Ulysses by Lord Alfred Tennyson En-Ru
It little profits that an idle king,
By this still hearth, among these barren crags,
Match'd with an aged wife, I mete and dole
Unequal laws unto a savage race,
That hoard, and sleep, and feed, and know not me.
I cannot rest from travel: I will drink
Life to the lees: all times I have enjoyed
Greatly, have suffered greatly, both with those
That loved me, and alone; on shore, and when
Through scudding drifts the rainy Hyades
Vexed the dim sea: I am become a name;
For always roaming with a hungry heart
Much have I seen and known; cities of men
And manners, climates, councils, governments,
Myself not least, but honoured of them all;
And drunk delight of battle with my peers;
Far on the ringing plains of windy Troy.
I am a part of all that I have met;
Yet all experience is an arch wherethrough
Gleams that untravelled world, whose margin fades
For ever and for ever when I move.
How dull it is to pause, to make an end,
To rust unburnished, not to shine in use!
As though to breathe were life. Life piled on life
Were all too little, and of one to me
Little remains: but every hour is saved
From that eternal silence, something more,
A bringer of new things; and vile it were
For some three suns to store and hoard myself,
And this grey spirit yearning in desire
To follow knowledge like a sinking star,
Beyond the utmost bound of human thought.
This is my son, mine own Telemachus,
To whom I leave the sceptre and the isle —
Well-loved of me, discerning to fulfil
This labour, by slow prudence to make mild
A rugged people, and through soft degrees
Subdue them to the useful and the good.
Most blameless is he, centred in the sphere
Of common duties, decent not to fail
In offices of tenderness, and pay
Meet adoration to my household gods,
When I am gone. He works his work, I mine.
There lies the port; the vessel puffs her sail:
There gloom the dark broad seas. My mariners,
Souls that have toil'd, and wrought, and thought with me —
That ever with a frolic welcome took
The thunder and the sunshine, and opposed
Free hearts, free foreheads — you and I are old;
Old age hath yet his honour and his toil;
Death closes all: but something ere the end,
Some work of noble note, may yet be done,
Not unbecoming men that strove with Gods.
The lights begin to twinkle from the rocks:
The long day wanes: the slow moon climbs: the deep
Moans round with many voices. Come, my friends,
'Tis not too late to seek a newer world.
Push off, and sitting well in order smite
The sounding furrows; for my purpose holds
To sail beyond the sunset, and the baths
Of all the western stars, until I die.
It may be that the gulfs will wash us down:
It may be we shall touch the Happy Isles,
And see the great Achilles, whom we knew
Tho' much is taken, much abides; and though
We are not now that strength which in old days
Moved earth and heaven; that which we are, we are;
One equal temper of heroic hearts,
Made weak by time and fate, but strong in will
To strive, to seek, to find, and not to yield.
Ulysses by Lord Alfred Tennyson
Не больше пользы, чем от лжецаря,
От сердца, бьющегося средь пустынных скал;
В компании жены, я создаю
Неравные законы дикой гонки,
Что бережет, и кормит, и хранит меня.
Я не смогу уснуть: я буду пить
Свой век в пещере - то, что я искал.
Да?.. Нет?.. за жизнь свою
Страдал я, ликовал - и одиноко,
И с теми, кто дерзнул меня любить.
Когда течения схлестнул дождь звезд-Гиад,
Проливших свет на тусклость волн морских,
Тогда я, лежа на пустом брегу,
Стал именем, известным и ребенку.
Я видел многое: людей и города,
Правительства, правителей. Я сам
Был не последним, но чтил славу их
И пил за битву: честь отдать врагу,
Сражавшегося так, как можно долго
- без этого бессмысленна война.
Я часть всего, что как-то повстречал;
Сейчас мой опыт сохранен в веках
И светит миру. Дальние края
Померкнут - это жизнь без остановки
И глупо ставить лодку на причал,
Отдать коррозии сверкающий металл.
Как будто грудью кислород вдыхав,
Тогда лишь жил. Но это не моя
Жизнь: слишком мало, недодозировка -
Хотя я сам весьма и очень мал.
Но каждый час вне гулкой темноты
есть нечто большее, что вносит новизну;
Три солнца сохраню, чтоб был запас,
Храню и призрак, серый дух свободы,
Желание достичь своей звезды.
Вот Телемах, и он - мой кровный сын,
ему я передам свой трон, свою страну -
Я сильно их люблю, но каждый раз
Благоразумный труд обагривает воды,
А я уже не молод для войны.
Казалось бы, покорность злых людей
Достигнута, они творят добро.
Но всех безгрешней тот, кто центр в кругу
Обычаев, долгов. На грани тонкой
Приличий нежных и еще нежней
Мы балансируем - и я, и мой злодей -
Друг другу смотрим в черствое нутро.
Любовь божков ему. А я уйду,
Оставлю без сомнений работёнку
Ему - его, свою храню своей.
Здесь чахлый порт. Здесь пароход гудит.
Здесь мрак и темнота пустых морей.
Мои матросы преданы труду,
И в мыслях, и в делах - со мной - вот их работа.
И если тучи встанут на пути,
С улыбкой шаловливой их пройти
Готовы светлые умы святых кровей.
Мы, старики, оформили судьбу
Свою, и с ней честны до гроба:
Лишь смерть меня с судьбою разлучит.
Но что-то до конца еще создать должны
Мы, но не те, сражавшие богов.
Луч света отразился от скалы:
Дни уменьшаются, длиннее стали ночи,
И выкарабкивается чаще лик луны:
Тишь в сотни глоток. Только мы одни
Свободны от пространственных оков:
Вне времени - вновь открывать миры
Готовы. Мчимся, что есть мочи,
На солнце, севшее с обратной стороны.
Быть может, нас сотрут с лица земли
Течения. Достигнем, может быть
Счастливых берегов, где ждет Ахилл.
И много пройдено, и вынесено много;
Не так как прежде, но еще сильны,
Сдвигаем землю с небом - мы есть мы.
Геройский пыл не даст сердцам остыть,
Столь юным для могил.
Хотя ослабленным и временем, и роком.
Не оставлять пути.
Сдержаться пред пороком.
Бороться и искать, не сдаться и найти.
By this still hearth, among these barren crags,
Match'd with an aged wife, I mete and dole
Unequal laws unto a savage race,
That hoard, and sleep, and feed, and know not me.
I cannot rest from travel: I will drink
Life to the lees: all times I have enjoyed
Greatly, have suffered greatly, both with those
That loved me, and alone; on shore, and when
Through scudding drifts the rainy Hyades
Vexed the dim sea: I am become a name;
For always roaming with a hungry heart
Much have I seen and known; cities of men
And manners, climates, councils, governments,
Myself not least, but honoured of them all;
And drunk delight of battle with my peers;
Far on the ringing plains of windy Troy.
I am a part of all that I have met;
Yet all experience is an arch wherethrough
Gleams that untravelled world, whose margin fades
For ever and for ever when I move.
How dull it is to pause, to make an end,
To rust unburnished, not to shine in use!
As though to breathe were life. Life piled on life
Were all too little, and of one to me
Little remains: but every hour is saved
From that eternal silence, something more,
A bringer of new things; and vile it were
For some three suns to store and hoard myself,
And this grey spirit yearning in desire
To follow knowledge like a sinking star,
Beyond the utmost bound of human thought.
This is my son, mine own Telemachus,
To whom I leave the sceptre and the isle —
Well-loved of me, discerning to fulfil
This labour, by slow prudence to make mild
A rugged people, and through soft degrees
Subdue them to the useful and the good.
Most blameless is he, centred in the sphere
Of common duties, decent not to fail
In offices of tenderness, and pay
Meet adoration to my household gods,
When I am gone. He works his work, I mine.
There lies the port; the vessel puffs her sail:
There gloom the dark broad seas. My mariners,
Souls that have toil'd, and wrought, and thought with me —
That ever with a frolic welcome took
The thunder and the sunshine, and opposed
Free hearts, free foreheads — you and I are old;
Old age hath yet his honour and his toil;
Death closes all: but something ere the end,
Some work of noble note, may yet be done,
Not unbecoming men that strove with Gods.
The lights begin to twinkle from the rocks:
The long day wanes: the slow moon climbs: the deep
Moans round with many voices. Come, my friends,
'Tis not too late to seek a newer world.
Push off, and sitting well in order smite
The sounding furrows; for my purpose holds
To sail beyond the sunset, and the baths
Of all the western stars, until I die.
It may be that the gulfs will wash us down:
It may be we shall touch the Happy Isles,
And see the great Achilles, whom we knew
Tho' much is taken, much abides; and though
We are not now that strength which in old days
Moved earth and heaven; that which we are, we are;
One equal temper of heroic hearts,
Made weak by time and fate, but strong in will
To strive, to seek, to find, and not to yield.
Ulysses by Lord Alfred Tennyson
Не больше пользы, чем от лжецаря,
От сердца, бьющегося средь пустынных скал;
В компании жены, я создаю
Неравные законы дикой гонки,
Что бережет, и кормит, и хранит меня.
Я не смогу уснуть: я буду пить
Свой век в пещере - то, что я искал.
Да?.. Нет?.. за жизнь свою
Страдал я, ликовал - и одиноко,
И с теми, кто дерзнул меня любить.
Когда течения схлестнул дождь звезд-Гиад,
Проливших свет на тусклость волн морских,
Тогда я, лежа на пустом брегу,
Стал именем, известным и ребенку.
Я видел многое: людей и города,
Правительства, правителей. Я сам
Был не последним, но чтил славу их
И пил за битву: честь отдать врагу,
Сражавшегося так, как можно долго
- без этого бессмысленна война.
Я часть всего, что как-то повстречал;
Сейчас мой опыт сохранен в веках
И светит миру. Дальние края
Померкнут - это жизнь без остановки
И глупо ставить лодку на причал,
Отдать коррозии сверкающий металл.
Как будто грудью кислород вдыхав,
Тогда лишь жил. Но это не моя
Жизнь: слишком мало, недодозировка -
Хотя я сам весьма и очень мал.
Но каждый час вне гулкой темноты
есть нечто большее, что вносит новизну;
Три солнца сохраню, чтоб был запас,
Храню и призрак, серый дух свободы,
Желание достичь своей звезды.
Вот Телемах, и он - мой кровный сын,
ему я передам свой трон, свою страну -
Я сильно их люблю, но каждый раз
Благоразумный труд обагривает воды,
А я уже не молод для войны.
Казалось бы, покорность злых людей
Достигнута, они творят добро.
Но всех безгрешней тот, кто центр в кругу
Обычаев, долгов. На грани тонкой
Приличий нежных и еще нежней
Мы балансируем - и я, и мой злодей -
Друг другу смотрим в черствое нутро.
Любовь божков ему. А я уйду,
Оставлю без сомнений работёнку
Ему - его, свою храню своей.
Здесь чахлый порт. Здесь пароход гудит.
Здесь мрак и темнота пустых морей.
Мои матросы преданы труду,
И в мыслях, и в делах - со мной - вот их работа.
И если тучи встанут на пути,
С улыбкой шаловливой их пройти
Готовы светлые умы святых кровей.
Мы, старики, оформили судьбу
Свою, и с ней честны до гроба:
Лишь смерть меня с судьбою разлучит.
Но что-то до конца еще создать должны
Мы, но не те, сражавшие богов.
Луч света отразился от скалы:
Дни уменьшаются, длиннее стали ночи,
И выкарабкивается чаще лик луны:
Тишь в сотни глоток. Только мы одни
Свободны от пространственных оков:
Вне времени - вновь открывать миры
Готовы. Мчимся, что есть мочи,
На солнце, севшее с обратной стороны.
Быть может, нас сотрут с лица земли
Течения. Достигнем, может быть
Счастливых берегов, где ждет Ахилл.
И много пройдено, и вынесено много;
Не так как прежде, но еще сильны,
Сдвигаем землю с небом - мы есть мы.
Геройский пыл не даст сердцам остыть,
Столь юным для могил.
Хотя ослабленным и временем, и роком.
Не оставлять пути.
Сдержаться пред пороком.
Бороться и искать, не сдаться и найти.
Метки: