Ash Wednesday T. S. Eliot Пепельная среда Перевод
Довольно точный перевод с сохранением игры слов, повторов и схемы рифм. С примечаниями.
I
Поскольку не надеюсь возвратить,
Поскольку не надеюсь,
Поскольку не надеюсь возвратить
Чем обладал тогда и что мог делать,
Уже не притязаю притязать
(К чему старым орлам крылом махать?)
К чему теперь стонать, что та стезя
Величия уже не для меня?
Поскольку не надеюсь я познать
Мгновенья славы в верный звездный час свой,
Поскольку мысль эта мне чужда,
Поскольку знаю: не познаю я
Уж точно власти скоропреходящей,
Поскольку здесь и пить я не могу,
Где дерева цветут, ручьи бегут —
Здесь снова ничего я не найду.
Поскольку знаю, время — только время,
А место — всегда место и всего лишь,
И явное все явно лишь однажды
Да и притом для места одного лишь,
Я рад тому, что есть, и низвергаю
Лицо, что для меня имело святость,
Звук голоса я тоже низвергаю,
Поскольку не надеюсь возвратить,
А значит, рад и так, стремясь найти
Хоть что-то, что питало б эту радость.
И Бога я прошу нас пощадить,
Прошу, чтоб наконец я смог забыть,
Что вечно обсуждаю сам с собой,
И вечно объясняю, вновь и вновь,
Поскольку не надеюсь возвратить.
Свершившееся не свершится вновь —
Хочу, чтоб этим оправдаться мог,
И, может, суд не будет слишком строг.
Поскольку эти крылья — уж не крылья,
А только лопасти — помолотить по небу,
Что стало маленьким теперь, сухим от пыли,
И даже воли меньше и пыльней, —
Учи нас не смиряться и смиряться. Сидеть смирней.
Помилуй же нас, грешников, сейчас и в смертный час.
Помилуй нас сейчас и в смертный час.
II
Под можжевельником в прохладе дня сидели
С прекрасной Девою три леопарда белых,
Насытившись вполне моими чреслами,
И печенью, и сердцем — всем, что было
Под черепом моим, пустым отныне ,
И Бог спросил: "Жить ли костям? Им жить ли?"
И сущее в костях — уже сухое —
Защебетало: "От добра сей Девы
И милости её и прославлений
Пречистой Богородицы в молитве
Сияем ярко." Я же, расчлененный,
Деянья предаю свои забвенью,
Любовь — потомкам сей земли пустынной
И тыквы. Этим самым воскрешаю
Нутро свое, и резь в глазах, и все, что
Для леопардов непереваримо".
В одеждах белых Дева, недвижимо,
В задумчивость ушла, в одеждах белых.
Пусть память белизна костей искупит —
Им жизни нет. Забыт — ну так забуду,
Вот так, на этом и сосредоточен.
И ветру тогда начал Бог пророчить,
Лишь ветру только, слушал только ветер.
Защебетали кости, пел кузнечик:
Дева молчания,
Спокойная и опечалена,
В ранах и самая цельная,
Роза памяти,
Роза забвения.
Истощенная, но дающая жизнь,
Беспокоится, успокаивая,
Одна Роза, одна единственная,
Становится теперь Садом.
А где не было утоления
От любовей всех,
Мук предельных их,
Теперь сыщется утоление
Ещё большим любви мучением.
Нескончаемое окончено
Путешествие в бесконечное.
Вот развязка
Всего бессвязного.
Это речь без слов,
Без речей слова.
Сего Сада, где всей любви конец,
Прародительнице
Хвала.
Под можжевельником, в прохладе, повсеместно,
Сияя, пели кости, рады, что не вместе
Теперь по милости песков, ведь бесполезны
Друг другу были, и что забывают ныне
Они друг друга и себя в земле пустыни.
Где будешь ты не раз растащен. Где что цельно,
Что нет — не важно. Мы наследовали землю. (1)
III
На повороте первом во втором пролете
Я, обернувшись, видел в серном испареньи
За мной внизу знакомый лик:
С перил свисая там,
Он бился с демоном ступеней, что имеет
Двойную маску из надежды и отчаянья.
Назад еще раз глянув во втором пролете,
Я их оставил так свисать внизу; в потемках
Лиц не виднелось боле, лестницы изгибы
В щербинах для ремонта непригодных
Сочились затхлой сыростью, подобно
Рту старческому деда или рыбы.
На повороте первом третьего пролета
В окне прорезанном, разбухшем, как плод фиги,
Боярышник в цветах за полем, маем
Плененная, зелено-голубая
Плечистая фигура с древней флейтой.
Играет ветер волосами, рот играет,
Ласкает ветер русый и лиловый локон;
Но за пролетом третьим звуки исчезают
Все тише, тише, разум впал в дремоту,
Надежды и отчаянья не к счету
В превозможеньи третьего пролета
Господи, я не достоин,
Господи, я не достоин,
Но скажи только слово.(2)
IV
Кто бродит от фиалки до фиалки,
Кто бродит
В оттенках всех всей зелени в природе,
Кто носит белый и лазурный, цвет Марии,
И разговор о пустяках заводит,
Кто бродит там, где бродят и другие,
И знает и не знает вечной боли,
Кто даст фонтанам силу, даст потокам
Даст влаги камню и в песке напоит
Дельфиниум лазурный, цвет Марии.
Sovegna vos
Вот годы — те, что бродят и уносят
И скрипки все, и флейты, возрождая
Бродящую меж сном и пробужденьем
Под светлой пеленой, под пеленою.
Еще приходят годы, возрождая
Сквозь слёзы-воды, годы, возрождая
По-новому стих старый. Искупляя
И время. Смутный в грёзах искупляя
Единорогов образ, что сияет
Каменьями и златом катафалков.
Сестра молчанья с флейтой бездыханной
Меж тисов, в белом и лазурном, под покровом
Божеств садовых, и склонилась, и крестилась, и не молвила ни слова.
Но вверх взлетел фонтан, а птицы пели —
Вот времени, вот грёзам искупленье
Знак слова, что не слышал и не молвил.
И ветра в тисах тысяча шептаний.
А затем наше изгнание.
V
Если утрачено, потрачено утраченное, траченное слово
А слово, что не слышал и не молвил, —
И не молвил, и не слышал;
Немолвленное слово — все же Слово, даже если и не слышал,
Без слова Слово, Слово внутри сущего,
Для сущего и суще;
И свет во тьме сияет над все пуще
Неугомонным против Слова сущим,
Вздымающимся над молчащим Словом.
О, мой народ, ну что тебе я сделал.(3)
Но где найдется, отзовется слово?
Не здесь, где недостаточно молчанья,
Не в море, не на суше, не на острове,
Не в зной, не под дождями, —
Для тех, кто бродит день и ночь во тьме.
Здесь места нет, и времени здесь нет.
Не будет благодатного местечка
Тем, кто лицом к лицу боится встречи.
Здесь радостного часа не находит, кто в шуме бродит, голос же низводит.
Сестра, что под покровом, вознесет ли
В своей молитве всех, во тьме бродящих,
За нас иль супротив на горне рванных,
За часом час, за годом год, око за око — в тьму кто ждет,
Тех вознесет? Сестра, что под покровом,
Помолится о детях за затвором?
Им путь закрыт, не ведают молитв —
Молись за тех, кто за и супротив.
О, мой народ, ну что тебе я сделал.
Сестра, что под покровом между тонких
Деревьев тисовых помолится ль за тех, кто
Язвит ее, но в страхе не винится,
Заранее судил, низвергнул в крайней
Пустыне — до камней и меж камнями,
Пустыне в центре сада, что в пустыне,
Сухое сплюнув яблочное семя.
О, мой народ.
VI
Поскольку не надеюсь возвратить,
Поскольку не надеюсь,
Поскольку не надеюсь возвратить
Колеблясь меж приходом и расходом,
В сплетеньи мечт, в коротком переходе,
В потемках меж рождением и смертью,
В мечтосплетеньи я (Господь свидетель)
Хотеть хоть не хочу — в окне раскрытом
Белеет парус, в море вдоль гранита
Еще летит. И крылья не подбиты.
Потерянное сердце только радо, становясь еще черствей,
В потерянных сиренях, голосах этих потерянных морей,
А слабый дух навстречу мчать готов
Ветрам с морей потерянных и ярких золотарника лугов
И мчать навстречу птицам,
Что снова будут голосить, кружиться.
А глаз слепой пустые очертания
Меж костяными создает вратами,
И возрождают ветры тот соленый вкус песчаный.
Здесь время — между рождением и смертью миг томленья,
Здесь место — одинокое, где три мечты в сплетеньи,
Между камнями синими,
А станет в тисах шепот ветра тише —
Пусть снова шепчут тисы, отзываются — не эти, так другие.
Сестра благая, мать святая, дух фонтанов и дух сада,
Позволь нам над собой теперь притворно не смеяться
Учи нас не смиряться и смиряться.
Учи сидеть смирней
И даже меж камней
Покой, как Он велел,
Меж этих всех камней.
Позволь, сестра и мать,
Реки дух, дух морей,
Не разделять меня, не отделять.
И крик мой пусть воздымется к Тебе.
(1)Матф 5:5
(2)Матф 8:8
(3)Мих 6:3
I
Поскольку не надеюсь возвратить,
Поскольку не надеюсь,
Поскольку не надеюсь возвратить
Чем обладал тогда и что мог делать,
Уже не притязаю притязать
(К чему старым орлам крылом махать?)
К чему теперь стонать, что та стезя
Величия уже не для меня?
Поскольку не надеюсь я познать
Мгновенья славы в верный звездный час свой,
Поскольку мысль эта мне чужда,
Поскольку знаю: не познаю я
Уж точно власти скоропреходящей,
Поскольку здесь и пить я не могу,
Где дерева цветут, ручьи бегут —
Здесь снова ничего я не найду.
Поскольку знаю, время — только время,
А место — всегда место и всего лишь,
И явное все явно лишь однажды
Да и притом для места одного лишь,
Я рад тому, что есть, и низвергаю
Лицо, что для меня имело святость,
Звук голоса я тоже низвергаю,
Поскольку не надеюсь возвратить,
А значит, рад и так, стремясь найти
Хоть что-то, что питало б эту радость.
И Бога я прошу нас пощадить,
Прошу, чтоб наконец я смог забыть,
Что вечно обсуждаю сам с собой,
И вечно объясняю, вновь и вновь,
Поскольку не надеюсь возвратить.
Свершившееся не свершится вновь —
Хочу, чтоб этим оправдаться мог,
И, может, суд не будет слишком строг.
Поскольку эти крылья — уж не крылья,
А только лопасти — помолотить по небу,
Что стало маленьким теперь, сухим от пыли,
И даже воли меньше и пыльней, —
Учи нас не смиряться и смиряться. Сидеть смирней.
Помилуй же нас, грешников, сейчас и в смертный час.
Помилуй нас сейчас и в смертный час.
II
Под можжевельником в прохладе дня сидели
С прекрасной Девою три леопарда белых,
Насытившись вполне моими чреслами,
И печенью, и сердцем — всем, что было
Под черепом моим, пустым отныне ,
И Бог спросил: "Жить ли костям? Им жить ли?"
И сущее в костях — уже сухое —
Защебетало: "От добра сей Девы
И милости её и прославлений
Пречистой Богородицы в молитве
Сияем ярко." Я же, расчлененный,
Деянья предаю свои забвенью,
Любовь — потомкам сей земли пустынной
И тыквы. Этим самым воскрешаю
Нутро свое, и резь в глазах, и все, что
Для леопардов непереваримо".
В одеждах белых Дева, недвижимо,
В задумчивость ушла, в одеждах белых.
Пусть память белизна костей искупит —
Им жизни нет. Забыт — ну так забуду,
Вот так, на этом и сосредоточен.
И ветру тогда начал Бог пророчить,
Лишь ветру только, слушал только ветер.
Защебетали кости, пел кузнечик:
Дева молчания,
Спокойная и опечалена,
В ранах и самая цельная,
Роза памяти,
Роза забвения.
Истощенная, но дающая жизнь,
Беспокоится, успокаивая,
Одна Роза, одна единственная,
Становится теперь Садом.
А где не было утоления
От любовей всех,
Мук предельных их,
Теперь сыщется утоление
Ещё большим любви мучением.
Нескончаемое окончено
Путешествие в бесконечное.
Вот развязка
Всего бессвязного.
Это речь без слов,
Без речей слова.
Сего Сада, где всей любви конец,
Прародительнице
Хвала.
Под можжевельником, в прохладе, повсеместно,
Сияя, пели кости, рады, что не вместе
Теперь по милости песков, ведь бесполезны
Друг другу были, и что забывают ныне
Они друг друга и себя в земле пустыни.
Где будешь ты не раз растащен. Где что цельно,
Что нет — не важно. Мы наследовали землю. (1)
III
На повороте первом во втором пролете
Я, обернувшись, видел в серном испареньи
За мной внизу знакомый лик:
С перил свисая там,
Он бился с демоном ступеней, что имеет
Двойную маску из надежды и отчаянья.
Назад еще раз глянув во втором пролете,
Я их оставил так свисать внизу; в потемках
Лиц не виднелось боле, лестницы изгибы
В щербинах для ремонта непригодных
Сочились затхлой сыростью, подобно
Рту старческому деда или рыбы.
На повороте первом третьего пролета
В окне прорезанном, разбухшем, как плод фиги,
Боярышник в цветах за полем, маем
Плененная, зелено-голубая
Плечистая фигура с древней флейтой.
Играет ветер волосами, рот играет,
Ласкает ветер русый и лиловый локон;
Но за пролетом третьим звуки исчезают
Все тише, тише, разум впал в дремоту,
Надежды и отчаянья не к счету
В превозможеньи третьего пролета
Господи, я не достоин,
Господи, я не достоин,
Но скажи только слово.(2)
IV
Кто бродит от фиалки до фиалки,
Кто бродит
В оттенках всех всей зелени в природе,
Кто носит белый и лазурный, цвет Марии,
И разговор о пустяках заводит,
Кто бродит там, где бродят и другие,
И знает и не знает вечной боли,
Кто даст фонтанам силу, даст потокам
Даст влаги камню и в песке напоит
Дельфиниум лазурный, цвет Марии.
Sovegna vos
Вот годы — те, что бродят и уносят
И скрипки все, и флейты, возрождая
Бродящую меж сном и пробужденьем
Под светлой пеленой, под пеленою.
Еще приходят годы, возрождая
Сквозь слёзы-воды, годы, возрождая
По-новому стих старый. Искупляя
И время. Смутный в грёзах искупляя
Единорогов образ, что сияет
Каменьями и златом катафалков.
Сестра молчанья с флейтой бездыханной
Меж тисов, в белом и лазурном, под покровом
Божеств садовых, и склонилась, и крестилась, и не молвила ни слова.
Но вверх взлетел фонтан, а птицы пели —
Вот времени, вот грёзам искупленье
Знак слова, что не слышал и не молвил.
И ветра в тисах тысяча шептаний.
А затем наше изгнание.
V
Если утрачено, потрачено утраченное, траченное слово
А слово, что не слышал и не молвил, —
И не молвил, и не слышал;
Немолвленное слово — все же Слово, даже если и не слышал,
Без слова Слово, Слово внутри сущего,
Для сущего и суще;
И свет во тьме сияет над все пуще
Неугомонным против Слова сущим,
Вздымающимся над молчащим Словом.
О, мой народ, ну что тебе я сделал.(3)
Но где найдется, отзовется слово?
Не здесь, где недостаточно молчанья,
Не в море, не на суше, не на острове,
Не в зной, не под дождями, —
Для тех, кто бродит день и ночь во тьме.
Здесь места нет, и времени здесь нет.
Не будет благодатного местечка
Тем, кто лицом к лицу боится встречи.
Здесь радостного часа не находит, кто в шуме бродит, голос же низводит.
Сестра, что под покровом, вознесет ли
В своей молитве всех, во тьме бродящих,
За нас иль супротив на горне рванных,
За часом час, за годом год, око за око — в тьму кто ждет,
Тех вознесет? Сестра, что под покровом,
Помолится о детях за затвором?
Им путь закрыт, не ведают молитв —
Молись за тех, кто за и супротив.
О, мой народ, ну что тебе я сделал.
Сестра, что под покровом между тонких
Деревьев тисовых помолится ль за тех, кто
Язвит ее, но в страхе не винится,
Заранее судил, низвергнул в крайней
Пустыне — до камней и меж камнями,
Пустыне в центре сада, что в пустыне,
Сухое сплюнув яблочное семя.
О, мой народ.
VI
Поскольку не надеюсь возвратить,
Поскольку не надеюсь,
Поскольку не надеюсь возвратить
Колеблясь меж приходом и расходом,
В сплетеньи мечт, в коротком переходе,
В потемках меж рождением и смертью,
В мечтосплетеньи я (Господь свидетель)
Хотеть хоть не хочу — в окне раскрытом
Белеет парус, в море вдоль гранита
Еще летит. И крылья не подбиты.
Потерянное сердце только радо, становясь еще черствей,
В потерянных сиренях, голосах этих потерянных морей,
А слабый дух навстречу мчать готов
Ветрам с морей потерянных и ярких золотарника лугов
И мчать навстречу птицам,
Что снова будут голосить, кружиться.
А глаз слепой пустые очертания
Меж костяными создает вратами,
И возрождают ветры тот соленый вкус песчаный.
Здесь время — между рождением и смертью миг томленья,
Здесь место — одинокое, где три мечты в сплетеньи,
Между камнями синими,
А станет в тисах шепот ветра тише —
Пусть снова шепчут тисы, отзываются — не эти, так другие.
Сестра благая, мать святая, дух фонтанов и дух сада,
Позволь нам над собой теперь притворно не смеяться
Учи нас не смиряться и смиряться.
Учи сидеть смирней
И даже меж камней
Покой, как Он велел,
Меж этих всех камней.
Позволь, сестра и мать,
Реки дух, дух морей,
Не разделять меня, не отделять.
И крик мой пусть воздымется к Тебе.
(1)Матф 5:5
(2)Матф 8:8
(3)Мих 6:3
Метки:
