Роберт Пенн Уоррен. Место

От нависшей тьмы в скалах, лиственных арок и церковных приделов
В полупризрачном свете небосвод в высоту устремится,
Где в плавлении солнца косматые золота струи мерцают и вьются,
Проливаются вниз к устремленному взору. Направленный вверх
Взгляд ощупывает бесконечное пространство, бескрайнее,
Светлое, а ноги в ботинках, в оплетении папоротника,
Упираются в камень. Его листья
Кровоточат на камне.

В этот
Час безмерного одиночества. В этот
Час, когда сущность не уверена
Сама в себе. В этот час, который
Просит молитвы, если б
Она правомерной была. В этот
Час, когда забывается все, что
Помнилось раньше. Когда
Забытое вдруг всплывает в памяти, и
Ты не уверен, где одно, где другое.
Скажи мне:

Неужели совсем позабыл ты то место,
Где когда-то был дикой азалии цвет? И что с ним случилось? Позабыл,
Что правда в иронии может быть спрятана? Как,
когда-то, в три ночи, на площади темной, в одиночестве, смог ты вынести
Памяти вспышку о невиданной лжи, кому-то и где-то ранее сказанной?
Но нет лжи невозможной из той, которую ты на себя обернул.

Если самость - отрицание самости, сейчас этот час наступил.
Если самость - расчленение известных значений, то здесь, в этом месте.
Ты услышишь, как неясно играет на камне
Ручей, но откуда исходит мелодия?
Ты услышишь крик птицы вдали, но его не способен понять.
На тебя наползает тень отвесной скалы?
Ты боишься взглянуть на часы.

И подумаешь, не прилечь ли на камне,
Не укрыться ли листьями папоротника и подождать,
Пока тень до тебя доберется.
Звезды не удивятся, завидев случайно твои очертанья
Сквозь листья, почерневшие как в копоти утварь. Эти звезды ничем не пронять.
У них долгая жизнь. И ты вовсе не первый,
Кто пришел в это место, пытаясь найти это самое трудное знание.