Ф. Г. Лорка На ферме
Ф. Г. Лорка На ферме
Малыш Стэнтон
- Ты частица меня?
- Да, и ты?
- Да, да.
Я, пребывая один в тишине,
Возвращаюсь в твои десять лет.
Твоё увлеченье конями мне тройной слепотой.
Я мчу с тобой рядом, и клювы колибри
Бьют колко в лицо мне.
От кукурузных холодных листьев
Мелкой дрожью меня лихорадит.
Стэнтон, мальчик мой, Стэнтон!
В полночь тьма из тех коридоров
Точно рак выползает пустыней улиток,
Пределом их одиночества.
Рак, таящий тучных скоплений термометры,
В заботе о соловьях чтоб вскрыли плоды их.
Теперь рядом с домом в бреду пребывает,
Чтобы треснула белизна его стен.
Он пробился сквозь чащу леса, оставив
След свой в виде маленьких крестов
Множеством ожогов.
Кровоточит моя боль по вечерам,
Когда твои глаза я вижу в этих стенах
И твои руки, моё тело
Погружается в травы напоённые ядом.
В погребальном колокольном звоне
Я жаждал, чтобы псы, сорвав твой саван,
В прах превратили, освободив от содроганья
Людей тебя провожающих,
Ещё до прихода к воротам слёзных потоков.
О, мой маленький Стэнтон, мой глупый бельчонок.
Твоя мать сломлена деревенскими кузнецами,
И братом твоим, что под арками
Съеден уже муравьями.
Пронзил тот же рак, порвавший слабые цепи!
Молочные реки кормилиц, покрытые мхами,
Детям привкусом горького корня
От раздавленных тьмою голубок
Склонённых к грязным теченьям
Ради любовного зелья для какой-нибудь крысы.
Я их спокойствия жажду,
Притесненья тех уличных пальцев.
Ты не ведал тогда о твоём огражденье.
День твой, Стэнтон, накрыл обезумивший рак,
Швырнув тебя в спальню,
Где в эпидемии умерли гости.
Он раскрыл их ущелье стеклянною розой
Тощими пальцами.
И зрачки залепил их тиной, чтобы твой парус
Направить на поиски ужаса жаждой мне погребенья
В соцветиях трав ядовитых.
Недовольство умерив, улёгся он рядом с тобой,
Распылив по кайме простыней красную горечь пейзажей,
Что над гробами зависли деревьями леденящими
Обожжёнными окисью бора.
Укройся там, помня об обещанном слове небесном,
О сне в облаках для деревьев, собак, черепашек
Без свинцового ветра.
О сне в белых лилиях, не окроплённых слезами.
Чтобы помнили люди, мой мальчик, о забвенье твоём.
Когда начнётся война,
У могилы твоей я оставлю для собаки кусочек сыра.
Твои десять лет превратятся во множество листьев.
Осыпаясь, они покроют мёртвые лица.
Десять лет твоих станут розами
На плечах моих в сере рассветов.
И я, мой маленький Стэнтон,
В одно забытье с тобой погружусь, позабыв обо всём,
Касаясь губами твоего увядшего лика,
Войду изваяньем охваченным зеленью Малярии.
- Ты частица меня?
- Да, и ты?
- Да, да.
Малыш Стэнтон
- Ты частица меня?
- Да, и ты?
- Да, да.
Я, пребывая один в тишине,
Возвращаюсь в твои десять лет.
Твоё увлеченье конями мне тройной слепотой.
Я мчу с тобой рядом, и клювы колибри
Бьют колко в лицо мне.
От кукурузных холодных листьев
Мелкой дрожью меня лихорадит.
Стэнтон, мальчик мой, Стэнтон!
В полночь тьма из тех коридоров
Точно рак выползает пустыней улиток,
Пределом их одиночества.
Рак, таящий тучных скоплений термометры,
В заботе о соловьях чтоб вскрыли плоды их.
Теперь рядом с домом в бреду пребывает,
Чтобы треснула белизна его стен.
Он пробился сквозь чащу леса, оставив
След свой в виде маленьких крестов
Множеством ожогов.
Кровоточит моя боль по вечерам,
Когда твои глаза я вижу в этих стенах
И твои руки, моё тело
Погружается в травы напоённые ядом.
В погребальном колокольном звоне
Я жаждал, чтобы псы, сорвав твой саван,
В прах превратили, освободив от содроганья
Людей тебя провожающих,
Ещё до прихода к воротам слёзных потоков.
О, мой маленький Стэнтон, мой глупый бельчонок.
Твоя мать сломлена деревенскими кузнецами,
И братом твоим, что под арками
Съеден уже муравьями.
Пронзил тот же рак, порвавший слабые цепи!
Молочные реки кормилиц, покрытые мхами,
Детям привкусом горького корня
От раздавленных тьмою голубок
Склонённых к грязным теченьям
Ради любовного зелья для какой-нибудь крысы.
Я их спокойствия жажду,
Притесненья тех уличных пальцев.
Ты не ведал тогда о твоём огражденье.
День твой, Стэнтон, накрыл обезумивший рак,
Швырнув тебя в спальню,
Где в эпидемии умерли гости.
Он раскрыл их ущелье стеклянною розой
Тощими пальцами.
И зрачки залепил их тиной, чтобы твой парус
Направить на поиски ужаса жаждой мне погребенья
В соцветиях трав ядовитых.
Недовольство умерив, улёгся он рядом с тобой,
Распылив по кайме простыней красную горечь пейзажей,
Что над гробами зависли деревьями леденящими
Обожжёнными окисью бора.
Укройся там, помня об обещанном слове небесном,
О сне в облаках для деревьев, собак, черепашек
Без свинцового ветра.
О сне в белых лилиях, не окроплённых слезами.
Чтобы помнили люди, мой мальчик, о забвенье твоём.
Когда начнётся война,
У могилы твоей я оставлю для собаки кусочек сыра.
Твои десять лет превратятся во множество листьев.
Осыпаясь, они покроют мёртвые лица.
Десять лет твоих станут розами
На плечах моих в сере рассветов.
И я, мой маленький Стэнтон,
В одно забытье с тобой погружусь, позабыв обо всём,
Касаясь губами твоего увядшего лика,
Войду изваяньем охваченным зеленью Малярии.
- Ты частица меня?
- Да, и ты?
- Да, да.
Метки: