Любовь на озере прокажённых перевод с болгарского
Красимир Георгиев
ЛЮБОВ В ЕЗЕРОТО НА ПРОКАЖЕНИТЕ
Трето – да подправиш храната си със смърт. Да станеш част от творческите образи, да влезеш в поантата. Да разбереш има ли дъно поетичната бездна, има ли още по-страшно предизвикателство.
Бях там, видях я, докоснах я. Носът й бе разяден, дланите й бяха разтопени, месата й капеха. Търсеше чудо, а аз исках да изживея невъзможното, затова се срещнаха погледите ни.
И откачената муза ме попита:
– Можеш ли, поете, да се любиш с прокажената?
ЛЮБОВ В ЕЗЕРОТО НА ПРОКАЖЕНИТЕ
Когато преди години пишех стихове и превземах светлите върхове на тъмна Индия,
обхождах прашните дюни на пустинята Тар и се опивах от греховната красота на камъка и от древния пясък на пълнолунието,
срещнах девойка с чуканчета вместо ръце и с разяден нос, от косите й капеше плът, но върху чуканчетата пееха гривни,
а челото й бе украсено с бинди,
срещнах я до горното езеро над Храма на маймуните.
Около лечебната локва бяха клекнали буци с разлагащо се месо и отлюспваха от телата си тлен и сажди –
тук бяхме извън посоките на света, отвъд боговете, демоните и робите,
тук Вселената бе пълна с цветя, защото тук идваха да търсят надежда и покой прокажените –
корените им растяха нагоре, клоните им надолу, а душите им пълзяха към собствените закърнели утроби.
Срещнах очите на девойката с пеещите гривни и се развихри странна стихия –
светна биндито на челото й, светна биндито на душата й,
синя птица и зелена птица сляха отвъдния свят и този свят в магията –
да бъде дъжд, да бъде здраве, да бъде някога поне веднъж смъртна страст под вятъра.
И докоснах нежните чуканчета и целунах прокажената и се потопихме в отлюспените сажди,
и заплувахме блажено в езерото на обречените и поетите,
и съблече принцесата змийската кожа на страданието,
а върху тялото й цъфнаха уханни сандалови цветчета.
Може би бе решила, че аз съм бога на смъртта Йама
и че съм дошъл да я взема с колесницата си.
Тръснаха луди гриви конските глави, блесна безкрайна кълбовидна мълния над храма
и дамгоса сърцето ми голата топла топка на девицата.
Ние вече не бяхме в този свят и още не бяхме в отвъдния свят, пеехме очистителни химни в междинния свят,
реехме се между небето и земята,
а онези с качулките клечаха в кръг около езерото и ни гледаха с остатъците на очите си,
чоплеха нечисти сили от кармата и пиеха амброзия от болката, докато капеха месата им.
Ние с принцесата бяхме жар, родена от времето, бяхме надежда за братята и сестрите,
бяхме храна за дишането с изгнили дробове, бяхме и живото, и яйцето, и зърното.
Аз бях грозното пате, тя бе лебедът, а двамата заедно бяхме прераждането.
Аз бях смъртта, а тя бе животът.
Когато плисна черният дъжд и изригна белият вятър, обладах принцесата на прокажените.
И се развихри смъртна страст, разлюля се храмът, пламна сред водите огнената ни клада,
гръмна любовен гръм и се завъртя колелото на телата ни между земята и небето.
Битието зачена небитие – поетът вече не беше поет, а страдащият вече не беше страдащ,
ние бяхме горчивия залък в устата на боговете.
Боговете ни сдъвкаха, после ни изплюха и ни разпръснаха на милиарди места сред безкрая –
имахме много пристанища и много форми, бяхме последните, но бяхме и първите.
Стенеше в екстаз разпадащата се плът и вече не знаехме
къде е смъртта и къде е безсмъртието.
Там някъде горе някой може да знае къде е живата вода, а може и нищо да не знае този някой.
Как се сресват косите на вятъра? Има ли дъно бездънната бездна?
Както ледът носи върху плещите си огъня и както пъстрата крава дава бяло мляко,
така от грозните белези на белязаната девица извираше божествена нежност.
Тя бе принцесата без устните, която бе копняла някой да я целуне.
Поздрав на теб – повелителю, който влизаш в тялото ми,
поздрав на теб – пороен дъжд, поздрав на теб – поройно здраве, поздрав на вас – страстни маймуни!
Тя бе златото, закопано от убийци в полето и изровено от мен – скиталеца.
Изтече времето. Вече не превземам светли върхове. Мълниите потънаха в годините.
Корените завладяха въздуха, а клоните пробиха земята.
Черепите на конските глави ръждавеят сред пясъците на пустинята.
Окапаха косите на вятъра.
Вече не пиша стихове – трудно е с тези дяволски чуканчета и с тези коварни дупки в мозъка.
Синя птица и зелена птица тръгват на дълъг път към поредното пълнолуние.
Обикалям горното езеро над Храма на маймуните – сред водите мъждука огънят ми –
и чакам съдбата си. Чакам да ме целуне.
ПРОЛОГ (экспромт с болгарского языка на русский язык: Ольга Ступенькова)
Пусть к пище приправою станет смерть,
Чтоб главную мысль объять,
Ты в образы, созданные тобой,
Лишь с кожей должен врастать.
Задумайся, есть ли в поэзии дно?
Дай вызов ей, и борись!
Поэзия-пропасть, поэзия взлёт
И бесконечная высь...
Я был там, счастливец,
Я видел её и прикоснулся к ней.
Разъеден был нос и таяла плоть.
Ладони огня горячей.
Она жаждала чуда, я верил в него,
Вмиг взгляды переплелись:
– Ты можешь такую меня полюбить?
– Без тебя мне, Муза, не жить...
Любовь на озере прокажённых перевод с болгарского на русский язык: Ольга Ступенькова
Когда-то я писал стихи и восходил на светлые вершины тёмной Индии.
Я брёл по пыльным дюнам выжженой пустыни Тар
И восхищался грешной красотой камней,
И чудом дремлющих песков в минуты полнолуния.
Я встретил девушку с руками, измождёнными проказой.
Они свисали, скрюченные и узловатые, как обрубки старых пней.
Нос был изъеден раной, с волос стекала плоть,
Но на несчастной девушке звенели радостно браслеты
И лоб её изящно был украшен бинди.
Мы встретились в горах, на верхнем озере, над Храмом обезъян.
Вокруг лечебных луж, как комья с разлагающимся мясом, сидели прокажённые.
Они вычёсывали из прогнивших тел зловонный тлен и чёрную, как сажа, разложившуюся кожу.
Они были вне мира и Богов, вне власти демонов и рабства.
Вселенная для них была полна цветов,
Ведь только здесь они могли найти покой и счастье.
Едва коснувшись взглядом прокажённой, я испытал необъяснимое волнение и трепет.
Казалось, огнём сверкнула не точка с её лба,
А воссияла нежная душа в лохмотьях сгнившей кожи!
И в этот миг слились в волшебном пении все птицы счастья,
И как молитву нашёптывал за ними страстный ветер.
Я нежно прикоснулся к девушке горячими губами
И мы поплыли в безбрежном озере отчаянных поэтов!
Моя принцесса сбросила с себя страданий нестерпимых кожу.
И её тело, как дерево весной, покрылось цветочками благоуханного сандала.
Наверно она решила, что я - Бог смерти Йама,
И прибыл я сюда, чтоб увезти её с собой на колеснице.
Мы пели с милой очищающие гимны, растворившись между двух миров.
Мы стали облаком огня, даря надежду прокажённым.
Стал некрасивым, гадким, как утёнок, я.
Она предстала перед всеми лебедем преображённым.
Я умирал, она вселяла жизнь!
Когда ж, пролился чёрный дождь и белый ветер извергнул струю свежести,
Я обладал принцессой прокажённых.
Пылал средь вод наш огненный костёр, гремел любовный гром,
И от смертельной страсти храм входил в движение.
И завертелось колесо сплетённых тел,
И небо, и земля нам стали притяжением...
И бытие вплелось в небытие.
Страданий не было!
Мы оба, как кусочки хлеба горького во ртах Богов
Были изжёванны и брызгами разбросаны среди Вселенной.
Меняя формы и входя в экстаз, не знаяли мы, где смерть и где бессмертие!
Мы были первыми, и не было уж никого и после нас.
Принцессы расподалась плоть, но не мешала повелителю желать её.
А где-то, наверху, о чём-то важном говорила нам лечебная вода,
Никто не знал, достигнет кто-нибудь когда-то бездны дна?
И кто причешит лохмы ветру и почему огонь всё ж, не боится льда?
Прошло так много зим и лет, Уже не покоряю светлые вершины.
И молнии желаний канули в годах, и выпали у ветра волосы густые...
И не пишу давно стихи я.
Брожу вкруг озера над Храмом обезьян, где тлеет мой огонь желанный,
И встречи жду с единственной моей, судьбою данной.
Подстрочник: Любовь в озере прокаженных /// Третье* – приправить свою пищу со смертью. Стать частью от творческих образов, входить в поанту*. Понять имеет ли дно поэтическая бездна, существует ли страшнейший вызов. / Был там, увидел ее, прикоснулся к ней. Нос ее был разъеданный, ладони ее были расплавленные, плоть ее текла (опадала). Она искала чудо, а я хотел пережить невозможное, поэтому наши взгляды встретились. / И сумашедшая муза меня спросила: / – Можешь ли, поэт, любить прокаженную (делать любовь с прокаженной)? ///
ЛЮБОВЬ В ОЗЕРЕ ПРОКАЖЕННЫХ
/// Когда раньше я писал стихи и завоевал светлые вершины темной Индии, / обошел пыльные дюны пустыни Тар и опивался от грешной красоты камни и от древнего песка полнолуния, / встретил девушку с (чуканчета = умалительное из слова ?пень“; в данном случае визируется деформация рук вследствии болезни проказа; не нашел точное слово в словарье) вместо рук и с разъеданном носом, от волосов ее текла плоть, но на (чуканчетата) пели браслеты, а лоб ее был украшен с бинди (у индеек – традиционная красная точка на лбе), / я встретил ее у верхного озера над Храмом обезьян. /// Около лечебной лужи присели комья с разлагающемся мясом и вычесывали от своих тел тлен и сажи – / здесь мы были вне направлений мира, из-за богов, демонов и рабов, / здесь вселенная была полная цветами, потому что здесь приходили искать надежду и покой прокаженные – / корни их ростли кверху, ветвьи их книзу, а души их ползли к собственным (закърнели = рудиментарные) утробам. /// Встретил глаза девушки с поющими браслетами и расходилась странная стихия – / сверкнуло бинди на ее лба, сверкнуло бинди ее души, / синяя птица и зеленая птица слили внешний мир и этот мир в магию – / пусть будет дождь, пусть будет здоровье, пусть будет когда-то хотя бы однажды смертельная страсть под ветером. /// И я прикоснулся к нежным (чуканчета) и поцеловал прокаженную и мы погрузились в вычесываных сажах, / и поплыли блаженно в озере обреченных и поэтов, / и раздела принцесса змеиную кожу страдания, / а на теле ее разцветали благоуханные сандаловые цветочки. /// Можно быть она решила, что я бог смерти Йама / и что пришел ее взять с колесницей своей. / Тряхнули сумашедшие гривы конские головы, сверкнула бесконечная шарообразная молния над храмом / и поставил печать на моем сердце голый теплый шар девици. /// Мы уже не были в этом мире и еще не были в другом мире, пели очищающие гимны в промежуточным мире, реялись между небом и землей, / а те с башлыками присели на корточках в круге возле озера и смотрели на нас с остатками своих глаз, / ковыряли нечистые силы из кармы и пили амброзию из боли, пока текла их плоти. / Мы с принцессой были жар, рожденный от времени, были надежду для братьев и сестер, /// были пищу для дыхания с гнилыми легкими, были и живое, и яйцо, и зерно. / Я был некрасивый утенок, она была лебедь, а мы оба вместе были перерождение. / Я был смерть, она была жизнь. / Когда пошел черный дождь и извергнул белый ветер, я обладал принцессу прокаженных. /// И разбушевалась смертельная страсть, раскачался храм, вспыхнул середи вод наш огненный костер, / прогремел любовьный гром и завертелось колесо наших тел между землей и небом. / Бытие породило небытие – поэт уже не был поэтом, а страдающий ужу не был страдающим, / мы были горький кусок хлеба в ртах богов. /// Боги нас сжевали, потом нас выплюли и разбросили на миллиардых местах середи бесконечности – / были у нас много пристаней и много форм, мы были последними, но были и первыми. / Стонула в экстаз распадающаяся плоть и уже мы не знали / где смерть и где бессмертие. /// Там где-то наверху кто-то может знать где живая вода, а можно и ничего не знает этот кто-то. / Как причесываются волосы ветера? Имеет ли дно бездонная бездна? /Как лед несет на своих плечах огонь и как пестрая корова дает белое молоко, / так от грозных шрамов меченой девицы вытекала божественная нежность. /// Она была принцессой без губ, которая мечтала кто-то ее поцеловать. / Привет тебе – повелитель, который проникаешь в моем теле, / привет тебе – проливной дождь, привет тебе – проливное здоровье, приветы вам – страстные обезьяны! / Она была золото, закопанное от убийц в поле и вырытое от меня – скитальца. /// Вытекло время. Уже не покоряю светлые вершины. Молнии утонули в годах. / Корни овладели воздух, а ветви пробили землю. / Черепи лошадинных головей ржавеют середи песков пустыни. / Выпали волосы ветра. /// Уже не пишу стихи – трудно с этими чертовскими (чуканчета) и с этими коварными дырями в мозге. / Синяя птица и зеленая птица отправляются на долгий путь к следующему подряд полнолуния. / Хожу вокруг верхного озера над Храмом обезьян – среди вод тлеет мой огонь – / и жду свою судьбу. Жду, что бы она мне поцеловала. ///
Замечание: ПОАНТА. Не нашел в словарье русское значение слова ?поанта”. А болгарский язык ?поанта” означает сильная поэтическая мысль, поэтическое обобщение, которое обычно находится в конце стихотворения; слово или выражение, момент или конец литературного произведения, чтобы подчеркнуть поэтическую мысль. На французкий – pointe, означает острие. ТРЕТО. Трето – порядковое числительное ?третье”, имею в виду третье подряд важное. Начинаю текст с продолжением моей мысли из другого моего стихотворения – ?Разтворени бедра на просякиня”, как частью моего поэтического верую: ?...И ставил себе несколько непосильных задач. Во первых – содержание должно властвовать над формой, образы должни громить строфы, слова должны рушить строки. Во вторых – тема должна быть невозможная, идея – немыслимая, ситуация – абсурдная... Во третьих – подправить еду свою со смертью, становиться часть из поэтических образов и прожить невозможного...”
ЛЮБОВ В ЕЗЕРОТО НА ПРОКАЖЕНИТЕ
Трето – да подправиш храната си със смърт. Да станеш част от творческите образи, да влезеш в поантата. Да разбереш има ли дъно поетичната бездна, има ли още по-страшно предизвикателство.
Бях там, видях я, докоснах я. Носът й бе разяден, дланите й бяха разтопени, месата й капеха. Търсеше чудо, а аз исках да изживея невъзможното, затова се срещнаха погледите ни.
И откачената муза ме попита:
– Можеш ли, поете, да се любиш с прокажената?
ЛЮБОВ В ЕЗЕРОТО НА ПРОКАЖЕНИТЕ
Когато преди години пишех стихове и превземах светлите върхове на тъмна Индия,
обхождах прашните дюни на пустинята Тар и се опивах от греховната красота на камъка и от древния пясък на пълнолунието,
срещнах девойка с чуканчета вместо ръце и с разяден нос, от косите й капеше плът, но върху чуканчетата пееха гривни,
а челото й бе украсено с бинди,
срещнах я до горното езеро над Храма на маймуните.
Около лечебната локва бяха клекнали буци с разлагащо се месо и отлюспваха от телата си тлен и сажди –
тук бяхме извън посоките на света, отвъд боговете, демоните и робите,
тук Вселената бе пълна с цветя, защото тук идваха да търсят надежда и покой прокажените –
корените им растяха нагоре, клоните им надолу, а душите им пълзяха към собствените закърнели утроби.
Срещнах очите на девойката с пеещите гривни и се развихри странна стихия –
светна биндито на челото й, светна биндито на душата й,
синя птица и зелена птица сляха отвъдния свят и този свят в магията –
да бъде дъжд, да бъде здраве, да бъде някога поне веднъж смъртна страст под вятъра.
И докоснах нежните чуканчета и целунах прокажената и се потопихме в отлюспените сажди,
и заплувахме блажено в езерото на обречените и поетите,
и съблече принцесата змийската кожа на страданието,
а върху тялото й цъфнаха уханни сандалови цветчета.
Може би бе решила, че аз съм бога на смъртта Йама
и че съм дошъл да я взема с колесницата си.
Тръснаха луди гриви конските глави, блесна безкрайна кълбовидна мълния над храма
и дамгоса сърцето ми голата топла топка на девицата.
Ние вече не бяхме в този свят и още не бяхме в отвъдния свят, пеехме очистителни химни в междинния свят,
реехме се между небето и земята,
а онези с качулките клечаха в кръг около езерото и ни гледаха с остатъците на очите си,
чоплеха нечисти сили от кармата и пиеха амброзия от болката, докато капеха месата им.
Ние с принцесата бяхме жар, родена от времето, бяхме надежда за братята и сестрите,
бяхме храна за дишането с изгнили дробове, бяхме и живото, и яйцето, и зърното.
Аз бях грозното пате, тя бе лебедът, а двамата заедно бяхме прераждането.
Аз бях смъртта, а тя бе животът.
Когато плисна черният дъжд и изригна белият вятър, обладах принцесата на прокажените.
И се развихри смъртна страст, разлюля се храмът, пламна сред водите огнената ни клада,
гръмна любовен гръм и се завъртя колелото на телата ни между земята и небето.
Битието зачена небитие – поетът вече не беше поет, а страдащият вече не беше страдащ,
ние бяхме горчивия залък в устата на боговете.
Боговете ни сдъвкаха, после ни изплюха и ни разпръснаха на милиарди места сред безкрая –
имахме много пристанища и много форми, бяхме последните, но бяхме и първите.
Стенеше в екстаз разпадащата се плът и вече не знаехме
къде е смъртта и къде е безсмъртието.
Там някъде горе някой може да знае къде е живата вода, а може и нищо да не знае този някой.
Как се сресват косите на вятъра? Има ли дъно бездънната бездна?
Както ледът носи върху плещите си огъня и както пъстрата крава дава бяло мляко,
така от грозните белези на белязаната девица извираше божествена нежност.
Тя бе принцесата без устните, която бе копняла някой да я целуне.
Поздрав на теб – повелителю, който влизаш в тялото ми,
поздрав на теб – пороен дъжд, поздрав на теб – поройно здраве, поздрав на вас – страстни маймуни!
Тя бе златото, закопано от убийци в полето и изровено от мен – скиталеца.
Изтече времето. Вече не превземам светли върхове. Мълниите потънаха в годините.
Корените завладяха въздуха, а клоните пробиха земята.
Черепите на конските глави ръждавеят сред пясъците на пустинята.
Окапаха косите на вятъра.
Вече не пиша стихове – трудно е с тези дяволски чуканчета и с тези коварни дупки в мозъка.
Синя птица и зелена птица тръгват на дълъг път към поредното пълнолуние.
Обикалям горното езеро над Храма на маймуните – сред водите мъждука огънят ми –
и чакам съдбата си. Чакам да ме целуне.
ПРОЛОГ (экспромт с болгарского языка на русский язык: Ольга Ступенькова)
Пусть к пище приправою станет смерть,
Чтоб главную мысль объять,
Ты в образы, созданные тобой,
Лишь с кожей должен врастать.
Задумайся, есть ли в поэзии дно?
Дай вызов ей, и борись!
Поэзия-пропасть, поэзия взлёт
И бесконечная высь...
Я был там, счастливец,
Я видел её и прикоснулся к ней.
Разъеден был нос и таяла плоть.
Ладони огня горячей.
Она жаждала чуда, я верил в него,
Вмиг взгляды переплелись:
– Ты можешь такую меня полюбить?
– Без тебя мне, Муза, не жить...
Любовь на озере прокажённых перевод с болгарского на русский язык: Ольга Ступенькова
Когда-то я писал стихи и восходил на светлые вершины тёмной Индии.
Я брёл по пыльным дюнам выжженой пустыни Тар
И восхищался грешной красотой камней,
И чудом дремлющих песков в минуты полнолуния.
Я встретил девушку с руками, измождёнными проказой.
Они свисали, скрюченные и узловатые, как обрубки старых пней.
Нос был изъеден раной, с волос стекала плоть,
Но на несчастной девушке звенели радостно браслеты
И лоб её изящно был украшен бинди.
Мы встретились в горах, на верхнем озере, над Храмом обезъян.
Вокруг лечебных луж, как комья с разлагающимся мясом, сидели прокажённые.
Они вычёсывали из прогнивших тел зловонный тлен и чёрную, как сажа, разложившуюся кожу.
Они были вне мира и Богов, вне власти демонов и рабства.
Вселенная для них была полна цветов,
Ведь только здесь они могли найти покой и счастье.
Едва коснувшись взглядом прокажённой, я испытал необъяснимое волнение и трепет.
Казалось, огнём сверкнула не точка с её лба,
А воссияла нежная душа в лохмотьях сгнившей кожи!
И в этот миг слились в волшебном пении все птицы счастья,
И как молитву нашёптывал за ними страстный ветер.
Я нежно прикоснулся к девушке горячими губами
И мы поплыли в безбрежном озере отчаянных поэтов!
Моя принцесса сбросила с себя страданий нестерпимых кожу.
И её тело, как дерево весной, покрылось цветочками благоуханного сандала.
Наверно она решила, что я - Бог смерти Йама,
И прибыл я сюда, чтоб увезти её с собой на колеснице.
Мы пели с милой очищающие гимны, растворившись между двух миров.
Мы стали облаком огня, даря надежду прокажённым.
Стал некрасивым, гадким, как утёнок, я.
Она предстала перед всеми лебедем преображённым.
Я умирал, она вселяла жизнь!
Когда ж, пролился чёрный дождь и белый ветер извергнул струю свежести,
Я обладал принцессой прокажённых.
Пылал средь вод наш огненный костёр, гремел любовный гром,
И от смертельной страсти храм входил в движение.
И завертелось колесо сплетённых тел,
И небо, и земля нам стали притяжением...
И бытие вплелось в небытие.
Страданий не было!
Мы оба, как кусочки хлеба горького во ртах Богов
Были изжёванны и брызгами разбросаны среди Вселенной.
Меняя формы и входя в экстаз, не знаяли мы, где смерть и где бессмертие!
Мы были первыми, и не было уж никого и после нас.
Принцессы расподалась плоть, но не мешала повелителю желать её.
А где-то, наверху, о чём-то важном говорила нам лечебная вода,
Никто не знал, достигнет кто-нибудь когда-то бездны дна?
И кто причешит лохмы ветру и почему огонь всё ж, не боится льда?
Прошло так много зим и лет, Уже не покоряю светлые вершины.
И молнии желаний канули в годах, и выпали у ветра волосы густые...
И не пишу давно стихи я.
Брожу вкруг озера над Храмом обезьян, где тлеет мой огонь желанный,
И встречи жду с единственной моей, судьбою данной.
Подстрочник: Любовь в озере прокаженных /// Третье* – приправить свою пищу со смертью. Стать частью от творческих образов, входить в поанту*. Понять имеет ли дно поэтическая бездна, существует ли страшнейший вызов. / Был там, увидел ее, прикоснулся к ней. Нос ее был разъеданный, ладони ее были расплавленные, плоть ее текла (опадала). Она искала чудо, а я хотел пережить невозможное, поэтому наши взгляды встретились. / И сумашедшая муза меня спросила: / – Можешь ли, поэт, любить прокаженную (делать любовь с прокаженной)? ///
ЛЮБОВЬ В ОЗЕРЕ ПРОКАЖЕННЫХ
/// Когда раньше я писал стихи и завоевал светлые вершины темной Индии, / обошел пыльные дюны пустыни Тар и опивался от грешной красоты камни и от древнего песка полнолуния, / встретил девушку с (чуканчета = умалительное из слова ?пень“; в данном случае визируется деформация рук вследствии болезни проказа; не нашел точное слово в словарье) вместо рук и с разъеданном носом, от волосов ее текла плоть, но на (чуканчетата) пели браслеты, а лоб ее был украшен с бинди (у индеек – традиционная красная точка на лбе), / я встретил ее у верхного озера над Храмом обезьян. /// Около лечебной лужи присели комья с разлагающемся мясом и вычесывали от своих тел тлен и сажи – / здесь мы были вне направлений мира, из-за богов, демонов и рабов, / здесь вселенная была полная цветами, потому что здесь приходили искать надежду и покой прокаженные – / корни их ростли кверху, ветвьи их книзу, а души их ползли к собственным (закърнели = рудиментарные) утробам. /// Встретил глаза девушки с поющими браслетами и расходилась странная стихия – / сверкнуло бинди на ее лба, сверкнуло бинди ее души, / синяя птица и зеленая птица слили внешний мир и этот мир в магию – / пусть будет дождь, пусть будет здоровье, пусть будет когда-то хотя бы однажды смертельная страсть под ветером. /// И я прикоснулся к нежным (чуканчета) и поцеловал прокаженную и мы погрузились в вычесываных сажах, / и поплыли блаженно в озере обреченных и поэтов, / и раздела принцесса змеиную кожу страдания, / а на теле ее разцветали благоуханные сандаловые цветочки. /// Можно быть она решила, что я бог смерти Йама / и что пришел ее взять с колесницей своей. / Тряхнули сумашедшие гривы конские головы, сверкнула бесконечная шарообразная молния над храмом / и поставил печать на моем сердце голый теплый шар девици. /// Мы уже не были в этом мире и еще не были в другом мире, пели очищающие гимны в промежуточным мире, реялись между небом и землей, / а те с башлыками присели на корточках в круге возле озера и смотрели на нас с остатками своих глаз, / ковыряли нечистые силы из кармы и пили амброзию из боли, пока текла их плоти. / Мы с принцессой были жар, рожденный от времени, были надежду для братьев и сестер, /// были пищу для дыхания с гнилыми легкими, были и живое, и яйцо, и зерно. / Я был некрасивый утенок, она была лебедь, а мы оба вместе были перерождение. / Я был смерть, она была жизнь. / Когда пошел черный дождь и извергнул белый ветер, я обладал принцессу прокаженных. /// И разбушевалась смертельная страсть, раскачался храм, вспыхнул середи вод наш огненный костер, / прогремел любовьный гром и завертелось колесо наших тел между землей и небом. / Бытие породило небытие – поэт уже не был поэтом, а страдающий ужу не был страдающим, / мы были горький кусок хлеба в ртах богов. /// Боги нас сжевали, потом нас выплюли и разбросили на миллиардых местах середи бесконечности – / были у нас много пристаней и много форм, мы были последними, но были и первыми. / Стонула в экстаз распадающаяся плоть и уже мы не знали / где смерть и где бессмертие. /// Там где-то наверху кто-то может знать где живая вода, а можно и ничего не знает этот кто-то. / Как причесываются волосы ветера? Имеет ли дно бездонная бездна? /Как лед несет на своих плечах огонь и как пестрая корова дает белое молоко, / так от грозных шрамов меченой девицы вытекала божественная нежность. /// Она была принцессой без губ, которая мечтала кто-то ее поцеловать. / Привет тебе – повелитель, который проникаешь в моем теле, / привет тебе – проливной дождь, привет тебе – проливное здоровье, приветы вам – страстные обезьяны! / Она была золото, закопанное от убийц в поле и вырытое от меня – скитальца. /// Вытекло время. Уже не покоряю светлые вершины. Молнии утонули в годах. / Корни овладели воздух, а ветви пробили землю. / Черепи лошадинных головей ржавеют середи песков пустыни. / Выпали волосы ветра. /// Уже не пишу стихи – трудно с этими чертовскими (чуканчета) и с этими коварными дырями в мозге. / Синяя птица и зеленая птица отправляются на долгий путь к следующему подряд полнолуния. / Хожу вокруг верхного озера над Храмом обезьян – среди вод тлеет мой огонь – / и жду свою судьбу. Жду, что бы она мне поцеловала. ///
Замечание: ПОАНТА. Не нашел в словарье русское значение слова ?поанта”. А болгарский язык ?поанта” означает сильная поэтическая мысль, поэтическое обобщение, которое обычно находится в конце стихотворения; слово или выражение, момент или конец литературного произведения, чтобы подчеркнуть поэтическую мысль. На французкий – pointe, означает острие. ТРЕТО. Трето – порядковое числительное ?третье”, имею в виду третье подряд важное. Начинаю текст с продолжением моей мысли из другого моего стихотворения – ?Разтворени бедра на просякиня”, как частью моего поэтического верую: ?...И ставил себе несколько непосильных задач. Во первых – содержание должно властвовать над формой, образы должни громить строфы, слова должны рушить строки. Во вторых – тема должна быть невозможная, идея – немыслимая, ситуация – абсурдная... Во третьих – подправить еду свою со смертью, становиться часть из поэтических образов и прожить невозможного...”
Метки:
