Шри Ауробиндо. Савитри 2-3 Блеск и Падение Жизни
Эпическая поэма Шри Ауробиндо ?Савитри? основана на древней ведической легенде о преданной жене царевне Савитри, которая силой своей любви и праведности побеждает смерть и возвращает к жизни своего умершего мужа царевича Сатьявана. Шри Ауробиндо раскрывает символическую суть персонажей и сюжета древней легенды и использует ее для выражения собственных духовных постижений и свершений. При создании эпоса он ставил задачу выразить в слове высшие уровни Сверхсознания, доступные человеку, чтобы помочь всем духовным искателям соприкоснуться с этими уровнями и возвыситься до них. Результатом стала грандиозная эпическая поэма в 12 Книгах (49 Песней) общим объемом около 24 000 строк, являющаяся наиболее полным и совершенным выражением уникального мировоззрения и духовного опыта Шри Ауробиндо с его глобальным многомерным синтезом, а также самым большим поэтическим произведением, когда-либо созданным на английском языке.
Эпос ?Савитри? представляет собой глубокий органичный синтез восточного и западного миропонимания и культуры, материализма и духовности, мудрости незапамятных веков и научных открытий настоящего, возвышенной классики и смелого модернизма, философии и поэзии, мистики и реализма, откровений прошлого и прозрений будущего. Здесь мы встречаем и поражающие воображение описания всей иерархии проявленных миров, от низших инфернальных царств до трансцендентных божественных сфер, и пронзительные по своей глубине и живой достоверности откровения немыслимых духовных реализаций, и грандиозные прозрения о сотворении мира, о вселенской эволюции, о судьбе человечества. Это откровение великой Надежды, в котором Любовь торжествует над Смертью, а человек, раскрывая истину своего бытия, побеждает враждебных богов и неотвратимый рок.
На фото Шри Ауробиндо (ок. 1918 г., Пондичерри)
* * *
Шри Ауробиндо
Sri Aurobindo
САВИТРИ
SAVITRI
Легенда и Символ
A Legend and a Symbol
Книга II. Книга Странника миров
Book II. The Book of the Traveller of the Worlds
Песнь 3. Блеск и Падение Жизни
Canto 3. The Glory and the Fall of Life
Великий йогин царь Ашвапати, лидер духовных исканий человечества, совершает могучую Йогу, ища духовную силу, которая могла бы полностью освободить человечество и избавить его от неведения, лжи, страдания и смерти. На первом этапе своей Йоги он раскрывает собственное истинное ?я? — свою душу (это описывается в Песни 3 ?Йога царя: Йога освобождения души? Книги I ?Книги Начал?), затем он преобразует все свое существо в чистый и светоносный сосуд души и благодаря этому в него начинают нисходить все более высокие духовные энергии (это описывается в Песни 5 ?Йога царя: Йога свободы и величия духа? Книги I ?Книги Начал?). Когда эта духовная трансформация становится достаточно полной, царь-йогин начинает воспринимать тонкие миры и обретает возможность странствовать по ним. Ему открывается вся лестница проявленных миров — от высших божественных сфер до низших инфернальных царств — и он начинает восхождение по всем проявленным уровням Бытия, открывая и осваивая их для человечества и стремясь достичь Источника Проявления, чтобы низвести его высочайшую спасительную Силу в земной мир. Путешествие царя-йогина через миры описывается в Книге II ?Савитри? — ?Книге Странника миров?.
Сначала Странник миров проходит через царства тонкой Материи — ближайшие к нашему грубоматериальному уровню, — где пребывают идеальные архетипы всех материальных форм нашего мира. Далее он движется через миры Жизни, витальной Энергии, низшие и высшие.
*
В настоящей Песни описывается, как Странник миров входит в безграничные миры Жизни, витальные царства, и видит все восхитительные великолепия Жизни, весь ее грандиозный блеск, а затем — ее горестное падение, которое произошло при ее нисхождении на землю, в материальный мир. Здесь дается великолепное описание высших миров Жизни, а также причины ее Падения при нисхождении на землю.
Перевод этой Песни сделан мной еще в 1990-х, на начальном этапе моей переводческой работы. В последующие годы я дорабатывал отдельные его фрагменты, однако с тех пор прошло много лет, и перевод нуждался в глубокой переработке. Сейчас я серьезно занялся его доработкой и в результате фактически получился новый перевод: от прежнего перевода осталось лишь несколько строк :) В прежнем переводе было много красивых и удачных строк, но часто эти строки лишь приблизительно передавали смысл подлинника; а многие строки были переведены совсем неточно или даже неправильно. Рад, что теперь удалось сделать новый перевод этой очень интересной и красивой Песни, и новый перевод очень близко передает смысл подлинника.
Вдохновляющего и просветляющего чтения всем духовным искателям!
ТЕПЕРЬ подъем широкий и неровный
Взбираться выше стопы влек его.
Природы большей слыша зов смятенный,
Он Разум воплощенный превзошел
И вторгся в ширь полей, сомненья полных,
Где все текуче, зыбко, все туманно,
В мир поисков и тягот беспрестанных.
С Неведомым сойдясь лицом к лицу,
Искатель на нехоженой дороге,
Томим вопросом, увлечен проблемой,
Что никогда никто не разрешал,
Ступал он по всегда нетвердым зыбям,
Влеком к всегда непостоянной цели
В пределах зыбких, где живут сомненья
На почве, уходящей из-под ног.
Его манил рубеж недостижимый,
И верил он, что с каждым шагом ближе
Тот горизонт бегущий миража.
То был скитаний мир, презревших кров,
Путей и странствий без конца, без счета.
Ничем не мог он там насытить сердца;
В блужданьях неустанный поиск шел
Неутоляющий, непрекратимый.
Там стала жизнь проявленным Несметным,
Движением морей смятенных, долгим
Броском отважным духа в ширь Пространства,
Стихией бурной в вечной Тишине,
Порывом, страстью Беспредельного.
В своей фантазии неудержимой
Творя себе все новые обличья,
Взмывая из оков известных форм,
Она отвергла ведомого пристань.
Неукротимая, не покоряясь
Ни страху, что сквозь Время гонит паству,
Ни Року, что преследует, ищейкой,
Ни Случаю, что вдруг разит внезапно,
Она приемлет крах как риск обычный.
Не думая про боль, про грех, паденье,
С опасностью схватившись безрассудно,
Она за новые открытья бьется
В просторах неизведанных души.
Казалось, бытие — лишь долгий опыт,
Невежественной Силы поиск-риск,
Что пробует все истины подряд
И, высшей не найдя, все продолжает,
Не утолившись, сомневаясь в цели.
Как некий внутренний провидел разум,
Такую форму принимала жизнь —
От мысли к мысли шла, от фазы к фазе,
То от своих же сил терпя терзанья,
А то блаженна и горда собой,
То госпожа себе, а то — раба, игрушка.
Гигантская бессвязность, нелогичность
Была законом действия ее,
Как будто нужно было все изведать
И исчерпать возможности сполна —
Блаженством, мукой забавлялось сердце.
Галопом громовым перипетий
Она в неукротимых скачках мчалась
Полями беговыми Обстоятельств,
То ввысь, то вглубь, как на волнах, летела,
Вознесена или сокрушена
На колесе изменчивом Времен.
[Или: На колесе непостоянном Времени.]
В желаньях нудно-серых пресмыкаясь,
В грязи Природы червь среди червей,
Она затем Титана стать снискала,
Себе всю землю в пищу захватила
И в мантии морей, в короне звезд
От пика к пику с кличем зашагала,
Алкая покорять миры и править.
Но вдруг, пленясь бездумно ликом Горя,
Она в мученье глубей погрузилась,
Погрязнув в собственной любви к страданью.
В общеньи скорбном с собственною сутью,
Растраченной в тех болестях бесплодных,
Она вела подсчет своим потерям,
Воссев с печалью, как со старым другом.
Веселий буйных вихрь иссякнул вскоре,
Иль в липких путах радости ущербной
Забылся зов судьбы и жизни цель.
На этой распланированной сцене
Для прихотей ее неисчислимых
Каприз любой мог быть законом жизни,
Но счастьем чистым наделить не мог;
Лишь привкус после них витал пикантный
Иль похоть лютая, что изнуряет.
В ее стремительном многообразьи
Несметном, несказанном, было что-то
Всегда неутоленное, всё то же,
Что в новом видело лишь лик былого,
Ведь каждый час всем прежним был подобен,
И в каждом измененьи длилась тягость.
Она есть дух, в себе и в цели не уверенный,
Избытком счастья быстро утомившийся:
Ей нужен кнут, бодец услад и мук
И вкус родной страданья и волненья,
И силится она достичь чего-то,
Чего не может никогда добыть.
Порочный вкус ей мучит губы жаждой:
Она от горя плачет, что сама избрала,
Она услады алчет, что ей грудь терзает,
И, к небесам стремясь, шагает все же к аду,
Случай и риск избрав в друзья по играм,
Судьбы качели — колыбелью, троном.
Все ж из Вневременного чистым, светлым
Ее рожденье было изначально,
Утраченный мировосторг и ныне
В ее очах не угасает чудно,
И в прихотях ее и настроеньях
Свои являет лики Беспредельный:
Ей красота дарована и счастье
Естественным и прирожденным правом,
И неизбывное Блаженство вечно —
Непреходящая ее обитель.
И лик античный там явила радость
Внезапным откровеньем сердцу скорби,
Будя терпенье в нем, алчбу, надежду.
В мирах смятенных, где неведом мир,
И в воздухе, что вздыблен горем, страхом,
И пролагая путь по зыбкой почве,
Он видел образ счастливой страны.
В сакральном Мироздания строеньи
Кружась, взвиваясь до вершин творенья,
В лазурной выси, не бывшей чрезмерной
Для теплой общности души и тела,
Близко, как мысль, и далеко, как небо,
Мерцало царство беспечальной жизни.
Вверху в сиявших новью небесах,
Иных, чем те, что озирает смертный,
Как в куполе богов златорезном,
Архипелагом смеха и огня,
Скользя в лазурных волнах, плыли звезды.
Спирали-башни, кольца дивных красок,
Мерцающие сферы чудо-счастья
Вдали витали символичным миром.
Они не разделяли бед и тягот,
Они не помогли бы в злоключеньях,
Глухи к страданью, битве, скорби жизни,
Ее уныньем, злобой не мрачимы,
[Не омрачаясь гневом, мглою, злобой…]
Незыблемы, взирали вниз бесстрастно
Великие провидческие планы,
Вовек блаженны в правоте извечной.
Полны своею красотой, довольством,
Они живут в восторге непреложном.
Далекие, купаясь в самоблеске,
Они, пылая, плыли в ясной дымке
Обителью нетленной грёзосвета,
Туманностью, богов сияньем свитой,
Рожденной из мечтаний вечности.
Едва приемлет их людская вера —
С трудом узнать в них можно ткань реалий.
Как будто в телевизоре волшебном
Начертаны для внутреннего ока,
Они блистают, образы далёка,
На том увеличительном экране,
[Или: В его увеличительном стекле...]
Но слишком высоки, прекрасны слишком,
[Или: Но слишком радостны, нездешни слишком...]
Чтоб их схватить сумели вежды смертных.
[Эти строки создавались в 1930-е годы, когда технологии телевидения только начали опробовать и понемногу внедрять в нескольких самых развитых странах мира (СССР, США, Германия, Великобритания). То есть, хотя Шри Ауробиндо, начиная с 1926 г. физически жил в полном уединении в маленьком городке Пондичерри на юге Индии, он был прекрасно осведомлен о новейших научных открытиях и технологиях человечества и, более того, — настолько хорошо разбирался в них, что даже очень органично использовал их только формировавшиеся названия для создания прекрасных и глубоких поэтических образов ?Савитри?, выражающих высшие реальности!]
Все ж так близки для жаждущего сердца,
Для восхищенной мысли, чувства тела
Те царства затаенные блаженства.
В той выси недостигнутой, хоть близкой
И чувствуемой нами, пусть и смутно,
Вне грубой хватки Времени и Смерти,
Вне поисков печали и желанья,
На высочайших сфер перифериях
Лучистых, зачарованных, сохранных
Лежат они, купаясь вечно в счастьи.
Пред нашим взором в грезе, в трансе, в думе,
Сверкая в тонком виденьи внутри,
Раздолья упоенные плывут,
Картины совершенной той державы
Являются глазам и ускользают,
Запечатляя в памяти свой блеск.
Творенья грез иль вечные Миры,
Настигнутые чувством иль мечтою,
Они пронзают сердце глубиной;
Подобны снам, но подлинней, чем явь,
Счастливей счастья, истинней, чем правда, —
Коль грезы были б то иль миражи,
Их быль затмила б фальшь земных реалий.
Живут в прозреньи в вечный миг летящий
Иль возвращаются к глазам зовущим
Всё время воскрешаемые в грезах
Те небеса немеркнущего Света,
Овеянные тишью безмятежной,
Те континенты мира и покоя
В лиловой озаренности лучистой,*
Те океаны без брегов, те реки
Ликующего Божьего восторга,
Те страны беспечальные, что вечно
Блаженствуют в сияньи солнц пурпурных.
[* Или:
Те озаренные материки
Лучистого лилового покоя...]
Звезда идеи светлой, дальней прежде,
Иль грезы хвост кометный в воображеньи, —
Теперь то царство обрело реальность.
Он бездну пересек, что отделяет
Земную ?явь? от истины-?мечты?,
И чудные миры великой жизни
Быть перестали грезами иль снами;
И взор настиг все, что они явили:
Их сцены, их картины, их событья
Глаза и сердце встретили, пленяя
Очарованьем чистым и блаженством.
Высь бездыханная манила взгляд,
Чьи рубежи вдавались в небо ?Я?,
В эфир основы странной углублялись.
Верховного блаженства Жизни сущность
Сверкала, пламенела в вышине.
Там на мистическом духовном пике
Лишь грань преображающая чуда,
Возвышенная, отделяла жизнь
От Бесконечного без форм, без черт,
От вечности оберегала Время.
Из той аморфной беспредельной ткани
Чеканит Время образы свои;
В тиши Предвечного вершится космос:
Всемирной Мощи облики без счета
Черпают силу быть и волю длиться
Из бездны динамичного покоя.
Вершину духа обращая к жизни,
Она растрачивает, не скупясь,
Единого пластичные свободы,
Чтоб воплощать в деянья и свершенья
Мечтанья своенравности своей;
И мудрости его влекущий зов —
Опора для ее шагов беспечных:
Он — пляски этой прочная основа;
Его вневременная неизменность
Недвижная нормировать должна
Ее творенья чудо неуемное.
И из энергий Пустоты незрячих
Слагая сцену явственной вселенной,
Она ее шаги его творила мыслью,
И в действиях ее слепых она все ж видит
Его всеведущего Света вспышками.
И сам Сверхразум неисповедимый
По воле ее нисходит, к ней склоняясь,
Чтоб мощь ее вести и направлять,
Что ощущает, но не может знать;
Ее морей смятенных неуемность
Обуздывает он дыханьем силы —
И жизнь послушна правящей Идее.
По воле ее и Разум светоносный
Ведомый Имманентностью всесветлой,
Рискуя, проводя эксперименты,
Свой путь торит в возможностях туманных
Средь сцен случайных мира, что не ведает.
В нас к Истине невежество влечется,
Чтобы Незнанье стать могло всеведущим,
Инстинкт — в божественную мысль возвысился,
А мысль — вместила б взгляд бессмертный подлинный,
Природа бы — взобралась в Божье тождество.
Господь миров, что сам ей стал рабом,
Теперь — ее фантазий исполнитель:
Она в каналы вовлекла моря всесилия;
Она законами сковала Беспредельного.
Бессмертный, обязавшись ей служить,
Теперь ее работы исполняет,
Ее Неведенья вершит заданья,
Укрывшись нашей бренности плащом.
Миры и формы, что она творит
Фантазией богини прихотливой,
Забыли свой исток в незримых высях:
Но и отбившись от своей причины вечной,
Искажены во тьме, в проклятии паденья —
Ведь и в паденьи скрыта радость извращенная,
Ее же все влечет, что служит наслаждению, —
Они все ж могут к пикам взмыть иль здесь
Стереть паденья духа приговор,
Восстановить божественность свою.
Он вечным виденьем объял едино
Ее высоких сфер блестящих гордость
И страны пресмыканья в низких глубях.
Вверху непадшая царила самость,
Внизу разверзлась мрачным трансом бездна,
Обратный полюс, темный антипод.
Там в ширях блещущих торжествовали
Великолепья абсолютов жизни:
Смеялись все в бессмертьи безопасном
И детстве нескончаемом души
До зарожденья мрака, боли, скорби,
Все смели быть собою и одним,
[Или: Всё смело быть собою и единым…]
И Мудрость со Свободой обнаженной
В безгрешной непорочности играли
В сияньи солнца Истины счастливом.
В мирах тех забавлялась вольно жизнь
И смехом, и иронией ужасной
Или вкушала труд, боренья, слезы,
Ложась главой на грудь влюбленной Смерти
Иль принимая сон за мир успенья.
[И сон изображал покой успенья.]
Она разъяла Божьи свет и тьму,
Чтоб испытать их вкус особый, сущность
Их противоположностей нагих.
Здесь, в сердце человеческом смешавшись,
Тона, оттенки их соткали в людях
Их существа непостоянный строй,
Их жизнь — поток, струящийся сквозь Время,
Природы их инертную подвижность,
Их душу — образ в фильме разнообразном,
Их космос-хаос личности текучей.
[Или:
Тона, оттенки их сплели, соткали
Строй существа его непостоянный,
И жизнь его — стремленье волн сквозь Время,
Его природы косную подвижность,
Его души разносюжетный фильм
И космос-хаос личности его.]
Та созидательница грандиозная
Своим прикосновением загадочным
Преобразила в упоенье, в силу
Самовоображенье бытия,
И превратила в страстную игру
Его непостижимую мистерию.
Но здесь миры высокие простерлись,
Взнесенные на полпути до неба.
Здесь лишь Вуаль была, не Тьмы Стена;
В обличьях, досягаемых для смертных,
Восторг неоскверненной чистоты
Сверкнул лучом Блаженства изначального.
Земля, когда б она была чиста,
Стяжать могла бы радости небес.
Обоженные наши чувства, сердце
Вкусить тогда смогли бы хоть отчасти
Естественного счастья выси блещущей
И абсолютов Сверхприроды трепета:
Все силы на путях земли тяжелых
Могли б всегда смеяться и резвиться,
С клинком жестоким боли не знакомы,
Могла бы вся любовь играть повсюду,
И места не было б стыду Природы.
Но грезы ее — в материальных стойлах,
И двери ее для высшего закрыты.
А те миры на собственных вершинах
Могли почувствовать дыханье Бога
И отблеск Трансцендентного окраин.
[Или: И отблеск Трансцендентного каймы.]
Сквозь белизну безмолвий вековечных
В бессмертных воплощеньях радость мчалась
Просторами близ вечности уснувшей.
Таинственные чистые гласы
В тиши блаженства трепетно взывали
К Любви отрадам сладким непорочным,
Моля, чтобы касанием медвяным
Она миры счастливо встрепенула,
В восторга длани заключила космос,
Единства мощью нетерпимо сладкой
В спасительные руки всех взяла,
Мятежных, бесприютных увлекая
В объятья состраданья своего,
Принудив к счастью, что они отвергли.
Венчальный гимн невидимому Богу,
Рапсодия пылавшей белой страсти
Бессмертную сзывали в сердце музыку
И пробуждали спящий слух экстаза.
Там чище, пламеннее чувство жило,
Алчба, влеченье жгучее пылало,
Что плоть земная вынести не в силах;
Привольно и легко дышалось там,
В ликующих биеньях мчалось сердце.
Там даже голос Времени немолчно
Бессмертного усладу воспевал,
И, вдохновением, лиричным плачем,
Мгновенья прилетали упоенно
И всем экстаз на крыльях приносили;
Невообразима и нага, как небо,
Свободно Красота торжествовала,
Не ведая преград в мечты просторах;
С небес волшебно Чудо-Птицы звали
Народ бессмертный побережий Света.
Из самых Божьих рук текло творенье;
Восторг и чудо странствовали вольно.
Усладой высшей стало просто быть,
Души счастливым смехом стала жизнь,
Царила Радость, взяв Любовь министром.
Там воплотилась светоносность духа.
Противоречья жизни там сплотились
В одной естественной любви и дружбе,
А крайности ее лишь обостряли
Гармонии единой восприятие:
Потворство с нежной чистотой явилось,
Питая грудью материнской бога:
[Или:
Там с нежной чистотой растила милость
По-матерински бога на груди…]
Там ложь не может жить, ведь слабых нет;
Неведенье — лишь тонкий кокон света,
Воображенье — своеволье Истины,
Услада — кандидат на огнь небесный;
Там интеллект молился Красоте,
Жила законом духа тихим сила,
И льнула власть главой к Блаженства персям.
[Или:
Там интеллект пред Красотой склонялся,
А сила — пред законом тихим духа,
А власть легла главой на грудь Блаженству.]
Великолепья там блистали высшие,
Невообразимые, непостижимые,
Покойного самодержавья Мудрости
Возвышенные страны автономные,
Коронные владения высокие
Ее светила девственного чудного,
И просветленные Богоправлением
Души всезрящей теократии
Царили, на престолы вознесенные
Луча из Трансцендентного могуществом.
Видение великолепий пышных,
Мечтание размахов грандиозных
В тех королевствах, блещущих как солнце,
Шагали царственною поступью:
Богов сенаты или ассамблеи —
Могучие царили силы жизни,
Владыки на престолах воли мраморной,
Возвышенные власти, самодержцы,
Могущества, увенчанные лаврами,
Вооруженные, императивные.
Всё было там великим и прекрасным,
Все были силой царственно отмечены.
Природного Закона олигархии
Горячими и гордыми главами
Служили одному челу монаршему
Спокойному, невозмутимому:
Все позы, состояния души
Облечены божественностью были.
Здесь пылкие два таинства сошлись
Двух радостей — господства и служенья,
Возложенных Любовью на Любовь,
Чье сердце покорялось упоенно,
Чье тело под ярмом склонялось сладким.
Игрою царственностей всё там было.
Ведь преклонение лишь поднимает
Согбенную молящегося силу
Ввысь, к гордости, блаженству божества,
Которое так чтит его душа:
Правитель там един со всем, чем правит:
Тем, кто в свободе ровной сердца служит,
Смиренность станет школой королевской,
Венцом и привилегией величья,
Их вера — говором природы высшей,
Служенье их — владычеством духовным.
В тех царствах Знание сошлось с творящей Силой,
Едино с ней в ее обители высокой,
И всю ее там сделало своею:
Великий Просветитель озаренный,
Объяв ее мерцавший стан и члены,
Их полнил страстью своего луча,
Пока вся плоть ее не стала чудно
Его сияния прозрачным домом,
И вся ее душа не заблистала
Лучистым двойником его души.
В апофеозе от касанья мудрости
Дни ее преобразились, обожены,
В сияющее жертвоприношение;
Бессмертной бабочкой она сгорала
Как в нескончаемом огне счастливом
В его невыносимом сладком пыле.
Плененная, там повенчалась жизнь
С ее завоевателем могучим.
В его великих небесах просторных
Она свой мир по-новому воздвигла,
Дала шагам ума мотора скорость,
Мышленью — жажду жить души прозреньем,
А жизни — побужденье знать и видеть.
Блистательность его ее объяла,
Могущество ее к нему прильнуло;
Она венчала на престол Идею
Царицею в пурпурном одеяньи,
Она призвала править Мысль, вручив ей
Свой чудодейный скипетр змеиный,
И формы собственные превратила
В его прозрений образы ритмичные,
И действия свои преобразила
В живое тело для его велений.
Творящей вспышкой, пламеневшим громом,
Победоносный, мчался Свет его,
Как всадник, на ее бессмертной Силе;
Галоп кентавра нес могуче бога.
Царила жизнь с умом двойной короной.
Великое торжественное счастье
Собою наполняло те миры,
В деяньи пела греза, в смехе — мысль,
И страсть могла не торопить желанья,
Пока не слышит приближенья Бога.
Веселая ребяческая радость
Собою наполняла те миры;
Беспечна, юность разума и сердца
Небесный инструмент открыла в теле,
Златистый нимб зажгла вокруг желанья
И высвободила в телесных членах
Обоженного зверя для забав
Божественных любви, красы, блаженства.
На лучезарных землях, взор стремивших
На небеса, сиявшие улыбкой,
Стремглав летело жизни побужденье
Безостановочно, неукротимо,
Не зная устали, в слезах счастливых.
Там всякий труд игрой лишь только был,
Игра — была единственным трудом,
Задачи, задаваемые небом, —
Забавами для богоравной мощи:
Вакханкой горней, чистою вовеки,
Нескованна тщедушьем смертных тел,
Жизнь обратилась вечностью восторгов,
И старость никогда не подступала,
Не избраждали тяготы чела.
На звездной тверди прочную основу
Обрушив гонку, смех бессмертных сил,
Нагие дети-боги резво мчались
В просторах неуемных игр своих,
Сражая ветры быстротой и блеском
И как с друзьями тешась с бурей, с солнцем,
Резвясь с морей штормливых белой гривой,
Сражая даль полетом колесниц,
[Или: Поправ колес полетом расстоянье...]
Борясь на силы собственной аренах.
В сиятельности царственны, как солнца,
Блистающей красой прекрасных станов
Они весь свод небесный озарили,
Опав на мир божественной щедротой.
Ввергая сердце в чары упоенья,
Они несли свой гордый, властный шарм
Как знамя Жизни на путях Пространства.
Идеи там — души друзья лучистые;
Играя речью, сея мысли дротики,
Там разум знает и без тех орудий.
Там Знанье, как и всё, — игра Природы.
В младого сердца яркий луч одеты
И им воззарены в права владенья,
Наследники Богоинстинкта раннего —
Владельцы-дети Времени извечного,
Еще храня невыразимый трепет
Блаженства первозданного творения,
Всем существом души впитали юность.
Неистовый и пылкий деспотизм,
Могучий гнет их воли знать лишь радость
По миру разливал неудержимо
Улыбчивые волны, струи счастья.
Там неги дух царил непобедимо,
Счастливый дней разлет в покойных ширях,
Разлив любви и мира всеохватный.
Там правила неутомимо сладость,
Восторга песнью на устах Времен.
Порядок грандиозный и спонтанный
Освободил от всех препятствий волю —
Души полет к блаженству окрыленный,
Солнечно-искренний и откровенный,
Раздолье, и приволье, и величье
Неудержимых действий без оков
И огненностремительного сердца
Счастливая вольготность золотая.
Фальшь разобщенности души исчезла,
Не возникало лжи словес и мыслей,
Крадущей самоистинность творенья, —
Лишь искренность, естественная сила
Царили всюду вольно, лишь свобода
Была верховной властью и законом.
Счастливой чередою те миры
Вздымались ввысь и погружались вглубь:
В разлетах тех чудных красот, сюрпризов,
Великолепья и гигантской силы
Привольно, неуемно Жизнь играла
С безмерными желаньями своими.
Она вздымала тысячи Эдемов
Без пауз, без границ, неудержима
В величии и грации без края
И в горней многоликости своей.
Пробуждена несметных душ призывом, трепетом,
Восстав из некой глуби в сердце Бесконечного
И улыбаясь как дитя новорожденное
Любви и радостному упованию,
В своей натуре заключая мощь Бессмертного,
В своей груди неся извечно Волю вечную,
Она внимала одному водительству —
Лишь собственному сердцу светоносному:
Паденье не могло случиться там,
Ее шагов божественность испортить;
Чужая Ночь была там невозможна
И не могла затмить ей очи мраком.
Там смысла не было в скупой ограде —
Лишь совершенство, радость в каждом действе.
В стремительной фантазии причудах,
В роскошном буйстве красочном ума,
Ведунья грез божественных, могучих,
Кудесница, что зиждит сонмы форм,
Исследуя размеры Божьих ритмов,
Она свивала вольно и раздольно
Свой чудодейный танец колдовской,
Дионисийскою богиней счастья,
Вакханкою творящего экстаза.
Тот мир блаженства звал его к себе,
Но не нашел он путь к его усладам;
Мост не пролег над бездною в сознаньи.
Еще был темный воздух вкруг души,
Вязавший к образу смятенной жизни.
Хоть разум жаждал и алкали чувства,
Но горькой и унылой Мысли скорбной,
Что выросла в переживаньях серых,
И видению, что померкло слепо
От горя, от заботы и от сна,
Все это мнилось лишь желанной грезой,
Что в жаждущей дали возмнило сердце
Того, кто в мук земных тени бредет.
Хоть прежде знал он Вечного объятья,
Но слишком близко к страждущим мирам
Пока еще жила его природа,
И там, где шел он, были входы Ночи.
С трудом, обременен заботой мира,
Отливки нашей грубый материал,
Что нас образовал, воздать способен
В ответ на радость — подлинную радость,
В ответ на свет — незамутненный свет.
Ведь в нем смешенье боли и услады
Впервые пробудило, привлекло
Мучительную волю мыслить, жить,
И он еще хранит привычку эту:
Раздвоенность — наш жуткий способ быть.
Когда родился этот смертный мир,
В его началах грубых и незрелых
Ни жизни вовсе не существовало,
Ни игр ума и ни желаний сердца.
Лишь в Пустоте, сознания лишенной,
Земля была сотворена тогда —
Лишь сцена материальная явилась:
Отождествившись с морем, с небом, с камнем,
Ее младые боги возмечтали,
Возжаждали освобожденья душ
От сна в предметах, смутных, неживых.
В той грандиозности необитаемой,
В той обнаженной красоте блистательной,
В глухой безмолвности и неподвижности
Средь звуков, коим не внимал никто,
Тяжка была нерозданная ноша
Для Бога в мире, не имевшем нужд:
Ведь никого на целом свете не было,
Кто мог бы чувствовать, воспринимать.
Их необъятный творческий порыв
Не мог вместиться в этой плотной массе,
Что не переносила пульса чувств:
В гармонии Материи почивший,
Стряхнул окамененья отдых Дух.
В бездумном трансе он пришел в движенье
И ощупью найти пытался зренье,
К страстям сознательного сердца влекся
И к речи, мысли, радости, любви,
В бесчувственном вращеньи дней, ночей
Влеченья, отклика алкал пульсаций.
[Или: Алчбы и отклика биений жаждал.]
В застывшем равновесьи несознание
Заколебалось от прикосновенья,
Интуитивное Безмолвие
Затрепетало именем безвестным, —
Они молили Жизнь войти во прах,
В бесчувственную вторгнуться формовку
И пробудить в животных формах бога.
Немой, кружащий шар услышал глас,
Стенанья в Пустоте глухой взроптали.
Казалось, задышало существо
Там, где доныне не было ни твари:
Закрытое в бездушных мертвых глубях,
Забыв про бытие, сознанье, радость,
Нечто зашевелилось, повернулось,
Как спавший с незапамятных времен.
Поняв свою реальность погребенную,
Вспомнив себя и собственное право,
Оно взалкало знанья, и стремленья,
И наслажденья — возжелало жить.
И Жизнь услышала тот пылкий зов:
Она покинула свой свет родной,
Она излилась широко, могуче
Из сферы дивноблещущей своей
Во взвитый косный смертный Космос-хаос:
Великокрылый милостивый Ангел,
Она и здесь всещедро расточала
Свое блистанье, быстроту, блаженство,
Стремясь наполнить радостью счастливой
Прекрасный первозданный новый мир.
Как, смертному к груди прильнув, богиня
Объятьем райским полнит дни его,
Так снизошла она до бренных форм,
Чтобы и в них создать себе обитель;
Она сошла в Материи утробу
И в ней зажгла Бессмертного огонь,
Сумела пробудить надежду, мысль
В бесчувственной Громадности вселенской,
Очарованьем нервы, плоть пронзила —
Пленила косную земли отливку
И силой навязала ей восторг.
Живая, в платье трав, цветов, дерев,
Земля могучим загорелым телом
Открыто улыбалась небесам,
Лазурь влеклась к лазури в смехе моря;
И сонмы новых чувствующих тварей
В глубинах вод, лесов росли незримо,
Великолепье, скорость, резвость Жизни
В зверей красе изящной мчались всюду,
И человек дерзал и размышлял
И постигал душою мирозданье.
Но упредив то дивное дыханье,
Перехватив дары, щедроты Жизни,
Излитые сердцам в застенках нашим,
Двусмысленный и мрачный вторгся Некто,
Сомненьем всё поставив под вопрос.
Тайная Воля, облачившись Ночью
И духу уготовив тягость плоти,
Насильно навязала, утвердила
Мистическую маску смерти, боли.
Теперь, в неспешных страждущих годах
Томится чудо-странница крылатая,
Как гостья, заключенная в темницу:
Не в силах вспомнить мир счастливый свой,
Призвать его сюда — она покорна
Инертному закону Несознанья,
Бесчувственного основанья мира,
Где красота в слепых пределах страждет,
Где скорбь и радость — спутники-борцы.
Во власти жуткой тусклой немоты
Ее могучий тонкий дух был сломлен,
И благостыня счастья богодетского —
Прекрасный дар ее — была убита,
Весь блеск ее в ничтожность превратился,
Вся сладость — в извращенное желанье.
Здесь жизни рок — трудами смерть питать.
Столь скрытым стало здесь ее бессмертье,
Что, и внедрившая сознанье в вещность
Несознающую, она все ж мнится
Лишь эпизодом в смерти вековечной,
Лишь мифом бытия, чья участь — сгинуть.
Так в таинстве загадочном злоносном
Столь пагубно переменилась жизнь.
Конец Песни 3
Перевод с английского: Ритам (Дмитрий Мельгунов)
Декабрь 2017 — январь 2018 г.
ОМ
***
Я выложил весь свой перевод эпоса Шри Ауробиндо ?Савитри? и других его поэтических и прозаических произведений в открытый свободный доступ для всех вас. Пользуйтесь на здоровье и духовный расцвет! :)
Если вы хотите поблагодарить меня какой-либо суммой или поддержать дальнейшую работу по переводу на русский язык новых поэтических и прозаических произведений Шри Ауробиндо,
номер моей карты Сбербанка: 5469 5500 2444 1443
мой Яндекс.Кошелек: 410015517086415
https://money.yandex.ru/to/410015517086415
Мой емейл для связи: savitri (сбк) inbox (тчк) ru
Света, Радости, Гармонии!
***
Другие Песни и фрагменты эпоса ?Савитри?, а также другие поэтические произведения Шри Ауробиндо в моем переводе читайте у меня на сайте:
www.savitri.su
Там же можно приобрести мои уже изданные в печатной форме переводы поэзии и прозы Шри Ауробиндо.
Мой фотопоэтический сайт:
www.ritam-art.com
Полный текст эпоса на английском, а также другие труды Шри Ауробиндо в подлиннике можно загрузить на сайте Ашрама Шри Ауробиндо:
www.sriaurobindoashram.org
Эпос ?Савитри? представляет собой глубокий органичный синтез восточного и западного миропонимания и культуры, материализма и духовности, мудрости незапамятных веков и научных открытий настоящего, возвышенной классики и смелого модернизма, философии и поэзии, мистики и реализма, откровений прошлого и прозрений будущего. Здесь мы встречаем и поражающие воображение описания всей иерархии проявленных миров, от низших инфернальных царств до трансцендентных божественных сфер, и пронзительные по своей глубине и живой достоверности откровения немыслимых духовных реализаций, и грандиозные прозрения о сотворении мира, о вселенской эволюции, о судьбе человечества. Это откровение великой Надежды, в котором Любовь торжествует над Смертью, а человек, раскрывая истину своего бытия, побеждает враждебных богов и неотвратимый рок.
На фото Шри Ауробиндо (ок. 1918 г., Пондичерри)
* * *
Шри Ауробиндо
Sri Aurobindo
САВИТРИ
SAVITRI
Легенда и Символ
A Legend and a Symbol
Книга II. Книга Странника миров
Book II. The Book of the Traveller of the Worlds
Песнь 3. Блеск и Падение Жизни
Canto 3. The Glory and the Fall of Life
Великий йогин царь Ашвапати, лидер духовных исканий человечества, совершает могучую Йогу, ища духовную силу, которая могла бы полностью освободить человечество и избавить его от неведения, лжи, страдания и смерти. На первом этапе своей Йоги он раскрывает собственное истинное ?я? — свою душу (это описывается в Песни 3 ?Йога царя: Йога освобождения души? Книги I ?Книги Начал?), затем он преобразует все свое существо в чистый и светоносный сосуд души и благодаря этому в него начинают нисходить все более высокие духовные энергии (это описывается в Песни 5 ?Йога царя: Йога свободы и величия духа? Книги I ?Книги Начал?). Когда эта духовная трансформация становится достаточно полной, царь-йогин начинает воспринимать тонкие миры и обретает возможность странствовать по ним. Ему открывается вся лестница проявленных миров — от высших божественных сфер до низших инфернальных царств — и он начинает восхождение по всем проявленным уровням Бытия, открывая и осваивая их для человечества и стремясь достичь Источника Проявления, чтобы низвести его высочайшую спасительную Силу в земной мир. Путешествие царя-йогина через миры описывается в Книге II ?Савитри? — ?Книге Странника миров?.
Сначала Странник миров проходит через царства тонкой Материи — ближайшие к нашему грубоматериальному уровню, — где пребывают идеальные архетипы всех материальных форм нашего мира. Далее он движется через миры Жизни, витальной Энергии, низшие и высшие.
*
В настоящей Песни описывается, как Странник миров входит в безграничные миры Жизни, витальные царства, и видит все восхитительные великолепия Жизни, весь ее грандиозный блеск, а затем — ее горестное падение, которое произошло при ее нисхождении на землю, в материальный мир. Здесь дается великолепное описание высших миров Жизни, а также причины ее Падения при нисхождении на землю.
Перевод этой Песни сделан мной еще в 1990-х, на начальном этапе моей переводческой работы. В последующие годы я дорабатывал отдельные его фрагменты, однако с тех пор прошло много лет, и перевод нуждался в глубокой переработке. Сейчас я серьезно занялся его доработкой и в результате фактически получился новый перевод: от прежнего перевода осталось лишь несколько строк :) В прежнем переводе было много красивых и удачных строк, но часто эти строки лишь приблизительно передавали смысл подлинника; а многие строки были переведены совсем неточно или даже неправильно. Рад, что теперь удалось сделать новый перевод этой очень интересной и красивой Песни, и новый перевод очень близко передает смысл подлинника.
Вдохновляющего и просветляющего чтения всем духовным искателям!
ТЕПЕРЬ подъем широкий и неровный
Взбираться выше стопы влек его.
Природы большей слыша зов смятенный,
Он Разум воплощенный превзошел
И вторгся в ширь полей, сомненья полных,
Где все текуче, зыбко, все туманно,
В мир поисков и тягот беспрестанных.
С Неведомым сойдясь лицом к лицу,
Искатель на нехоженой дороге,
Томим вопросом, увлечен проблемой,
Что никогда никто не разрешал,
Ступал он по всегда нетвердым зыбям,
Влеком к всегда непостоянной цели
В пределах зыбких, где живут сомненья
На почве, уходящей из-под ног.
Его манил рубеж недостижимый,
И верил он, что с каждым шагом ближе
Тот горизонт бегущий миража.
То был скитаний мир, презревших кров,
Путей и странствий без конца, без счета.
Ничем не мог он там насытить сердца;
В блужданьях неустанный поиск шел
Неутоляющий, непрекратимый.
Там стала жизнь проявленным Несметным,
Движением морей смятенных, долгим
Броском отважным духа в ширь Пространства,
Стихией бурной в вечной Тишине,
Порывом, страстью Беспредельного.
В своей фантазии неудержимой
Творя себе все новые обличья,
Взмывая из оков известных форм,
Она отвергла ведомого пристань.
Неукротимая, не покоряясь
Ни страху, что сквозь Время гонит паству,
Ни Року, что преследует, ищейкой,
Ни Случаю, что вдруг разит внезапно,
Она приемлет крах как риск обычный.
Не думая про боль, про грех, паденье,
С опасностью схватившись безрассудно,
Она за новые открытья бьется
В просторах неизведанных души.
Казалось, бытие — лишь долгий опыт,
Невежественной Силы поиск-риск,
Что пробует все истины подряд
И, высшей не найдя, все продолжает,
Не утолившись, сомневаясь в цели.
Как некий внутренний провидел разум,
Такую форму принимала жизнь —
От мысли к мысли шла, от фазы к фазе,
То от своих же сил терпя терзанья,
А то блаженна и горда собой,
То госпожа себе, а то — раба, игрушка.
Гигантская бессвязность, нелогичность
Была законом действия ее,
Как будто нужно было все изведать
И исчерпать возможности сполна —
Блаженством, мукой забавлялось сердце.
Галопом громовым перипетий
Она в неукротимых скачках мчалась
Полями беговыми Обстоятельств,
То ввысь, то вглубь, как на волнах, летела,
Вознесена или сокрушена
На колесе изменчивом Времен.
[Или: На колесе непостоянном Времени.]
В желаньях нудно-серых пресмыкаясь,
В грязи Природы червь среди червей,
Она затем Титана стать снискала,
Себе всю землю в пищу захватила
И в мантии морей, в короне звезд
От пика к пику с кличем зашагала,
Алкая покорять миры и править.
Но вдруг, пленясь бездумно ликом Горя,
Она в мученье глубей погрузилась,
Погрязнув в собственной любви к страданью.
В общеньи скорбном с собственною сутью,
Растраченной в тех болестях бесплодных,
Она вела подсчет своим потерям,
Воссев с печалью, как со старым другом.
Веселий буйных вихрь иссякнул вскоре,
Иль в липких путах радости ущербной
Забылся зов судьбы и жизни цель.
На этой распланированной сцене
Для прихотей ее неисчислимых
Каприз любой мог быть законом жизни,
Но счастьем чистым наделить не мог;
Лишь привкус после них витал пикантный
Иль похоть лютая, что изнуряет.
В ее стремительном многообразьи
Несметном, несказанном, было что-то
Всегда неутоленное, всё то же,
Что в новом видело лишь лик былого,
Ведь каждый час всем прежним был подобен,
И в каждом измененьи длилась тягость.
Она есть дух, в себе и в цели не уверенный,
Избытком счастья быстро утомившийся:
Ей нужен кнут, бодец услад и мук
И вкус родной страданья и волненья,
И силится она достичь чего-то,
Чего не может никогда добыть.
Порочный вкус ей мучит губы жаждой:
Она от горя плачет, что сама избрала,
Она услады алчет, что ей грудь терзает,
И, к небесам стремясь, шагает все же к аду,
Случай и риск избрав в друзья по играм,
Судьбы качели — колыбелью, троном.
Все ж из Вневременного чистым, светлым
Ее рожденье было изначально,
Утраченный мировосторг и ныне
В ее очах не угасает чудно,
И в прихотях ее и настроеньях
Свои являет лики Беспредельный:
Ей красота дарована и счастье
Естественным и прирожденным правом,
И неизбывное Блаженство вечно —
Непреходящая ее обитель.
И лик античный там явила радость
Внезапным откровеньем сердцу скорби,
Будя терпенье в нем, алчбу, надежду.
В мирах смятенных, где неведом мир,
И в воздухе, что вздыблен горем, страхом,
И пролагая путь по зыбкой почве,
Он видел образ счастливой страны.
В сакральном Мироздания строеньи
Кружась, взвиваясь до вершин творенья,
В лазурной выси, не бывшей чрезмерной
Для теплой общности души и тела,
Близко, как мысль, и далеко, как небо,
Мерцало царство беспечальной жизни.
Вверху в сиявших новью небесах,
Иных, чем те, что озирает смертный,
Как в куполе богов златорезном,
Архипелагом смеха и огня,
Скользя в лазурных волнах, плыли звезды.
Спирали-башни, кольца дивных красок,
Мерцающие сферы чудо-счастья
Вдали витали символичным миром.
Они не разделяли бед и тягот,
Они не помогли бы в злоключеньях,
Глухи к страданью, битве, скорби жизни,
Ее уныньем, злобой не мрачимы,
[Не омрачаясь гневом, мглою, злобой…]
Незыблемы, взирали вниз бесстрастно
Великие провидческие планы,
Вовек блаженны в правоте извечной.
Полны своею красотой, довольством,
Они живут в восторге непреложном.
Далекие, купаясь в самоблеске,
Они, пылая, плыли в ясной дымке
Обителью нетленной грёзосвета,
Туманностью, богов сияньем свитой,
Рожденной из мечтаний вечности.
Едва приемлет их людская вера —
С трудом узнать в них можно ткань реалий.
Как будто в телевизоре волшебном
Начертаны для внутреннего ока,
Они блистают, образы далёка,
На том увеличительном экране,
[Или: В его увеличительном стекле...]
Но слишком высоки, прекрасны слишком,
[Или: Но слишком радостны, нездешни слишком...]
Чтоб их схватить сумели вежды смертных.
[Эти строки создавались в 1930-е годы, когда технологии телевидения только начали опробовать и понемногу внедрять в нескольких самых развитых странах мира (СССР, США, Германия, Великобритания). То есть, хотя Шри Ауробиндо, начиная с 1926 г. физически жил в полном уединении в маленьком городке Пондичерри на юге Индии, он был прекрасно осведомлен о новейших научных открытиях и технологиях человечества и, более того, — настолько хорошо разбирался в них, что даже очень органично использовал их только формировавшиеся названия для создания прекрасных и глубоких поэтических образов ?Савитри?, выражающих высшие реальности!]
Все ж так близки для жаждущего сердца,
Для восхищенной мысли, чувства тела
Те царства затаенные блаженства.
В той выси недостигнутой, хоть близкой
И чувствуемой нами, пусть и смутно,
Вне грубой хватки Времени и Смерти,
Вне поисков печали и желанья,
На высочайших сфер перифериях
Лучистых, зачарованных, сохранных
Лежат они, купаясь вечно в счастьи.
Пред нашим взором в грезе, в трансе, в думе,
Сверкая в тонком виденьи внутри,
Раздолья упоенные плывут,
Картины совершенной той державы
Являются глазам и ускользают,
Запечатляя в памяти свой блеск.
Творенья грез иль вечные Миры,
Настигнутые чувством иль мечтою,
Они пронзают сердце глубиной;
Подобны снам, но подлинней, чем явь,
Счастливей счастья, истинней, чем правда, —
Коль грезы были б то иль миражи,
Их быль затмила б фальшь земных реалий.
Живут в прозреньи в вечный миг летящий
Иль возвращаются к глазам зовущим
Всё время воскрешаемые в грезах
Те небеса немеркнущего Света,
Овеянные тишью безмятежной,
Те континенты мира и покоя
В лиловой озаренности лучистой,*
Те океаны без брегов, те реки
Ликующего Божьего восторга,
Те страны беспечальные, что вечно
Блаженствуют в сияньи солнц пурпурных.
[* Или:
Те озаренные материки
Лучистого лилового покоя...]
Звезда идеи светлой, дальней прежде,
Иль грезы хвост кометный в воображеньи, —
Теперь то царство обрело реальность.
Он бездну пересек, что отделяет
Земную ?явь? от истины-?мечты?,
И чудные миры великой жизни
Быть перестали грезами иль снами;
И взор настиг все, что они явили:
Их сцены, их картины, их событья
Глаза и сердце встретили, пленяя
Очарованьем чистым и блаженством.
Высь бездыханная манила взгляд,
Чьи рубежи вдавались в небо ?Я?,
В эфир основы странной углублялись.
Верховного блаженства Жизни сущность
Сверкала, пламенела в вышине.
Там на мистическом духовном пике
Лишь грань преображающая чуда,
Возвышенная, отделяла жизнь
От Бесконечного без форм, без черт,
От вечности оберегала Время.
Из той аморфной беспредельной ткани
Чеканит Время образы свои;
В тиши Предвечного вершится космос:
Всемирной Мощи облики без счета
Черпают силу быть и волю длиться
Из бездны динамичного покоя.
Вершину духа обращая к жизни,
Она растрачивает, не скупясь,
Единого пластичные свободы,
Чтоб воплощать в деянья и свершенья
Мечтанья своенравности своей;
И мудрости его влекущий зов —
Опора для ее шагов беспечных:
Он — пляски этой прочная основа;
Его вневременная неизменность
Недвижная нормировать должна
Ее творенья чудо неуемное.
И из энергий Пустоты незрячих
Слагая сцену явственной вселенной,
Она ее шаги его творила мыслью,
И в действиях ее слепых она все ж видит
Его всеведущего Света вспышками.
И сам Сверхразум неисповедимый
По воле ее нисходит, к ней склоняясь,
Чтоб мощь ее вести и направлять,
Что ощущает, но не может знать;
Ее морей смятенных неуемность
Обуздывает он дыханьем силы —
И жизнь послушна правящей Идее.
По воле ее и Разум светоносный
Ведомый Имманентностью всесветлой,
Рискуя, проводя эксперименты,
Свой путь торит в возможностях туманных
Средь сцен случайных мира, что не ведает.
В нас к Истине невежество влечется,
Чтобы Незнанье стать могло всеведущим,
Инстинкт — в божественную мысль возвысился,
А мысль — вместила б взгляд бессмертный подлинный,
Природа бы — взобралась в Божье тождество.
Господь миров, что сам ей стал рабом,
Теперь — ее фантазий исполнитель:
Она в каналы вовлекла моря всесилия;
Она законами сковала Беспредельного.
Бессмертный, обязавшись ей служить,
Теперь ее работы исполняет,
Ее Неведенья вершит заданья,
Укрывшись нашей бренности плащом.
Миры и формы, что она творит
Фантазией богини прихотливой,
Забыли свой исток в незримых высях:
Но и отбившись от своей причины вечной,
Искажены во тьме, в проклятии паденья —
Ведь и в паденьи скрыта радость извращенная,
Ее же все влечет, что служит наслаждению, —
Они все ж могут к пикам взмыть иль здесь
Стереть паденья духа приговор,
Восстановить божественность свою.
Он вечным виденьем объял едино
Ее высоких сфер блестящих гордость
И страны пресмыканья в низких глубях.
Вверху непадшая царила самость,
Внизу разверзлась мрачным трансом бездна,
Обратный полюс, темный антипод.
Там в ширях блещущих торжествовали
Великолепья абсолютов жизни:
Смеялись все в бессмертьи безопасном
И детстве нескончаемом души
До зарожденья мрака, боли, скорби,
Все смели быть собою и одним,
[Или: Всё смело быть собою и единым…]
И Мудрость со Свободой обнаженной
В безгрешной непорочности играли
В сияньи солнца Истины счастливом.
В мирах тех забавлялась вольно жизнь
И смехом, и иронией ужасной
Или вкушала труд, боренья, слезы,
Ложась главой на грудь влюбленной Смерти
Иль принимая сон за мир успенья.
[И сон изображал покой успенья.]
Она разъяла Божьи свет и тьму,
Чтоб испытать их вкус особый, сущность
Их противоположностей нагих.
Здесь, в сердце человеческом смешавшись,
Тона, оттенки их соткали в людях
Их существа непостоянный строй,
Их жизнь — поток, струящийся сквозь Время,
Природы их инертную подвижность,
Их душу — образ в фильме разнообразном,
Их космос-хаос личности текучей.
[Или:
Тона, оттенки их сплели, соткали
Строй существа его непостоянный,
И жизнь его — стремленье волн сквозь Время,
Его природы косную подвижность,
Его души разносюжетный фильм
И космос-хаос личности его.]
Та созидательница грандиозная
Своим прикосновением загадочным
Преобразила в упоенье, в силу
Самовоображенье бытия,
И превратила в страстную игру
Его непостижимую мистерию.
Но здесь миры высокие простерлись,
Взнесенные на полпути до неба.
Здесь лишь Вуаль была, не Тьмы Стена;
В обличьях, досягаемых для смертных,
Восторг неоскверненной чистоты
Сверкнул лучом Блаженства изначального.
Земля, когда б она была чиста,
Стяжать могла бы радости небес.
Обоженные наши чувства, сердце
Вкусить тогда смогли бы хоть отчасти
Естественного счастья выси блещущей
И абсолютов Сверхприроды трепета:
Все силы на путях земли тяжелых
Могли б всегда смеяться и резвиться,
С клинком жестоким боли не знакомы,
Могла бы вся любовь играть повсюду,
И места не было б стыду Природы.
Но грезы ее — в материальных стойлах,
И двери ее для высшего закрыты.
А те миры на собственных вершинах
Могли почувствовать дыханье Бога
И отблеск Трансцендентного окраин.
[Или: И отблеск Трансцендентного каймы.]
Сквозь белизну безмолвий вековечных
В бессмертных воплощеньях радость мчалась
Просторами близ вечности уснувшей.
Таинственные чистые гласы
В тиши блаженства трепетно взывали
К Любви отрадам сладким непорочным,
Моля, чтобы касанием медвяным
Она миры счастливо встрепенула,
В восторга длани заключила космос,
Единства мощью нетерпимо сладкой
В спасительные руки всех взяла,
Мятежных, бесприютных увлекая
В объятья состраданья своего,
Принудив к счастью, что они отвергли.
Венчальный гимн невидимому Богу,
Рапсодия пылавшей белой страсти
Бессмертную сзывали в сердце музыку
И пробуждали спящий слух экстаза.
Там чище, пламеннее чувство жило,
Алчба, влеченье жгучее пылало,
Что плоть земная вынести не в силах;
Привольно и легко дышалось там,
В ликующих биеньях мчалось сердце.
Там даже голос Времени немолчно
Бессмертного усладу воспевал,
И, вдохновением, лиричным плачем,
Мгновенья прилетали упоенно
И всем экстаз на крыльях приносили;
Невообразима и нага, как небо,
Свободно Красота торжествовала,
Не ведая преград в мечты просторах;
С небес волшебно Чудо-Птицы звали
Народ бессмертный побережий Света.
Из самых Божьих рук текло творенье;
Восторг и чудо странствовали вольно.
Усладой высшей стало просто быть,
Души счастливым смехом стала жизнь,
Царила Радость, взяв Любовь министром.
Там воплотилась светоносность духа.
Противоречья жизни там сплотились
В одной естественной любви и дружбе,
А крайности ее лишь обостряли
Гармонии единой восприятие:
Потворство с нежной чистотой явилось,
Питая грудью материнской бога:
[Или:
Там с нежной чистотой растила милость
По-матерински бога на груди…]
Там ложь не может жить, ведь слабых нет;
Неведенье — лишь тонкий кокон света,
Воображенье — своеволье Истины,
Услада — кандидат на огнь небесный;
Там интеллект молился Красоте,
Жила законом духа тихим сила,
И льнула власть главой к Блаженства персям.
[Или:
Там интеллект пред Красотой склонялся,
А сила — пред законом тихим духа,
А власть легла главой на грудь Блаженству.]
Великолепья там блистали высшие,
Невообразимые, непостижимые,
Покойного самодержавья Мудрости
Возвышенные страны автономные,
Коронные владения высокие
Ее светила девственного чудного,
И просветленные Богоправлением
Души всезрящей теократии
Царили, на престолы вознесенные
Луча из Трансцендентного могуществом.
Видение великолепий пышных,
Мечтание размахов грандиозных
В тех королевствах, блещущих как солнце,
Шагали царственною поступью:
Богов сенаты или ассамблеи —
Могучие царили силы жизни,
Владыки на престолах воли мраморной,
Возвышенные власти, самодержцы,
Могущества, увенчанные лаврами,
Вооруженные, императивные.
Всё было там великим и прекрасным,
Все были силой царственно отмечены.
Природного Закона олигархии
Горячими и гордыми главами
Служили одному челу монаршему
Спокойному, невозмутимому:
Все позы, состояния души
Облечены божественностью были.
Здесь пылкие два таинства сошлись
Двух радостей — господства и служенья,
Возложенных Любовью на Любовь,
Чье сердце покорялось упоенно,
Чье тело под ярмом склонялось сладким.
Игрою царственностей всё там было.
Ведь преклонение лишь поднимает
Согбенную молящегося силу
Ввысь, к гордости, блаженству божества,
Которое так чтит его душа:
Правитель там един со всем, чем правит:
Тем, кто в свободе ровной сердца служит,
Смиренность станет школой королевской,
Венцом и привилегией величья,
Их вера — говором природы высшей,
Служенье их — владычеством духовным.
В тех царствах Знание сошлось с творящей Силой,
Едино с ней в ее обители высокой,
И всю ее там сделало своею:
Великий Просветитель озаренный,
Объяв ее мерцавший стан и члены,
Их полнил страстью своего луча,
Пока вся плоть ее не стала чудно
Его сияния прозрачным домом,
И вся ее душа не заблистала
Лучистым двойником его души.
В апофеозе от касанья мудрости
Дни ее преобразились, обожены,
В сияющее жертвоприношение;
Бессмертной бабочкой она сгорала
Как в нескончаемом огне счастливом
В его невыносимом сладком пыле.
Плененная, там повенчалась жизнь
С ее завоевателем могучим.
В его великих небесах просторных
Она свой мир по-новому воздвигла,
Дала шагам ума мотора скорость,
Мышленью — жажду жить души прозреньем,
А жизни — побужденье знать и видеть.
Блистательность его ее объяла,
Могущество ее к нему прильнуло;
Она венчала на престол Идею
Царицею в пурпурном одеяньи,
Она призвала править Мысль, вручив ей
Свой чудодейный скипетр змеиный,
И формы собственные превратила
В его прозрений образы ритмичные,
И действия свои преобразила
В живое тело для его велений.
Творящей вспышкой, пламеневшим громом,
Победоносный, мчался Свет его,
Как всадник, на ее бессмертной Силе;
Галоп кентавра нес могуче бога.
Царила жизнь с умом двойной короной.
Великое торжественное счастье
Собою наполняло те миры,
В деяньи пела греза, в смехе — мысль,
И страсть могла не торопить желанья,
Пока не слышит приближенья Бога.
Веселая ребяческая радость
Собою наполняла те миры;
Беспечна, юность разума и сердца
Небесный инструмент открыла в теле,
Златистый нимб зажгла вокруг желанья
И высвободила в телесных членах
Обоженного зверя для забав
Божественных любви, красы, блаженства.
На лучезарных землях, взор стремивших
На небеса, сиявшие улыбкой,
Стремглав летело жизни побужденье
Безостановочно, неукротимо,
Не зная устали, в слезах счастливых.
Там всякий труд игрой лишь только был,
Игра — была единственным трудом,
Задачи, задаваемые небом, —
Забавами для богоравной мощи:
Вакханкой горней, чистою вовеки,
Нескованна тщедушьем смертных тел,
Жизнь обратилась вечностью восторгов,
И старость никогда не подступала,
Не избраждали тяготы чела.
На звездной тверди прочную основу
Обрушив гонку, смех бессмертных сил,
Нагие дети-боги резво мчались
В просторах неуемных игр своих,
Сражая ветры быстротой и блеском
И как с друзьями тешась с бурей, с солнцем,
Резвясь с морей штормливых белой гривой,
Сражая даль полетом колесниц,
[Или: Поправ колес полетом расстоянье...]
Борясь на силы собственной аренах.
В сиятельности царственны, как солнца,
Блистающей красой прекрасных станов
Они весь свод небесный озарили,
Опав на мир божественной щедротой.
Ввергая сердце в чары упоенья,
Они несли свой гордый, властный шарм
Как знамя Жизни на путях Пространства.
Идеи там — души друзья лучистые;
Играя речью, сея мысли дротики,
Там разум знает и без тех орудий.
Там Знанье, как и всё, — игра Природы.
В младого сердца яркий луч одеты
И им воззарены в права владенья,
Наследники Богоинстинкта раннего —
Владельцы-дети Времени извечного,
Еще храня невыразимый трепет
Блаженства первозданного творения,
Всем существом души впитали юность.
Неистовый и пылкий деспотизм,
Могучий гнет их воли знать лишь радость
По миру разливал неудержимо
Улыбчивые волны, струи счастья.
Там неги дух царил непобедимо,
Счастливый дней разлет в покойных ширях,
Разлив любви и мира всеохватный.
Там правила неутомимо сладость,
Восторга песнью на устах Времен.
Порядок грандиозный и спонтанный
Освободил от всех препятствий волю —
Души полет к блаженству окрыленный,
Солнечно-искренний и откровенный,
Раздолье, и приволье, и величье
Неудержимых действий без оков
И огненностремительного сердца
Счастливая вольготность золотая.
Фальшь разобщенности души исчезла,
Не возникало лжи словес и мыслей,
Крадущей самоистинность творенья, —
Лишь искренность, естественная сила
Царили всюду вольно, лишь свобода
Была верховной властью и законом.
Счастливой чередою те миры
Вздымались ввысь и погружались вглубь:
В разлетах тех чудных красот, сюрпризов,
Великолепья и гигантской силы
Привольно, неуемно Жизнь играла
С безмерными желаньями своими.
Она вздымала тысячи Эдемов
Без пауз, без границ, неудержима
В величии и грации без края
И в горней многоликости своей.
Пробуждена несметных душ призывом, трепетом,
Восстав из некой глуби в сердце Бесконечного
И улыбаясь как дитя новорожденное
Любви и радостному упованию,
В своей натуре заключая мощь Бессмертного,
В своей груди неся извечно Волю вечную,
Она внимала одному водительству —
Лишь собственному сердцу светоносному:
Паденье не могло случиться там,
Ее шагов божественность испортить;
Чужая Ночь была там невозможна
И не могла затмить ей очи мраком.
Там смысла не было в скупой ограде —
Лишь совершенство, радость в каждом действе.
В стремительной фантазии причудах,
В роскошном буйстве красочном ума,
Ведунья грез божественных, могучих,
Кудесница, что зиждит сонмы форм,
Исследуя размеры Божьих ритмов,
Она свивала вольно и раздольно
Свой чудодейный танец колдовской,
Дионисийскою богиней счастья,
Вакханкою творящего экстаза.
Тот мир блаженства звал его к себе,
Но не нашел он путь к его усладам;
Мост не пролег над бездною в сознаньи.
Еще был темный воздух вкруг души,
Вязавший к образу смятенной жизни.
Хоть разум жаждал и алкали чувства,
Но горькой и унылой Мысли скорбной,
Что выросла в переживаньях серых,
И видению, что померкло слепо
От горя, от заботы и от сна,
Все это мнилось лишь желанной грезой,
Что в жаждущей дали возмнило сердце
Того, кто в мук земных тени бредет.
Хоть прежде знал он Вечного объятья,
Но слишком близко к страждущим мирам
Пока еще жила его природа,
И там, где шел он, были входы Ночи.
С трудом, обременен заботой мира,
Отливки нашей грубый материал,
Что нас образовал, воздать способен
В ответ на радость — подлинную радость,
В ответ на свет — незамутненный свет.
Ведь в нем смешенье боли и услады
Впервые пробудило, привлекло
Мучительную волю мыслить, жить,
И он еще хранит привычку эту:
Раздвоенность — наш жуткий способ быть.
Когда родился этот смертный мир,
В его началах грубых и незрелых
Ни жизни вовсе не существовало,
Ни игр ума и ни желаний сердца.
Лишь в Пустоте, сознания лишенной,
Земля была сотворена тогда —
Лишь сцена материальная явилась:
Отождествившись с морем, с небом, с камнем,
Ее младые боги возмечтали,
Возжаждали освобожденья душ
От сна в предметах, смутных, неживых.
В той грандиозности необитаемой,
В той обнаженной красоте блистательной,
В глухой безмолвности и неподвижности
Средь звуков, коим не внимал никто,
Тяжка была нерозданная ноша
Для Бога в мире, не имевшем нужд:
Ведь никого на целом свете не было,
Кто мог бы чувствовать, воспринимать.
Их необъятный творческий порыв
Не мог вместиться в этой плотной массе,
Что не переносила пульса чувств:
В гармонии Материи почивший,
Стряхнул окамененья отдых Дух.
В бездумном трансе он пришел в движенье
И ощупью найти пытался зренье,
К страстям сознательного сердца влекся
И к речи, мысли, радости, любви,
В бесчувственном вращеньи дней, ночей
Влеченья, отклика алкал пульсаций.
[Или: Алчбы и отклика биений жаждал.]
В застывшем равновесьи несознание
Заколебалось от прикосновенья,
Интуитивное Безмолвие
Затрепетало именем безвестным, —
Они молили Жизнь войти во прах,
В бесчувственную вторгнуться формовку
И пробудить в животных формах бога.
Немой, кружащий шар услышал глас,
Стенанья в Пустоте глухой взроптали.
Казалось, задышало существо
Там, где доныне не было ни твари:
Закрытое в бездушных мертвых глубях,
Забыв про бытие, сознанье, радость,
Нечто зашевелилось, повернулось,
Как спавший с незапамятных времен.
Поняв свою реальность погребенную,
Вспомнив себя и собственное право,
Оно взалкало знанья, и стремленья,
И наслажденья — возжелало жить.
И Жизнь услышала тот пылкий зов:
Она покинула свой свет родной,
Она излилась широко, могуче
Из сферы дивноблещущей своей
Во взвитый косный смертный Космос-хаос:
Великокрылый милостивый Ангел,
Она и здесь всещедро расточала
Свое блистанье, быстроту, блаженство,
Стремясь наполнить радостью счастливой
Прекрасный первозданный новый мир.
Как, смертному к груди прильнув, богиня
Объятьем райским полнит дни его,
Так снизошла она до бренных форм,
Чтобы и в них создать себе обитель;
Она сошла в Материи утробу
И в ней зажгла Бессмертного огонь,
Сумела пробудить надежду, мысль
В бесчувственной Громадности вселенской,
Очарованьем нервы, плоть пронзила —
Пленила косную земли отливку
И силой навязала ей восторг.
Живая, в платье трав, цветов, дерев,
Земля могучим загорелым телом
Открыто улыбалась небесам,
Лазурь влеклась к лазури в смехе моря;
И сонмы новых чувствующих тварей
В глубинах вод, лесов росли незримо,
Великолепье, скорость, резвость Жизни
В зверей красе изящной мчались всюду,
И человек дерзал и размышлял
И постигал душою мирозданье.
Но упредив то дивное дыханье,
Перехватив дары, щедроты Жизни,
Излитые сердцам в застенках нашим,
Двусмысленный и мрачный вторгся Некто,
Сомненьем всё поставив под вопрос.
Тайная Воля, облачившись Ночью
И духу уготовив тягость плоти,
Насильно навязала, утвердила
Мистическую маску смерти, боли.
Теперь, в неспешных страждущих годах
Томится чудо-странница крылатая,
Как гостья, заключенная в темницу:
Не в силах вспомнить мир счастливый свой,
Призвать его сюда — она покорна
Инертному закону Несознанья,
Бесчувственного основанья мира,
Где красота в слепых пределах страждет,
Где скорбь и радость — спутники-борцы.
Во власти жуткой тусклой немоты
Ее могучий тонкий дух был сломлен,
И благостыня счастья богодетского —
Прекрасный дар ее — была убита,
Весь блеск ее в ничтожность превратился,
Вся сладость — в извращенное желанье.
Здесь жизни рок — трудами смерть питать.
Столь скрытым стало здесь ее бессмертье,
Что, и внедрившая сознанье в вещность
Несознающую, она все ж мнится
Лишь эпизодом в смерти вековечной,
Лишь мифом бытия, чья участь — сгинуть.
Так в таинстве загадочном злоносном
Столь пагубно переменилась жизнь.
Конец Песни 3
Перевод с английского: Ритам (Дмитрий Мельгунов)
Декабрь 2017 — январь 2018 г.
ОМ
***
Я выложил весь свой перевод эпоса Шри Ауробиндо ?Савитри? и других его поэтических и прозаических произведений в открытый свободный доступ для всех вас. Пользуйтесь на здоровье и духовный расцвет! :)
Если вы хотите поблагодарить меня какой-либо суммой или поддержать дальнейшую работу по переводу на русский язык новых поэтических и прозаических произведений Шри Ауробиндо,
номер моей карты Сбербанка: 5469 5500 2444 1443
мой Яндекс.Кошелек: 410015517086415
https://money.yandex.ru/to/410015517086415
Мой емейл для связи: savitri (сбк) inbox (тчк) ru
Света, Радости, Гармонии!
***
Другие Песни и фрагменты эпоса ?Савитри?, а также другие поэтические произведения Шри Ауробиндо в моем переводе читайте у меня на сайте:
www.savitri.su
Там же можно приобрести мои уже изданные в печатной форме переводы поэзии и прозы Шри Ауробиндо.
Мой фотопоэтический сайт:
www.ritam-art.com
Полный текст эпоса на английском, а также другие труды Шри Ауробиндо в подлиннике можно загрузить на сайте Ашрама Шри Ауробиндо:
www.sriaurobindoashram.org
Метки:
