Уолт Уитмен. Песнь радостей. Ч. 1
О если б песню исполнить - и радостней не было б вести, -
полную музыки, мужества, женственной нежности, детств,
полную дел и забот каждодневных и полную трав и деревьев,
полную голоса леса, рыб быстрых зеркального блеска,
шелеста сонных дождей и плеска от солнечных волн.
О моей радости голос в разрядах наполненных молний! -
Мал ты мне глобус, мой Шар голубой, и так стыдно малы мне эпохи, -
дарят мне дали их тысячекратный набор.
О этот поезд, свистящим напором напоенный,
тянущий, в смехе по пояс, крутящийся смерч за собой!
О эти холмы, о поле, о - пологом - под ноги полымя
листьев и трав, - здесь слоняюсь с утра и до полдня
в полумолчании леса, где запахов лета запой!
О эта всадника с всадницей радость! - Посадка, седло и - галопом -
с ветром и солнцем поющим и локоном, бьющим в лицо.
О эта радость пожарных! - Азарта и ужаса зарева, -
в залитый ад бросаюсь, пьющий безумный набат.
О эта радость - по залам - борца, силача и атлета,
что, излучаясь победно, ответного ищет плеча!
О эта вечная радость обычного, просто - сочувствия,
встречных - потоками - чувств на человечью печаль!
О материнства отрада! - Растить терпеливо, любовно и ласково,
рядом с отрадой - расти и взрасти, став собою, в согласии лада.
О возвратиться и заново словно родиться!
Пеньем упиться тех птиц и заново садом бродить,
домом, амбаром и полем - тропою знакомой до боли.
Снова хочу побережьем путь прежний промерить.
Верить хочу - до конца уж - в чудо лагун и лачуг,
в важный тот труд рыбака, угрей ловца, гребца малюсков и устриц,
в берег, солёный и влажный, душный аж запахом трав.
Всё тут мне по плечу. Вот иду, хохочу. - Заступ, острога и грабли.
Что там - отлив? - И своих различаю вдали.
И, лучась и крича, силача-смехача встречают,
и сплеча, хохоча, погребли по песчаной мели!
И зимой и весной - все они вновь со мною,
в зной, в мороз со мною, в солнце и в сон.
В мае - иное. Весь май в подниманьи омаров,
в ловком дёрганьи с лодки в наклон поплавка.
Страшен, тёмен улов грозящего злобно марева! -
Всем им, клешнями трещащим, нещадно сую деревяшки.
Тёмных их, праздно шипящих, кипящий окрасит котёл.
Или - веселье еще - сумасшедшей макрели нашествие!
Жадной, на мили кишащей, хватающей всё подряд.
Иль - Поманок, Чизапик, - где в пик лососёвого лова
сразу с полсотни стоящих леской парящей палят.
Иль - эти рейды по рекам. Сент-Лоренса великолепие!
В "Тысячу" тех "островов" суда, остроносо тычась, идут туда и сюда.
Под паром суда, под парусом.
С длиннющим веслом - в три яруса - наваливается плотовщик.
В хижинах - ужин наваривают. Крадучись, запах парит...
Запад веще горит зари багровеющим крабом...
Но что - То, Оно? - Что? Потоп?! -
Налетающее что-то, сметающее!
Поднимающее Океана подол, и в свистящий, кипящий поток, уносящий,
крутяще бросающее...
И как это? - Как, как потом - изменяет всё тишь извиняющаяся?...
полную музыки, мужества, женственной нежности, детств,
полную дел и забот каждодневных и полную трав и деревьев,
полную голоса леса, рыб быстрых зеркального блеска,
шелеста сонных дождей и плеска от солнечных волн.
О моей радости голос в разрядах наполненных молний! -
Мал ты мне глобус, мой Шар голубой, и так стыдно малы мне эпохи, -
дарят мне дали их тысячекратный набор.
О этот поезд, свистящим напором напоенный,
тянущий, в смехе по пояс, крутящийся смерч за собой!
О эти холмы, о поле, о - пологом - под ноги полымя
листьев и трав, - здесь слоняюсь с утра и до полдня
в полумолчании леса, где запахов лета запой!
О эта всадника с всадницей радость! - Посадка, седло и - галопом -
с ветром и солнцем поющим и локоном, бьющим в лицо.
О эта радость пожарных! - Азарта и ужаса зарева, -
в залитый ад бросаюсь, пьющий безумный набат.
О эта радость - по залам - борца, силача и атлета,
что, излучаясь победно, ответного ищет плеча!
О эта вечная радость обычного, просто - сочувствия,
встречных - потоками - чувств на человечью печаль!
О материнства отрада! - Растить терпеливо, любовно и ласково,
рядом с отрадой - расти и взрасти, став собою, в согласии лада.
О возвратиться и заново словно родиться!
Пеньем упиться тех птиц и заново садом бродить,
домом, амбаром и полем - тропою знакомой до боли.
Снова хочу побережьем путь прежний промерить.
Верить хочу - до конца уж - в чудо лагун и лачуг,
в важный тот труд рыбака, угрей ловца, гребца малюсков и устриц,
в берег, солёный и влажный, душный аж запахом трав.
Всё тут мне по плечу. Вот иду, хохочу. - Заступ, острога и грабли.
Что там - отлив? - И своих различаю вдали.
И, лучась и крича, силача-смехача встречают,
и сплеча, хохоча, погребли по песчаной мели!
И зимой и весной - все они вновь со мною,
в зной, в мороз со мною, в солнце и в сон.
В мае - иное. Весь май в подниманьи омаров,
в ловком дёрганьи с лодки в наклон поплавка.
Страшен, тёмен улов грозящего злобно марева! -
Всем им, клешнями трещащим, нещадно сую деревяшки.
Тёмных их, праздно шипящих, кипящий окрасит котёл.
Или - веселье еще - сумасшедшей макрели нашествие!
Жадной, на мили кишащей, хватающей всё подряд.
Иль - Поманок, Чизапик, - где в пик лососёвого лова
сразу с полсотни стоящих леской парящей палят.
Иль - эти рейды по рекам. Сент-Лоренса великолепие!
В "Тысячу" тех "островов" суда, остроносо тычась, идут туда и сюда.
Под паром суда, под парусом.
С длиннющим веслом - в три яруса - наваливается плотовщик.
В хижинах - ужин наваривают. Крадучись, запах парит...
Запад веще горит зари багровеющим крабом...
Но что - То, Оно? - Что? Потоп?! -
Налетающее что-то, сметающее!
Поднимающее Океана подол, и в свистящий, кипящий поток, уносящий,
крутяще бросающее...
И как это? - Как, как потом - изменяет всё тишь извиняющаяся?...
Метки: