роберт Фултон Таннер,
ЕСЛИ бы человек мог укусить гигантскую руку,
которая его ловит и уничтожает,
как меня укусила крыса,
демонстрируя мою патентную ловушку, в
тот день в моем хозяйственном магазине.
Но человек никогда не сможет отомстить за себя
О чудовищной жизни людоедов.
Вы входите в комнату - это рождается;
И тогда ты должен жить - отрабатывать свою душу,
ага! видна приманка, которую вы жаждете:
женщина с деньгами, на которых вы хотите жениться,
престиж, место или власть в мире.
Но есть работа, которую нужно сделать, и вещи, которые нужно победить.
О, да! провода, которые экранируют приманку.
Наконец вы входите - но вы слышите шаг:
в комнату входит людоед, Жизнь,
(Он ждал и услышал лязг весны),
чтобы посмотреть, как вы грызете чудесный сыр,
и смотрите его горящими глазами на ты,
И хмуришься, и смеешься, и издеваешься, и проклинаю тебя,
Бегая вверх и вниз в ловушке,
Пока твое страдание не надоест ему.
Кассий Хуффер
ОНИ высекли на моем камне слова:
?Его жизнь была нежной, а элементы так смешаны в нем,
что природа могла встать и сказать всему миру:
это был человек?.
Те, кто знал меня, улыбаются,
читая эту пустую риторику.
Моей эпитафией должно было быть:
?Жизнь не была к нему нежной,
И элементы настолько смешались в нем,
что он вступил в войну с жизнью,
в которой он был убит?.
Пока я жил, я не мог справиться с клеветническими языками,
Теперь, когда я мертв, я должен подчиниться эпитафии, которую
Грэйвн сделал дураком!
Септа Мейсон
Цветение моей жизни могло расцвести со всех сторон, За исключением сильного ветра, который остановил мои лепестки
На той стороне меня, которую вы могли видеть в деревне.
Из пыли я поднимаю голос протеста:
Мою цветущую сторону ты никогда не видел!
Вы живые, вы действительно глупцы,
которые не знают путей ветра
и невидимых сил,
которые управляют жизненными процессами.
Аманда Баркер
Генри завел меня с ребенком,
зная, что я не смогу родить жизнь,
не потеряв свою.
Поэтому в юности я вошел в порталы пыли.
Путешественник, считается, что в деревне, где я жил,
Генри любил меня любовью мужа.
Но я объявляю из пыли,
что он убил меня, чтобы удовлетворить свою ненависть.
Чейз Генри
В жизни я был городским пьяницей;
Когда я умер, священник отказал мне в погребении на
святой земле.
Который послужил моей удаче.
Для протестантов купили этот участок,
И похоронили здесь мое тело,
Рядом с могилой банкира Николая
и его жены Присциллы.
Примите к сведению, благоразумные и благочестивые души,
Из-за встречных течений в жизни,
которые приносят честь мертвым, жившим в позоре.
Судья Сомерс
Как это происходит, скажите мне,
что я самый эрудированный из адвокатов,
кто знал Блэкстоун и кока-кола
Почти наизусть, кто выступил с величайшей речью, которую
придворные когда-либо слышали, и написал
краткое изложение, которое завоевало похвалу правосудия Бриз.
Как это происходит, скажи мне,
что я лежу здесь без опознавательных знаков, забыт,
Пока Чейз Генри, пьяница из города ,
имеет мраморный блок, увенчанный урной
отличающихся природ, в настроении ироничного,
посеял цветение сорняков?
Бенджамин Пантье
ВМЕСТЕ в этой могиле лежат Бенджамин Пантье, адвокат,
и Ниг, его собака, постоянный компаньон, утешение и друг.
Вниз по серой дороге друзья, дети, мужчины и женщины,
проходя один за другим из жизни, оставляли меня до тех пор, пока я не остался один
с Ниг для партнера, соседа по комнате; товарищ в напитке.
Утром жизни я знал устремление и видел славу,
Она, которая переживет меня, огрызла мою душу
с ловушкой, которая кровоточила меня до смерти,
Пока я, когда-то сильный воли, лежал сломленным, равнодушным,
Живя с Ниг в комнате задняя часть грязного офиса.
Под моей челюстной костью прижимается костистый нос Ниг.
Наша история теряется в тишине. Пройдите, Безумный мир!
Миссис Бенджамин Пантье.
Я знаю, что он сказал, что я поразил его душу
ловушкой, которая убила его до смерти.
И все мужчины любили его,
И большинство женщин жалели его.
Но предположим, что вы действительно леди, и у вас тонкий вкус,
и вы не любите запах виски и лука,
И ритм ?Оды? Вордсворта звучит в твоих ушах,
Пока он ходит с утра до ночи,
Повторяя кусочки этой обычной вещи;
?О, почему дух смертного должен гордиться??
А потом, предположим;
Вы - женщина, наделенная хорошими способностями,
и единственный мужчина, с которым закон и мораль
позволяют вам иметь супружеские отношения.
Тот самый мужчина, который наполняет вас отвращением
Каждый раз, когда вы думаете об этом, когда вы думаете об этом
Каждый раз, когда вы видите его?
Вот почему я выгнал его из дома,
чтобы жить со своей собакой в ;;грязной комнате в
задней части его офиса.
Рувим Пантье
ХОРОШО, Эмили Спаркс, ваши молитвы не пропали даром,
Твоя любовь не была напрасной.
Я обязан всем, чем был в жизни
Твоей надежде, которая не оставит меня,
Твоей любви, которая видела меня все еще такой же хорошей.
Дорогая Эмили Спаркс, позвольте мне рассказать вам историю.
Я передаю эффект моего отца и матери;
Дочь миллиардера доставила мне неприятности.
И я отправился в мир,
где я прошел через все известные опасности, связанные с
вином, женщинами и радостью жизни.
Однажды ночью, в комнате на улице Риволи,
я пил вино с черноглазой кокоткой,
И слезы катились по моим глазам.
Она, хотя они были любовные слезы и улыбались
Для мысли о ее завоевании меня.
Но моя душа была за три тысячи миль отсюда,
В те дни, когда ты учил меня в Ложной реке.
И только потому, что ты больше не можешь любить меня,
ни молиться за меня, ни писать мне письма,
вместо этого говорила вечная тишина.
И черноглазая кокотница взяла за нее слезы,
а также обманывающие поцелуи, которые я ей дал.
Каким-то образом с того часа у меня появилось новое видение
Дорогая Эмили Спаркс!
Эмили Спаркс
Где мой мальчик, мой мальчик
В какой далекой части мира?
Мальчик, которого я любил больше всего в школе? -
Я, учитель, старая дева, девственное сердце,
Кто сделал их всех моими детьми.
Знал ли я своего мальчика правильно,
Думая о нем как о пылающем духе,
Активном, когда-либо стремящемся?
О, мальчик, мальчик, за которого я молился и молился
Во многих бдительных часах ночью,
Ты помнишь письмо, которое я написал тебе
О прекрасной любви Христа?
И взяли ли вы это когда-нибудь или нет,
Мой мальчик, где бы ты ни был,
Работай ради своей души,
Чтобы вся твоя глина, вся твоя грязь,
Могла уступить твоему огню,
Пока огонь - ничто но свет! ...
ничего, кроме света!
Преподаватель, Драггист
Только химик может сказать, и не всегда химик,
что произойдет из-за смешивания
жидкостей или твердых веществ.
А кто может подсказать
Как мужчины и женщины будут взаимодействовать
друг с другом, или какими будут дети?
Там были Бенджамин Пантье и его жена,
хорошие сами по себе, но злые друг на друга;
Он кислород, она водород,
Их сын, разрушительный огонь.
Я Тренор, аптекарь, скряга химикатов,
Убит во время эксперимента,
Жил без брака.
Дейзи Фрейзер
Вы когда-нибудь слышали, чтобы редактор Уэдон
раздавал государственной казне какие-либо деньги, которые он получил
за поддержку кандидатов на должность?
Или за создание консервного завода,
чтобы заставить людей инвестировать?
Или для подавления фактов о банке,
Когда он был гнилой и готовый сломаться?
Вы когда-нибудь слышали, чтобы окружной судья
помогал кому-нибудь, кроме железной дороги "Q",
или банкирам? Или Преподобный Пит или Преподобный Сибли давали
какую-то часть своей зарплаты, полученную за счет молчания,
Или высказываясь так, как хотели от них руководители,
на строительство водопровода?
Но я Дейзи Фрейзер, которая всегда проходила
по улице сквозь ряды
кивков и улыбок, и слов и слов, таких как ?вот она идет?.
Никогда не был принят перед судьей Арнетт
Без внесения десяти долларов и затрат
в школьный фонд Spoon River!
Бенджамин Фрейзер
ИХ дух бьют по моему
Как крылья тысячи бабочек.
Я закрыл глаза и почувствовал, как их дух вибрирует.
Я закрыл глаза, но все же я знал, когда их ресницы
отрывали щеки от унылых глаз,
И когда они поворачивали головы;
И когда их одежды цеплялись за них,
Или падали с них, в изысканных драпировках.
Их дух наблюдал за моим экстазом
С широко раскрытыми взглядами безразличных.
Их дух смотрел на мою пытку;
Они пили это как воду жизни;
С покрасневшими щеками, осветленными глазами,
Восходящее пламя моей души заставило их дух позолотиться,
Как крылья бабочки, внезапно дрейфующие в солнечный свет.
И они плакали мне всю жизнь, жизнь, жизнь.
Но, забирая жизнь для себя, Захватив
и сокрушив их души,
Когда ребенок сжимает виноград и пьет
из его ладоней пурпурный сок,
Я пришел в эту бескрылую пустоту,
Где ни красного, ни золота, ни вина,
ни ритма жизни известны.
Минерва Джонс
Я ЕСМЬ Минерва, деревенская поэтесса, на которую
надрывают, над которой издеваются Yahoos улицы
За мое тяжелое тело, петух и скользящую прогулку,
и тем более, когда "Butch" Weldy
захватила меня после жестокой охоты.
Он оставил меня на произвол судьбы с доктором Мейерсом;
И я погрузился в смерть, онемев с ног,
Как один шагает все глубже и глубже в струю льда.
Пойдет ли кто-нибудь в деревенскую газету
и соберет в книгу стихи, которые я написал? -
Я жаждал любви, так жаждал
жизни!
"Возмущение" Джонс
Вы не поверите, не правда ли,
что я пришел из хорошей валлийской семьи?
Что я был более чистокровным, чем белый мусор здесь?
И более прямой линии, чем
жители Новой Англии и Вирджинии из Ложки?
Вы не поверите, что я был в школе
И читал некоторые книги.
Ты видел меня только как изможденного мужчину
с спутанными волосами и бородой
И в рваной одежде.
Иногда жизнь человека превращается в рак.
От синяков и постоянных синяков,
И
разрастается в пурпурную массу, Как наросты на стеблях кукурузы.
Я был плотником, погрязшим в болоте жизни, в
которую я ходил, думая, что это луг,
с решеткой для жены и бедной Минервой, моей дочерью, которую
вы мучили и гнали до смерти.
Так что я ползал, ползал, как улитка, сквозь дни
моей жизни.
Ты больше не слышишь моих шагов по утрам,
Звучит на пустотелом тротуаре,
Идя в продуктовый магазин за небольшим количеством кукурузной муки
И никелевого сала.
"Бутч" Уэлди
ПОСЛЕ того, как я получил религию и успокоился
Они давали мне работу на консервных заводах,
И каждое утро мне приходилось заправлять
бак во дворе бензином,
Который питал воздуходувки в сараях,
чтобы нагреть паяльники.
И я взобрался на шаткую лестницу, чтобы сделать это,
неся в руках ведра.
Однажды утром, когда я стоял там, наливаясь,
Воздух становился неподвижным и, казалось, вздымался,
И я взорвался, когда взорвался танк,
И я упал, сломав обе ноги,
И мои глаза горели, как пара яиц.
Для кого-то оставлен удар - огонь идет,
И что-то высосало пламя в баке.
Окружной судья сказал, кто бы это ни сделал, это
мой сослуживец, и поэтому
Сыну старого Родоса не пришлось платить мне.
И я сидел на месте свидетеля как слепой.
Как не хватает скрипача, повторяя снова и снова:
?Я его совсем не знал?.
Доктор Мейерс
Ни один человек, если бы не Док Хилл,
сделал для людей в этом городе больше, чем я.
И все слабые, остановка, самозванцы
И те, кто не мог заплатить, стекались ко мне.
Я был добросердечным, легким доктором Мейерсом.
Я был здоровым, счастливым, в благополучном состоянии,
Лучше всего с приятелем, мои дети выросли,
Все женаты, преуспевают в мире.
И вот однажды ночью Минерва, поэтесса,
пришла ко мне в беде, плача.
Я пытался помочь ей - она ;;умерла -
Мне предъявили обвинение, газеты опозорили меня,
Моя жена погибла от разбитого сердца.
И пневмония закончила меня.
Миссис Мейерс
ОН протестовал всю свою жизнь
. Газеты лгали о нем злобно;
Что он не виноват в падении Минервы, а
только пытался ей помочь.
Бедная душа, настолько погруженная в грех, он не мог видеть,
что даже пытаясь помочь ей, как он это называл,
он нарушил закон человеческий и божественный.
Прохожие мимо вас, древнее предостережение:
Если ваши пути будут путями приятного,
И все ваши пути мирного,
Любите Бога и соблюдайте его заповеди.
Ноулт Хохеймер
Я получил первые плоды битвы на Миссионерском хребте.
Когда я почувствовал, как пуля вошла в мое сердце,
я пожалел, что остался дома и отправился в тюрьму
за то, что украл свиней в Керл Тренари,
вместо того , чтобы бежать и присоединиться к армии.
Скорее в тысячу раз тюрьма округа,
Чем лежать под этой мраморной фигурой с крыльями,
И на этом гранитном постаменте, несущем слова ?Про Патриа?.
Что они вообще значат?
Лидия Пакетт
ЗНАЕТ, ХОХЕЙМЕР сбежал на войну.
За день до того, как Керл Тренари
выругался через судью Арнетта ордер на
кражу свиней.
Но это не причина, по которой он превратился в солдата.
Он поймал меня на бегу с Люциусом Атертоном.
Мы поссорились, и я сказал ему никогда больше
Переступить мой путь.
Затем он украл свиней и пошел на войну. За
каждым солдатом стоит женщина.
Фрэнк Барабанщик
Вне камеры в этом темном пространстве
... Конец в двадцать пять!
Мой язык не мог говорить, что двигало внутри меня,
И деревня считала меня дураком.
И все же в начале
у меня было ясное видение : высокая и неотложная цель в моей душе,
которая заставила меня попытаться запомнить
Британскую энциклопедию!
Барабанщик заяц
Мальчики и девочки все еще ходят в сидр ?Сивер
For? после школы в конце сентября?
Или собирать орехи среди зарослей
на ферме Аарона Хэтфилда, когда начнутся морозы?
Много раз со смеющимися девочками и мальчиками
Играли я по дороге и по холмам,
Когда солнце садилось низко, а воздух был прохладным,
Остановился, чтобы стукнуть ореховым деревом,
Стоя без листьев на пылающем западе.
Теперь запах осеннего дыма,
И падающие желуди,
И отголоски о долинах.
Приносят мечты о жизни.
Они парят над мной.
Они спрашивают меня:
где эти смеющиеся товарищи?
Сколько со мной, сколько
в старых садах по пути к Сиверу,
и в лесах, которые выходят
Тихая вода?
Док Хилл.
Я шел вверх и вниз по улицам.
Здесь и там днем ;;и ночью,
Через все часы ночи, заботясь о бедных, которые были больны.
Ты знаешь почему?
Моя жена ненавидела меня, мой сын ходил с собаками.
И я повернулся к людям и излил свою любовь к ним.
Как приятно было видеть толпы людей на лужайках в день моих
похорон
и слышать, как они роптали на свою любовь и печаль.
Но, о Боже, моя душа дрожала, едва способная
удержаться за перилами новой жизни,
Когда я увидела Эм Стэнтон за дубом
У могилы,
Спрятавшуюся в её горе!
Метки:
