Роберт Фрост. Ghost House

Роберт Фрост
Дом-призрак

Живу в своем, мне так знакомом доме:
В нем ничего не сохранилось, кроме
Подвальных стен, ну, да и сам подвал.
Исчез давно дом, но – существовал!
Под солнцем дикая малина в дреме,

Висит лоза, ограда покосилась,
На луг из леса поросль пробилась,
В саду деревья уж почти мертвы, -
Годны для дятла разве что стволы;
Трава на голой тропке возродилась.

Болит душа и сердце холодеет,
Печалью, грустью мне пустыня веет,
Дороги заросли, и в их пыли
Не искупаются уж воробьи.
Мышей летучих тьма, когда стемнеет,

И козодой в ночи сюда стремится:
Разжалобить, - свистеть, порхать, носиться;
Я слышу крик его издалека, -
Скороговоркой хлесткою, пока
Не выскажется на излете птица.

Стоит тот дом под летнею звездою,
Не знаю всех, кто здесь живет со мною,
Со мной кто этот разделяет кров!
На камне имена скрывает мох,
Разросшийся под липою густою.

Так в темноте они грустят безмерно,
Что чувствую себя ночами скверно;
Но двое молодых здесь обнялись,
Среди немых теней тела сплелись, -
Соседи эти - лучшие, наверно.



Robert Frost
Ghost House


I DWELL in a lonely house I know
That vanished many a summer ago,
And left no trace but the cellar walls,
And a cellar in which the daylight falls,
And the purple-stemmed wild raspberries grow.

O’er ruined fences the grape-vines shield
The woods come back to the mowing field;
The orchard tree has grown one copse
Of new wood and old where the woodpecker chops;
The footpath down to the well is healed.

I dwell with a strangely aching heart
In that vanished abode there far apart
On that disused and forgotten road
That has no dust-bath now for the toad.
Night comes; the black bats tumble and dart;

The whippoorwill is coming to shout
And hush and cluck and flutter about:
I hear him begin far enough away
Full many a time to say his say
Before he arrives to say it out.

It is under the small, dim, summer star.
I know not who these mute folk are
Who share the unlit place with me—
Those stones out under the low-limbed tree
Doubtless bear names that the mosses mar.

They are tireless folk, but slow and sad,
Though two, close-keeping, are lass and lad,—
With none among them that ever sings,
And yet, in view of how many things,
As sweet companions as might be had.