О, боги, мои боги. Как грустна...

...Альтовый концерт, который он написал в 1993 году, за три года до смерти, это концерт ухода. Это прощание, это о том, как душа расстается с телом.... пишу последнюю главу, цитирую любимую книгу Микаэла Леоновича ?Мастер и Маргарита?, а в конце завершаю, что ?судьба свершилась, и замкнут круг? цитатой из японского цикла: "Как странник я одет, готов к пути. Мой путь в волнах безбрежных исчезает … "

"...Однажды роман открылся на 32 главе. Ее начало пронзило меня своим соответствием смыслу альтового концерта. Да, это те самые слова, та самая поэзия, тот самый смысл, который возникает в музыке и в жизни Микаэла Таривердиева за чертой линии, проведенной ?Чернобылем?...."

В.Таривердиева
https://www.youtube.com/watch?v=-_rzRFwvP-s

===


О, боги, мои боги. Как грустна
вечерняя земля! Туманов тайны
по-над болотами.
Кто среди них блуждал,
страдая перед смертью много,
кто над землей летел,
на сердце груз неся, тот знает.
Знает уставший.
Он без сожаленья уходит от туманов и земли,
ее болотец, рек, он с легким сердцем
в объятья смерти, зная - лишь она
одна воздаст покоем - отдается.

Подутомились даже кони, и несли
на спинах всадников уж медленней,
и ночь их стала догонять как неизбежность.
Почуяв за своей спиной, притих
неугомонный Бегемот, вцепившись
в седло когтями, молчалив, серьезен,
летел, хвост распушив. Ночь начала
своим черным платком леса с лугами
уж накрывать, печальны огоньки
где-то внизу - уже совсем чужие,
неинтересные, не нужные совсем
ни Мастеру ни Маргарите. Эта ночь
перегоняла кавалькаду, пятна звезд
набрасывая в загрустившем небе.

Густела ночь, плащи хватала, рядом
летя, содрав их с плеч, обман уж завершив.
Летящих к своей цели лик менялся;
когда луна багровая взошла,
исчез обман, в туманах утонула
нестойкая одежда колдовства.

Взамен Коровьева-Фагота был уж рыцарь
с мрачнейшим неулыбчивым лицом.
Ночь оторвала хвост у Бегемота.
Кто был котом, потехой князя тьмы,
теперь был юношей, был демоном-пажом,
лучшим шутом, что был когда на свете.
Теперь притих и он, летя беззвучно,
лицо под лунный свет подставив. Сбоку всех
летел в стальных доспехах Азазелло.
Исчез бесследно безобразный клык,
нет кривоглазия - глаза его пусты,
черны на белом и холодном лике.
Демон-убийца, дух пустынь безводных.
Уже в своем обличье Воланд. Конь его -
лишь глыбы мрака, грива - его туча...


- Слушай беззвучие и наслаждайся тем,
чего тебя лишали - тишиной.
Смотри, вон впереди твой вечный дом,
его венецианское окно и виноград,
что вьется к самой крыше...
Вот дом твой, вот твой вечный дом.
Я знаю, вечером к тебе придут
лишь те, кого ты любишь, интересен
и не создаст тревог.
Будут играть и петь тебе, увидишь,
какой свет в комнате, где свечи зажжены.
И будешь засыпать уже с улыбкой.
Сон укрепит тебя. Уже
прогнать меня не сможешь.
Сон беречь твой буду...

Так говорила Маргарита, и слова
струились, как шептал уж сзади
оставленный ручей, и память,
исколотая иглами, стихала.
Кто-то давал ему уже свободу
как сам он дал ее, героя,
им созданного, все же отпустив.


Герой невозвратимо канул в бездну,
прощенный в ночь на воскресенье сын
от звездочета-короля, жестокий пятый
наместник Иудеи, всадник Понтий...

М.А.Булгаков. Мастер и Маргарита, гл.32