Вопль Howl by Allen Ginsberg
Аллен Гинзберг
Вопль; 1956
Карлу соломону
1.
Я видел величайшие умы нашего поколения: сокрушенные безумством; заморенные, истерящие, голые;
Влачащиеся сковозь рассвет и негритянские кварталы - лишь бы найти еще одну мятежную дозу -
Коронованные нимбом хипстеры, сожженные древней небесной связью в звездочном динамо механической ночи,
Которые в нищете и лохмотьях с вываливающимися от неудержимого кайфа глазами сидят и курят в кричащей темноте квартир без горячей воды, но плавая над городскими вершинами в созерцании джаза;
Которые доверили свой разум Небу и увидели арабских ангелов, шатающихся по крышам многоэтажек в озарении;
Которые прошли через множество учебных заведений с горящими глазами от галлюцинаций и размышлений о трагедиях, достойных Блэйка, среди ученых искусства войны;
Которые вышвырнуты из академий за распространение непозволительных листовок, раскрееных по окнам черепа;
Которые полуголые корчаться в неотесанных комнатах, сжигая последние деньги в мусорных корзинах и слушая голос страха через стены;
Которые провалились в своей генитальной идее убежать из Ларедо, опоясанными марихуаной, припасенной для Нью-Йорка;
Которые пожирают пламя в пахнущих краской отелях и пьют скипидар в Парадайз Аллей, смешанный со сметрью; отправляющие и день и ночь свои тела в чистилище
мечтами; наркотиками; оживающими кошмарами; алкоголем и постоянными чужими гениталиями...;
дребезжащими где-то в мозгу облаками над необъяснимо слепыми улицами и молниями, вертящимися вокруг шеста в Кенеда-н-Патерсон, освещая собой всю нерасторопность этого мира во времени; мескалиновой прочностью статных прихожих; ;рассветами,пробивающимися сквозь кладбищенскую зелень садов; прыгающими по крышам кутежами; головокружительными путешествиями по неоновым бликам светофоров в ветринных городишках;
;дрожанием солнца, луны и деревьев в оглушительно ревущем сумраке Бруклина и дискусиями о мусорных ведрах и добром королевском просвящении;
Которые заковывают себя в кольца метрополитена, всю жизнь катаясь от Баттери до святого Бронкса на таблетке бензедрина, пока стук колес и плач детей не возвратят их из-под земли скорчившимися, бессловестными и утратившими холодный рассудок, вытекший в блестящий свет всеобщего зоопарка;
Которые тонут всю ночь в свете Бикфордской подводной лодки, а выплыв, просиживают вечера в безлюдном Фугаззи за кружкой пива, слушая пророчившие потрескивания в музыкальном ящике с водородом;
Которые болтают по семьдесят часов подряд от парка до блокнота, с баром, с Беллевью, с музеем и с Бруклинским мостом - потерянный батальон неумолкающих теоретиков, прыгающих с веранд, с пожарных лестниц, с подоконников, с величавых высоток прочь от луны, кричащие бессмысленные, блевотные, рассказанные кем-то шепотом истории, и воспоминания, и анекдоты, и безумные происшествия, и больничные, тюремные, и военные ужасы - целые интеллекты, низверженные в всеобщее воспоминание искрящихся глаз последних семи дней и ночей - мясо для синагоги, вышвырнотое на тратуар;
Которые пропадают без вести в Дзен Нью-Джерси, оставляя за собой след из непонятных нарисованных открыток с видами Атлантик Сити, утомленные потом Востока, танжерским разборками, китайскими мигренями и отсутсвием дозы в мрачных отделанных комнатах Ньюара;
Которые блуждают без цели по вокзалам в полночь, гадая, куда бы еще пойти, и уезжают, оставляя все ровно так же, только без своего присутсвия;
Которые курят в товарняках, товарняках, товарняках, мчащихся сковзь снег к малолюдным фермам в старой, как смерть, ночи;
Которые читают Платона, По, Святого Иоанна крестителя, изучают телепатию и как танцевать боб-кабала, потому что вселенная неконтролируемо трясется под их ногами в Канзассе;
Которые шляются одинокие по улицам Ойдахо, пытаясь встретить призрачного ангела-индейца,хотя сами и есть призрачные ангелы;
Которые подумали, что просто сошли с ума, когда Балтимор заблистал в искрящемся экстазе;
Которые запрыгивают в лимузины китайцев из Оклахомы, поддавшиеся влечению зимнего ночного дождя в блеске фонаря на улице маленького города;
Которые шляются голодные и одичавшие по Хьюстону в поисках джаза или секса или еды и следуют за прекрасным испанцем, говоря об Америке и Вечности, но безнадежно, и потому садятся на корабль до Африки;
Которые пропадают в мексиканских вулканах, не оставив после себя ничего, кроме тени от штанин и пепла с личинками поэзии, рассеяными по каминам в Чикаго;
Которые вновь появляются на Западном побережьи, преследуя ФБР, небритые, в шортах и с огромными пацифисцкими зрачками, загорелы - сексуальные, разбрасывая непонятные листовки;
Которые прожигают себе сигаретами дыры на руках, протестуя против наркотического тобачного дыма Капитализма;
Которые раздают Супперкомунистские брошюры на Юнион-Стрит, рыдающие и обнаженные, в то время, как сирены Лос-Аламоса своим плачем сбивали их с ног и сбивали плачем Стену, и пороходик на Статен-Айленде тоже плакал;
Которые валятся, рыдая, в белых гимназиях, раздетые и трясущиеся перед устройствами чужих скелетов;
Которые впиваются детективам в шею и радостно кричат в полицейских машинах за несовершенные преступления, кроме собсвенной же дикой членожелающей педерастии и возбужденного пьянства;
Которые воют на коленях в подземках и вытащены с крыш, размахивая гениталиями и манускриптами;
Которые позволяют трахать себя в задницу преподобнвм мотоциклистам и кричат от радости;
Которые сосут и дают сосать этим человекоподобным серафимам, морякам нежности Антантики и Карибской любви;
;Которые оргазмируют утром и вечеров в розовых зарослях и на траве в парках и на кладбищах, раздавая свое семя всякому, кто возжелает;
Которые бесконечно икают, пытаясь выдавить из себя смешок, но захлебываются слезами за перегородкой в турецкой бане, когда светловолосый и обнаженный ангел приходить проткнуть их своим мечем;
Которые теряют своих любимых мальчиков из-за трех старых ведьм судьбы: одноглазой ведьмы гетеросексуального доллара, одноглазой ведьмы, подмигивающей из утробья, и одноглазой ведьмы, которая не делает ничего, кроме как сидит на своей заднице и режет на кусочки золотые нити разума ктацкого станка;
которые соединяются в экстазе с бутылкой, с любимым, с пачкой сигарет, со свечой и, падая с кровати, продолжают на полу в корридоре и, прислонившись к стене, кончают обморочным видением первородной вагины и приходят в себя, ускользая от последнего просветления сознания;
которые наполняют ароматами вагинальные объятья миллиона девушек, дрожащих на рассвете, пьют с утра дешевый виски, но собираются освежить клитор рассвета, сверкая ягодицами под сараем и оголяясь в озере;
Которые проходят через все Колорадо, ночью отдаваясь каждому в бесконечно краденных машинах, Нил Кесседи - тайный герой этих стихов, ебарь и адонис всея Денвера: память его бессчисленным жертвам блаженства на пустых парковках и задних двориках, на шатких крышах кинотеатров, в пещерах на вершинах гор или с худощавыми официантками, одиноко задирающих юбки, на знакомых обочинах и затерявшихся заправках и, конечно же, на улицах родного города;
которые расстворяются в массе отвратительных фильмов, уходят в сон, просыпаются где-то в Манхетенне, и уносят себя прочь из подвалов, напившись токайного вина и ужасов третьей авеню, и ковыляют к биржам труда;
Которые ходят всю ночь в ботинках полых крови по заснеженным пристаням в ожидании, когда в Паст-Ривер откроется дверь в комнату, полную тепла и опиума;
Которые разыгрывают величайшие суицидальные драмы на гудзонских обрывах под антогонически синим прожектором луны, и головы их должны быть увенчаны лаврами забвения;
Которые едят баранье жаркое воображения и пережевывают крабов на илистом дне рек в Бовери;
Которые плачут над романтикой улиц с тележками, полными лука и плохой музыки;
Которые сидят в коробках под мостом, дыша в темноте, и поднимаются собирать клавесин на чердаках;
Которые кашляют на шестом этаже харлема, коронованные пламенем под туберкулезным небом, обрамленным в оранжевые рамки теории;
Которые пишут всю ночь, ворочаясь и корчась над возвышенными заклятиями, которые желтым утром оказываются рифмованной бессмыслицой;
Которые готовят борщ и лепешки из легких, сердец, лап и хвостов гниющих животных, мечтая о чистом овощном царстве;
Которые бросаются под машины с мясом в поисках яйца;
Которые сбрасывают часы с крыш, чтобы вышвырнуть свое право на вечность во Времени, и каждый день будильники падают на их головы, напоминая о следующем десятилетии;
Которые по три раза подряд неудачно режут себе запястья, а, отчаявшись, открывают антикварные лавки и думают, что состарятся в них и плачут;
Которые сжигаются заживо в своих невинных фланелевых костюмах на Медисон Авеню среди свинцового рифм, и пьяного громыхания железной массы журналов мод, и нитроглицериновых криков сказок рекламы, и горчичного газа мрачности интеллегентных издателей, или или настигаются поддатыми таксистами Абсолютной Реальности;
Которые прыгают с Бруклинского Моста ( а это ведь и вправду было) и уходят, безымянные и забытые в призрачное оцепенение супов Китайского квартала, но даже не получив бесплатного пива;
Которые в отчаянии кричат из своих окон, выпадают из тоннелей метро, прыгают в грязный Пассейик, скачут на неграх, плачут по среди улицы, танцуют босиком на разбитых винных бутылках, разламывают граммофонные записи грустного немецкого джаза 30ых, хлещат вискарь и блюют в кровавом сортире со стонами в ушах и потоками неудержимо льющегося свиста;
Которые несутся по автострадам прошлого, путешествуя по своим авто-Голгофам, наблюдениям заточенного одиночества или воплощениям Бермингемского джаза;
Которые по 72 часа колесят через всю страну, чтобы выяснить было ли у меня видение, или было ли у тебя видение, или было ли у него видение, чтобы найти вечность;
Которые ездят в Денвер, которые умирают в Денвере, которые возвращаются в Денвер и ждут, которые охраняют Денвер, и лелеют и дичают в Денвере, и наконец уходят разыскать Время, и теперь Денвер пуст без своих героев;
Которые падают на колени в безбожных соборах, молясь о спасении ближнего своего, о свете и совести, пока душа не озариться на мгновение;
Которые сквозь свои умы прорывались в тюрьмы, в ожидании пришествия златоглавых преступников с обаянием реальности в сердцах, поющих волшебный блюз Алькотрасу;
Которые удаляются в Мексику развивать привычки, или в Роки Маунтин - прикоснуться к Будде, или в Танжир - к мальчикам, или в юную Атлантику к черному поезду, в Гарвард - к Нарциссу(мифология), в Вудлоу - к связкам маргариток или могиле;
Которые требуют следов здравого смысла, обвиняя радио в зомбировании, и брошены в своем безумии, и своими руками, и правосудием;
Которые кидаются картофельным салатом в профессоров CCNY по дадаизму, а потом появляются на гранитных ступенях сумасшедшего дома с бритыми головами и безумными речами о суициде, требуя немедленной лоботомии;
Которые получают вместо бетонной пустоты инсулина Метразол, разряд, гидротерапию, психотерапию, трудотерапию, настольный теннис и амнезию;
Которые в качестве безвеселого протеста переворачивают лишь один символический теннисный стол, изредка отдыхая в кататонии, возвращаются годами спустя насквозь гнилыми, за исключением париков, полных крови, слез и пальцев, к явному сумасшедшему приговору заключения в зловонных коридорах обезумевших восточных городков в штате Пиллигрим, Рокленд и Грейтсон, пререкаясь с криками души, дебоширя в полуночи на скамье одиночества в каменных королевствах любви, мечты о жизни хоть в ночном кошмаре, тел, превратившихся в камень, тяжелый, как луна,
Когда родная мать окончательно затраханна, а последняя книга фантастики выброшена в арендуемое окно, а последняя дверь захлопнута в четыре часа утра, а последний телефон разбит об стену в качестве приветствия, а последняя меблированная комната опустела без последней мебельной мысли, без желтой бумажной розы, вплетенной в провода виселицы в шкафу, и даже все это воображаемое - ничто иное, как бесполезный маленький кусочек галлюцинации...
- О, Карл, когда тебе плохо, мне - плохо, а сейчас ты, верно, попал в обезьяний суп времени;
И которые поэтому бегут по заледеневшим улицам, одержимые внезапной вспышкой алхимии в применении эллипса, справочника, счетчика, самолетных колебаний;
Которые мечтают и сотворяют затягивающиеся пустоты во Времени и Пространстве через ряд изображений и ловят в сети архангела души между двумя визуальными видениями и присоединяются к базовым глаголам и насаживают вместе существительное и стремление к сознанию, прыгая с ощущением присутствия Pater Omnipotens Aeterna Deus (Отец Всемогущий Господь Бог - франц.), чтобы вновь создать синтаксис и цену бедной человеческой прозы и встать перед вами, бессловесные и образованные, дрожащие в позоре,
чтобы извергнуть исповеди наших дней из души,
чтобы подчиниться ритму мысли в ее голой и бесконечной голове - безумные задницы и падшие во Времени ангелы, безвестные, все еще болтающие то, что следует сказать только после смерти,
чтобы вновь восстать в пыльной одежке джаза в тени соло-трубы или взять в рот бремя любви Американских умов под плач саксофона "eli eli lamma lamma sabacthani (Слова Иисуса перед распятием: "Мой Бог, мой Бог, почему ты меня оставил)", содрогающий города на последней радиоволне, со сплошным сердцем (Маяковский), полным поэзии жизни, разделанной из собственных тел, пригодных для еды на тысячу лет.
2.
Что за изваяние из цемента и алюминия раскроило их черепа и сожрало мозги и воображение?
Молох! Пустынность! Отчужденность! Безобразность! Мусорные баки и недостижимые доллары! Дети, кричащие на лестницах! Мальчики, рыдающие в армии! Старики, плачущие в парках!
Молох! Молох! Молох в ночных кошмарах! Молох, не знающий любви! Молох, придуманный! Молох - непреклонный жестокий судья человечества!
Молох - безграничная темница! Молох - скрещенные кости бездушной тюрьмы и конгресс страданий! Молох, чьи сооружения - приговор! Молох - безбрежный камень преткновения! Молох - оглушенные правители!
Молох, чей ум - абсолютный механизм! Молох, чья кровь - текущие деньги! Молох, чьи пальцы - десяток армий! Молох, чья грудь - пожирающее людей динамо! Молох, чьи уши - дымящаяся могила!
Молох, чьи глаза - тысяча ослепших окон! Молох, чьи небоскребы стоят на длинных улицах, как нескончаемые Иеговые! Молох, чьи заводы мечтают и хрипят в неведении! Молох, чьи дымовые трубы и антенны венчают собой города!
Молох, чья любовь - бесконечные нефть и уголь! Молох, чья душа - электроэнергия и кучка банков! Молох, чья нищета - угроза гениальности! Молох, чья судьба - облако бесполого водорода! Молох, чья сила - рассудок!
Молох, в котором я сижу в одиночестве! Молох, в котором я вижу ангелов во сне! Сумасшедший - в Молохе! Сосущий пенисы - в Молохе! Мешочек любви, отчужденный - в Молохе!
Молох, что так рано проник в мою душу! Молох, в котором я лишь сознание - без тела! Молох, что силой заставляет меня забыть мои исступления! Молох, в котором я сдался!
Проснитесь, в Молохе! Свет струится с небес!
Молох! Молох! Безчеловечные квартиры! затаенные окрестности! погребенные сокровища! слепые мегаполисы! сатанинская промышленность! призрачные нации! неукротимые сумасшедшие дома! каменные члены! чудовищные бомбы!
Они ломали себе спины, вознося Молоха на Небеса! Мостовые, деревья, радиоволны, толпы! поднимая город к Небесам, которые ведь существуют и находятся прямо вокруг нас!
Иллюзии! пророчества! галлюцинации! чудеса! вдохновения! - все утекло по Американской реке!
Мечты! обожания! просвещения! религии! - полная лодка сентиментального говна!
Прорывы! через реку! побои и страдания! ускользают в наводнении! Подъемы! Прозрения! Отчаянья! Десятилетнее животное кричит и накладывает на себя руки!
Рассудки! Только что влюбленные! Безумное поколение! Вниз по скалам времени!
Искренний святой смех над рекой! Они видели всё! дикие взгляды! святые крики! Они добились прощения! Они спрыгнули с крыши! в уединение! покачиваясь! неся цветы! Вниз по реке! на улицы!
3.
Карл Соломон! Я с тобой в Рокленде,
где ты безумнее меня
Я с тобой в Рокленде,
где ты кажешься тенью моей матери
Я с тобой в Рокленде,
где ты убил 12 своих медсестер
Я с тобой в Рокленде,
где ты смеешься над этими непонятными шутками
Я с тобой в Рокленде,
где мы с тобой - великие писатели с одной скверной печатной машинкой
Я с тобой в Рокленде,
где твое состояние стало серьезнее, и о нем говорили по радио
Я с тобой в Рокленде,
где возможности черепа больше не признают червяков ощущения
Я с тобой в Рокленде,
где ты пьешь чай из груди старой девы из Ютики
Я с тобой в Рокленде,
где ты пишешь сатиры о телесах своих сиделок, гарпий из Бронкса
Я с тобой в Рокленде,
где ты кричишь в смирительной рубашке, что проигрываешь в игре реального пинг-понга пропасти
Я с тобой в Рокленде,
где ты стучишься об рояль кататонии:
душа - невинна, она никогда не должна умирать неприкаянно в сумасшедшем доме строгого режима
Я с тобой в Рокленде,
где еще 50 ударов электрошоком никогда не возвратят твою душу обратно в тело из ее скитаний ко кресту в пустоте
Я с тобой в Рокленде,
где ты винишь своих докторов в безрассудстве и замышляешь еврейскую социалистическую революцию против национал-фашистской Голгофы
Я с тобой в Рокленде,
где ты расколешь небо Лонг-Айлендом и воскресишь живого настоящего Иисуса из полубожественной могилы
Я с тобой в Рокленде,
где 25 тысяч безумных товарищей вместе поют последние строки интернационала
Я с тобой в Рокленде,
где мы обнимаем и целуем Соединенные Штаты под одеялами - Соединенные Штаты, что кашляют всю ночь и не дают нам спать
Я с тобой в Рокленде,
где мы просыпаемся возвращенные из комы разрядом наших собственных душевных самолетов, рычащих на крышах:
они пришли сбросить небесные бомбы - больница возгорается, воображаемые стены рушатся
О, тощие толпы, бегите прочь
О, прекрасно-звездочный удар благородства, праведная война - здесь
О, победа, плевать на нижнее белье - мы свободны!
Я с тобой в Рокленде;
в моих мечтах ты идешь мокрых после морского путешествия по автострадам через всю Америку в слезах к дверям моего дома в Западной ночи.
1955-1956
Послесловие.
Свят! Свят! Свят! Свят! Свят! Свят! Свят! Свят! Свят!
Свят! Свят! Свят! Свят! Свят! Свят!
Свят мир! Свята душа! Свята кожа! Свят нос! Язык, и член, и рука, и задница - свято!
Свято всё! Святы все! Святы везде! Каждый день вечен! Каждый человек - ангел!
Свят дебошир так же, как и серафим! Свят безумный так же, как и ты, моя душа, свята!
Свята пишущая машинка! Свят стих! свят голос! Святы слушатели! Свят экстаз!
Святой Питер! Святой Аллен! Святой Соломон! Святой Люсьен! Святой Керуак! Святой Ханке! Святой Берроуз! Святой Кесседи! Святы безвестные измотанные и страдающие бедняки! Святы отвратные человекоподобные ангелы!
Свята моя мать в убежище безумия! Святы члены дедов Канзаса!
Свят стонущий саксофон! Свят танцующий апокалипсис! Святы джазбенды, нанюхавшиеся марихуаны хипстеры, мир и кайф и барабаны!
Свято одиночество небоскребов и мостовых! Святы забегаловки, наполненные миллионами! Святы скрытые реки слез под тротуарами!
Свята одинокая идейная одержимость! Свят сочный ягненок среднего класса! Святы сумасшедшие пастухи мятежа! Тот, кто вскопал Лос Анджелес ЕСТЬ Лос Анджелес! Свят Нью-Йорк! Свято Сан-Франциско! Святы Пиорея и Сиэтл! Свят Париж! Свят Танжер! Свята Москва! Свят Стамбул!
Свято время в вечности! Свята вечность во времени! Святы часы в космосе! Свято четвертое измерение! Свят пятый Интернационал! Свят ангел в Молохе!
Свято море! Свята пустошь! Святы рельсы! Свят поезд! Святы видения! Святы галлюцинации! Святы чудеса! Святы глазницы! Свята Пропасть!
Свято прощение! сострадание! милосердие! вера! Святы! Наши! Тела! Страдающие! Великодушием!
Свята сверхъестественная выдающаяся разумная доброта нашей души!..
Вопль; 1956
Карлу соломону
1.
Я видел величайшие умы нашего поколения: сокрушенные безумством; заморенные, истерящие, голые;
Влачащиеся сковозь рассвет и негритянские кварталы - лишь бы найти еще одну мятежную дозу -
Коронованные нимбом хипстеры, сожженные древней небесной связью в звездочном динамо механической ночи,
Которые в нищете и лохмотьях с вываливающимися от неудержимого кайфа глазами сидят и курят в кричащей темноте квартир без горячей воды, но плавая над городскими вершинами в созерцании джаза;
Которые доверили свой разум Небу и увидели арабских ангелов, шатающихся по крышам многоэтажек в озарении;
Которые прошли через множество учебных заведений с горящими глазами от галлюцинаций и размышлений о трагедиях, достойных Блэйка, среди ученых искусства войны;
Которые вышвырнуты из академий за распространение непозволительных листовок, раскрееных по окнам черепа;
Которые полуголые корчаться в неотесанных комнатах, сжигая последние деньги в мусорных корзинах и слушая голос страха через стены;
Которые провалились в своей генитальной идее убежать из Ларедо, опоясанными марихуаной, припасенной для Нью-Йорка;
Которые пожирают пламя в пахнущих краской отелях и пьют скипидар в Парадайз Аллей, смешанный со сметрью; отправляющие и день и ночь свои тела в чистилище
мечтами; наркотиками; оживающими кошмарами; алкоголем и постоянными чужими гениталиями...;
дребезжащими где-то в мозгу облаками над необъяснимо слепыми улицами и молниями, вертящимися вокруг шеста в Кенеда-н-Патерсон, освещая собой всю нерасторопность этого мира во времени; мескалиновой прочностью статных прихожих; ;рассветами,пробивающимися сквозь кладбищенскую зелень садов; прыгающими по крышам кутежами; головокружительными путешествиями по неоновым бликам светофоров в ветринных городишках;
;дрожанием солнца, луны и деревьев в оглушительно ревущем сумраке Бруклина и дискусиями о мусорных ведрах и добром королевском просвящении;
Которые заковывают себя в кольца метрополитена, всю жизнь катаясь от Баттери до святого Бронкса на таблетке бензедрина, пока стук колес и плач детей не возвратят их из-под земли скорчившимися, бессловестными и утратившими холодный рассудок, вытекший в блестящий свет всеобщего зоопарка;
Которые тонут всю ночь в свете Бикфордской подводной лодки, а выплыв, просиживают вечера в безлюдном Фугаззи за кружкой пива, слушая пророчившие потрескивания в музыкальном ящике с водородом;
Которые болтают по семьдесят часов подряд от парка до блокнота, с баром, с Беллевью, с музеем и с Бруклинским мостом - потерянный батальон неумолкающих теоретиков, прыгающих с веранд, с пожарных лестниц, с подоконников, с величавых высоток прочь от луны, кричащие бессмысленные, блевотные, рассказанные кем-то шепотом истории, и воспоминания, и анекдоты, и безумные происшествия, и больничные, тюремные, и военные ужасы - целые интеллекты, низверженные в всеобщее воспоминание искрящихся глаз последних семи дней и ночей - мясо для синагоги, вышвырнотое на тратуар;
Которые пропадают без вести в Дзен Нью-Джерси, оставляя за собой след из непонятных нарисованных открыток с видами Атлантик Сити, утомленные потом Востока, танжерским разборками, китайскими мигренями и отсутсвием дозы в мрачных отделанных комнатах Ньюара;
Которые блуждают без цели по вокзалам в полночь, гадая, куда бы еще пойти, и уезжают, оставляя все ровно так же, только без своего присутсвия;
Которые курят в товарняках, товарняках, товарняках, мчащихся сковзь снег к малолюдным фермам в старой, как смерть, ночи;
Которые читают Платона, По, Святого Иоанна крестителя, изучают телепатию и как танцевать боб-кабала, потому что вселенная неконтролируемо трясется под их ногами в Канзассе;
Которые шляются одинокие по улицам Ойдахо, пытаясь встретить призрачного ангела-индейца,хотя сами и есть призрачные ангелы;
Которые подумали, что просто сошли с ума, когда Балтимор заблистал в искрящемся экстазе;
Которые запрыгивают в лимузины китайцев из Оклахомы, поддавшиеся влечению зимнего ночного дождя в блеске фонаря на улице маленького города;
Которые шляются голодные и одичавшие по Хьюстону в поисках джаза или секса или еды и следуют за прекрасным испанцем, говоря об Америке и Вечности, но безнадежно, и потому садятся на корабль до Африки;
Которые пропадают в мексиканских вулканах, не оставив после себя ничего, кроме тени от штанин и пепла с личинками поэзии, рассеяными по каминам в Чикаго;
Которые вновь появляются на Западном побережьи, преследуя ФБР, небритые, в шортах и с огромными пацифисцкими зрачками, загорелы - сексуальные, разбрасывая непонятные листовки;
Которые прожигают себе сигаретами дыры на руках, протестуя против наркотического тобачного дыма Капитализма;
Которые раздают Супперкомунистские брошюры на Юнион-Стрит, рыдающие и обнаженные, в то время, как сирены Лос-Аламоса своим плачем сбивали их с ног и сбивали плачем Стену, и пороходик на Статен-Айленде тоже плакал;
Которые валятся, рыдая, в белых гимназиях, раздетые и трясущиеся перед устройствами чужих скелетов;
Которые впиваются детективам в шею и радостно кричат в полицейских машинах за несовершенные преступления, кроме собсвенной же дикой членожелающей педерастии и возбужденного пьянства;
Которые воют на коленях в подземках и вытащены с крыш, размахивая гениталиями и манускриптами;
Которые позволяют трахать себя в задницу преподобнвм мотоциклистам и кричат от радости;
Которые сосут и дают сосать этим человекоподобным серафимам, морякам нежности Антантики и Карибской любви;
;Которые оргазмируют утром и вечеров в розовых зарослях и на траве в парках и на кладбищах, раздавая свое семя всякому, кто возжелает;
Которые бесконечно икают, пытаясь выдавить из себя смешок, но захлебываются слезами за перегородкой в турецкой бане, когда светловолосый и обнаженный ангел приходить проткнуть их своим мечем;
Которые теряют своих любимых мальчиков из-за трех старых ведьм судьбы: одноглазой ведьмы гетеросексуального доллара, одноглазой ведьмы, подмигивающей из утробья, и одноглазой ведьмы, которая не делает ничего, кроме как сидит на своей заднице и режет на кусочки золотые нити разума ктацкого станка;
которые соединяются в экстазе с бутылкой, с любимым, с пачкой сигарет, со свечой и, падая с кровати, продолжают на полу в корридоре и, прислонившись к стене, кончают обморочным видением первородной вагины и приходят в себя, ускользая от последнего просветления сознания;
которые наполняют ароматами вагинальные объятья миллиона девушек, дрожащих на рассвете, пьют с утра дешевый виски, но собираются освежить клитор рассвета, сверкая ягодицами под сараем и оголяясь в озере;
Которые проходят через все Колорадо, ночью отдаваясь каждому в бесконечно краденных машинах, Нил Кесседи - тайный герой этих стихов, ебарь и адонис всея Денвера: память его бессчисленным жертвам блаженства на пустых парковках и задних двориках, на шатких крышах кинотеатров, в пещерах на вершинах гор или с худощавыми официантками, одиноко задирающих юбки, на знакомых обочинах и затерявшихся заправках и, конечно же, на улицах родного города;
которые расстворяются в массе отвратительных фильмов, уходят в сон, просыпаются где-то в Манхетенне, и уносят себя прочь из подвалов, напившись токайного вина и ужасов третьей авеню, и ковыляют к биржам труда;
Которые ходят всю ночь в ботинках полых крови по заснеженным пристаням в ожидании, когда в Паст-Ривер откроется дверь в комнату, полную тепла и опиума;
Которые разыгрывают величайшие суицидальные драмы на гудзонских обрывах под антогонически синим прожектором луны, и головы их должны быть увенчаны лаврами забвения;
Которые едят баранье жаркое воображения и пережевывают крабов на илистом дне рек в Бовери;
Которые плачут над романтикой улиц с тележками, полными лука и плохой музыки;
Которые сидят в коробках под мостом, дыша в темноте, и поднимаются собирать клавесин на чердаках;
Которые кашляют на шестом этаже харлема, коронованные пламенем под туберкулезным небом, обрамленным в оранжевые рамки теории;
Которые пишут всю ночь, ворочаясь и корчась над возвышенными заклятиями, которые желтым утром оказываются рифмованной бессмыслицой;
Которые готовят борщ и лепешки из легких, сердец, лап и хвостов гниющих животных, мечтая о чистом овощном царстве;
Которые бросаются под машины с мясом в поисках яйца;
Которые сбрасывают часы с крыш, чтобы вышвырнуть свое право на вечность во Времени, и каждый день будильники падают на их головы, напоминая о следующем десятилетии;
Которые по три раза подряд неудачно режут себе запястья, а, отчаявшись, открывают антикварные лавки и думают, что состарятся в них и плачут;
Которые сжигаются заживо в своих невинных фланелевых костюмах на Медисон Авеню среди свинцового рифм, и пьяного громыхания железной массы журналов мод, и нитроглицериновых криков сказок рекламы, и горчичного газа мрачности интеллегентных издателей, или или настигаются поддатыми таксистами Абсолютной Реальности;
Которые прыгают с Бруклинского Моста ( а это ведь и вправду было) и уходят, безымянные и забытые в призрачное оцепенение супов Китайского квартала, но даже не получив бесплатного пива;
Которые в отчаянии кричат из своих окон, выпадают из тоннелей метро, прыгают в грязный Пассейик, скачут на неграх, плачут по среди улицы, танцуют босиком на разбитых винных бутылках, разламывают граммофонные записи грустного немецкого джаза 30ых, хлещат вискарь и блюют в кровавом сортире со стонами в ушах и потоками неудержимо льющегося свиста;
Которые несутся по автострадам прошлого, путешествуя по своим авто-Голгофам, наблюдениям заточенного одиночества или воплощениям Бермингемского джаза;
Которые по 72 часа колесят через всю страну, чтобы выяснить было ли у меня видение, или было ли у тебя видение, или было ли у него видение, чтобы найти вечность;
Которые ездят в Денвер, которые умирают в Денвере, которые возвращаются в Денвер и ждут, которые охраняют Денвер, и лелеют и дичают в Денвере, и наконец уходят разыскать Время, и теперь Денвер пуст без своих героев;
Которые падают на колени в безбожных соборах, молясь о спасении ближнего своего, о свете и совести, пока душа не озариться на мгновение;
Которые сквозь свои умы прорывались в тюрьмы, в ожидании пришествия златоглавых преступников с обаянием реальности в сердцах, поющих волшебный блюз Алькотрасу;
Которые удаляются в Мексику развивать привычки, или в Роки Маунтин - прикоснуться к Будде, или в Танжир - к мальчикам, или в юную Атлантику к черному поезду, в Гарвард - к Нарциссу(мифология), в Вудлоу - к связкам маргариток или могиле;
Которые требуют следов здравого смысла, обвиняя радио в зомбировании, и брошены в своем безумии, и своими руками, и правосудием;
Которые кидаются картофельным салатом в профессоров CCNY по дадаизму, а потом появляются на гранитных ступенях сумасшедшего дома с бритыми головами и безумными речами о суициде, требуя немедленной лоботомии;
Которые получают вместо бетонной пустоты инсулина Метразол, разряд, гидротерапию, психотерапию, трудотерапию, настольный теннис и амнезию;
Которые в качестве безвеселого протеста переворачивают лишь один символический теннисный стол, изредка отдыхая в кататонии, возвращаются годами спустя насквозь гнилыми, за исключением париков, полных крови, слез и пальцев, к явному сумасшедшему приговору заключения в зловонных коридорах обезумевших восточных городков в штате Пиллигрим, Рокленд и Грейтсон, пререкаясь с криками души, дебоширя в полуночи на скамье одиночества в каменных королевствах любви, мечты о жизни хоть в ночном кошмаре, тел, превратившихся в камень, тяжелый, как луна,
Когда родная мать окончательно затраханна, а последняя книга фантастики выброшена в арендуемое окно, а последняя дверь захлопнута в четыре часа утра, а последний телефон разбит об стену в качестве приветствия, а последняя меблированная комната опустела без последней мебельной мысли, без желтой бумажной розы, вплетенной в провода виселицы в шкафу, и даже все это воображаемое - ничто иное, как бесполезный маленький кусочек галлюцинации...
- О, Карл, когда тебе плохо, мне - плохо, а сейчас ты, верно, попал в обезьяний суп времени;
И которые поэтому бегут по заледеневшим улицам, одержимые внезапной вспышкой алхимии в применении эллипса, справочника, счетчика, самолетных колебаний;
Которые мечтают и сотворяют затягивающиеся пустоты во Времени и Пространстве через ряд изображений и ловят в сети архангела души между двумя визуальными видениями и присоединяются к базовым глаголам и насаживают вместе существительное и стремление к сознанию, прыгая с ощущением присутствия Pater Omnipotens Aeterna Deus (Отец Всемогущий Господь Бог - франц.), чтобы вновь создать синтаксис и цену бедной человеческой прозы и встать перед вами, бессловесные и образованные, дрожащие в позоре,
чтобы извергнуть исповеди наших дней из души,
чтобы подчиниться ритму мысли в ее голой и бесконечной голове - безумные задницы и падшие во Времени ангелы, безвестные, все еще болтающие то, что следует сказать только после смерти,
чтобы вновь восстать в пыльной одежке джаза в тени соло-трубы или взять в рот бремя любви Американских умов под плач саксофона "eli eli lamma lamma sabacthani (Слова Иисуса перед распятием: "Мой Бог, мой Бог, почему ты меня оставил)", содрогающий города на последней радиоволне, со сплошным сердцем (Маяковский), полным поэзии жизни, разделанной из собственных тел, пригодных для еды на тысячу лет.
2.
Что за изваяние из цемента и алюминия раскроило их черепа и сожрало мозги и воображение?
Молох! Пустынность! Отчужденность! Безобразность! Мусорные баки и недостижимые доллары! Дети, кричащие на лестницах! Мальчики, рыдающие в армии! Старики, плачущие в парках!
Молох! Молох! Молох в ночных кошмарах! Молох, не знающий любви! Молох, придуманный! Молох - непреклонный жестокий судья человечества!
Молох - безграничная темница! Молох - скрещенные кости бездушной тюрьмы и конгресс страданий! Молох, чьи сооружения - приговор! Молох - безбрежный камень преткновения! Молох - оглушенные правители!
Молох, чей ум - абсолютный механизм! Молох, чья кровь - текущие деньги! Молох, чьи пальцы - десяток армий! Молох, чья грудь - пожирающее людей динамо! Молох, чьи уши - дымящаяся могила!
Молох, чьи глаза - тысяча ослепших окон! Молох, чьи небоскребы стоят на длинных улицах, как нескончаемые Иеговые! Молох, чьи заводы мечтают и хрипят в неведении! Молох, чьи дымовые трубы и антенны венчают собой города!
Молох, чья любовь - бесконечные нефть и уголь! Молох, чья душа - электроэнергия и кучка банков! Молох, чья нищета - угроза гениальности! Молох, чья судьба - облако бесполого водорода! Молох, чья сила - рассудок!
Молох, в котором я сижу в одиночестве! Молох, в котором я вижу ангелов во сне! Сумасшедший - в Молохе! Сосущий пенисы - в Молохе! Мешочек любви, отчужденный - в Молохе!
Молох, что так рано проник в мою душу! Молох, в котором я лишь сознание - без тела! Молох, что силой заставляет меня забыть мои исступления! Молох, в котором я сдался!
Проснитесь, в Молохе! Свет струится с небес!
Молох! Молох! Безчеловечные квартиры! затаенные окрестности! погребенные сокровища! слепые мегаполисы! сатанинская промышленность! призрачные нации! неукротимые сумасшедшие дома! каменные члены! чудовищные бомбы!
Они ломали себе спины, вознося Молоха на Небеса! Мостовые, деревья, радиоволны, толпы! поднимая город к Небесам, которые ведь существуют и находятся прямо вокруг нас!
Иллюзии! пророчества! галлюцинации! чудеса! вдохновения! - все утекло по Американской реке!
Мечты! обожания! просвещения! религии! - полная лодка сентиментального говна!
Прорывы! через реку! побои и страдания! ускользают в наводнении! Подъемы! Прозрения! Отчаянья! Десятилетнее животное кричит и накладывает на себя руки!
Рассудки! Только что влюбленные! Безумное поколение! Вниз по скалам времени!
Искренний святой смех над рекой! Они видели всё! дикие взгляды! святые крики! Они добились прощения! Они спрыгнули с крыши! в уединение! покачиваясь! неся цветы! Вниз по реке! на улицы!
3.
Карл Соломон! Я с тобой в Рокленде,
где ты безумнее меня
Я с тобой в Рокленде,
где ты кажешься тенью моей матери
Я с тобой в Рокленде,
где ты убил 12 своих медсестер
Я с тобой в Рокленде,
где ты смеешься над этими непонятными шутками
Я с тобой в Рокленде,
где мы с тобой - великие писатели с одной скверной печатной машинкой
Я с тобой в Рокленде,
где твое состояние стало серьезнее, и о нем говорили по радио
Я с тобой в Рокленде,
где возможности черепа больше не признают червяков ощущения
Я с тобой в Рокленде,
где ты пьешь чай из груди старой девы из Ютики
Я с тобой в Рокленде,
где ты пишешь сатиры о телесах своих сиделок, гарпий из Бронкса
Я с тобой в Рокленде,
где ты кричишь в смирительной рубашке, что проигрываешь в игре реального пинг-понга пропасти
Я с тобой в Рокленде,
где ты стучишься об рояль кататонии:
душа - невинна, она никогда не должна умирать неприкаянно в сумасшедшем доме строгого режима
Я с тобой в Рокленде,
где еще 50 ударов электрошоком никогда не возвратят твою душу обратно в тело из ее скитаний ко кресту в пустоте
Я с тобой в Рокленде,
где ты винишь своих докторов в безрассудстве и замышляешь еврейскую социалистическую революцию против национал-фашистской Голгофы
Я с тобой в Рокленде,
где ты расколешь небо Лонг-Айлендом и воскресишь живого настоящего Иисуса из полубожественной могилы
Я с тобой в Рокленде,
где 25 тысяч безумных товарищей вместе поют последние строки интернационала
Я с тобой в Рокленде,
где мы обнимаем и целуем Соединенные Штаты под одеялами - Соединенные Штаты, что кашляют всю ночь и не дают нам спать
Я с тобой в Рокленде,
где мы просыпаемся возвращенные из комы разрядом наших собственных душевных самолетов, рычащих на крышах:
они пришли сбросить небесные бомбы - больница возгорается, воображаемые стены рушатся
О, тощие толпы, бегите прочь
О, прекрасно-звездочный удар благородства, праведная война - здесь
О, победа, плевать на нижнее белье - мы свободны!
Я с тобой в Рокленде;
в моих мечтах ты идешь мокрых после морского путешествия по автострадам через всю Америку в слезах к дверям моего дома в Западной ночи.
1955-1956
Послесловие.
Свят! Свят! Свят! Свят! Свят! Свят! Свят! Свят! Свят!
Свят! Свят! Свят! Свят! Свят! Свят!
Свят мир! Свята душа! Свята кожа! Свят нос! Язык, и член, и рука, и задница - свято!
Свято всё! Святы все! Святы везде! Каждый день вечен! Каждый человек - ангел!
Свят дебошир так же, как и серафим! Свят безумный так же, как и ты, моя душа, свята!
Свята пишущая машинка! Свят стих! свят голос! Святы слушатели! Свят экстаз!
Святой Питер! Святой Аллен! Святой Соломон! Святой Люсьен! Святой Керуак! Святой Ханке! Святой Берроуз! Святой Кесседи! Святы безвестные измотанные и страдающие бедняки! Святы отвратные человекоподобные ангелы!
Свята моя мать в убежище безумия! Святы члены дедов Канзаса!
Свят стонущий саксофон! Свят танцующий апокалипсис! Святы джазбенды, нанюхавшиеся марихуаны хипстеры, мир и кайф и барабаны!
Свято одиночество небоскребов и мостовых! Святы забегаловки, наполненные миллионами! Святы скрытые реки слез под тротуарами!
Свята одинокая идейная одержимость! Свят сочный ягненок среднего класса! Святы сумасшедшие пастухи мятежа! Тот, кто вскопал Лос Анджелес ЕСТЬ Лос Анджелес! Свят Нью-Йорк! Свято Сан-Франциско! Святы Пиорея и Сиэтл! Свят Париж! Свят Танжер! Свята Москва! Свят Стамбул!
Свято время в вечности! Свята вечность во времени! Святы часы в космосе! Свято четвертое измерение! Свят пятый Интернационал! Свят ангел в Молохе!
Свято море! Свята пустошь! Святы рельсы! Свят поезд! Святы видения! Святы галлюцинации! Святы чудеса! Святы глазницы! Свята Пропасть!
Свято прощение! сострадание! милосердие! вера! Святы! Наши! Тела! Страдающие! Великодушием!
Свята сверхъестественная выдающаяся разумная доброта нашей души!..
Метки:
