Спун Ривер 3

Homer Clapp

OFTEN Aner Clute at the gate
Refused me the parting kiss,
Saying we should be engaged before that;
And just with a distant clasp of the hand
She bade me good-night, as I brought her home
From the skating rink or the revival.
No sooner did my departing footsteps die away
Than Lucius Atherton,
(So I learned when Aner went to Peoria)
Stole in at her window, or took her riding
Behind his spanking team of bays
Into the country.
The shock of it made me settle down
And I put all the money I got from my father's estate
Into the canning factory, to get the job
Of head accountant, and lost it all.
And then I knew I was one of Life's fools,
Whom only death would treat as the equal
Of other men, making me feel like a man.



Deacon Taylor

I BELONGED to the church,
And to the party of prohibition;
And the villagers thought I died of eating watermelon.
In truth I had cirrhosis of the liver,
For every noon for thirty years,
I slipped behind the prescription partition
In Trainor's drug store
And poured a generous drink
From the bottle marked "Spiritus frumenti."



Sam Hookey

I RAN away from home with the circus,
Having fallen in love with Mademoiselle Estralada,
The lion tamer.
One time, having starved the lions
For more than a day,
I entered the cage and began to beat Brutus
And Leo and Gypsy.
Whereupon Brutus sprang upon me,
And killed me.
On entering these regions
I met a shadow who cursed me,
And said it served me right. . . .
It was Robespierre!



Cooney Potter

I INHERITED forty acres from my Father
And, by working my wife, my two sons and two daughters
From dawn to dusk, I acquired
A thousand acres.
But not content,
Wishing to own two thousand acres,
I bustled through the years with axe and plow,
Toiling, denying myself, my wife, my sons, my daughters.
Squire Higbee wrongs me to say
That I died from smoking Red Eagle cigars.
Eating hot pie and gulping coffee
During the scorching hours of harvest time
Brought me here ere I had reached my sixtieth year.



Fiddler Jones

THE earth keeps some vibration going
There in your heart, and that is you.
And if the people find you can fiddle,
Why, fiddle you must, for all your life.
What do you see, a harvest of clover?
Or a meadow to walk through to the river?
The wind's in the corn; you rub your hands
For beeves hereafter ready for market;
Or else you hear the rustle of skirts
Like the girls when dancing at Little Grove.
To Cooney Potter a pillar of dust
Or whirling leaves meant ruinous drouth;
They looked to me like Red-Head Sammy
Stepping it off, to "Toor-a-Loor."
How could I till my forty acres
Not to speak of getting more,
With a medley of horns, bassoons and piccolos
Stirred in my brain by crows and robins
And the creak of a wind-mill--only these?
And I never started to plow in my life
That some one did not stop in the road
And take me away to a dance or picnic.
I ended up with forty acres;
I ended up with a broken fiddle--
And a broken laugh, and a thousand memories,
And not a single regret.



Nellie Clark

I WAS only eight years old;
And before I grew up and knew what it meant
I had no words for it, except
That I was frightened and told my
Mother; And that my Father got a pistol
And would have killed Charlie, who was a big boy,
Fifteen years old, except for his Mother.
Nevertheless the story clung to me.
But the man who married me, a widower of thirty-five,
Was a newcomer and never heard it
'Till two years after we were married.
Then he considered himself cheated,
And the village agreed that I was not really a virgin.
Well, he deserted me, and I died
The following winter.



Louise Smith

HERBERT broke our engagement of eight years
When Annabelle returned to the village From the
Seminary, ah me!
If I had let my love for him alone
It might have grown into a beautiful sorrow--
Who knows?--filling my life with healing fragrance.
But I tortured it, I poisoned it
I blinded its eyes, and it became hatred--
Deadly ivy instead of clematis.
And my soul fell from its support
Its tendrils tangled in decay.
Do not let the will play gardener to your soul
Unless you are sure
It is wiser than your soul's nature.



Herbert Marshall

ALL your sorrow, Louise, and hatred of me
Sprang from your delusion that it was wantonness
Of spirit and contempt of your soul's rights
Which made me turn to Annabelle and forsake you.
You really grew to hate me for love of me,
Because I was your soul's happiness,
Formed and tempered
To solve your life for you, and would not.
But you were my misery.
If you had been
My happiness would I not have clung to you?
This is life's sorrow:
That one can be happy only where two are;
And that our hearts are drawn to stars
Which want us not.



George Gray

I HAVE studied many times
The marble which was chiseled for me--
A boat with a furled sail at rest in a harbor.
In truth it pictures not my destination
But my life.
For love was offered me and I shrank from its disillusionment;
Sorrow knocked at my door, but I was afraid;
Ambition called to me, but I dreaded the chances.
Yet all the while I hungered for meaning in my life.
And now I know that we must lift the sail
And catch the winds of destiny
Wherever they drive the boat.
To put meaning in one's life may end in madness,
But life without meaning is the torture
Of restlessness and vague desire--
It is a boat longing for the sea and yet afraid.



Hon. Henry Bennett

IT never came into my mind
Until I was ready to die
That Jenny had loved me to death, with malice of heart.
For I was seventy, she was thirty--five,
And I wore myself to a shadow trying to husband
Jenny, rosy Jenny full of the ardor of life.
For all my wisdom and grace of mind
Gave her no delight at all, in very truth,
But ever and anon she spoke of the giant strength
Of Willard Shafer, and of his wonderful feat
Of lifting a traction engine out of the ditch
One time at Georgie Kirby's.
So Jenny inherited my fortune and married Willard--
That mount of brawn! That clownish soul!



Griffy the Cooper

THE cooper should know about tubs.
But I learned about life as well,
And you who loiter around these graves
Think you know life.
You think your eye sweeps about a wide horizon, perhaps,
In truth you are only looking around the interior of your tub.
You cannot lift yourself to its rim
And see the outer world of things,
And at the same time see yourself.
You are submerged in the tub of yourself--
Taboos and rules and appearances,
Are the staves of your tub.
Break them and dispel the witchcraft
Of thinking your tub is life
And that you know life.



A. D. Blood

IF YOU in the village think that my work was a good one,
Who closed the saloons and stopped all playing at cards,
And haled old Daisy Fraser before Justice Arnett,
In many a crusade to purge the people of sin;
Why do you let the milliner's daughter Dora,
And the worthless son of Benjamin Pantier
Nightly make my grave their unholy pillow?



Dora Williams

WHEN Reuben Pantier ran away and threw me
I went to Springfield. There I met a lush,
Whose father just deceased left him a fortune.
He married me when drunk.
My life was wretched.
A year passed and one day they found him dead.
That made me rich. I moved on to Chicago.
After a time met Tyler Rountree, villain.
I moved on to New York. A gray-haired magnate
Went mad about me--so another fortune.
He died one night right in my arms, you know.
(I saw his purple face for years thereafter. )
There was almost a scandal.
I moved on, This time to Paris. I was now a woman,
Insidious, subtle, versed in the world and rich.
My sweet apartment near the Champs Elysees
Became a center for all sorts of people,
Musicians, poets, dandies, artists, nobles,
Where we spoke French and German, Italian, English.
I wed Count Navigato, native of Genoa.
We went to Rome. He poisoned me, I think.
Now in the Campo Santo overlooking
The sea where young Columbus dreamed new worlds,
See what they chiseled: "Contessa Navigato
Implora eterna quiete."



Mrs. Williams

I WAS the milliner
Talked about, lied about,
Mother of Dora,
Whose strange disappearance
Was charged to her rearing.
My eye quick to beauty
Saw much beside ribbons
And buckles and feathers
And leghorns and felts,
To set off sweet faces,
And dark hair and gold.
One thing I will tell you
And one I will ask:
The stealers of husbands
Wear powder and trinkets,
And fashionable hats.
Wives, wear them yourselves.
Hats may make divorces--
They also prevent them.
Well now, let me ask you:
If all of the children, born here in Spoon River
Had been reared by the
County, somewhere on a farm;
And the fathers and mothers had been given their freedom
To live and enjoy, change mates if they wished,
Do you think that Spoon River
Had been any the worse?



William and Emily

THERE is something about
Death Like love itself!
If with some one with whom you have known passion
And the glow of youthful love,
You also, after years of life
Together, feel the sinking of the fire
And thus fade away together,
Gradually, faintly, delicately,
As it were in each other's arms,
Passing from the familiar room--
That is a power of unison between souls
Like love itself!



The Circuit Judge

TAKE note, passers-by, of the sharp erosions
Eaten in my head-stone by the wind and rain--
Almost as if an intangible Nemesis or hatred
Were marking scores against me,
But to destroy, and not preserve, my memory.
I in life was the Circuit judge, a maker of notches,
Deciding cases on the points the lawyers scored,
Not on the right of the matter.
O wind and rain, leave my head-stone alone
For worse than the anger of the wronged,
The curses of the poor,
Was to lie speechless, yet with vision clear,
Seeing that even Hod Putt, the murderer,
Hanged by my sentence,
Was innocent in soul compared with me.



Blind Jack

I HAD fiddled all day at the county fair.
But driving home "Butch" Weldy and Jack McGuire,
Who were roaring full, made me fiddle and fiddle
To the song of Susie Skinner, while whipping the horses
Till they ran away. Blind as I was, I tried to get out
As the carriage fell in the ditch,
And was caught in the wheels and killed.
There's a blind man here with a brow
As big and white as a cloud.
And all we fiddlers, from highest to lowest,
Writers of music and tellers of stories
Sit at his feet,
And hear him sing of the fall of Troy.



John Horace Burleson

I WON the prize essay at school
Here in the village,
And published a novel before I was twenty-five.
I went to the city for themes and to enrich my art;
There married the banker's daughter,
And later became president of the bank--
Always looking forward to some leisure
To write an epic novel of the war.
Meanwhile friend of the great, and lover of letters,
And host to Matthew Arnold and to Emerson.
An after dinner speaker, writing essays
For local clubs. At last brought here--
My boyhood home, you know--
Not even a little tablet in Chicago
To keep my name alive.
How great it is to write the single line:
"Roll on, thou deep and dark blue Ocean, roll!"



Nancy Knapp

WELL, don't you see this was the way of it:
We bought the farm with what he inherited,
And his brothers and sisters accused him of poisoning
His fathers mind against the rest of them.
And we never had any peace with our treasure.
The murrain took the cattle, and the crops failed.
And lightning struck the granary.
So we mortgaged the farm to keep going.
And he grew silent and was worried all the time.
Then some of the neighbors refused to speak to us,
And took sides with his brothers and sisters.
And I had no place to turn, as one may say to himself,
At an earlier time in life;
"No matter, So and so is my friend, or I can shake this off
With a little trip to Decatur."
Then the dreadfulest smells infested the rooms.
So I set fire to the beds and the old witch-house
Went up in a roar of flame,
As I danced in the yard with waving arms,
While he wept like a freezing steer.



Barry Holden

THE very fall my sister Nancy Knapp
Set fire to the house
They were trying Dr. Duval
For the murder of Zora Clemens,
And I sat in the court two weeks
Listening to every witness.
It was clear he had got her in a family
And to let the child be born
Would not do.
Well, how about me with eight children,
And one coming, and the farm
Mortgaged to Thomas Rhodes?
And when I got home that night,
(After listening to the story of the buggy ride,
And the finding of Zora in the ditch,)
The first thing I saw, right there by the steps,
Where the boys had hacked for angle worms,
Was the hatchet!
And just as I entered there was my wife,
Standing before me, big with child.
She started the talk of the mortgaged farm,
And I killed her.



State's Attorney Fallas

I, THE scourge-wielder, balance-wrecker,
Smiter with whips and swords;
I, hater of the breakers of the law;
I, legalist, inexorable and bitter,
Driving the jury to hang the madman, Barry Holden,
Was made as one dead by light too bright for eyes,
And woke to face a Truth with bloody brow:
Steel forceps fumbled by a doctor's hand
Against my boy's head as he entered life
Made him an idiot. I turned to books of science
To care for him.
That's how the world of those whose minds are sick
Became my work in life, and all my world.
Poor ruined boy! You were, at last, the potter
And I and all my deeds of charity
The vessels of your hand.



Wendell P. Bloyd

THEY first charged me with disorderly conduct,
There being no statute on blasphemy.
Later they locked me up as insane
Where I was beaten to death by a Catholic guard.
My offense was this:
I said God lied to Adam, and destined him
To lead the life of a fool,
Ignorant that there is evil in the world as well as good.
And when Adam outwitted God by eating the apple
And saw through the lie,
God drove him out of Eden to keep him from taking
The fruit of immortal life.
For Christ's sake, you sensible people,
Here's what God Himself says about it in the book of Genesis:
"And the Lord God said, behold the man
Is become as one of us" (a little envy, you see),
"To know good and evil" (The all-is-good lie exposed):
"And now lest he put forth his hand and take
Also of the tree of life and eat, and live forever:
Therefore the Lord God sent Him forth from the garden of Eden." (The
reason I believe God crucified His Own Son
To get out of the wretched tangle is, because it sounds just like Him. )



Francis Turner

I COULD not run or play
In boyhood.
In manhood I could only sip the cup,
Not drink--For scarlet-fever left my heart diseased.
Yet I lie here
Soothed by a secret none but Mary knows:
There is a garden of acacia,
Catalpa trees, and arbors sweet with vines--
There on that afternoon in June
By Mary's side--
Kissing her with my soul upon my lips
It suddenly took flight.



Franklin Jones

IF I could have lived another year
I could have finished my flying machine,
And become rich and famous.
Hence it is fitting the workman
Who tried to chisel a dove for me
Made it look more like a chicken.
For what is it all but being hatched,
And running about the yard,
To the day of the block?
Save that a man has an angel's brain,
And sees the ax from the first!



John M. Church

I WAS attorney for the "Q"
And the Indemnity Company which insured
The owners of the mine.
I pulled the wires with judge and jury,
And the upper courts, to beat the claims
Of the crippled, the widow and orphan,
And made a fortune thereat.
The bar association sang my praises
In a high-flown resolution.
And the floral tributes were many--
But the rats devoured my heart
And a snake made a nest in my skull
*
Homer Clapp

OFTEN Aner Clute at the gate
Refused me the parting kiss,
Saying we should be engaged before that;
And just with a distant clasp of the hand
She bade me good-night, as I brought her home
From the skating rink or the revival.
No sooner did my departing footsteps die away
Than Lucius Atherton,
(So I learned when Aner went to Peoria)
Stole in at her window, or took her riding
Behind his spanking team of bays
Into the country.
The shock of it made me settle down
And I put all the money I got from my father's estate
Into the canning factory, to get the job
Of head accountant, and lost it all.
And then I knew I was one of Life's fools,
Whom only death would treat as the equal
Of other men, making me feel like a man.



Deacon Taylor

I BELONGED to the church,
And to the party of prohibition;
And the villagers thought I died of eating watermelon.
In truth I had cirrhosis of the liver,
For every noon for thirty years,
I slipped behind the prescription partition
In Trainor's drug store
And poured a generous drink
From the bottle marked "Spiritus frumenti."



Sam Hookey

I RAN away from home with the circus,
Having fallen in love with Mademoiselle Estralada,
The lion tamer.
One time, having starved the lions
For more than a day,
I entered the cage and began to beat Brutus
And Leo and Gypsy.
Whereupon Brutus sprang upon me,
And killed me.
On entering these regions
I met a shadow who cursed me,
And said it served me right. . . .
It was Robespierre!



Cooney Potter

I INHERITED forty acres from my Father
And, by working my wife, my two sons and two daughters
From dawn to dusk, I acquired
A thousand acres.
But not content,
Wishing to own two thousand acres,
I bustled through the years with axe and plow,
Toiling, denying myself, my wife, my sons, my daughters.
Squire Higbee wrongs me to say
That I died from smoking Red Eagle cigars.
Eating hot pie and gulping coffee
During the scorching hours of harvest time
Brought me here ere I had reached my sixtieth year.



Fiddler Jones

THE earth keeps some vibration going
There in your heart, and that is you.
And if the people find you can fiddle,
Why, fiddle you must, for all your life.
What do you see, a harvest of clover?
Or a meadow to walk through to the river?
The wind's in the corn; you rub your hands
For beeves hereafter ready for market;
Or else you hear the rustle of skirts
Like the girls when dancing at Little Grove.
To Cooney Potter a pillar of dust
Or whirling leaves meant ruinous drouth;
They looked to me like Red-Head Sammy
Stepping it off, to "Toor-a-Loor."
How could I till my forty acres
Not to speak of getting more,
With a medley of horns, bassoons and piccolos
Stirred in my brain by crows and robins
And the creak of a wind-mill--only these?
And I never started to plow in my life
That some one did not stop in the road
And take me away to a dance or picnic.
I ended up with forty acres;
I ended up with a broken fiddle--
And a broken laugh, and a thousand memories,
And not a single regret.



Nellie Clark

I WAS only eight years old;
And before I grew up and knew what it meant
I had no words for it, except
That I was frightened and told my
Mother; And that my Father got a pistol
And would have killed Charlie, who was a big boy,
Fifteen years old, except for his Mother.
Nevertheless the story clung to me.
But the man who married me, a widower of thirty-five,
Was a newcomer and never heard it
'Till two years after we were married.
Then he considered himself cheated,
And the village agreed that I was not really a virgin.
Well, he deserted me, and I died
The following winter.



Louise Smith

HERBERT broke our engagement of eight years
When Annabelle returned to the village From the
Seminary, ah me!
If I had let my love for him alone
It might have grown into a beautiful sorrow--
Who knows?--filling my life with healing fragrance.
But I tortured it, I poisoned it
I blinded its eyes, and it became hatred--
Deadly ivy instead of clematis.
And my soul fell from its support
Its tendrils tangled in decay.
Do not let the will play gardener to your soul
Unless you are sure
It is wiser than your soul's nature.



Herbert Marshall

ALL your sorrow, Louise, and hatred of me
Sprang from your delusion that it was wantonness
Of spirit and contempt of your soul's rights
Which made me turn to Annabelle and forsake you.
You really grew to hate me for love of me,
Because I was your soul's happiness,
Formed and tempered
To solve your life for you, and would not.
But you were my misery.
If you had been
My happiness would I not have clung to you?
This is life's sorrow:
That one can be happy only where two are;
And that our hearts are drawn to stars
Which want us not.



George Gray

I HAVE studied many times
The marble which was chiseled for me--
A boat with a furled sail at rest in a harbor.
In truth it pictures not my destination
But my life.
For love was offered me and I shrank from its disillusionment;
Sorrow knocked at my door, but I was afraid;
Ambition called to me, but I dreaded the chances.
Yet all the while I hungered for meaning in my life.
And now I know that we must lift the sail
And catch the winds of destiny
Wherever they drive the boat.
To put meaning in one's life may end in madness,
But life without meaning is the torture
Of restlessness and vague desire--
It is a boat longing for the sea and yet afraid.



Hon. Henry Bennett

IT never came into my mind
Until I was ready to die
That Jenny had loved me to death, with malice of heart.
For I was seventy, she was thirty--five,
And I wore myself to a shadow trying to husband
Jenny, rosy Jenny full of the ardor of life.
For all my wisdom and grace of mind
Gave her no delight at all, in very truth,
But ever and anon she spoke of the giant strength
Of Willard Shafer, and of his wonderful feat
Of lifting a traction engine out of the ditch
One time at Georgie Kirby's.
So Jenny inherited my fortune and married Willard--
That mount of brawn! That clownish soul!



Griffy the Cooper

THE cooper should know about tubs.
But I learned about life as well,
And you who loiter around these graves
Think you know life.
You think your eye sweeps about a wide horizon, perhaps,
In truth you are only looking around the interior of your tub.
You cannot lift yourself to its rim
And see the outer world of things,
And at the same time see yourself.
You are submerged in the tub of yourself--
Taboos and rules and appearances,
Are the staves of your tub.
Break them and dispel the witchcraft
Of thinking your tub is life
And that you know life.



A. D. Blood

IF YOU in the village think that my work was a good one,
Who closed the saloons and stopped all playing at cards,
And haled old Daisy Fraser before Justice Arnett,
In many a crusade to purge the people of sin;
Why do you let the milliner's daughter Dora,
And the worthless son of Benjamin Pantier
Nightly make my grave their unholy pillow?



Dora Williams

WHEN Reuben Pantier ran away and threw me
I went to Springfield. There I met a lush,
Whose father just deceased left him a fortune.
He married me when drunk.
My life was wretched.
A year passed and one day they found him dead.
That made me rich. I moved on to Chicago.
After a time met Tyler Rountree, villain.
I moved on to New York. A gray-haired magnate
Went mad about me--so another fortune.
He died one night right in my arms, you know.
(I saw his purple face for years thereafter. )
There was almost a scandal.
I moved on, This time to Paris. I was now a woman,
Insidious, subtle, versed in the world and rich.
My sweet apartment near the Champs Elysees
Became a center for all sorts of people,
Musicians, poets, dandies, artists, nobles,
Where we spoke French and German, Italian, English.
I wed Count Navigato, native of Genoa.
We went to Rome. He poisoned me, I think.
Now in the Campo Santo overlooking
The sea where young Columbus dreamed new worlds,
See what they chiseled: "Contessa Navigato
Implora eterna quiete."



Mrs. Williams

I WAS the milliner
Talked about, lied about,
Mother of Dora,
Whose strange disappearance
Was charged to her rearing.
My eye quick to beauty
Saw much beside ribbons
And buckles and feathers
And leghorns and felts,
To set off sweet faces,
And dark hair and gold.
One thing I will tell you
And one I will ask:
The stealers of husbands
Wear powder and trinkets,
And fashionable hats.
Wives, wear them yourselves.
Hats may make divorces--
They also prevent them.
Well now, let me ask you:
If all of the children, born here in Spoon River
Had been reared by the
County, somewhere on a farm;
And the fathers and mothers had been given their freedom
To live and enjoy, change mates if they wished,
Do you think that Spoon River
Had been any the worse?



William and Emily

THERE is something about
Death Like love itself!
If with some one with whom you have known passion
And the glow of youthful love,
You also, after years of life
Together, feel the sinking of the fire
And thus fade away together,
Gradually, faintly, delicately,
As it were in each other's arms,
Passing from the familiar room--
That is a power of unison between souls
Like love itself!



The Circuit Judge

TAKE note, passers-by, of the sharp erosions
Eaten in my head-stone by the wind and rain--
Almost as if an intangible Nemesis or hatred
Were marking scores against me,
But to destroy, and not preserve, my memory.
I in life was the Circuit judge, a maker of notches,
Deciding cases on the points the lawyers scored,
Not on the right of the matter.
O wind and rain, leave my head-stone alone
For worse than the anger of the wronged,
The curses of the poor,
Was to lie speechless, yet with vision clear,
Seeing that even Hod Putt, the murderer,
Hanged by my sentence,
Was innocent in soul compared with me.



Blind Jack

I HAD fiddled all day at the county fair.
But driving home "Butch" Weldy and Jack McGuire,
Who were roaring full, made me fiddle and fiddle
To the song of Susie Skinner, while whipping the horses
Till they ran away. Blind as I was, I tried to get out
As the carriage fell in the ditch,
And was caught in the wheels and killed.
There's a blind man here with a brow
As big and white as a cloud.
And all we fiddlers, from highest to lowest,
Writers of music and tellers of stories
Sit at his feet,
And hear him sing of the fall of Troy.



John Horace Burleson

I WON the prize essay at school
Here in the village,
And published a novel before I was twenty-five.
I went to the city for themes and to enrich my art;
There married the banker's daughter,
And later became president of the bank--
Always looking forward to some leisure
To write an epic novel of the war.
Meanwhile friend of the great, and lover of letters,
And host to Matthew Arnold and to Emerson.
An after dinner speaker, writing essays
For local clubs. At last brought here--
My boyhood home, you know--
Not even a little tablet in Chicago
To keep my name alive.
How great it is to write the single line:
"Roll on, thou deep and dark blue Ocean, roll!"



Nancy Knapp

WELL, don't you see this was the way of it:
We bought the farm with what he inherited,
And his brothers and sisters accused him of poisoning
His fathers mind against the rest of them.
And we never had any peace with our treasure.
The murrain took the cattle, and the crops failed.
And lightning struck the granary.
So we mortgaged the farm to keep going.
And he grew silent and was worried all the time.
Then some of the neighbors refused to speak to us,
And took sides with his brothers and sisters.
And I had no place to turn, as one may say to himself,
At an earlier time in life;
"No matter, So and so is my friend, or I can shake this off
With a little trip to Decatur."
Then the dreadfulest smells infested the rooms.
So I set fire to the beds and the old witch-house
Went up in a roar of flame,
As I danced in the yard with waving arms,
While he wept like a freezing steer.



Barry Holden

THE very fall my sister Nancy Knapp
Set fire to the house
They were trying Dr. Duval
For the murder of Zora Clemens,
And I sat in the court two weeks
Listening to every witness.
It was clear he had got her in a family
And to let the child be born
Would not do.
Well, how about me with eight children,
And one coming, and the farm
Mortgaged to Thomas Rhodes?
And when I got home that night,
(After listening to the story of the buggy ride,
And the finding of Zora in the ditch,)
The first thing I saw, right there by the steps,
Where the boys had hacked for angle worms,
Was the hatchet!
And just as I entered there was my wife,
Standing before me, big with child.
She started the talk of the mortgaged farm,
And I killed her.



State's Attorney Fallas

I, THE scourge-wielder, balance-wrecker,
Smiter with whips and swords;
I, hater of the breakers of the law;
I, legalist, inexorable and bitter,
Driving the jury to hang the madman, Barry Holden,
Was made as one dead by light too bright for eyes,
And woke to face a Truth with bloody brow:
Steel forceps fumbled by a doctor's hand
Against my boy's head as he entered life
Made him an idiot. I turned to books of science
To care for him.
That's how the world of those whose minds are sick
Became my work in life, and all my world.
Poor ruined boy! You were, at last, the potter
And I and all my deeds of charity
The vessels of your hand.



Wendell P. Bloyd

THEY first charged me with disorderly conduct,
There being no statute on blasphemy.
Later they locked me up as insane
Where I was beaten to death by a Catholic guard.
My offense was this:
I said God lied to Adam, and destined him
To lead the life of a fool,
Ignorant that there is evil in the world as well as good.
And when Adam outwitted God by eating the apple
And saw through the lie,
God drove him out of Eden to keep him from taking
The fruit of immortal life.
For Christ's sake, you sensible people,
Here's what God Himself says about it in the book of Genesis:
"And the Lord God said, behold the man
Is become as one of us" (a little envy, you see),
"To know good and evil" (The all-is-good lie exposed):
"And now lest he put forth his hand and take
Also of the tree of life and eat, and live forever:
Therefore the Lord God sent Him forth from the garden of Eden." (The
reason I believe God crucified His Own Son
To get out of the wretched tangle is, because it sounds just like Him. )



Francis Turner

I COULD not run or play
In boyhood.
In manhood I could only sip the cup,
Not drink--For scarlet-fever left my heart diseased.
Yet I lie here
Soothed by a secret none but Mary knows:
There is a garden of acacia,
Catalpa trees, and arbors sweet with vines--
There on that afternoon in June
By Mary's side--
Kissing her with my soul upon my lips
It suddenly took flight.



Franklin Jones

IF I could have lived another year
I could have finished my flying machine,
And become rich and famous.
Hence it is fitting the workman
Who tried to chisel a dove for me
Made it look more like a chicken.
For what is it all but being hatched,
And running about the yard,
To the day of the block?
Save that a man has an angel's brain,
And sees the ax from the first!



John M. Church

I WAS attorney for the "Q"
And the Indemnity Company which insured
The owners of the mine.
I pulled the wires with judge and jury,
And the upper courts, to beat the claims
Of the crippled, the widow and orphan,
And made a fortune thereat.
The bar association sang my praises
In a high-flown resolution.
And the floral tributes were many--
But the rats devoured my heart
And a snake made a nest in my skull

Homer Clapp

OFTEN Aner Clute at the gate
Refused me the parting kiss,
Saying we should be engaged before that;
And just with a distant clasp of the hand
She bade me good-night, as I brought her home
From the skating rink or the revival.
No sooner did my departing footsteps die away
Than Lucius Atherton,
(So I learned when Aner went to Peoria)
Stole in at her window, or took her riding
Behind his spanking team of bays
Into the country.
The shock of it made me settle down
And I put all the money I got from my father's estate
Into the canning factory, to get the job
Of head accountant, and lost it all.
And then I knew I was one of Life's fools,
Whom only death would treat as the equal
Of other men, making me feel like a man.



Deacon Taylor

I BELONGED to the church,
And to the party of prohibition;
And the villagers thought I died of eating watermelon.
In truth I had cirrhosis of the liver,
For every noon for thirty years,
I slipped behind the prescription partition
In Trainor's drug store
And poured a generous drink
From the bottle marked "Spiritus frumenti."



Sam Hookey

I RAN away from home with the circus,
Having fallen in love with Mademoiselle Estralada,
The lion tamer.
One time, having starved the lions
For more than a day,
I entered the cage and began to beat Brutus
And Leo and Gypsy.
Whereupon Brutus sprang upon me,
And killed me.
On entering these regions
I met a shadow who cursed me,
And said it served me right. . . .
It was Robespierre!



Cooney Potter

I INHERITED forty acres from my Father
And, by working my wife, my two sons and two daughters
From dawn to dusk, I acquired
A thousand acres.
But not content,
Wishing to own two thousand acres,
I bustled through the years with axe and plow,
Toiling, denying myself, my wife, my sons, my daughters.
Squire Higbee wrongs me to say
That I died from smoking Red Eagle cigars.
Eating hot pie and gulping coffee
During the scorching hours of harvest time
Brought me here ere I had reached my sixtieth year.



Fiddler Jones

THE earth keeps some vibration going
There in your heart, and that is you.
And if the people find you can fiddle,
Why, fiddle you must, for all your life.
What do you see, a harvest of clover?
Or a meadow to walk through to the river?
The wind's in the corn; you rub your hands
For beeves hereafter ready for market;
Or else you hear the rustle of skirts
Like the girls when dancing at Little Grove.
To Cooney Potter a pillar of dust
Or whirling leaves meant ruinous drouth;
They looked to me like Red-Head Sammy
Stepping it off, to "Toor-a-Loor."
How could I till my forty acres
Not to speak of getting more,
With a medley of horns, bassoons and piccolos
Stirred in my brain by crows and robins
And the creak of a wind-mill--only these?
And I never started to plow in my life
That some one did not stop in the road
And take me away to a dance or picnic.
I ended up with forty acres;
I ended up with a broken fiddle--
And a broken laugh, and a thousand memories,
And not a single regret.



Nellie Clark

I WAS only eight years old;
And before I grew up and knew what it meant
I had no words for it, except
That I was frightened and told my
Mother; And that my Father got a pistol
And would have killed Charlie, who was a big boy,
Fifteen years old, except for his Mother.
Nevertheless the story clung to me.
But the man who married me, a widower of thirty-five,
Was a newcomer and never heard it
'Till two years after we were married.
Then he considered himself cheated,
And the village agreed that I was not really a virgin.
Well, he deserted me, and I died
The following winter.



Louise Smith

HERBERT broke our engagement of eight years
When Annabelle returned to the village From the
Seminary, ah me!
If I had let my love for him alone
It might have grown into a beautiful sorrow--
Who knows?--filling my life with healing fragrance.
But I tortured it, I poisoned it
I blinded its eyes, and it became hatred--
Deadly ivy instead of clematis.
And my soul fell from its support
Its tendrils tangled in decay.
Do not let the will play gardener to your soul
Unless you are sure
It is wiser than your soul's nature.



Herbert Marshall

ALL your sorrow, Louise, and hatred of me
Sprang from your delusion that it was wantonness
Of spirit and contempt of your soul's rights
Which made me turn to Annabelle and forsake you.
You really grew to hate me for love of me,
Because I was your soul's happiness,
Formed and tempered
To solve your life for you, and would not.
But you were my misery.
If you had been
My happiness would I not have clung to you?
This is life's sorrow:
That one can be happy only where two are;
And that our hearts are drawn to stars
Which want us not.



George Gray

I HAVE studied many times
The marble which was chiseled for me--
A boat with a furled sail at rest in a harbor.
In truth it pictures not my destination
But my life.
For love was offered me and I shrank from its disillusionment;
Sorrow knocked at my door, but I was afraid;
Ambition called to me, but I dreaded the chances.
Yet all the while I hungered for meaning in my life.
And now I know that we must lift the sail
And catch the winds of destiny
Wherever they drive the boat.
To put meaning in one's life may end in madness,
But life without meaning is the torture
Of restlessness and vague desire--
It is a boat longing for the sea and yet afraid.



Hon. Henry Bennett

IT never came into my mind
Until I was ready to die
That Jenny had loved me to death, with malice of heart.
For I was seventy, she was thirty--five,
And I wore myself to a shadow trying to husband
Jenny, rosy Jenny full of the ardor of life.
For all my wisdom and grace of mind
Gave her no delight at all, in very truth,
But ever and anon she spoke of the giant strength
Of Willard Shafer, and of his wonderful feat
Of lifting a traction engine out of the ditch
One time at Georgie Kirby's.
So Jenny inherited my fortune and married Willard--
That mount of brawn! That clownish soul!



Griffy the Cooper

THE cooper should know about tubs.
But I learned about life as well,
And you who loiter around these graves
Think you know life.
You think your eye sweeps about a wide horizon, perhaps,
In truth you are only looking around the interior of your tub.
You cannot lift yourself to its rim
And see the outer world of things,
And at the same time see yourself.
You are submerged in the tub of yourself--
Taboos and rules and appearances,
Are the staves of your tub.
Break them and dispel the witchcraft
Of thinking your tub is life
And that you know life.



A. D. Blood

IF YOU in the village think that my work was a good one,
Who closed the saloons and stopped all playing at cards,
And haled old Daisy Fraser before Justice Arnett,
In many a crusade to purge the people of sin;
Why do you let the milliner's daughter Dora,
And the worthless son of Benjamin Pantier
Nightly make my grave their unholy pillow?



Dora Williams

WHEN Reuben Pantier ran away and threw me
I went to Springfield. There I met a lush,
Whose father just deceased left him a fortune.
He married me when drunk.
My life was wretched.
A year passed and one day they found him dead.
That made me rich. I moved on to Chicago.
After a time met Tyler Rountree, villain.
I moved on to New York. A gray-haired magnate
Went mad about me--so another fortune.
He died one night right in my arms, you know.
(I saw his purple face for years thereafter. )
There was almost a scandal.
I moved on, This time to Paris. I was now a woman,
Insidious, subtle, versed in the world and rich.
My sweet apartment near the Champs Elysees
Became a center for all sorts of people,
Musicians, poets, dandies, artists, nobles,
Where we spoke French and German, Italian, English.
I wed Count Navigato, native of Genoa.
We went to Rome. He poisoned me, I think.
Now in the Campo Santo overlooking
The sea where young Columbus dreamed new worlds,
See what they chiseled: "Contessa Navigato
Implora eterna quiete."



Mrs. Williams

I WAS the milliner
Talked about, lied about,
Mother of Dora,
Whose strange disappearance
Was charged to her rearing.
My eye quick to beauty
Saw much beside ribbons
And buckles and feathers
And leghorns and felts,
To set off sweet faces,
And dark hair and gold.
One thing I will tell you
And one I will ask:
The stealers of husbands
Wear powder and trinkets,
And fashionable hats.
Wives, wear them yourselves.
Hats may make divorces--
They also prevent them.
Well now, let me ask you:
If all of the children, born here in Spoon River
Had been reared by the
County, somewhere on a farm;
And the fathers and mothers had been given their freedom
To live and enjoy, change mates if they wished,
Do you think that Spoon River
Had been any the worse?



William and Emily

THERE is something about
Death Like love itself!
If with some one with whom you have known passion
And the glow of youthful love,
You also, after years of life
Together, feel the sinking of the fire
And thus fade away together,
Gradually, faintly, delicately,
As it were in each other's arms,
Passing from the familiar room--
That is a power of unison between souls
Like love itself!



The Circuit Judge

TAKE note, passers-by, of the sharp erosions
Eaten in my head-stone by the wind and rain--
Almost as if an intangible Nemesis or hatred
Were marking scores against me,
But to destroy, and not preserve, my memory.
I in life was the Circuit judge, a maker of notches,
Deciding cases on the points the lawyers scored,
Not on the right of the matter.
O wind and rain, leave my head-stone alone
For worse than the anger of the wronged,
The curses of the poor,
Was to lie speechless, yet with vision clear,
Seeing that even Hod Putt, the murderer,
Hanged by my sentence,
Was innocent in soul compared with me.



Blind Jack

I HAD fiddled all day at the county fair.
But driving home "Butch" Weldy and Jack McGuire,
Who were roaring full, made me fiddle and fiddle
To the song of Susie Skinner, while whipping the horses
Till they ran away. Blind as I was, I tried to get out
As the carriage fell in the ditch,
And was caught in the wheels and killed.
There's a blind man here with a brow
As big and white as a cloud.
And all we fiddlers, from highest to lowest,
Writers of music and tellers of stories
Sit at his feet,
And hear him sing of the fall of Troy.



John Horace Burleson

I WON the prize essay at school
Here in the village,
And published a novel before I was twenty-five.
I went to the city for themes and to enrich my art;
There married the banker's daughter,
And later became president of the bank--
Always looking forward to some leisure
To write an epic novel of the war.
Meanwhile friend of the great, and lover of letters,
And host to Matthew Arnold and to Emerson.
An after dinner speaker, writing essays
For local clubs. At last brought here--
My boyhood home, you know--
Not even a little tablet in Chicago
To keep my name alive.
How great it is to write the single line:
"Roll on, thou deep and dark blue Ocean, roll!"



Nancy Knapp

WELL, don't you see this was the way of it:
We bought the farm with what he inherited,
And his brothers and sisters accused him of poisoning
His fathers mind against the rest of them.
And we never had any peace with our treasure.
The murrain took the cattle, and the crops failed.
And lightning struck the granary.
So we mortgaged the farm to keep going.
And he grew silent and was worried all the time.
Then some of the neighbors refused to speak to us,
And took sides with his brothers and sisters.
And I had no place to turn, as one may say to himself,
At an earlier time in life;
"No matter, So and so is my friend, or I can shake this off
With a little trip to Decatur."
Then the dreadfulest smells infested the rooms.
So I set fire to the beds and the old witch-house
Went up in a roar of flame,
As I danced in the yard with waving arms,
While he wept like a freezing steer.



Barry Holden

THE very fall my sister Nancy Knapp
Set fire to the house
They were trying Dr. Duval
For the murder of Zora Clemens,
And I sat in the court two weeks
Listening to every witness.
It was clear he had got her in a family
And to let the child be born
Would not do.
Well, how about me with eight children,
And one coming, and the farm
Mortgaged to Thomas Rhodes?
And when I got home that night,
(After listening to the story of the buggy ride,
And the finding of Zora in the ditch,)
The first thing I saw, right there by the steps,
Where the boys had hacked for angle worms,
Was the hatchet!
And just as I entered there was my wife,
Standing before me, big with child.
She started the talk of the mortgaged farm,
And I killed her.



State's Attorney Fallas

I, THE scourge-wielder, balance-wrecker,
Smiter with whips and swords;
I, hater of the breakers of the law;
I, legalist, inexorable and bitter,
Driving the jury to hang the madman, Barry Holden,
Was made as one dead by light too bright for eyes,
And woke to face a Truth with bloody brow:
Steel forceps fumbled by a doctor's hand
Against my boy's head as he entered life
Made him an idiot. I turned to books of science
To care for him.
That's how the world of those whose minds are sick
Became my work in life, and all my world.
Poor ruined boy! You were, at last, the potter
And I and all my deeds of charity
The vessels of your hand.



Wendell P. Bloyd

THEY first charged me with disorderly conduct,
There being no statute on blasphemy.
Later they locked me up as insane
Where I was beaten to death by a Catholic guard.
My offense was this:
I said God lied to Adam, and destined him
To lead the life of a fool,
Ignorant that there is evil in the world as well as good.
And when Adam outwitted God by eating the apple
And saw through the lie,
God drove him out of Eden to keep him from taking
The fruit of immortal life.
For Christ's sake, you sensible people,
Here's what God Himself says about it in the book of Genesis:
"And the Lord God said, behold the man
Is become as one of us" (a little envy, you see),
"To know good and evil" (The all-is-good lie exposed):
"And now lest he put forth his hand and take
Also of the tree of life and eat, and live forever:
Therefore the Lord God sent Him forth from the garden of Eden." (The
reason I believe God crucified His Own Son
To get out of the wretched tangle is, because it sounds just like Him. )



Francis Turner

I COULD not run or play
In boyhood.
In manhood I could only sip the cup,
Not drink--For scarlet-fever left my heart diseased.
Yet I lie here
Soothed by a secret none but Mary knows:
There is a garden of acacia,
Catalpa trees, and arbors sweet with vines--
There on that afternoon in June
By Mary's side--
Kissing her with my soul upon my lips
It suddenly took flight.



Franklin Jones

IF I could have lived another year
I could have finished my flying machine,
And become rich and famous.
Hence it is fitting the workman
Who tried to chisel a dove for me
Made it look more like a chicken.
For what is it all but being hatched,
And running about the yard,
To the day of the block?
Save that a man has an angel's brain,
And sees the ax from the first!



John M. Church

I WAS attorney for the "Q"
And the Indemnity Company which insured
The owners of the mine.
I pulled the wires with judge and jury,
And the upper courts, to beat the claims
Of the crippled, the widow and orphan,
And made a fortune thereat.
The bar association sang my praises
In a high-flown resolution.
And the floral tributes were many--
But the rats devoured my heart
And a snake made a nest in my skull
***

Спун Ривер 3
Гомер Клэп

ЧАСТО Анер Аннелот в воротах
Отказал мне прощальный поцелуй,
сказав, что мы должны быть помолвлены до этого;
И только с отдаленным сжатием руки
Она пожелала мне спокойной ночи, когда я привел ее домой
С катка или пробуждения.
Не успели угаснуть мои уходящие шаги,
чем Люциус Атертон,
(так я узнал, когда Анер отправился в Пеорию)
подкрался к ее окну или взял ее верхом
за его шлепающей командой заливов
в страну.
Шок от этого заставил меня успокоиться,
и я положил все деньги, которые я получил из имущества моего отца,
на консервный завод, чтобы получить работу
главного бухгалтера, и потерял все это.
И тогда я понял, что я один из дураков Жизни,
Который только смерть будет считать равным
Другим людям, заставляя меня чувствовать себя мужчиной.



Дьякон Тейлор

Я ПРИНАДЛЕЖАЛ церкви,
и партии запрета;
И жители деревни думали, что я умер от еды арбуза.
По правде говоря, у меня был цирроз печени.
Каждый полдень в течение тридцати лет
я проскальзывал за разделением рецепта
в аптеке Трейнора
и наливал щедрый напиток
из бутылки с надписью ?Spiritus frumenti?.



Сэм Хуки:

Я убираюсь из дома с цирком,
Влюбившись в мадемуазель Эстралада,
Укротитель львов.
Однажды, лишив львов голода
,
я больше суток входил в клетку и начал бить Брута,
Льва и Цыганку.
После чего Брут прыгнул на меня,
И убил меня.
Войдя в эти регионы,
я встретил тень, которая проклинала меня,
и сказала, что она мне послужила. , , ,
Это был Робеспьер!



Куни Поттер

Я унаследовал сорок акров от моего отца
И, работая моей женой, двумя сыновьями и двумя дочерьми,
С рассвета до заката я приобрел
тысячу акров.
Но не довольствуясь
желанием владеть двумя тысячами акров,
я суетился годами с топором и плугом,
Трудится, отрицаю себя, мою жену, моих сыновей, моих дочерей.
Сквайр Хигби неправильно сказал мне,
что я умер от курения сигар Red Eagle.
Съедая горячий пирог и глотая кофе
В жаркие часы сбора урожая
привел меня сюда еще до того, как мне исполнилось шестьдесят лет.



Скрипач Джонс:

Земля держит
в вашем сердце некоторую вибрацию , и это вы.
И если люди находят, что ты можешь играть на скрипке,
Почему, ты должен играть на скрипке всю свою жизнь.
Что вы видите, урожай клевера?
Или луг, чтобы пройти к реке?
Ветер в кукурузе; ты
потираешь руки для пчел, готовых к продаже;
Или же вы слышите шелест юбок
Как девушки, когда танцуют в Маленькой роще.
Для Куни Поттера столп пыли
или вихревые листья означали гадкий глоток;
Они выглядели для меня как рыжеволосый Сэмми,
отстраняющийся от этого, чтобы "Toor-a-Loor".
Как я мог до своих сорока акров,
не говоря уже о том, чтобы получить больше,
С смесью рогов, фаготов и пикколо,
Перемешанных в моем мозгу воронами и малиновками
И скрипом ветряной мельницы - только эти?
И я никогда не начинал пахать в своей жизни,
чтобы кто-то не остановился на дороге
И не забрал меня на танцы или пикник.
Я закончил с сорок акров;
Я закончил со сломанной скрипкой
И разбитый смех, и тысяча воспоминаний,
И ни единого сожаления.



Нелли Кларк,

мне было всего восемь лет;
И прежде чем я вырос и понял, что это значит, у
меня не было слов для этого, кроме того,
что я испугался и сказал моей
матери; И что мой отец получил пистолет
И убил бы Чарли, который был большим мальчиком,
пятнадцать лет, кроме его матери.
Тем не менее история цеплялась за меня.
Но мужчина, который женился на мне, вдовец тридцати пяти лет,
был новичком и никогда не слышал этого
?До двух лет после нашей свадьбы.
Тогда он считал себя обманутым,
и деревня согласилась, что я не была на самом деле девственницей.
Ну, он бросил меня, и я умер
следующей зимой.



Луиза Смит

ГЕРБЕРТ прервала нашу помолвку на восемь лет,
когда Аннабель вернулась в деревню из
семинарии, ах, я!
Если бы я оставил свою любовь к нему одному,
Это могло бы перерасти в прекрасную печаль -
Кто знает? - наполняя мою жизнь исцеляющим ароматом.
Но я пытал это, я отравил это,
я ослепил его глаза, и это стало ненавистью -
Смертельный плющ вместо ломоноса.
И моя душа упала от его поддержки,
Его усики запутались в разложении.
Не позволяйте воле садовника играть в вашу душу,
если только вы не уверены, что
это мудрее, чем природа вашей души.



Герберт Маршалл

ВСЕ ваше горе, Луиза, и ненависть ко мне
Происходят из вашего заблуждения, что это было бессмысленность
духа и пренебрежение правами вашей души,
которые заставили меня повернуться к Аннабель и оставить вас.
Ты действительно стал ненавидеть меня за любовь ко мне,
Потому что я был счастьем твоей души,
Сформирован и закален,
Чтобы решить твою жизнь за тебя, и не хотел.
Но ты был моим несчастьем.
Если бы ты был
Моим счастьем, разве я не прильнул бы к тебе?
Это печаль жизни:
тот может быть счастлив только там, где двое;
И что наши сердца тянутся к звездам,
которые не хотят нас.



Джордж Грей,

я много раз учился
Мрамор, который был вырезан для меня
. Лодка с завитым парусом в гавани.
По правде говоря, это не мое предназначение,
но моя жизнь.
Потому что любовь была предложена мне, и я уклонился от ее разочарования;
Печаль постучалась в мою дверь, но я боялся;
Амбиции вызвали меня, но я боялся шансов.
И все же я все время жаждал смысла в моей жизни.
И теперь я знаю, что мы должны поднять парус
И поймать ветры судьбы,
Где бы они ни водили лодку.
Внесение смысла в жизнь может закончиться безумием,
но жизнь без смысла - это пытка
беспокойства и смутного желания.
Это лодка, которая жаждет моря и все же боится.



Достопочтенный Генри Беннетт

ЭТО никогда не приходило мне в голову,
Пока я не был готов умереть,
Что Дженни любила меня до смерти со злым умыслом.
Мне было семьдесят, ей было тридцать пять,
и я был в тени, пытаясь мужем
Дженни, радужной Дженни, полной пылом жизни.
Для всех своей мудрость и благодать ума
не дали ей никакого удовольствия вообще, в самом деле,
но то и дело она говорила о гигантской силе
Уилларда Шафера и его замечательного подвиг
грузоподъемного тягового двигателя из канавы
один раза в Джорджи Кирби.
Таким образом, Дженни унаследовала мое состояние и вышла замуж за Уилларда -
Эту гору мускулатуры ! Эта клоунская душа!



Гриффи Купер Купер

должен знать о ваннах.
Но я тоже узнал о жизни,
И ты, кто слоняется вокруг этих могил,
Думаешь, ты знаешь жизнь.
Вы думаете, что ваш взгляд скользит по широкому горизонту, возможно,
На самом деле вы только оглядываетесь внутри своей ванны.
Вы не можете подняться к его краю
И увидеть внешний мир вещей,
И в то же время увидеть себя.
Вы погружены в ванну с самим собой -
Табу и правила и явления,
Являются ли посохи в вашей ванне.
Разбей их и развей колдовство.
Думая, что твоя ванна - это жизнь,
И ты знаешь жизнь.



Н.э. кровь

ЕСЛИ ВЫ в деревне думаете, что моя работа была хорошей,
Кто закрыл салоны и прекратил все играть в карты,
И приветствовал старую Дейзи Фрейзер перед судьей Арнеттом,
Во многих крестовом походе, чтобы очистить людей от греха;
Почему ты позволил дочери
миллиардера Доре, а никчемный сын Бенджамина Пантье
Ночной сделать мою могилу своей нечестивой подушкой?



Дора Уильямс.

Когда Рубен Пантье убежал и бросил меня,
я отправился в Спрингфилд. Там я встретил пышного,
чей только что умерший отец оставил ему целое состояние.
Он женился на мне, когда пьян.
Моя жизнь была несчастна.
Прошел год, и однажды его нашли мертвым.
Это сделало меня богатым. Я переехал в Чикаго.
Через некоторое время встретил Тайлера Рантри, злодея.
Я переехал в Нью-Йорк. Седой магнат
сошел с ума от меня - так еще одно состояние.
Знаете, он умер однажды ночью прямо в моих руках.
(Я видел его фиолетовое лицо в течение многих лет после этого.)
Был почти скандал.
Я перешел, на этот раз в Париж. Теперь я была женщиной,
коварной, тонкой, разбирающейся в мире и богатой.
Моя сладкая квартира рядом с Елисейскими полями
стала центром для самых разных людей,
музыкантов, поэтов, модников, художников, дворян,
где мы говорили по-французски и по-немецки, по-итальянски, по-английски.
Я женился на графе Навигато, уроженце Генуи.
Мы ездили в Рим. Я думаю, он отравил меня.
Теперь в Кампо Санто с видом на
море, где молодой Колумб мечтал о новых мирах,
Посмотрите, что они высекли: ?Contessa Navigato
Implora eterna quiete?.



Миссис Уильямс,

я была миллиардером.
Обсуждала, солгала о
матери Доры,
чье странное исчезновение
было поручено ее воспитанию.
Глаза мои стремительны к красоте
Видел много рядом с лентами
И пряжками и перьями
И леггорнами и толи,
Чтобы отделить милые лица,
И темные волосы и золото.
Я скажу вам
одну вещь, и одну, которую я спрошу:
похитители мужей
носят пудру и безделушки,
и модные шляпы.
Жены, носите их сами.
Шляпы могут разводиться.
Они также мешают им.
Хорошо, теперь позвольте мне спросить вас:
если бы все дети, родившиеся здесь, в реке Ложка,
были выращены
округом, где-то на ферме;
И отцам, и матерям была предоставлена ;;свобода.
Жить и наслаждаться, менять товарищей, если они хотят, как
ты думаешь, Ложная река
была хуже?



Уильям и Эмили

ЕСТЬ что-то о
смерти, как сама любовь!
Если с кем-то, с кем ты познал страсть
И сияние юношеской любви,
Ты также, после долгих лет
совместной жизни , почувствуешь утопление огня
И таким образом исчезают вместе,
Постепенно, слабо, деликатно,
Как бы в объятиях друг друга,
Проходя из знакомой комнаты -
Это сила унисона между душами,
Как сама любовь!



Окружной судья

ПРИНИМАЕТ, прохожие, о резких
эрозиях, которые сгорели в моей голове под воздействием ветра и дождя -
почти как будто нематериальный Немезида или ненависть
отмечали множество против меня,
но чтобы уничтожить, а не сохранить, мой Память.
Я по жизни был окружным судьей, создателем надрезов,
решая дела по набранным очками юристам, а
не по праву вопроса.
О ветер и дождь, оставь мой камень в голове один
Ибо хуже, чем гнев несправедливых,
Проклятия бедных
должны были лежать безмолвно, но с ясным зрением,
Видя, что даже Ход Ход, убийца,
повешенный моим предложением,
был невинен в душе по сравнению со мной.



Слепой Джек,

я весь день возился на ярмарке.
Но по дороге домой ?Бутч? Уэлди и Джек Макгуайр,
которые ревели полностью, заставили меня играть на скрипке
и песне Сьюзи Скиннер, пока они били лошадей,
Пока они не убежали.
Будучи слепым, я пытался выбраться. Как вагон упал в канаве,
И был пойман в колесах и убит.
Здесь есть слепой человек с бровью,
большим и белым, как облако.
И все мы, скрипачи, от высшего к низшему,
писатели музыки и рассказчики рассказов,
Сядем у его ног,
И услышим, как он поет о падении Трои.



Джон Гораций Берлесон:

Я выиграл приз в школе
Здесь, в деревне,
И опубликовал роман до того, как мне исполнилось двадцать пять лет.
Я пошел в город для тем и чтобы обогатить свое искусство;
Там женился на дочери банкира,
а позже стал президентом банка.
Всегда с нетерпением жду свободного времени,
чтобы написать эпический роман о войне.
Тем временем друг великий, и любитель писем,
И хозяин Мэтью Арнольда и Эмерсона.
Послеобеденный оратор, написание эссе
Для местных клубов. Наконец-то привезли сюда ... Дом
моего детства, вы знаете ...
Даже небольшую таблетку в Чикаго,
чтобы поддержать мое имя.
Как здорово написать одну строчку:
?Катись, ты, глубокий и темно-синий Океан, катись!?



Нэнси Кнапп

ХОРОШО, разве вы не видите, что это был выход из этого:
мы купили ферму с тем, что он унаследовал,
и его братья и сестры обвинили его в том, что он
отравил разум своих отцов против всех остальных.
И у нас никогда не было мира с нашим сокровищем.
Муррейн забрал скот, а посевы провалились.
И молния поразила амбар.
Таким образом, мы заложили ферму, чтобы продолжать идти.
И он замолчал и все время волновался.
Тогда некоторые из соседей отказались говорить с нами,
и встали на сторону его братьев и сестер.
И мне негде было повернуться, как можно сказать самому себе,
на более раннем этапе жизни;
?Неважно, так и мой друг, или я могу стряхнуть это с
небольшой поездки в Декейтер?.
Затем ужасные запахи наполнили комнаты.
Поэтому я поджег кровати, и старая колдунья
поднялась в реве пламени,
Когда я танцевала во дворе, размахивая руками,
Пока он плакал, как мерзлый бык.



Барри Холден

САМАЯ осень моя сестра Нэнси Кнапп
подожгла дом
Они судили доктора Дюваля
за убийство Зоры Клеменс,
и я сидел в суде две недели,
слушая каждого свидетеля.
Было ясно, что он завел ее в семью,
и позволить ребенку родиться
не будет.
Ну, как насчет меня с восемью детьми,
и одним приходящим, и с фермы,
заложенной Томасу Родсу?
И когда я вернулся домой той ночью,
(после прослушивания истории о багги,
и обнаружении Зоры в канаве),
первое, что я увидел, прямо там, на ступеньках,
где мальчики взламывали угловых червей,
Был топор!
И как только я вошел, там была моя жена,
Стоя передо мной, большой с ребенком.
Она заговорила о заложенной ферме,
и я убил ее.



Государственный прокурор Фальяс

I,
боец , разбойник , Смитер с кнутами и мечами;
Я ненавистник нарушителей закона;
Я, законник, неумолимый и горький,
Управляя присяжными, чтобы повесить сумасшедшего, Барри Холдена,
Был сделан как мертвец светом, слишком ярким для глаз,
И проснулся, чтобы предстать перед Правдой с кровавым бровем:
Стальные щипцы, скованные рукой доктора
Против моего голова мальчика, когда он вошел в жизнь,
сделал его идиотом. Я обратился к книгам науки,
чтобы заботиться о нем.
Вот так мир тех, чьи умы больны
Стал моей работой по жизни и всему моему миру.
Бедный испорченный мальчик! Вы были, наконец, гончаром
И я, и все мои дела милосердия
Сосуды вашей руки.



Уэнделл П. Блойд

ОНИ вначале обвинили меня в хулиганстве,
не было закона о богохульстве.
Позже они заперли меня как безумного,
где я был избит до смерти католической охраной.
Мое оскорбление заключалось в следующем:
я сказал, что Бог солгал Адаму и предопределил его
Вести жизнь глупца, не
зная, что в мире есть зло и добро.
И когда Адам перехитрил Бога, съев яблоко
и увидев ложь,
Бог изгнал его из Эдема, чтобы он не взял
Плод бессмертной жизни.
Ради Христа, вы, разумные люди,
вот что Сам Бог говорит об этом в книге Бытия:
?И Господь Бог сказал: вот, человек
стал одним из нас? (немного зависти, понимаете),
?Чтобы узнать добро и зло "(разоблачена ложь" все хорошо "):
" И чтобы он не простер руку свою и не взял
с дерева жизни и не ел и не жил вечно;
поэтому Господь Бог послал Его из сада Иден ?. (
Причина, по которой я верю, что Бог распял Своего Собственного Сына,
чтобы выбраться из этого несчастного путаницы, заключается в том, что это звучит так же, как Он.)



Фрэнсис Тернер

Я НЕ МОГ Бежать или играть
в детстве.
В зрелом возрасте я мог только
пить глоток, Не пить - Из-за скарлатины мое сердце болело.
Но я лежу здесь
успокоены секретном никто , но Мэри знает:
Существует сад акации,
катальпа деревьев и беседок сладкий с vines--
Там на тот день в июне
По Мэри side--
Целуя ее душу мою на моих губах
Это вдруг взлетел.



Франклин Джонс,

если бы я мог прожить еще один год,
я мог бы закончить свой летательный аппарат
и стать богатым и знаменитым.
Следовательно это подходит рабочему,
который попытался долбить голубя для меня
Сделано это больше похоже на курицу.
Для чего это все, кроме насиженного,
И бегать по двору,
К дню квартала?
За исключением того, что у человека есть мозг ангела,
И он видит топор с первого раза!



Джон М. Черч

I был поверенным ?Q?
и Компанией ?Компенсация?, которая застраховала
владельцев шахты.
Я потянул провода с судьей и присяжными,
и верхние суды, чтобы побить требования
калек, вдовы и сироты,
и разбогател на этом.
Коллегия адвокатов пела мои похвалы
в высоком разрешении.
И цветочных даров было много ...
Но крысы пожрали мое сердце,
И змея сделала гнездо в моем черепе
*
Гомер Клэпп

Чаще всего Aner Clute в воротах
Отказался от меня прощальный поцелуй,
сказав, что мы должны быть помолвлены до этого;
И только с отдаленным сжатием руки
Она пожелала мне спокойной ночи, когда я привел ее домой
С катка или пробуждения.
Не успели угаснуть мои уходящие шаги,
чем Люциус Атертон,
(так я узнал, когда Анер отправился в Пеорию)
подкрался к ее окну или взял ее верхом
за его шлепающей командой заливов
в страну.
Шок от этого заставил меня успокоиться,
и я положил все деньги, которые я получил из имущества моего отца,
на консервный завод, чтобы получить работу
главного бухгалтера, и потерял все это.
И тогда я понял, что я один из дураков Жизни,
Который только смерть будет считать равным
Другим людям, заставляя меня чувствовать себя мужчиной.



Дьякон Тейлор

Я ПРИНАДЛЕЖАЛ церкви,
и партии запрета;
И жители деревни думали, что я умер от еды арбуза.
По правде говоря, у меня был цирроз печени.
Каждый полдень в течение тридцати лет
я проскальзывал за разделением рецепта
в аптеке Трейнора
и наливал щедрый напиток
из бутылки с надписью ?Spiritus frumenti?.



Сэм Хуки:

Я убираюсь из дома с цирком,
Влюбившись в мадемуазель Эстралада,
Укротитель львов.
Однажды, лишив львов голода
,
я больше суток входил в клетку и начал бить Брута,
Льва и Цыганку.
После чего Брут прыгнул на меня,
И убил меня.
Войдя в эти регионы,
я встретил тень, которая проклинала меня,
и сказала, что она мне послужила. , , ,
Это был Робеспьер!



Куни Поттер

Я унаследовал сорок акров от моего отца
И, работая моей женой, двумя сыновьями и двумя дочерьми,
С рассвета до заката я приобрел
тысячу акров.
Но не довольствуясь
желанием владеть двумя тысячами акров,
я суетился годами с топором и плугом,
Трудится, отрицаю себя, мою жену, моих сыновей, моих дочерей.
Сквайр Хигби неправильно сказал мне,
что я умер от курения сигар Red Eagle.
Съедая горячий пирог и глотая кофе
В жаркие часы сбора урожая
привел меня сюда еще до того, как мне исполнилось шестьдесят лет.



Скрипач Джонс:

Земля держит
в вашем сердце некоторую вибрацию , и это вы.
И если люди находят, что ты можешь играть на скрипке,
Почему, ты должен играть на скрипке всю свою жизнь.
Что вы видите, урожай клевера?
Или луг, чтобы пройти к реке?
Ветер в кукурузе; ты
потираешь руки для пчел, готовых к продаже;
Или же вы слышите шелест юбок
Как девушки, когда танцуют в Маленькой роще.
Для Куни Поттера столп пыли
или вихревые листья означали гадкий глоток;
Они выглядели для меня как рыжеволосый Сэмми,
отстраняющийся от этого, чтобы "Toor-a-Loor".
Как я мог до своих сорока акров,
не говоря уже о том, чтобы получить больше,
С смесью рогов, фаготов и пикколо,
Перемешанных в моем мозгу воронами и малиновками
И скрипом ветряной мельницы - только эти?
И я никогда не начинал пахать в своей жизни,
чтобы кто-то не остановился на дороге
И не забрал меня на танцы или пикник.
Я закончил с сорок акров;
Я закончил со сломанной скрипкой
И разбитый смех, и тысяча воспоминаний,
И ни единого сожаления.



Нелли Кларк,

мне было всего восемь лет;
И прежде чем я вырос и понял, что это значит, у
меня не было слов для этого, кроме того,
что я испугался и сказал моей
матери; И что мой отец получил пистолет
И убил бы Чарли, который был большим мальчиком,
пятнадцать лет, кроме его матери.
Тем не менее история цеплялась за меня.
Но мужчина, который женился на мне, вдовец тридцати пяти лет,
был новичком и никогда не слышал этого
?До двух лет после нашей свадьбы.
Тогда он считал себя обманутым,
и деревня согласилась, что я не была на самом деле девственницей.
Ну, он бросил меня, и я умер
следующей зимой.



Луиза Смит

ГЕРБЕРТ прервала нашу помолвку на восемь лет,
когда Аннабель вернулась в деревню из
семинарии, ах, я!
Если бы я оставил свою любовь к нему одному,
Это могло бы перерасти в прекрасную печаль -
Кто знает? - наполняя мою жизнь исцеляющим ароматом.
Но я пытал это, я отравил это,
я ослепил его глаза, и это стало ненавистью -
Смертельный плющ вместо ломоноса.
И моя душа упала от его поддержки,
Его усики запутались в разложении.
Не позволяйте воле садовника играть в вашу душу,
если только вы не уверены, что
это мудрее, чем природа вашей души.



Герберт Маршалл

ВСЕ ваше горе, Луиза, и ненависть ко мне
Происходят из вашего заблуждения, что это было бессмысленность
духа и пренебрежение правами вашей души,
которые заставили меня повернуться к Аннабель и оставить вас.
Ты действительно стал ненавидеть меня за любовь ко мне,
Потому что я был счастьем твоей души,
Сформирован и закален,
Чтобы решить твою жизнь за тебя, и не хотел.
Но ты был моим несчастьем.
Если бы ты был
Моим счастьем, разве я не прильнул бы к тебе?
Это печаль жизни:
тот может быть счастлив только там, где двое;
И что наши сердца тянутся к звездам,
которые не хотят нас.



Джордж Грей,

я много раз учился
Мрамор, который был вырезан для меня
. Лодка с завитым парусом в гавани.
По правде говоря, это не мое предназначение,
но моя жизнь.
Потому что любовь была предложена мне, и я уклонился от ее разочарования;
Печаль постучалась в мою дверь, но я боялся;
Амбиции вызвали меня, но я боялся шансов.
И все же я все время жаждал смысла в моей жизни.
И теперь я знаю, что мы должны поднять парус
И поймать ветры судьбы,
Где бы они ни водили лодку.
Внесение смысла в жизнь может закончиться безумием,
но жизнь без смысла - это пытка
беспокойства и смутного желания.
Это лодка, которая жаждет моря и все же боится.



Достопочтенный Генри Беннетт

ЭТО никогда не приходило мне в голову,
Пока я не был готов умереть,
Что Дженни любила меня до смерти со злым умыслом.
Мне было семьдесят, ей было тридцать пять,
и я был в тени, пытаясь мужем
Дженни, радужной Дженни, полной пылом жизни.
Для всех своей мудрость и благодать ума
не дали ей никакого удовольствия вообще, в самом деле,
но то и дело она говорила о гигантской силе
Уилларда Шафера и его замечательного подвиг
грузоподъемного тягового двигателя из канавы
один раза в Джорджи Кирби.
Таким образом, Дженни унаследовала мое состояние и вышла замуж за Уилларда -
Эту гору мускулатуры ! Эта клоунская душа!



Гриффи Купер Купер

должен знать о ваннах.
Но я тоже узнал о жизни,
И ты, кто слоняется вокруг этих могил,
Думаешь, ты знаешь жизнь.
Вы думаете, что ваш взгляд скользит по широкому горизонту, возможно,
На самом деле вы только оглядываетесь внутри своей ванны.
Вы не можете подняться к его краю
И увидеть внешний мир вещей,
И в то же время увидеть себя.
Вы погружены в ванну с самим собой -
Табу и правила и явления,
Являются ли посохи в вашей ванне.
Разбей их и развей колдовство.
Думая, что твоя ванна - это жизнь,
И ты знаешь жизнь.



Н.э. кровь

ЕСЛИ ВЫ в деревне думаете, что моя работа была хорошей,
Кто закрыл салоны и прекратил все играть в карты,
И приветствовал старую Дейзи Фрейзер перед судьей Арнеттом,
Во многих крестовом походе, чтобы очистить людей от греха;
Почему ты позволил дочери
миллиардера Доре, а никчемный сын Бенджамина Пантье
Ночной сделать мою могилу своей нечестивой подушкой?



Дора Уильямс.

Когда Рубен Пантье убежал и бросил меня,
я отправился в Спрингфилд. Там я встретил пышного,
чей только что умерший отец оставил ему целое состояние.
Он женился на мне, когда пьян.
Моя жизнь была несчастна.
Прошел год, и однажды его нашли мертвым.
Это сделало меня богатым. Я переехал в Чикаго.
Через некоторое время встретил Тайлера Рантри, злодея.
Я переехал в Нью-Йорк. Седой магнат
сошел с ума от меня - так еще одно состояние.
Знаете, он умер однажды ночью прямо в моих руках.
(Я видел его фиолетовое лицо в течение многих лет после этого.)
Был почти скандал.
Я перешел, на этот раз в Париж. Теперь я была женщиной,
коварной, тонкой, разбирающейся в мире и богатой.
Моя сладкая квартира рядом с Елисейскими полями
стала центром для самых разных людей,
музыкантов, поэтов, модников, художников, дворян,
где мы говорили по-французски и по-немецки, по-итальянски, по-английски.
Я женился на графе Навигато, уроженце Генуи.
Мы ездили в Рим. Я думаю, он отравил меня.
Теперь в Кампо Санто с видом на
море, где молодой Колумб мечтал о новых мирах,
Посмотрите, что они высекли: ?Contessa Navigato
Implora eterna quiete?.



Миссис Уильямс,

я была миллиардером.
Обсуждала, солгала о
матери Доры,
чье странное исчезновение
было поручено ее воспитанию.
Глаза мои стремительны к красоте
Видел много рядом с лентами
И пряжками и перьями
И леггорнами и толи,
Чтобы отделить милые лица,
И темные волосы и золото.
Я скажу вам
одну вещь, и одну, которую я спрошу:
похитители мужей
носят пудру и безделушки,
и модные шляпы.
Жены, носите их сами.
Шляпы могут разводиться.
Они также мешают им.
Хорошо, теперь позвольте мне спросить вас:
если бы все дети, родившиеся здесь, в реке Ложка,
были выращены
округом, где-то на ферме;
И отцам, и матерям была предоставлена ;;свобода.
Жить и наслаждаться, менять товарищей, если они хотят, как
ты думаешь, Ложная река
была хуже?



Уильям и Эмили

ЕСТЬ что-то о
смерти, как сама любовь!
Если с кем-то, с кем ты познал страсть
И сияние юношеской любви,
Ты также, после долгих лет
совместной жизни , почувствуешь утопление огня
И таким образом исчезают вместе,
Постепенно, слабо, деликатно,
Как бы в объятиях друг друга,
Проходя из знакомой комнаты -
Это сила унисона между душами,
Как сама любовь!



Окружной судья

ПРИНИМАЕТ, прохожие, о резких
эрозиях, которые сгорели в моей голове под воздействием ветра и дождя -
почти как будто нематериальный Немезида или ненависть
отмечали множество против меня,
но чтобы уничтожить, а не сохранить, мой Память.
Я по жизни был окружным судьей, создателем надрезов,
решая дела по набранным очками юристам, а
не по праву вопроса.
О ветер и дождь, оставь мой камень в голове один
Ибо хуже, чем гнев несправедливых,
Проклятия бедных
должны были лежать безмолвно, но с ясным зрением,
Видя, что даже Ход Ход, убийца,
повешенный моим предложением,
был невинен в душе по сравнению со мной.



Слепой Джек,

я весь день возился на ярмарке.
Но по дороге домой ?Бутч? Уэлди и Джек Макгуайр,
которые ревели полностью, заставили меня играть на скрипке
и песне Сьюзи Скиннер, пока они били лошадей,
Пока они не убежали.
Будучи слепым, я пытался выбраться. Как вагон упал в канаве,
И был пойман в колесах и убит.
Здесь есть слепой человек с бровью,
большим и белым, как облако.
И все мы, скрипачи, от высшего к низшему,
писатели музыки и рассказчики рассказов,
Сядем у его ног,
И услышим, как он поет о падении Трои.



Джон Гораций Берлесон:

Я выиграл приз в школе
Здесь, в деревне,
И опубликовал роман до того, как мне исполнилось двадцать пять лет.
Я пошел в город для тем и чтобы обогатить свое искусство;
Там женился на дочери банкира,
а позже стал президентом банка.
Всегда с нетерпением жду свободного времени,
чтобы написать эпический роман о войне.
Тем временем друг великий, и любитель писем,
И хозяин Мэтью Арнольда и Эмерсона.
Послеобеденный оратор, написание эссе
Для местных клубов. Наконец-то привезли сюда ... Дом
моего детства, вы знаете ...
Даже небольшую таблетку в Чикаго,
чтобы поддержать мое имя.
Как здорово написать одну строчку:
?Катись, ты, глубокий и темно-синий Океан, катись!?



Нэнси Кнапп

ХОРОШО, разве вы не видите, что это был выход из этого:
мы купили ферму с тем, что он унаследовал,
и его братья и сестры обвинили его в том, что он
отравил разум своих отцов против всех остальных.
И у нас никогда не было мира с нашим сокровищем.
Муррейн забрал скот, а посевы провалились.
И молния поразила амбар.
Таким образом, мы заложили ферму, чтобы продолжать идти.
И он замолчал и все время волновался.
Тогда некоторые из соседей отказались говорить с нами,
и встали на сторону его братьев и сестер.
И мне негде было повернуться, как можно сказать самому себе,
на более раннем этапе жизни;
?Неважно, так и мой друг, или я могу стряхнуть это с
небольшой поездки в Декейтер?.
Затем ужасные запахи наполнили комнаты.
Поэтому я поджег кровати, и старая колдунья
поднялась в реве пламени,
Когда я танцевала во дворе, размахивая руками,
Пока он плакал, как мерзлый бык.



Барри Холден

САМАЯ осень моя сестра Нэнси Кнапп
подожгла дом
Они судили доктора Дюваля
за убийство Зоры Клеменс,
и я сидел в суде две недели,
слушая каждого свидетеля.
Было ясно, что он завел ее в семью,
и позволить ребенку родиться
не будет.
Ну, как насчет меня с восемью детьми,
и одним приходящим, и с фермы,
заложенной Томасу Родсу?
И когда я вернулся домой той ночью,
(после прослушивания истории о багги,
и обнаружении Зоры в канаве),
первое, что я увидел, прямо там, на ступеньках,
где мальчики взламывали угловых червей,
Был топор!
И как только я вошел, там была моя жена,
Стоя передо мной, большой с ребенком.
Она заговорила о заложенной ферме,
и я убил ее.



Государственный прокурор Фальяс

I,
боец , разбойник , Смитер с кнутами и мечами;
Я ненавистник нарушителей закона;
Я, законник, неумолимый и горький,
Управляя присяжными, чтобы повесить сумасшедшего, Барри Холдена,
Был сделан как мертвец светом, слишком ярким для глаз,
И проснулся, чтобы предстать перед Правдой с кровавым бровем:
Стальные щипцы, скованные рукой доктора
Против моего голова мальчика, когда он вошел в жизнь,
сделал его идиотом. Я обратился к книгам науки,
чтобы заботиться о нем.
Вот так мир тех, чьи умы больны
Стал моей работой по жизни и всему моему миру.
Бедный испорченный мальчик! Вы были, наконец, гончаром
И я, и все мои дела милосердия
Сосуды вашей руки.



Уэнделл П. Блойд

ОНИ вначале обвинили меня в хулиганстве,
не было закона о богохульстве.
Позже они заперли меня как безумного,
где я был избит до смерти католической охраной.
Мое оскорбление заключалось в следующем:
я сказал, что Бог солгал Адаму и предопределил его
Вести жизнь глупца, не
зная, что в мире есть зло и добро.
И когда Адам перехитрил Бога, съев яблоко
и увидев ложь,
Бог изгнал его из Эдема, чтобы он не взял
Плод бессмертной жизни.
Ради Христа, вы, разумные люди,
вот что Сам Бог говорит об этом в книге Бытия:
?И Господь Бог сказал: вот, человек
стал одним из нас? (немного зависти, понимаете),
?Чтобы узнать добро и зло "(разоблачена ложь" все хорошо "):
" И чтобы он не простер руку свою и не взял
с дерева жизни и не ел и не жил вечно;
поэтому Господь Бог послал Его из сада Иден ?. (
Причина, по которой я верю, что Бог распял Своего Собственного Сына,
чтобы выбраться из этого несчастного путаницы, заключается в том, что это звучит так же, как Он.)



Фрэнсис Тернер

Я НЕ МОГ Бежать или играть
в детстве.
В зрелом возрасте я мог только
пить глоток, Не пить - Из-за скарлатины мое сердце болело.
Но я лежу здесь
успокоены секретном никто , но Мэри знает:
Существует сад акации,
катальпа деревьев и беседок сладкий с vines--
Там на тот день в июне
По Мэри side--
Целуя ее душу мою на моих губах
Это вдруг взлетел.



Франклин Джонс,

если бы я мог прожить еще один год,
я мог бы закончить свой летательный аппарат
и стать богатым и знаменитым.
Следовательно это подходит рабочему,
который попытался долбить голубя для меня
Сделано это больше похоже на курицу.
Для чего это все, кроме насиженного,
И бегать по двору,
К дню квартала?
За исключением того, что у человека есть мозг ангела,
И он видит топор с первого раза!



Джон М. Черч

I был поверенным ?Q?
и Компанией ?Компенсация?, которая застраховала
владельцев шахты.
Я потянул провода с судьей и присяжными,
и верхние суды, чтобы побить требования
калек, вдовы и сироты,
и разбогател на этом.
Коллегия адвокатов пела мои похвалы
в высоком разрешении.
И цветочных даров было много ...
Но крысы пожрали мое сердце,
И змея сделала гнездо в моем черепе.

Гомер Клэпп

Чаще всего Aner Clute в воротах
Отказался от меня прощальный поцелуй,
сказав, что мы должны быть помолвлены до этого;
И только с отдаленным сжатием руки
Она пожелала мне спокойной ночи, когда я привел ее домой
С катка или пробуждения.
Не успели угаснуть мои уходящие шаги,
чем Люциус Атертон,
(так я узнал, когда Анер отправился в Пеорию)
подкрался к ее окну или взял ее верхом
за его шлепающей командой заливов
в страну.
Шок от этого заставил меня успокоиться,
и я положил все деньги, которые я получил из имущества моего отца,
на консервный завод, чтобы получить работу
главного бухгалтера, и потерял все это.
И тогда я понял, что я один из дураков Жизни,
Который только смерть будет считать равным
Другим людям, заставляя меня чувствовать себя мужчиной.



Дьякон Тейлор

Я ПРИНАДЛЕЖАЛ церкви,
и партии запрета;
И жители деревни думали, что я умер от еды арбуза.
По правде говоря, у меня был цирроз печени.
Каждый полдень в течение тридцати лет
я проскальзывал за разделением рецепта
в аптеке Трейнора
и наливал щедрый напиток
из бутылки с надписью ?Spiritus frumenti?.



Сэм Хуки:

Я убираюсь из дома с цирком,
Влюбившись в мадемуазель Эстралада,
Укротитель львов.
Однажды, лишив львов голода
,
я больше суток входил в клетку и начал бить Брута,
Льва и Цыганку.
После чего Брут прыгнул на меня,
И убил меня.
Войдя в эти регионы,
я встретил тень, которая проклинала меня,
и сказала, что она мне послужила. , , ,
Это был Робеспьер!



Куни Поттер

Я унаследовал сорок акров от моего отца
И, работая моей женой, двумя сыновьями и двумя дочерьми,
С рассвета до заката я приобрел
тысячу акров.
Но не довольствуясь
желанием владеть двумя тысячами акров,
я суетился годами с топором и плугом,
Трудится, отрицаю себя, мою жену, моих сыновей, моих дочерей.
Сквайр Хигби неправильно сказал мне,
что я умер от курения сигар Red Eagle.
Съедая горячий пирог и глотая кофе
В жаркие часы сбора урожая
привел меня сюда еще до того, как мне исполнилось шестьдесят лет.



Скрипач Джонс:

Земля держит
в вашем сердце некоторую вибрацию , и это вы.
И если люди находят, что ты можешь играть на скрипке,
Почему, ты должен играть на скрипке всю свою жизнь.
Что вы видите, урожай клевера?
Или луг, чтобы пройти к реке?
Ветер в кукурузе; ты
потираешь руки для пчел, готовых к продаже;
Или же вы слышите шелест юбок
Как девушки, когда танцуют в Маленькой роще.
Для Куни Поттера столп пыли
или вихревые листья означали гадкий глоток;
Они выглядели для меня как рыжеволосый Сэмми,
отстраняющийся от этого, чтобы "Toor-a-Loor".
Как я мог до своих сорока акров,
не говоря уже о том, чтобы получить больше,
С смесью рогов, фаготов и пикколо,
Перемешанных в моем мозгу воронами и малиновками
И скрипом ветряной мельницы - только эти?
И я никогда не начинал пахать в своей жизни,
чтобы кто-то не остановился на дороге
И не забрал меня на танцы или пикник.
Я закончил с сорок акров;
Я закончил со сломанной скрипкой
И разбитый смех, и тысяча воспоминаний,
И ни единого сожаления.



Нелли Кларк,

мне было всего восемь лет;
И прежде чем я вырос и понял, что это значит, у
меня не было слов для этого, кроме того,
что я испугался и сказал моей
матери; И что мой отец получил пистолет
И убил бы Чарли, который был большим мальчиком,
пятнадцать лет, кроме его матери.
Тем не менее история цеплялась за меня.
Но мужчина, который женился на мне, вдовец тридцати пяти лет,
был новичком и никогда не слышал этого
?До двух лет после нашей свадьбы.
Тогда он считал себя обманутым,
и деревня согласилась, что я не была на самом деле девственницей.
Ну, он бросил меня, и я умер
следующей зимой.



Луиза Смит

ГЕРБЕРТ прервала нашу помолвку на восемь лет,
когда Аннабель вернулась в деревню из
семинарии, ах, я!
Если бы я оставил свою любовь к нему одному,
Это могло бы перерасти в прекрасную печаль -
Кто знает? - наполняя мою жизнь исцеляющим ароматом.
Но я пытал это, я отравил это,
я ослепил его глаза, и это стало ненавистью -
Смертельный плющ вместо ломоноса.
И моя душа упала от его поддержки,
Его усики запутались в разложении.
Не позволяйте воле садовника играть в вашу душу,
если только вы не уверены, что
это мудрее, чем природа вашей души.



Герберт Маршалл

ВСЕ ваше горе, Луиза, и ненависть ко мне
Происходят из вашего заблуждения, что это было бессмысленность
духа и пренебрежение правами вашей души,
которые заставили меня повернуться к Аннабель и оставить вас.
Ты действительно стал ненавидеть меня за любовь ко мне,
Потому что я был счастьем твоей души,
Сформирован и закален,
Чтобы решить твою жизнь за тебя, и не хотел.
Но ты был моим несчастьем.
Если бы ты был
Моим счастьем, разве я не прильнул бы к тебе?
Это печаль жизни:
тот может быть счастлив только там, где двое;
И что наши сердца тянутся к звездам,
которые не хотят нас.



Джордж Грей,

я много раз учился
Мрамор, который был вырезан для меня
. Лодка с завитым парусом в гавани.
По правде говоря, это не мое предназначение,
но моя жизнь.
Потому что любовь была предложена мне, и я уклонился от ее разочарования;
Печаль постучалась в мою дверь, но я боялся;
Амбиции вызвали меня, но я боялся шансов.
И все же я все время жаждал смысла в моей жизни.
И теперь я знаю, что мы должны поднять парус
И поймать ветры судьбы,
Где бы они ни водили лодку.
Внесение смысла в жизнь может закончиться безумием,
но жизнь без смысла - это пытка
беспокойства и смутного желания.
Это лодка, которая жаждет моря и все же боится.



Достопочтенный Генри Беннетт

ЭТО никогда не приходило мне в голову,
Пока я не был готов умереть,
Что Дженни любила меня до смерти со злым умыслом.
Мне было семьдесят, ей было тридцать пять,
и я был в тени, пытаясь мужем
Дженни, радужной Дженни, полной пылом жизни.
Для всех своей мудрость и благодать ума
не дали ей никакого удовольствия вообще, в самом деле,
но то и дело она говорила о гигантской силе
Уилларда Шафера и его замечательного подвиг
грузоподъемного тягового двигателя из канавы
один раза в Джорджи Кирби.
Таким образом, Дженни унаследовала мое состояние и вышла замуж за Уилларда -
Эту гору мускулатуры ! Эта клоунская душа!



Гриффи Купер Купер

должен знать о ваннах.
Но я тоже узнал о жизни,
И ты, кто слоняется вокруг этих могил,
Думаешь, ты знаешь жизнь.
Вы думаете, что ваш взгляд скользит по широкому горизонту, возможно,
На самом деле вы только оглядываетесь внутри своей ванны.
Вы не можете подняться к его краю
И увидеть внешний мир вещей,
И в то же время увидеть себя.
Вы погружены в ванну с самим собой -
Табу и правила и явления,
Являются ли посохи в вашей ванне.
Разбей их и развей колдовство.
Думая, что твоя ванна - это жизнь,
И ты знаешь жизнь.



Н.э. кровь

ЕСЛИ ВЫ в деревне думаете, что моя работа была хорошей,
Кто закрыл салоны и прекратил все играть в карты,
И приветствовал старую Дейзи Фрейзер перед судьей Арнеттом,
Во многих крестовом походе, чтобы очистить людей от греха;
Почему ты позволил дочери
миллиардера Доре, а никчемный сын Бенджамина Пантье
Ночной сделать мою могилу своей нечестивой подушкой?



Дора Уильямс.

Когда Рубен Пантье убежал и бросил меня,
я отправился в Спрингфилд. Там я встретил пышного,
чей только что умерший отец оставил ему целое состояние.
Он женился на мне, когда пьян.
Моя жизнь была несчастна.
Прошел год, и однажды его нашли мертвым.
Это сделало меня богатым. Я переехал в Чикаго.
Через некоторое время встретил Тайлера Рантри, злодея.
Я переехал в Нью-Йорк. Седой магнат
сошел с ума от меня - так еще одно состояние.
Знаете, он умер однажды ночью прямо в моих руках.
(Я видел его фиолетовое лицо в течение многих лет после этого.)
Был почти скандал.
Я перешел, на этот раз в Париж. Теперь я была женщиной,
коварной, тонкой, разбирающейся в мире и богатой.
Моя сладкая квартира рядом с Елисейскими полями
стала центром для самых разных людей,
музыкантов, поэтов, модников, художников, дворян,
где мы говорили по-французски и по-немецки, по-итальянски, по-английски.
Я женился на графе Навигато, уроженце Генуи.
Мы ездили в Рим. Я думаю, он отравил меня.
Теперь в Кампо Санто с видом на
море, где молодой Колумб мечтал о новых мирах,
Посмотрите, что они высекли: ?Contessa Navigato
Implora eterna quiete?.



Миссис Уильямс,

я была миллиардером.
Обсуждала, солгала о
матери Доры,
чье странное исчезновение
было поручено ее воспитанию.
Глаза мои стремительны к красоте
Видел много рядом с лентами
И пряжками и перьями
И леггорнами и толи,
Чтобы отделить милые лица,
И темные волосы и золото.
Я скажу вам
одну вещь, и одну, которую я спрошу:
похитители мужей
носят пудру и безделушки,
и модные шляпы.
Жены, носите их сами.
Шляпы могут разводиться.
Они также мешают им.
Хорошо, теперь позвольте мне спросить вас:
если бы все дети, родившиеся здесь, в реке Ложка,
были выращены
округом, где-то на ферме;
И отцам, и матерям была предоставлена ;;свобода.
Жить и наслаждаться, менять товарищей, если они хотят, как
ты думаешь, Ложная река
была хуже?



Уильям и Эмили

ЕСТЬ что-то о
смерти, как сама любовь!
Если с кем-то, с кем ты познал страсть
И сияние юношеской любви,
Ты также, после долгих лет
совместной жизни , почувствуешь утопление огня
И таким образом исчезают вместе,
Постепенно, слабо, деликатно,
Как бы в объятиях друг друга,
Проходя из знакомой комнаты -
Это сила унисона между душами,
Как сама любовь!



Окружной судья

ПРИНИМАЕТ, прохожие, о резких
эрозиях, которые сгорели в моей голове под воздействием ветра и дождя -
почти как будто нематериальный Немезида или ненависть
отмечали множество против меня,
но чтобы уничтожить, а не сохранить, мой Память.
Я по жизни был окружным судьей, создателем надрезов,
решая дела по набранным очками юристам, а
не по праву вопроса.
О ветер и дождь, оставь мой камень в голове один
Ибо хуже, чем гнев несправедливых,
Проклятия бедных
должны были лежать безмолвно, но с ясным зрением,
Видя, что даже Ход Ход, убийца,
повешенный моим предложением,
был невинен в душе по сравнению со мной.



Слепой Джек,

я весь день возился на ярмарке.
Но по дороге домой ?Бутч? Уэлди и Джек Макгуайр,
которые ревели полностью, заставили меня играть на скрипке
и песне Сьюзи Скиннер, пока они били лошадей,
Пока они не убежали.
Будучи слепым, я пытался выбраться. Как вагон упал в канаве,
И был пойман в колесах и убит.
Здесь есть слепой человек с бровью,
большим и белым, как облако.
И все мы, скрипачи, от высшего к низшему,
писатели музыки и рассказчики рассказов,
Сядем у его ног,
И услышим, как он поет о падении Трои.



Джон Гораций Берлесон:

Я выиграл приз в школе
Здесь, в деревне,
И опубликовал роман до того, как мне исполнилось двадцать пять лет.
Я пошел в город для тем и чтобы обогатить свое искусство;
Там женился на дочери банкира,
а позже стал президентом банка.
Всегда с нетерпением жду свободного времени,
чтобы написать эпический роман о войне.
Тем временем друг великий, и любитель писем,
И хозяин Мэтью Арнольда и Эмерсона.
Послеобеденный оратор, написание эссе
Для местных клубов. Наконец-то привезли сюда ... Дом
моего детства, вы знаете ...
Даже небольшую таблетку в Чикаго,
чтобы поддержать мое имя.
Как здорово написать одну строчку:
?Катись, ты, глубокий и темно-синий Океан, катись!?



Нэнси Кнапп

ХОРОШО, разве вы не видите, что это был выход из этого:
мы купили ферму с тем, что он унаследовал,
и его братья и сестры обвинили его в том, что он
отравил разум своих отцов против всех остальных.
И у нас никогда не было мира с нашим сокровищем.
Муррейн забрал скот, а посевы провалились.
И молния поразила амбар.
Таким образом, мы заложили ферму, чтобы продолжать идти.
И он замолчал и все время волновался.
Тогда некоторые из соседей отказались говорить с нами,
и встали на сторону его братьев и сестер.
И мне негде было повернуться, как можно сказать самому себе,
на более раннем этапе жизни;
?Неважно, так и мой друг, или я могу стряхнуть это с
небольшой поездки в Декейтер?.
Затем ужасные запахи наполнили комнаты.
Поэтому я поджег кровати, и старая колдунья
поднялась в реве пламени,
Когда я танцевала во дворе, размахивая руками,
Пока он плакал, как мерзлый бык.



Барри Холден

САМАЯ осень моя сестра Нэнси Кнапп
подожгла дом
Они судили доктора Дюваля
за убийство Зоры Клеменс,
и я сидел в суде две недели,
слушая каждого свидетеля.
Было ясно, что он завел ее в семью,
и позволить ребенку родиться
не будет.
Ну, как насчет меня с восемью детьми,
и одним приходящим, и с фермы,
заложенной Томасу Родсу?
И когда я вернулся домой той ночью,
(после прослушивания истории о багги,
и обнаружении Зоры в канаве),
первое, что я увидел, прямо там, на ступеньках,
где мальчики взламывали угловых червей,
Был топор!
И как только я вошел, там была моя жена,
Стоя передо мной, большой с ребенком.
Она заговорила о заложенной ферме,
и я убил ее.



Государственный прокурор Фальяс

I,
боец , разбойник , Смитер с кнутами и мечами;
Я ненавистник нарушителей закона;
Я, законник, неумолимый и горький,
Управляя присяжными, чтобы повесить сумасшедшего, Барри Холдена,
Был сделан как мертвец светом, слишком ярким для глаз,
И проснулся, чтобы предстать перед Правдой с кровавым бровем:
Стальные щипцы, скованные рукой доктора
Против моего голова мальчика, когда он вошел в жизнь,
сделал его идиотом. Я обратился к книгам науки,
чтобы заботиться о нем.
Вот так мир тех, чьи умы больны
Стал моей работой по жизни и всему моему миру.
Бедный испорченный мальчик! Вы были, наконец, гончаром
И я, и все мои дела милосердия
Сосуды вашей руки.



Уэнделл П. Блойд

ОНИ вначале обвинили меня в хулиганстве,
не было закона о богохульстве.
Позже они заперли меня как безумного,
где я был избит до смерти католической охраной.
Мое оскорбление заключалось в следующем:
я сказал, что Бог солгал Адаму и предопределил его
Вести жизнь глупца, не
зная, что в мире есть зло и добро.
И когда Адам перехитрил Бога, съев яблоко
и увидев ложь,
Бог изгнал его из Эдема, чтобы он не взял
Плод бессмертной жизни.
Ради Христа, вы, разумные люди,
вот что Сам Бог говорит об этом в книге Бытия:
?И Господь Бог сказал: вот, человек
стал одним из нас? (немного зависти, понимаете),
?Чтобы узнать добро и зло "(разоблачена ложь" все хорошо "):
" И чтобы он не простер руку свою и не взял
с дерева жизни и не ел и не жил вечно;
поэтому Господь Бог послал Его из сада Иден ?. (
Причина, по которой я верю, что Бог распял Своего Собственного Сына,
чтобы выбраться из этого несчастного путаницы, заключается в том, что это звучит так же, как Он.)



Фрэнсис Тернер

Я НЕ МОГ Бежать или играть
в детстве.
В зрелом возрасте я мог только
пить глоток, Не пить - Из-за скарлатины мое сердце болело.
Но я лежу здесь
успокоены секретном никто , но Мэри знает:
Существует сад акации,
катальпа деревьев и беседок сладкий с vines--
Там на тот день в июне
По Мэри side--
Целуя ее душу мою на моих губах
Это вдруг взлетел.



Франклин Джонс,

если бы я мог прожить еще один год,
я мог бы закончить свой летательный аппарат
и стать богатым и знаменитым.
Следовательно это подходит рабочему,
который попытался долбить голубя для меня
Сделано это больше похоже на курицу.
Для чего это все, кроме насиженного,
И бегать по двору,
К дню квартала?
За исключением того, что у человека есть мозг ангела,
И он видит топор с первого раза!



Джон М. Черч

I был поверенным ?Q?
и Компанией ?Компенсация?, которая застраховала
владельцев шахты.
Я потянул провода с судьей и присяжными,
и верхние суды, чтобы побить требования
калек, вдовы и сироты,
и разбогател на этом.
Коллегия адвокатов пела мои похвалы
в высоком разрешении.
И цветочных даров было много ...
Но крысы пожрали мое сердце,
И змея сделала гнездо в моем черепе.