Энн Секстон - Отвага
В малом с нею встречаемся.
С первым шагом малыша,
как землетрясение пробирающем.
В катании первом на велике,
взмывая над тротуаром.
По попе с первым шлепком,
когда сердцу так одиноко.
Когда плаксой тебя назовут,
жирной, чокнутой, нищей,
в изгоя тебя обращая,
ты глотаешь их колкости
и скрываешь.
После,
встречаясь со смертью, летящей пулею
или бомбой,
ты сходился с ней не под знаменем –
лишь под одной только каской,
ограждающей сердце.
Ты слабость внутри
не миловал,
а ведь она была там.
Отвага твоя угольком раскаленным жгла,
ты его все проглатывал.
Если спас тебя друг боевой,
и погиб в передряге этой,
то отвага его не отвагой была,
а любовью – безыскусной такой,
как обмылок, любовью.
После,
если неподъемное горе осилил,
ты один это сделал,
огня одолжив у пламени,
с сердца коросту содрав,
сдавив и как тряпку скрутив его.
Следом, сородич мой, горесть свою
припудрил,
натер ей спинку,
в одеяло закутал,
дал подремать,
и вот - просыпаешься окрыленный,
полностью преображенный.
После, когда возраст преклонный подступит
и естественное его завершение,
все так же в малом
будет твоя отвага являться ,
каждая весна будет шпагой,
ее все острее заточишь,
тех, кого любишь, любовь затрясет
лихоманкой,
календарь отрывной торговаться заставит,
и в последнюю пору,
когда с черного хода смерть уже дверь откроет,
ты наденешь любимые тапочки
и махнешь за порог.
(с английского)
Ann Sexton (1928-1974, США)
Courage
It is in the small things we see it.
The child's first step,
as awesome as an earthquake.
The first time you rode a bike,
wallowing up the sidewalk.
The first spanking when your heart
went on a journey all alone.
When they called you crybaby
or poor or fatty or crazy
and made you into an alien,
you drank their acid
and concealed it.
Later,
if you faced the death of bombs and bullets
you did not do it with a banner,
you did it with only a hat to
cover your heart.
You did not fondle the weakness inside you
though it was there.
Your courage was a small coal
that you kept swallowing.
If your buddy saved you
and died himself in so doing,
then his courage was not courage,
it was love; love as simple as shaving soap.
Later,
if you have endured a great despair,
then you did it alone,
getting a transfusion from the fire,
picking the scabs off your heart,
then wringing it out like a sock.
Next, my kinsman, you powdered your sorrow,
you gave it a back rub
and then you covered it with a blanket
and after it had slept a while
it woke to the wings of the roses
and was transformed.
Later,
when you face old age and its natural conclusion
your courage will still be shown in the little ways,
each spring will be a sword you'll sharpen,
those you love will live in a fever of love,
and you'll bargain with the calendar
and at the last moment
when death opens the back door
you'll put on your carpet slippers
and stride out.
С первым шагом малыша,
как землетрясение пробирающем.
В катании первом на велике,
взмывая над тротуаром.
По попе с первым шлепком,
когда сердцу так одиноко.
Когда плаксой тебя назовут,
жирной, чокнутой, нищей,
в изгоя тебя обращая,
ты глотаешь их колкости
и скрываешь.
После,
встречаясь со смертью, летящей пулею
или бомбой,
ты сходился с ней не под знаменем –
лишь под одной только каской,
ограждающей сердце.
Ты слабость внутри
не миловал,
а ведь она была там.
Отвага твоя угольком раскаленным жгла,
ты его все проглатывал.
Если спас тебя друг боевой,
и погиб в передряге этой,
то отвага его не отвагой была,
а любовью – безыскусной такой,
как обмылок, любовью.
После,
если неподъемное горе осилил,
ты один это сделал,
огня одолжив у пламени,
с сердца коросту содрав,
сдавив и как тряпку скрутив его.
Следом, сородич мой, горесть свою
припудрил,
натер ей спинку,
в одеяло закутал,
дал подремать,
и вот - просыпаешься окрыленный,
полностью преображенный.
После, когда возраст преклонный подступит
и естественное его завершение,
все так же в малом
будет твоя отвага являться ,
каждая весна будет шпагой,
ее все острее заточишь,
тех, кого любишь, любовь затрясет
лихоманкой,
календарь отрывной торговаться заставит,
и в последнюю пору,
когда с черного хода смерть уже дверь откроет,
ты наденешь любимые тапочки
и махнешь за порог.
(с английского)
Ann Sexton (1928-1974, США)
Courage
It is in the small things we see it.
The child's first step,
as awesome as an earthquake.
The first time you rode a bike,
wallowing up the sidewalk.
The first spanking when your heart
went on a journey all alone.
When they called you crybaby
or poor or fatty or crazy
and made you into an alien,
you drank their acid
and concealed it.
Later,
if you faced the death of bombs and bullets
you did not do it with a banner,
you did it with only a hat to
cover your heart.
You did not fondle the weakness inside you
though it was there.
Your courage was a small coal
that you kept swallowing.
If your buddy saved you
and died himself in so doing,
then his courage was not courage,
it was love; love as simple as shaving soap.
Later,
if you have endured a great despair,
then you did it alone,
getting a transfusion from the fire,
picking the scabs off your heart,
then wringing it out like a sock.
Next, my kinsman, you powdered your sorrow,
you gave it a back rub
and then you covered it with a blanket
and after it had slept a while
it woke to the wings of the roses
and was transformed.
Later,
when you face old age and its natural conclusion
your courage will still be shown in the little ways,
each spring will be a sword you'll sharpen,
those you love will live in a fever of love,
and you'll bargain with the calendar
and at the last moment
when death opens the back door
you'll put on your carpet slippers
and stride out.
Метки: