Лина Костенко. Жду этот день...

***
Жду этот день, когда себе скажу:
ну вот строфа - я знаю! - совершенна.
О, как тогда я, верно, затужу!
Как пожелаю смерти ей мгновенной!

Как испугаюсь: а куда ж теперь?!
Уже вершина, где ж моя дорога?
...Он старый был. Ушёл. Закрылась дверь.
И пели ему славу эпилоги.

Ему приснился жилистый гранит.
И смертная тоска - как плач органный.
Он Богом был. Он создавал миры.
И отвернулся: всё было погано.

Блуждали руки, словно у слепца,
тускнели фрески, не давались глыбы.
Те руки были в ссадинах, рубцах -
всю жизнь они с камнями говорили.

И небо есть. Но нету потолка.
Пошли дожди. Леса вверху качались.
И улюлюкала внизу толпа.
И кисти, краски чуждыми казались.

А он упасть боялся на толпу.
Смеялись в спину римляне и скифы.
Сорвался. Но не больно ведь ему:
разбился камень. Только стало тихо.

И вот лежит. И некому сложить
его в одно на плитах базилики...
Очнулся. Ничего ведь не болит.
Всё отнялось. И это уж навеки.

Нажился он. И недругов нажИл.
Ему без года было девяносто...
Жизнь спрессовал; друзей похоронил;
и умирал задумчиво и просто.

И веки тяжелы... и след слезы...
и жаль безмерно лишь одной утраты:
"В искусстве я познал всего азы.
Всего азы. На что я жизнь истратил?"

Земля пером. Чудной был человек.
Душа в трудах нашла своё блаженство.
Чтоб так искать, и вот за целый век -
всего азы! - а где же совершенство?

Глубиннейшая совесть мастеров,
тебе не страшно навигаций Леты!
Был трудный век. Теперь - и в глаз и в бровь -
все классики, художники, поэты.
Все гении!
На вечные весы
кладут шедевры от своей щедроты.
Тот, кто познал в искусстве лишь азы,
был Микеланджело Буанаротти.

***
Чекаю дня, коли соб? скажу:
оце строфа, нарешт?, досконала.
О, як тод?, мабуть, я затужу!
? як захочу, щоб вона сконала.

? як злякаюсь: а куди ж тепер?!
Уже вершина, де ж мо? дороги?
...В?н був старий. Старий в?н був. Помер.
Йому лизали руки еп?логи.

Йому приснився жилавий грн?т.
Смертельна туга плакала органно,
в?н Богом був. ? в?н створив св?й св?т.
? одвернувся. Все було погано.

Блукали руки десь на ман?вцях,
тьмян?ли фрески ? пручались брили.
Були т? руки в саднах ? рубцях, -
усе життя з кам?нням говорили.

Вже й небо ?. А стел? все нема.
П?шли дощ?. Хитались риштування.
Внизу ревла ? тюкала юрма.
Вагою пензля металися вагання.

А в?н боявся впасти на юрму.
См?ялись в спину ск?фи ? етруски.
? в?н з?рвавсь. Не боляче йому,
бо в?н розбився на кам?ння друзки.

? ось лежить. Нема кому стулить
його в одне на плитах базил?ки...
Прокинувся. Н?чого не болить.
Все в?днялось. ? це уже нав?ки.

Нажився в?н. ? недруг?в нажив.
Було йому без року дев"яносто..
Життя стужив ? друз?в пережив,
? умирав зажурено ? просто.

Важк? пов?ки...стежечка сльози...
? жаль безм?рний одн??? втрати:
"В мистецтв? я п?знав лише ази.
Лише ази. Як важко умирати..."

Земля пером. Чудний був чолов?к.
Душа понад межею витривалост?.
Щоб так шукати,? за ц?лий в?к -
лише ази! - н? грана досконалост?.

Ти, незглибима сов?сте майстр?в,
тоб? не страшно нав?гац?й Лети!
Тяжкий був час. Тепер кого не стр?в, -
ус? митц?, художники й поети.
Вс? ген??!
На в?чн? терези
кладуть шедеври у сво?й щедрот?.
Той, хто п?знав в мистецтв? лиш ази,
був М?келанджело Буонаротт?.