Раскольники. Из Лины Костенко
Раскольники, фанатики, ваши бороды –
как спрессованный дым.
Обугленная вера тлеет
в исторической тишине.
На фото – отец, кряжистый нелюдим,
и мать допотопная в шушуне.
Мумифицированные дед и баба,
дочери в кофточках.
Какой-то калека присел на корточки.
Сыны, золовки – дремучий род,
платки меж клиньями бород…
Румыния добра к вам в меру.
На ваших лицах, как рубцы,
застыло: ?Веруем лишь в веру,
юже предаша нам отцы?.
Вы здесь пришельцы. Вы здесь гости.
Подошвы жесткие в золе.
В могилах воют ваши кости
по святорусския земле!
Гудел набатно Нижний и Ростов.
Всё оставлял тогда в своей халупе,
взлетавший из раскольничьих костров,
мужицкий феникс в подранном тулупе.
Бежал он в Татры. Древние роды –
Луки, Фомы, Егория, Антипа,
в своём укладе стойки и тверды,
признали всё же власть дагерротипа.
Вы все стоите – в рамке, за стеклом,
своя семья от шурина до кума.
И ваши очи тужат ?о былом?
глазами протопопа Аввакума.
Так близко голова от головы,
и младший сын стоит здесь между вами,
небритый, бородатый, как и вы, –
лицо, похоронённое бровями.
А рядом с ним жена его с кольцом?
Жена? Иль приведенье в сарафане?
Зачем и кто ей выскоблил лицо? –
один лишь стан в шелках, как в целлофане.
Там нет лица. Есть только сарафан
и пустота, что закричать готова:
Что сделала, что сделала я вам?!
Они молчат. И он молчит. Ни слова.
Она тебя оставила в беде?
Не выбрала меж верою и счастьем?
Она с другим забыла о тебе?
Как её звали – Дашенькою? Настей?
Женой, красой, дубиной стоеросовой,
твоей печалью, просинью в очах?
Не дал ей Бог – боярыней Морозовой.
Ты плакал ли за нею по ночам?
Иль проклял, о своём тревожась благе?
Иль кто из старших нашептал в тиши?
Коль ты её так соскоблил с бумаги,
как вытравил её ты из души?
Мне – неизвестно. Я смотрю на вас.
Вы только тень от судеб сохранили.
Перебродил в кадушках ваших квас,
и сундуки в кладовках перегнили.
Молчите вы? Раскольники молчат.
Упрямцы, страстотерпцы, нелюдимы.
А во дворах осот и молочай.
Где вы, Анастасии, Никодимы?
Где счастье ваше? Горе, где оно?
В глазах такая дивная кручина…
Вы только тени, коих нет давно,
так – ?догорай, гори, моя лучина?.
Гори, не догори!.. Пусть с той поры
осели окна и рассохлись пяльцы,
и груша осеняет все дворы,
торча, как два воздетых к небу пальца.
как спрессованный дым.
Обугленная вера тлеет
в исторической тишине.
На фото – отец, кряжистый нелюдим,
и мать допотопная в шушуне.
Мумифицированные дед и баба,
дочери в кофточках.
Какой-то калека присел на корточки.
Сыны, золовки – дремучий род,
платки меж клиньями бород…
Румыния добра к вам в меру.
На ваших лицах, как рубцы,
застыло: ?Веруем лишь в веру,
юже предаша нам отцы?.
Вы здесь пришельцы. Вы здесь гости.
Подошвы жесткие в золе.
В могилах воют ваши кости
по святорусския земле!
Гудел набатно Нижний и Ростов.
Всё оставлял тогда в своей халупе,
взлетавший из раскольничьих костров,
мужицкий феникс в подранном тулупе.
Бежал он в Татры. Древние роды –
Луки, Фомы, Егория, Антипа,
в своём укладе стойки и тверды,
признали всё же власть дагерротипа.
Вы все стоите – в рамке, за стеклом,
своя семья от шурина до кума.
И ваши очи тужат ?о былом?
глазами протопопа Аввакума.
Так близко голова от головы,
и младший сын стоит здесь между вами,
небритый, бородатый, как и вы, –
лицо, похоронённое бровями.
А рядом с ним жена его с кольцом?
Жена? Иль приведенье в сарафане?
Зачем и кто ей выскоблил лицо? –
один лишь стан в шелках, как в целлофане.
Там нет лица. Есть только сарафан
и пустота, что закричать готова:
Что сделала, что сделала я вам?!
Они молчат. И он молчит. Ни слова.
Она тебя оставила в беде?
Не выбрала меж верою и счастьем?
Она с другим забыла о тебе?
Как её звали – Дашенькою? Настей?
Женой, красой, дубиной стоеросовой,
твоей печалью, просинью в очах?
Не дал ей Бог – боярыней Морозовой.
Ты плакал ли за нею по ночам?
Иль проклял, о своём тревожась благе?
Иль кто из старших нашептал в тиши?
Коль ты её так соскоблил с бумаги,
как вытравил её ты из души?
Мне – неизвестно. Я смотрю на вас.
Вы только тень от судеб сохранили.
Перебродил в кадушках ваших квас,
и сундуки в кладовках перегнили.
Молчите вы? Раскольники молчат.
Упрямцы, страстотерпцы, нелюдимы.
А во дворах осот и молочай.
Где вы, Анастасии, Никодимы?
Где счастье ваше? Горе, где оно?
В глазах такая дивная кручина…
Вы только тени, коих нет давно,
так – ?догорай, гори, моя лучина?.
Гори, не догори!.. Пусть с той поры
осели окна и рассохлись пяльцы,
и груша осеняет все дворы,
торча, как два воздетых к небу пальца.
Метки: