Роберт Фрост Обоюдное откровение и другое
Роберт Фрост Обоюдное откровение
(С английского).
Я весь напрягся до предела
в мечте представить как-нибудь,
в чём сокровенная суть дела,
когда дорогой в храм Кибелы
впервые вышел в дерзкий путь.
Куда ж пойду оттуда следом ?
С чем встречусь ? С чем я выйду вон ?
Все мысли были полубредом.
Исход был тёмен и неведом,
рассудок странно напряжён.
Без опыта, не по методе,
не зная, где добыть ключи,
я только постучал при входе.
Там в кристаллической жеоде
цвели катодные лучи.
В ответ очам блистали очи
похищенным у звёзд огнём.
Наш путь к светилам стал короче.
Невинность не страшилась ночи.
До сути мы дошли вдвоём.
Robert Frost All Revelation
A head thrusts in as for the view,
But where it is it thrusts in from
Or what it is it thrusts into
By that Cyb’laean avenue,
And what can of its coming come,
And whither it will be withdrawn,
And what take hence or leave behind,
These things the mind has pondered on
A moment and still asking gone
Strange apparition of the mind!
But the impervious geode
Was entered and its inner crust
Of crystals with a ray cathode
At every point and facet glowed
In answered to the mental thrust.
Eyes seeking the response of eyes
Bring out the stars, bring out the flowers,
Thus concentrating earth and skies
So none nee be afraid of size.
All revelation has been ours.
1942 "A Witness Tree".
Примечание.
В Интернете не удалось найти переводов стихотворения All Revelation на русский язык. Возможно это связано с техническими трудностями перевода,
либо с несколько загадочным смыслом стихотворения. Впрочем, американские
комментаторы высказывают мнение, что в этих стихах поэт делится своим
нелёгким юношеским опытом, в период, когда в нём впервые пробуждались
сердечные чувства.
Роберт Фрост Мыслящему политику
(С английского).
Последний шаг ты сделал влево.
Куда нога - туда и чрево.
Теперь направо будет шаг -
качаешься и так, и так.
И это всё - не размышленья,
а суетливые движенья.
Как конь, запряженный в возок, -
то прямо скок, то вбок рывок.
Откормленный, в отличной форме,
то мчишься бешено, то в норме.
Хомут то жмёт, то чуть отлип.
То ржёшь ты, то из горла хрип.
Рванёшь - доводишь до испуга
с тобою едущего друга.
Вот ! Ты уже не демократ.
(Тому, что был им, сам не рад).
Теперь ты склонен к диктатуре,
но, оказавшись в новой шкуре,
ты осчастливишь целый свет
и скоро примешь прежний цвет.
Ты - краснобай и славный малый,
но, снисходя, людей не балуй,
а дашь слабину - будь готов
предстать объектом для смешков.
При неимениии программы
останься сам собой упрямо,
реализуя свой талант, -
будь гибок. Ты же не педант.
Я сам порой без упований
от многих преобразований.
Но, если те уже в ходу,
не стой заслоном на виду.
А если нужно повиниться
за то, что ставил палки в спицы,
поверь - в упрямстве смысла нет.
Я - опытен. Ведь я - поэт.
Robert Frost To a Thinker
The last step taken found your heft
Decidedly upon the left.
One more would throw you on the right
Another still—you see your plight.
You call this thinking, but it’s walking.
Not even that, it’s only rocking,
Or weaving like a stabled horse:
From force to matter and back to force,
From form to content and back to form,
From norm to crazy and back to norm,
From bound to free and back to bound,
From sound to sense and back to sound.
So back and forth. It almost scares
A man the way things come in pairs.
Just now you’re off democracy
(With a polite regret to be)
And leaning on dictatorship;
But if you will accept the tip,
In less than no time, tongue and pen,
You’ll be a democrat again.
A reasoner and good as such,
Don’t let it bother you too much
If it makes you look helpless, please,
And a temptation to the tease.
Suppose you’ve no direction in you,
I don’t see but you must continue
To use the gift you do possess,
And sway with reason more or less.
I own I never really warmed
To the reformer or reformed.
And yet conversion has its place
Not halfway down the scale of grace.
So if you find you must repent
From side to side in argument,
At least don’t use your mind too hard,
But trust my instinct — I’m a bard.
1936 "A Further Range".
Примечание.
В Интернете переводов стихотворения To a Thinker на русский язык, к сожалению, найти не удалось.
Роберт Фрост Древнее послание.
(С английского).
Давным-давно в пещере Мас д'Азил*
на круглой гальке кто-то поместил,
два красные пятна с чертой под ними.
Промчались миллионы всяких гроз,
должно быть не одно оледененье,
пока мне не досталось то творенье,
головоломное изображенье,
Загадочное древнее письмо:
две точки и черта - как пламя,
почти физиономия с устами.
Но сразу же сомненье и вопрос:
неужто эти пятна - капли слёз ?
Слезинка слева и другая - справа ?
И на устах читалась не забава.
Верней не то: глаза и рот красны.
Не слёзные следы - кровавые видны.
Черта, должно быть, меч обозначала,
и смерть ждала пославшего мне весть.
Ему хотелось, чтоб потомство знало,
что жертвою он стал, приняв обет,
но ни дрожать, ни скрыться не намерен,
поскольку был сознательно уверен,
что на отказ от смерти права нет.
Мой друг, добытчик редкого предмета ! -
Ты - славный следопыт, а не посыльный.
Ты смог киркой реликвию извлечь.
Она досталась мне как эстафета,
но я - увы ! - не напишу ответа.
Уже давно погиб корреспондент.
Меж нами вечный льдистый континент.
Представь себе, что он - как призрак - где-то
поблизости, чтоб нас предостеречь,
и непрестанно шепчет нам советы.
Сколь многие не могут различать
значенья форм и переливов света,
не чутки ни к оттенкам, ни к цветам,
к метафорам и смыслам, скрытым там.
(Я это вижу по людским глазам).
Все слепы так, что всё во мне взроптало,
как ропщет вся лесная благодать.
В моих руках горят охряным цветом
на кремешке - черта и два пятна.
Каков их смысл ? Кого спросить об этом ?
Своя ж разгадка самому страшна.
Мы глухи к первобытным этикетам,
к давно забытым нравам и обетам.
Нам даже и свои - не по нутру:
ни те, что намечаем поутру,
ни те, что наблюдаем ввечеру.
Между двух душ - обычно бездна.
Такая присказка вечна,
и спорить с нею бесполезно,
но ложь, что встреча душ исключена. -
Есть мрачный берег, где слышна
"одна тоска в любые времена,
которая невесть кому любезна...
(А меж двух душ - обычно бездна)"**.
Robert Frost A Missive Missile
Someone once in ancient Mas d’Azil*
Once took a little pebble wheel
And dotted it with red for me,
And sent it to me years and years
A million years to be precise
Across the barrier of ice:
Two round dots and a ripple streak,
So vivid as to seem to speak.
But what imperfectly appears
Is whether the two dots were tears,
Two tear drops, one for either eye,
And the wave line a shaken sigh.
But no, the color used is red.
Not tears but drops of blood instead.
The line must be a jagged blade.
The sender must have had to die,
And wanted some one now to know
His death was sacrificial- votive.
So almost clear and yet obscure.
If only anyone were sure
A motive then was still a motive.
O you who bring this to my hand,
You are no common messenger
(Your badge of office is a spade).
It grieves me to have had you stand
So long for nothing. No reply
There is no answer, I'm afraid,
Across the icy barrier
For my obscure petitioner.
Suppose his ghost is standing by
Importunate to give the hint
And be successfully conveyed.
How anyone can fail to see
Where perfectly in form and tint
The metaphor, the symbol lies!
Why will I not analogize?
(I do too much in some men's eyes.)
Oh slow uncomprehending me,
Enough to make a spirit moan
Or rustle in a bush or tree.
I have the ochre- written flint,
The two dots and the ripple line.
The meaning of it is unknown,
Or else I fear entirely mine,
All modern, nothing ancient in't,
Unsatisfying to us each.
Far as we aim our signs to reach,
Far as we often make them reach,
Across the soul-from-soul abyss,
There is an aeon-limit set
Beyond which they are doomed to miss.
Two souls may be too widely met.
That sad-with-distance river beach
"With mortal longing may beseech;
It cannot speak as far as this.
(1934) 1936 "A Further Range".
Примечания.
В Интернете переводов стихотворения A Missive Missile на русский язык найти
не удалось. Стихотворение завершает сборник "A Further Range" и повидимому
не случайно: может быть, автор хотел сказать, что, как доисторическая раскрашенная галька, попавшая ему в руки, его стихи тоже являются чем-то вроде послания людям следующих эпох.
*Мас д'Азил - пещера в Пиренеях, во французском департаменте Арьеж, известная
множеством находок предметов эпохи мезолита, относящихся к так называемой азильянской культуре.
**Отдельные американские комментаторы считают, что окончание фростовского стихотворения перекликается с несколькими строками 6-й книги "Энеиды" Виргилия. (Например, указывают на строку 6.314).
Роберт Фрост Опасение
(С английского).
Кричат: "Эй, Ветер, Мы летим с тобой !"
И рвутся вслед все листья с черешками.
Но сон их одолел и дал отбой.
Так новый крик: "Останься, Ветер, с нами !"
С тех пор, как даль взманила по весне,
листвой владели мысли о полёте,
а нынче рада бы прильнуть к стене,
укрыться на ночь в чаще или в гроте.
Хоть Ветер в вихри тщится их завлечь,
но в листьях дрожь, как будто в знак протеста.
У Ветра завлекательная речь,
листва уже не внемлет - и ни с места.
Я был свободен, но скучал в Отчизне.
Я в поиск рвался с вечною тоской.
Мог выбраться из пут обычной жизни -
когда б не выбрал для себя покой.
Robert Frost Misgiving
All crying, 'We will go with you, O Wind!'
The foliage follow him, leaf and stem;
But a sleep oppresses them as they go,
And they end by bidding them as they go,
And they end by bidding him stay with them.
Since ever they flung abroad in spring
The leaves had promised themselves this flight,
Who now would fain seek sheltering wall,
Or thicket, or hollow place for the night.
And now they answer his summoning blast
With an ever vaguer and vaguer stir,
Or at utmost a little reluctant whirl
That drops them no further than where they were.
I only hope that when I am free
As they are free to go in quest
Of the knowledge beyond the bounds of life
It may not seem better to me to rest.
1923 "New-Hampshire".
Примечание.
К сожалению, переводов стихотворения Misgiving в Интернете отыскать не удалось.
Роберт Фрост Неуж в конце концов никто не станет ощущать того пути ?
(С английского).
Атлантика ! Ты очень велика:
разъединяешь нас со Старым Светом.
А нынче стал велик и Новый Свет.
Хоть ты убеждена наверняка,
что те миры различны по приметам,
но разницы уже почти что нет.
Мы, как индейцы, сеяли маис.
В Европе он был назван кукурузой,
теперь же там и здесь едят попкорн.
Единый мир - вот общий наш девиз.
Планета стала малой и кургузой -
езжай хоть с Полюсов до мыса Горн.
Маршруты испещрили океан.
Летаем и плывём быстрее пули.
Весь транспорт скор, и путь не так рисков.
Моря уже не разделяют стран
и связи государств не разомкнули.
Материки - как замки между рвов.
Взвой море ! Размельчай ракушки в прах
и выноси всю муть свою на берег.
Мне не смирить в тебе ни гнев, ни боль.
Весенняя вода, скопясь в горах,
вольётся разом в реки двух Америк -
и пусть уж не горчит морская соль.
Я подберу что ты сочтёшь за хлам -
разбитый перламутр в морской капусте -
и, выбрав самый лучший образец,
подам совет: "Трудись теперь для дам.
Точи его теперь, лечась от грусти.
Наделай дамам брошей и колец !"
Всё это океан уже слыхал,
но не смирился ни на миг единый -
смеётся. Что ж ? Мне ведомо, куда
идти, чтоб не застигнул шквал,
не пахло рыбой и морскою тиной,
где не шумит, не плещется вода.
В большой дали, среди материка,
об океанах помнят только в школе.
Учительница может для ребят
начать рассказ о них издалека -
о том, что важно было нам дотоле
и моряке по имени Синдбад.
Robert Frost Does No One at All Ever Feel This Way in the Least?
O ocean sea, for all your being vast,
Your separation of us from the Old
That should have made the New World newly great
Would only disappoint us at the last
If it should not do anything foretold
To make us different in a single trait.
This though we took the Indian name for maize
And changed it to the English name for wheat.
It seemed to comfort us to call it corn.
And so with homesickness in many ways
We sought however crudely to defeat
Our chance of being people newly born.
And now, O sea, you're lost by aeroplane.
Our sailors ride a bullet for a boat.
Our coverage of distance is so facile
It makes us to have had a sea in vain.
Our moat around us is no more a moat,
Our continent no more a moated castle.
Grind shells, O futile sea, grind empty shells
For all the use you are along the strand.
I cannot hold you innocent of fault.
Spring water in our mountain bosom swells
To pour fresh rivers on you from the land,
Till you have lost the savor of your salt.
I pick a dead shell up from where the kelp
Lies in a windrow, brittle-dry and black,
And holding it far forward for a symbol
I cry, "Do you work for women—all the help
I ask of you. Grind this I throw you back
Into a lady's finger ring or thimble."
The ocean had been spoken to before.
But if it had no thought of paying heed
To taunt of mine I knew a place to go
Where I need listen to its rote no more,
Nor taste its salt, nor smell its fish and weed
Nor be reminded of them in a blow —
So far inland the very name of ocean
Goes mentionless except in baby-school
When teacher's own experiences fail her
And she can only give the class a notion
Of what it is by calling it a pool
And telling them how Sinbad was a sailor.
1962 "In the Clearing".
Примечание.
К сожалению, найти русские переводы этого стихотворения с помощью Интернета
не удалось.
Роберт Фрост Обиженный цветок
(С английского).
Она забилась в уголок
и вся горела, будто пламя,
держа, как щит, в руке цветок,
а парень жёг ладонь губами.
Он пылко улыбнулся ей -
казалось, что она ослепла.
Огонь сменила серость пепла.
Теперь он стал глядеть смирней -
в недоуменье и с опаской.
Толкнул ладонь - упал цветок.
Улыбка сделалась мутней.
Он поневоле стиснул зубы,
в углах у рта сомкнулись губы.
Лицо сменилось грубой маской.
Она была в сплошной траве
по самый пояс, и мятежно
рассыпалась на голове
блестящая волна волос.
Он протянул к ней руки нежно -
хотел обнять, не вызвав слёз.
Не мог сдержать своей натуры
и не коснуться шевелюры.
"Ведь хочется не только мне,
раз с ней мы тут наедине" -
ей чудились его резоны.
Казалось, брызжет соком гроздь,
которой ублажают гостя,
казалось тигр, смиряя злость,
сгрызает с аппетитом кости.
Она ж была без обороны,
а тут безудержный повеса,
что мог сломать её, как трость,
набрался храбрости от беса,
ведёт себя, как зверь из леса.
И нет возможности сбежать...
Но позвала из сада мать.
Девица, пряча страх, без слова,
следила за эффектом зова:
не нападёт ли этот тать,
покуда матери не видно ?
Глазам не верит: парню стыдно.
Рука повисла, будто плеть,
другой стал ласково вертеть,
свою агрессию закончив.
Он выдал вкрадчивый смешок,
лишь скрыть своих гримас не смог,
и взгляд, смутившись, стал уклончив.
Девица ясно поняла,
что тот цветок обидел друга,
зато постигнуть не могла,
что не цветок причина зла -
к примеру, будто дурно пах
каким-то очень острым перцем -
а просто парню стало туго,
что встретился с нечутким сердцем,
вот и швырнул цветок всердцах.
И ей всё худшее открылось:
все твари, встретивши препону,
покорны общему закону:
мгновенно убежит, кто хил,
другой взревёт, когда уколот.
И друг, как только впал в немилость,
немедля руки распустил,
расстроясь, что не угодил.
Беда, что он был слишком молод
и, оскорбив девичий вкус,
отпор воспринял как укус,
дразнивший злой сердечный голод.
И ей всё это шло не в плюс.
И губы увлажнял не солод.
Явилась мать, обтёрла рот.
Упавший гребень подаёт
и провожает до ворот.
Robert Frost The Subverted Flower
She drew back; he was calm:
"It is this that had the power."
And he lashed his open palm
With the tender-headed flower.
He smiled for her to smile,
But she was either blind
Or willfully unkind.
He eyed her for a while
For a woman and a puzzle.
He flicked and flung the flower,
And another sort of smile
Caught up like fingertips
The corners of his lips
And cracked his ragged muzzle.
She was standing to the waist
In golden rod and brake,
Her shining hair displaced.
He stretched her either arm
As if she made it ache
To clasp her - not to harm;
As if he could not spare
To touch her neck and hair.
"If this has come to us
And not to me alone -"
So she thought she heard him say;
Though with every word he spoke
His lips were sucked and blown
And the effort made him choke
Like a tiger at a bone.
She had to lean away.
She dared not stir a foot.
Lest movement should provoke
The demon of pursuit
That slumbers in a brute.
It was then her mother’s call
From inside the garden wall
Made her steal a look of fear
To see if he could hear
And would pounce to end it all
Before her mother came.
She looked and saw the shame:
A hand hung like a paw,
An arm worked like a saw
As if to be persuasive,
An ingratiating laugh
That cut the snout in half,
And eye become evasive.
A girl could only see
That a flower had marred a man,
But what she could not see
Was that the flower might be
Other than base and fetid:
That the flower had done but part,
And what the flower began
Her own too meager heart
Had terribly completed.
She looked and saw the worst.
And the dog or what it was,
Obeying bestial laws,
A coward save at night,
Turned from the place and ran.
She heard him stumble first
And use his hands in flight.
She heard him bark outright.
And oh, for one so young
The bitter words she spit
Like some tenacious bit
That will not leave the tongue.
She plucked her lips for it,
And still the horror clung.
Her mother wiped the foam
From her chin, picked up her comb,
And drew her backward home.
1942 "Witness Tree"
Примечания.
Стихотворение Роберта Фроста The Subverted Flower по содержанию и стилю напоминает стихи из его первой книги. Стихотворение было написано намного раньше, чем опубликовано. Поэт позволил себе включить его в очередной сборник лишь спустя четыре года после смерти своей жены. В стихотворении поэт откровенно рассказывает о своём раннем юношеском сердечном опыте. Стихотворение широко известно на родине поэта, но в Интернете его переводов на русский язык найти не удалось.
Роберт Фрост Голубая лента Эймсбери*
(С английского).
Этой птице знак атласный
присуждён единогласно.
Ей на выставках блистать
даже в Бостоне подстать.
У красотки этой нежной
весь плюмаж как белоснежный,
из коралла гребешок,
золотая пара ног.
Всем бы нужно подивиться
этой превосходной птицей.
Вот с таких свой идеал
мистер Sewell** рисовал.
Если мы трезвей рассудим,
в ней найдём пример и людям:
клюй до ночи, не спеша, -
не встревожится душа.
Птицевод, до славы падкий,
не сводил свой взор с хохлатки,
стоя в птичнике с ведром
и мечтая о своём.
Стены были там немыты,
большинство дверей забито,
чтоб спастись от непогод.
На полу лежал помёт.
Он же всё смекал, как ценны
будут курочкины гены,
если вывести сейчас
пару новых птичьих рас.
Курочка шесть дней в неделю
безо всякой канители
выдавала по яйцу,
лишь брала отгул к концу.
Яйца ж - просто, без сомненья,
хороши на загляденье -
с яркой плотной скорлупой -
расхвалил бы и слепой.
А сама она практична.
Ест. Ей люди безразличны.
Прекращает, лишь заснув,
а не ест, так чистит клюв.
Часом пёрышки встряхнёт,
часом камушек сглотнёт.
Нагуляется, поест
и взлетает на насест.
Тот насест - предел полёта.
Наверху толкнёт кого-то.
Начинается возня,
но уступчива родня.
Ночью ветер бьёт с разбегу,
насыпает в окна снегу,
но беды особой нет -
лишь кудахтанье в ответ.
Пусть на улице всё хуже:
снег да ветер, тьма и стужа -
в перьях, в птичнике, - теплей.
Здесь и людям веселей.
Robert Frost Blue Ribbon Amesbury*
Such a fine pullet ought to go
All coiffured to a winter show,
And be exhibited, and win.
The answer is this one has been -
And come with all her honors home.
Her golden leg, her coral comb,
Her fluff of plumage, white as chalk,
Her style, were all the fancy's talk
It seems as if you must have heard.
She scored an almost perfect bird.
In her we make ourselves acquainted
With one a Sewell** might have painted.
Here common with the flock again,
At home in her abiding pen,
She lingers feeding at the trough,
The last to let night drive her off.
The one who gave her ankle-band,
Her keeper, empty pail in hand,
He lingers too, averse to slight
His chores for all the wintry night.
He leans against the dusty wall,
Immured almost beyond recall,
A depth past many swinging doors
And many litter-muffled floors.
He meditates the breeder's art.
He has a half a mid to start,
With her for Mother Eve, a race
That shall all living things displace.
'Tis ritual with her to lay
The full six days, then rest a day;
At which rate barring broodiness
She well may score an egg-success.
The gatherer can always tell
Her well-turned egg's brown sturdy shell
As safe a vehicle of seed
As is vouchsafed to feathered breed.
No human specter at the feast
Can scant or hurry her the least.
She takes her time to take her fill
She whets a sleepy sated bill.
She gropes across the pen alone
To peck herself a precious stone.
She waters at the patent fount
And so to roost, the last to mount.
The roost is her extent of flight.
Yet once she rises to the height,
She shoulders with a wing so strong
She makes the whole flock move along.
The night is setting in to blow.
It scours the windowpane with snow,
But barely gets from them or her
For comment a complacent chirr.
The lowly pen is yet a hold
Against the dark and wind and cold
To give a prospect to a plan
And warrant prudence in a man.
1936 "A Further Range".
Примечания.
В Интернете можно найти стихотворение Blue Ribbon Amesbury в блестящем переводе на русский язык Г.Кружкова. В подражание ему сделан и данный перевод.
*Эймсбери - небольшой город (около 16-17 тысяч жителей), в графстве Эссекс,
на северо-востоке штата Массачусеттс. Городок лежит вблизи устья реки
Merrimack, неподалёку расположены города Salisbury и Newburyport.
**Сьюэлл. Р.Фрост упоминает здесь художника, рисовавшего для специальной прессы кур-рекордисток. Это Franklane Sewell (1866-1945), живший в городе Бьюкенен, штат Мичиган.
Роберт Фрост Там что-то есть и будет погодя...
(С английского).
Другие мне твердят, не засти свет,
как станешь на колени у колодца,
иначе не увидишь в глубине
блестящей на поверхности картины:
обожествлённый лик свой в небесах,
в венце из трав и в облачной оправе.
Так я упёрся подбородком в сруб
и смутно различил за той картиной
и сквозь неё белеющий предмет.
Он был внизу и вмиг исчез из вида.
Вода дразнила зренье, помутнев, -
то папоротник сбросил сверху капли.
Всё бывшее на дне укрыла рябь,
и я дивился: что же там белеет ?
Не истина - так кварц ! Но что-то есть...
Robert Frost For Once, Then, Something
Others taunt me with having knelt at well-curbs
Always wrong to the light, so never seeing
Deeper down in the well than where the water
Gives me back in a shining surface picture
Me myself in the summer heaven godlike
Looking out of a wreath of fern and cloud puffs.
Once, when trying with chin against a well-curb,
I discerned, as I thought, beyond the picture,
Through the picture, a something white, uncertain,
Something more of the depths—and then I lost it.
Water came to rebuke the too clear water.
One drop fell from a fern, and lo, a ripple
Shook whatever it was lay there at bottom,
Blurred it, blotted it out. What was that whiteness?
Truth? A pebble of quartz? For once, then, something.
1923 "New-Hampshire".
Примечание.
Стихотворение For Once, Then, Something можно найти в Интернете в русских
переводах С.Степанова и Ю.Комаровой. Оба перевода отличаются большой близостью к точному подстрочнику.
(С английского).
Я весь напрягся до предела
в мечте представить как-нибудь,
в чём сокровенная суть дела,
когда дорогой в храм Кибелы
впервые вышел в дерзкий путь.
Куда ж пойду оттуда следом ?
С чем встречусь ? С чем я выйду вон ?
Все мысли были полубредом.
Исход был тёмен и неведом,
рассудок странно напряжён.
Без опыта, не по методе,
не зная, где добыть ключи,
я только постучал при входе.
Там в кристаллической жеоде
цвели катодные лучи.
В ответ очам блистали очи
похищенным у звёзд огнём.
Наш путь к светилам стал короче.
Невинность не страшилась ночи.
До сути мы дошли вдвоём.
Robert Frost All Revelation
A head thrusts in as for the view,
But where it is it thrusts in from
Or what it is it thrusts into
By that Cyb’laean avenue,
And what can of its coming come,
And whither it will be withdrawn,
And what take hence or leave behind,
These things the mind has pondered on
A moment and still asking gone
Strange apparition of the mind!
But the impervious geode
Was entered and its inner crust
Of crystals with a ray cathode
At every point and facet glowed
In answered to the mental thrust.
Eyes seeking the response of eyes
Bring out the stars, bring out the flowers,
Thus concentrating earth and skies
So none nee be afraid of size.
All revelation has been ours.
1942 "A Witness Tree".
Примечание.
В Интернете не удалось найти переводов стихотворения All Revelation на русский язык. Возможно это связано с техническими трудностями перевода,
либо с несколько загадочным смыслом стихотворения. Впрочем, американские
комментаторы высказывают мнение, что в этих стихах поэт делится своим
нелёгким юношеским опытом, в период, когда в нём впервые пробуждались
сердечные чувства.
Роберт Фрост Мыслящему политику
(С английского).
Последний шаг ты сделал влево.
Куда нога - туда и чрево.
Теперь направо будет шаг -
качаешься и так, и так.
И это всё - не размышленья,
а суетливые движенья.
Как конь, запряженный в возок, -
то прямо скок, то вбок рывок.
Откормленный, в отличной форме,
то мчишься бешено, то в норме.
Хомут то жмёт, то чуть отлип.
То ржёшь ты, то из горла хрип.
Рванёшь - доводишь до испуга
с тобою едущего друга.
Вот ! Ты уже не демократ.
(Тому, что был им, сам не рад).
Теперь ты склонен к диктатуре,
но, оказавшись в новой шкуре,
ты осчастливишь целый свет
и скоро примешь прежний цвет.
Ты - краснобай и славный малый,
но, снисходя, людей не балуй,
а дашь слабину - будь готов
предстать объектом для смешков.
При неимениии программы
останься сам собой упрямо,
реализуя свой талант, -
будь гибок. Ты же не педант.
Я сам порой без упований
от многих преобразований.
Но, если те уже в ходу,
не стой заслоном на виду.
А если нужно повиниться
за то, что ставил палки в спицы,
поверь - в упрямстве смысла нет.
Я - опытен. Ведь я - поэт.
Robert Frost To a Thinker
The last step taken found your heft
Decidedly upon the left.
One more would throw you on the right
Another still—you see your plight.
You call this thinking, but it’s walking.
Not even that, it’s only rocking,
Or weaving like a stabled horse:
From force to matter and back to force,
From form to content and back to form,
From norm to crazy and back to norm,
From bound to free and back to bound,
From sound to sense and back to sound.
So back and forth. It almost scares
A man the way things come in pairs.
Just now you’re off democracy
(With a polite regret to be)
And leaning on dictatorship;
But if you will accept the tip,
In less than no time, tongue and pen,
You’ll be a democrat again.
A reasoner and good as such,
Don’t let it bother you too much
If it makes you look helpless, please,
And a temptation to the tease.
Suppose you’ve no direction in you,
I don’t see but you must continue
To use the gift you do possess,
And sway with reason more or less.
I own I never really warmed
To the reformer or reformed.
And yet conversion has its place
Not halfway down the scale of grace.
So if you find you must repent
From side to side in argument,
At least don’t use your mind too hard,
But trust my instinct — I’m a bard.
1936 "A Further Range".
Примечание.
В Интернете переводов стихотворения To a Thinker на русский язык, к сожалению, найти не удалось.
Роберт Фрост Древнее послание.
(С английского).
Давным-давно в пещере Мас д'Азил*
на круглой гальке кто-то поместил,
два красные пятна с чертой под ними.
Промчались миллионы всяких гроз,
должно быть не одно оледененье,
пока мне не досталось то творенье,
головоломное изображенье,
Загадочное древнее письмо:
две точки и черта - как пламя,
почти физиономия с устами.
Но сразу же сомненье и вопрос:
неужто эти пятна - капли слёз ?
Слезинка слева и другая - справа ?
И на устах читалась не забава.
Верней не то: глаза и рот красны.
Не слёзные следы - кровавые видны.
Черта, должно быть, меч обозначала,
и смерть ждала пославшего мне весть.
Ему хотелось, чтоб потомство знало,
что жертвою он стал, приняв обет,
но ни дрожать, ни скрыться не намерен,
поскольку был сознательно уверен,
что на отказ от смерти права нет.
Мой друг, добытчик редкого предмета ! -
Ты - славный следопыт, а не посыльный.
Ты смог киркой реликвию извлечь.
Она досталась мне как эстафета,
но я - увы ! - не напишу ответа.
Уже давно погиб корреспондент.
Меж нами вечный льдистый континент.
Представь себе, что он - как призрак - где-то
поблизости, чтоб нас предостеречь,
и непрестанно шепчет нам советы.
Сколь многие не могут различать
значенья форм и переливов света,
не чутки ни к оттенкам, ни к цветам,
к метафорам и смыслам, скрытым там.
(Я это вижу по людским глазам).
Все слепы так, что всё во мне взроптало,
как ропщет вся лесная благодать.
В моих руках горят охряным цветом
на кремешке - черта и два пятна.
Каков их смысл ? Кого спросить об этом ?
Своя ж разгадка самому страшна.
Мы глухи к первобытным этикетам,
к давно забытым нравам и обетам.
Нам даже и свои - не по нутру:
ни те, что намечаем поутру,
ни те, что наблюдаем ввечеру.
Между двух душ - обычно бездна.
Такая присказка вечна,
и спорить с нею бесполезно,
но ложь, что встреча душ исключена. -
Есть мрачный берег, где слышна
"одна тоска в любые времена,
которая невесть кому любезна...
(А меж двух душ - обычно бездна)"**.
Robert Frost A Missive Missile
Someone once in ancient Mas d’Azil*
Once took a little pebble wheel
And dotted it with red for me,
And sent it to me years and years
A million years to be precise
Across the barrier of ice:
Two round dots and a ripple streak,
So vivid as to seem to speak.
But what imperfectly appears
Is whether the two dots were tears,
Two tear drops, one for either eye,
And the wave line a shaken sigh.
But no, the color used is red.
Not tears but drops of blood instead.
The line must be a jagged blade.
The sender must have had to die,
And wanted some one now to know
His death was sacrificial- votive.
So almost clear and yet obscure.
If only anyone were sure
A motive then was still a motive.
O you who bring this to my hand,
You are no common messenger
(Your badge of office is a spade).
It grieves me to have had you stand
So long for nothing. No reply
There is no answer, I'm afraid,
Across the icy barrier
For my obscure petitioner.
Suppose his ghost is standing by
Importunate to give the hint
And be successfully conveyed.
How anyone can fail to see
Where perfectly in form and tint
The metaphor, the symbol lies!
Why will I not analogize?
(I do too much in some men's eyes.)
Oh slow uncomprehending me,
Enough to make a spirit moan
Or rustle in a bush or tree.
I have the ochre- written flint,
The two dots and the ripple line.
The meaning of it is unknown,
Or else I fear entirely mine,
All modern, nothing ancient in't,
Unsatisfying to us each.
Far as we aim our signs to reach,
Far as we often make them reach,
Across the soul-from-soul abyss,
There is an aeon-limit set
Beyond which they are doomed to miss.
Two souls may be too widely met.
That sad-with-distance river beach
"With mortal longing may beseech;
It cannot speak as far as this.
(1934) 1936 "A Further Range".
Примечания.
В Интернете переводов стихотворения A Missive Missile на русский язык найти
не удалось. Стихотворение завершает сборник "A Further Range" и повидимому
не случайно: может быть, автор хотел сказать, что, как доисторическая раскрашенная галька, попавшая ему в руки, его стихи тоже являются чем-то вроде послания людям следующих эпох.
*Мас д'Азил - пещера в Пиренеях, во французском департаменте Арьеж, известная
множеством находок предметов эпохи мезолита, относящихся к так называемой азильянской культуре.
**Отдельные американские комментаторы считают, что окончание фростовского стихотворения перекликается с несколькими строками 6-й книги "Энеиды" Виргилия. (Например, указывают на строку 6.314).
Роберт Фрост Опасение
(С английского).
Кричат: "Эй, Ветер, Мы летим с тобой !"
И рвутся вслед все листья с черешками.
Но сон их одолел и дал отбой.
Так новый крик: "Останься, Ветер, с нами !"
С тех пор, как даль взманила по весне,
листвой владели мысли о полёте,
а нынче рада бы прильнуть к стене,
укрыться на ночь в чаще или в гроте.
Хоть Ветер в вихри тщится их завлечь,
но в листьях дрожь, как будто в знак протеста.
У Ветра завлекательная речь,
листва уже не внемлет - и ни с места.
Я был свободен, но скучал в Отчизне.
Я в поиск рвался с вечною тоской.
Мог выбраться из пут обычной жизни -
когда б не выбрал для себя покой.
Robert Frost Misgiving
All crying, 'We will go with you, O Wind!'
The foliage follow him, leaf and stem;
But a sleep oppresses them as they go,
And they end by bidding them as they go,
And they end by bidding him stay with them.
Since ever they flung abroad in spring
The leaves had promised themselves this flight,
Who now would fain seek sheltering wall,
Or thicket, or hollow place for the night.
And now they answer his summoning blast
With an ever vaguer and vaguer stir,
Or at utmost a little reluctant whirl
That drops them no further than where they were.
I only hope that when I am free
As they are free to go in quest
Of the knowledge beyond the bounds of life
It may not seem better to me to rest.
1923 "New-Hampshire".
Примечание.
К сожалению, переводов стихотворения Misgiving в Интернете отыскать не удалось.
Роберт Фрост Неуж в конце концов никто не станет ощущать того пути ?
(С английского).
Атлантика ! Ты очень велика:
разъединяешь нас со Старым Светом.
А нынче стал велик и Новый Свет.
Хоть ты убеждена наверняка,
что те миры различны по приметам,
но разницы уже почти что нет.
Мы, как индейцы, сеяли маис.
В Европе он был назван кукурузой,
теперь же там и здесь едят попкорн.
Единый мир - вот общий наш девиз.
Планета стала малой и кургузой -
езжай хоть с Полюсов до мыса Горн.
Маршруты испещрили океан.
Летаем и плывём быстрее пули.
Весь транспорт скор, и путь не так рисков.
Моря уже не разделяют стран
и связи государств не разомкнули.
Материки - как замки между рвов.
Взвой море ! Размельчай ракушки в прах
и выноси всю муть свою на берег.
Мне не смирить в тебе ни гнев, ни боль.
Весенняя вода, скопясь в горах,
вольётся разом в реки двух Америк -
и пусть уж не горчит морская соль.
Я подберу что ты сочтёшь за хлам -
разбитый перламутр в морской капусте -
и, выбрав самый лучший образец,
подам совет: "Трудись теперь для дам.
Точи его теперь, лечась от грусти.
Наделай дамам брошей и колец !"
Всё это океан уже слыхал,
но не смирился ни на миг единый -
смеётся. Что ж ? Мне ведомо, куда
идти, чтоб не застигнул шквал,
не пахло рыбой и морскою тиной,
где не шумит, не плещется вода.
В большой дали, среди материка,
об океанах помнят только в школе.
Учительница может для ребят
начать рассказ о них издалека -
о том, что важно было нам дотоле
и моряке по имени Синдбад.
Robert Frost Does No One at All Ever Feel This Way in the Least?
O ocean sea, for all your being vast,
Your separation of us from the Old
That should have made the New World newly great
Would only disappoint us at the last
If it should not do anything foretold
To make us different in a single trait.
This though we took the Indian name for maize
And changed it to the English name for wheat.
It seemed to comfort us to call it corn.
And so with homesickness in many ways
We sought however crudely to defeat
Our chance of being people newly born.
And now, O sea, you're lost by aeroplane.
Our sailors ride a bullet for a boat.
Our coverage of distance is so facile
It makes us to have had a sea in vain.
Our moat around us is no more a moat,
Our continent no more a moated castle.
Grind shells, O futile sea, grind empty shells
For all the use you are along the strand.
I cannot hold you innocent of fault.
Spring water in our mountain bosom swells
To pour fresh rivers on you from the land,
Till you have lost the savor of your salt.
I pick a dead shell up from where the kelp
Lies in a windrow, brittle-dry and black,
And holding it far forward for a symbol
I cry, "Do you work for women—all the help
I ask of you. Grind this I throw you back
Into a lady's finger ring or thimble."
The ocean had been spoken to before.
But if it had no thought of paying heed
To taunt of mine I knew a place to go
Where I need listen to its rote no more,
Nor taste its salt, nor smell its fish and weed
Nor be reminded of them in a blow —
So far inland the very name of ocean
Goes mentionless except in baby-school
When teacher's own experiences fail her
And she can only give the class a notion
Of what it is by calling it a pool
And telling them how Sinbad was a sailor.
1962 "In the Clearing".
Примечание.
К сожалению, найти русские переводы этого стихотворения с помощью Интернета
не удалось.
Роберт Фрост Обиженный цветок
(С английского).
Она забилась в уголок
и вся горела, будто пламя,
держа, как щит, в руке цветок,
а парень жёг ладонь губами.
Он пылко улыбнулся ей -
казалось, что она ослепла.
Огонь сменила серость пепла.
Теперь он стал глядеть смирней -
в недоуменье и с опаской.
Толкнул ладонь - упал цветок.
Улыбка сделалась мутней.
Он поневоле стиснул зубы,
в углах у рта сомкнулись губы.
Лицо сменилось грубой маской.
Она была в сплошной траве
по самый пояс, и мятежно
рассыпалась на голове
блестящая волна волос.
Он протянул к ней руки нежно -
хотел обнять, не вызвав слёз.
Не мог сдержать своей натуры
и не коснуться шевелюры.
"Ведь хочется не только мне,
раз с ней мы тут наедине" -
ей чудились его резоны.
Казалось, брызжет соком гроздь,
которой ублажают гостя,
казалось тигр, смиряя злость,
сгрызает с аппетитом кости.
Она ж была без обороны,
а тут безудержный повеса,
что мог сломать её, как трость,
набрался храбрости от беса,
ведёт себя, как зверь из леса.
И нет возможности сбежать...
Но позвала из сада мать.
Девица, пряча страх, без слова,
следила за эффектом зова:
не нападёт ли этот тать,
покуда матери не видно ?
Глазам не верит: парню стыдно.
Рука повисла, будто плеть,
другой стал ласково вертеть,
свою агрессию закончив.
Он выдал вкрадчивый смешок,
лишь скрыть своих гримас не смог,
и взгляд, смутившись, стал уклончив.
Девица ясно поняла,
что тот цветок обидел друга,
зато постигнуть не могла,
что не цветок причина зла -
к примеру, будто дурно пах
каким-то очень острым перцем -
а просто парню стало туго,
что встретился с нечутким сердцем,
вот и швырнул цветок всердцах.
И ей всё худшее открылось:
все твари, встретивши препону,
покорны общему закону:
мгновенно убежит, кто хил,
другой взревёт, когда уколот.
И друг, как только впал в немилость,
немедля руки распустил,
расстроясь, что не угодил.
Беда, что он был слишком молод
и, оскорбив девичий вкус,
отпор воспринял как укус,
дразнивший злой сердечный голод.
И ей всё это шло не в плюс.
И губы увлажнял не солод.
Явилась мать, обтёрла рот.
Упавший гребень подаёт
и провожает до ворот.
Robert Frost The Subverted Flower
She drew back; he was calm:
"It is this that had the power."
And he lashed his open palm
With the tender-headed flower.
He smiled for her to smile,
But she was either blind
Or willfully unkind.
He eyed her for a while
For a woman and a puzzle.
He flicked and flung the flower,
And another sort of smile
Caught up like fingertips
The corners of his lips
And cracked his ragged muzzle.
She was standing to the waist
In golden rod and brake,
Her shining hair displaced.
He stretched her either arm
As if she made it ache
To clasp her - not to harm;
As if he could not spare
To touch her neck and hair.
"If this has come to us
And not to me alone -"
So she thought she heard him say;
Though with every word he spoke
His lips were sucked and blown
And the effort made him choke
Like a tiger at a bone.
She had to lean away.
She dared not stir a foot.
Lest movement should provoke
The demon of pursuit
That slumbers in a brute.
It was then her mother’s call
From inside the garden wall
Made her steal a look of fear
To see if he could hear
And would pounce to end it all
Before her mother came.
She looked and saw the shame:
A hand hung like a paw,
An arm worked like a saw
As if to be persuasive,
An ingratiating laugh
That cut the snout in half,
And eye become evasive.
A girl could only see
That a flower had marred a man,
But what she could not see
Was that the flower might be
Other than base and fetid:
That the flower had done but part,
And what the flower began
Her own too meager heart
Had terribly completed.
She looked and saw the worst.
And the dog or what it was,
Obeying bestial laws,
A coward save at night,
Turned from the place and ran.
She heard him stumble first
And use his hands in flight.
She heard him bark outright.
And oh, for one so young
The bitter words she spit
Like some tenacious bit
That will not leave the tongue.
She plucked her lips for it,
And still the horror clung.
Her mother wiped the foam
From her chin, picked up her comb,
And drew her backward home.
1942 "Witness Tree"
Примечания.
Стихотворение Роберта Фроста The Subverted Flower по содержанию и стилю напоминает стихи из его первой книги. Стихотворение было написано намного раньше, чем опубликовано. Поэт позволил себе включить его в очередной сборник лишь спустя четыре года после смерти своей жены. В стихотворении поэт откровенно рассказывает о своём раннем юношеском сердечном опыте. Стихотворение широко известно на родине поэта, но в Интернете его переводов на русский язык найти не удалось.
Роберт Фрост Голубая лента Эймсбери*
(С английского).
Этой птице знак атласный
присуждён единогласно.
Ей на выставках блистать
даже в Бостоне подстать.
У красотки этой нежной
весь плюмаж как белоснежный,
из коралла гребешок,
золотая пара ног.
Всем бы нужно подивиться
этой превосходной птицей.
Вот с таких свой идеал
мистер Sewell** рисовал.
Если мы трезвей рассудим,
в ней найдём пример и людям:
клюй до ночи, не спеша, -
не встревожится душа.
Птицевод, до славы падкий,
не сводил свой взор с хохлатки,
стоя в птичнике с ведром
и мечтая о своём.
Стены были там немыты,
большинство дверей забито,
чтоб спастись от непогод.
На полу лежал помёт.
Он же всё смекал, как ценны
будут курочкины гены,
если вывести сейчас
пару новых птичьих рас.
Курочка шесть дней в неделю
безо всякой канители
выдавала по яйцу,
лишь брала отгул к концу.
Яйца ж - просто, без сомненья,
хороши на загляденье -
с яркой плотной скорлупой -
расхвалил бы и слепой.
А сама она практична.
Ест. Ей люди безразличны.
Прекращает, лишь заснув,
а не ест, так чистит клюв.
Часом пёрышки встряхнёт,
часом камушек сглотнёт.
Нагуляется, поест
и взлетает на насест.
Тот насест - предел полёта.
Наверху толкнёт кого-то.
Начинается возня,
но уступчива родня.
Ночью ветер бьёт с разбегу,
насыпает в окна снегу,
но беды особой нет -
лишь кудахтанье в ответ.
Пусть на улице всё хуже:
снег да ветер, тьма и стужа -
в перьях, в птичнике, - теплей.
Здесь и людям веселей.
Robert Frost Blue Ribbon Amesbury*
Such a fine pullet ought to go
All coiffured to a winter show,
And be exhibited, and win.
The answer is this one has been -
And come with all her honors home.
Her golden leg, her coral comb,
Her fluff of plumage, white as chalk,
Her style, were all the fancy's talk
It seems as if you must have heard.
She scored an almost perfect bird.
In her we make ourselves acquainted
With one a Sewell** might have painted.
Here common with the flock again,
At home in her abiding pen,
She lingers feeding at the trough,
The last to let night drive her off.
The one who gave her ankle-band,
Her keeper, empty pail in hand,
He lingers too, averse to slight
His chores for all the wintry night.
He leans against the dusty wall,
Immured almost beyond recall,
A depth past many swinging doors
And many litter-muffled floors.
He meditates the breeder's art.
He has a half a mid to start,
With her for Mother Eve, a race
That shall all living things displace.
'Tis ritual with her to lay
The full six days, then rest a day;
At which rate barring broodiness
She well may score an egg-success.
The gatherer can always tell
Her well-turned egg's brown sturdy shell
As safe a vehicle of seed
As is vouchsafed to feathered breed.
No human specter at the feast
Can scant or hurry her the least.
She takes her time to take her fill
She whets a sleepy sated bill.
She gropes across the pen alone
To peck herself a precious stone.
She waters at the patent fount
And so to roost, the last to mount.
The roost is her extent of flight.
Yet once she rises to the height,
She shoulders with a wing so strong
She makes the whole flock move along.
The night is setting in to blow.
It scours the windowpane with snow,
But barely gets from them or her
For comment a complacent chirr.
The lowly pen is yet a hold
Against the dark and wind and cold
To give a prospect to a plan
And warrant prudence in a man.
1936 "A Further Range".
Примечания.
В Интернете можно найти стихотворение Blue Ribbon Amesbury в блестящем переводе на русский язык Г.Кружкова. В подражание ему сделан и данный перевод.
*Эймсбери - небольшой город (около 16-17 тысяч жителей), в графстве Эссекс,
на северо-востоке штата Массачусеттс. Городок лежит вблизи устья реки
Merrimack, неподалёку расположены города Salisbury и Newburyport.
**Сьюэлл. Р.Фрост упоминает здесь художника, рисовавшего для специальной прессы кур-рекордисток. Это Franklane Sewell (1866-1945), живший в городе Бьюкенен, штат Мичиган.
Роберт Фрост Там что-то есть и будет погодя...
(С английского).
Другие мне твердят, не засти свет,
как станешь на колени у колодца,
иначе не увидишь в глубине
блестящей на поверхности картины:
обожествлённый лик свой в небесах,
в венце из трав и в облачной оправе.
Так я упёрся подбородком в сруб
и смутно различил за той картиной
и сквозь неё белеющий предмет.
Он был внизу и вмиг исчез из вида.
Вода дразнила зренье, помутнев, -
то папоротник сбросил сверху капли.
Всё бывшее на дне укрыла рябь,
и я дивился: что же там белеет ?
Не истина - так кварц ! Но что-то есть...
Robert Frost For Once, Then, Something
Others taunt me with having knelt at well-curbs
Always wrong to the light, so never seeing
Deeper down in the well than where the water
Gives me back in a shining surface picture
Me myself in the summer heaven godlike
Looking out of a wreath of fern and cloud puffs.
Once, when trying with chin against a well-curb,
I discerned, as I thought, beyond the picture,
Through the picture, a something white, uncertain,
Something more of the depths—and then I lost it.
Water came to rebuke the too clear water.
One drop fell from a fern, and lo, a ripple
Shook whatever it was lay there at bottom,
Blurred it, blotted it out. What was that whiteness?
Truth? A pebble of quartz? For once, then, something.
1923 "New-Hampshire".
Примечание.
Стихотворение For Once, Then, Something можно найти в Интернете в русских
переводах С.Степанова и Ю.Комаровой. Оба перевода отличаются большой близостью к точному подстрочнику.
Метки:
