The Quadroon Girl. H. Longfellow

Юная мулатка. Генри Лонгфелло

Вольное переложение:

Дремал на якоре невольничий фрегат
С подвязанными к реям парусами
И ждал вечернего прилива, чтоб пассат
Помчал домой знакомыми морями.

У скал крутых большой лагуны он стоял,
А экипаж лениво прохлаждался
И наблюдал, как аллигатор проплывал
И в зарослях ручья затем скрывался.

Все ароматы апельсинов и цветов
К ним доносили воздуха движенья,
Дыханьем райских удивительных садов
В угрюмом мире зла и преступленья.

В домишке с крышей из сухого тростника
Дымил плантатор мрачно сигаретой, –
Работорговец будто нервничал слегка,
Спеша расстаться с обстановкой этой.

И молвил он: "Фрегат на якоре стоит,
Я только жду вечернего прилива,
С луны восходом он обратно полетит
По волнам вашего широкого залива".

А перед ними, поднимая робко взор,
Мулатка, юная совсем, стояла,
Не понимая толком этот разговор,
Она всё удивлённо созерцала.

В больших глазах её и свет, и естество, –
Открыты руки у неё и шея,
А из одежды, кроме платья, ничего,
И волос вился по плечам, чернея.

Играла кроткая улыбка на губах,
Покорно-мягкая, смиренно тая,
Как бледный воск свечей, мерцающих в церквях, –
Была в улыбке простота святая.

– Стара плантация, и урожая нет, –
Сказал плантатор, тяжело вздыхая,
Взглянул на золото предложенных монет
И на мулатку снова, размышляя.

Меж ним и совестью в тот миг борьба была, -
И стало сердцу душно в старых стенах,
Он знал, чья страсть девчонке этой жизнь дала,
Чья кровь текла в её девичьих венах.

Но голос совести позорно слабым был –
Отдал он предпочтение монетам;
Девичьи щёки словно снег покрыл,
И ледяными руки стали летом.

Работорговец ко двери её повёл,
Держа девчонки тоненькую руку;
Он для утех рабыню приобрёл,
В стране чужой обрёк её на муку!


The Slaver in the broad lagoon
Lay moored with idle sail;
He waited for the rising moon,
And for the evening gale.

Under the shore his boat was tied,
And all her listless crew
Watched the gray alligator slide
Into the still bayou.

Odors of orange-flowers, and spice,
Reached them from time to time,
Like airs that breathe from Paradise
Upon a world of crime.

The Planter, under his roof of thatch,
Smoked thoughtfully and slow;
The Slaver's thumb was on the latch,
He seemed in haste to go.

He said, "My ship at anchor rides
In yonder broad lagoon;
I only wait the evening tides,
And the rising of the moon."

Before them, with her face upraised,
In timid attitude,
Like one half curious, half amazed,
A Quadroon maiden stood.

Her eyes were large, and full of light,
Her arms and neck were bare;
No garment she wore save a kirtle bright,
And her own long, raven hair.

And on her lips there played a smile
As holy, meek, and faint,
As lights in some cathedral aisle
The features of a saint.

"The soil is barren,--the farm is old,"
The thoughtful planter said;
Then looked upon the Slaver's gold,
And then upon the maid.

His heart within him was at strife
With such accursеd gains:
For he knew whose passions gave her life,
Whose blood ran in her veins.

But the voice of nature was too weak;
He took the glittering gold!
Then pale as death grew the maiden's cheek,
Her hands as icy cold.

The Slaver led her from the door,
He led her by the hand,
To be his slave and paramour
In a strange and distant land!