Артюр Рембо. Пьяный корабль
ПЬЯНЫЙ КОРАБЛЬ
Гонимый реками, я скрылся от погони,
когда под крики краснокожих дикарей
у жертвенных столбов в конвульсиях агоний
ждала команда смертной участи своей.
Безлюден мой корабль, лишь в трюме до отвала
зерна фламандского, английского сукна.
Пока на берегу расправа утихала,
все дальше, дальше, прочь несла меня волна.
И распахнулась ширь такая предо мною,
что ум мальчишеский и в грезах не видал.
И полуострова, с их линией кривою,
сметал с пути морской обрушившийся шквал.
Шторм все перевернул – где был восток, где запад?
И кувыркался я дней десять, бестолков,
как пробка глупая, что вышвырнули за борт.
И никаких вблизи глазастых маяков.
Как в детстве чуден сок незрелых яблок сада,
в желудок корабля сквозь днище хлобыстал
фонтан морской воды. Он, как вино, был сладок,
смыл пятна рвоты и сорвал к чертям штурвал.
Подобна забытью свободная стихия,
лазоревая муть, глубоководный клад.
Теперь в нее нырял, как некогда в стихи я,
где в илистых цепях утопленники спят.
Лишь там разгадка тайн, где ритм течений ярых
не может быть сравним с теченьем наших дней.
Яснее жизни, крепче пьяного угара,
родней любимых строф, милей земных страстей.
Я истину познал, когда срывал зарницы
с темнеющих небес взбешенный океан.
И с лепетом зари на крыльях голубицы
взмывал над головой предутренний туман.
И я познал закат – как он кроваво хлещет
вдали на горизонт и умирает там.
И шел за валом вал, как будто войск зловещих
железные ряды из всех античных драм.
Когда ж смыкала ночь под снежной пеленою
воды и воздуха – две тяжести стихий,
взрывались предо мной то с фосфорной луною,
то с отраженьем звезд раскаты волн лихих.
Я месяцами мог их изучать повадки,
звериный вой и пыл при штурме диких скал.
Шипели пеною они в животной схватке.
Святая дева! Твой ли перст их усмирял?
Так знайте, это я к Флориде несказанной
причаливал и шел по радужным мостам
из желтых глаз пантер, из сини океана,
из кожи разных рас, деленных по цветам.
И долетал к ноздрям тлетворный запах гнили
с болот, где погребен левиафан живьем.
Там лежбище его. Там в омуте и иле
находит океан крушение свое.
Стекает перламутр, льды в берег бьют со стуком,
на отмелях глазурь, дух глины и смолы.
Клопы тяжелых змей сосут, обвивших туго
гигантов грубые древесные стволы.
Вот детям бы открыть подводный мир глубинный,
в сияньях чешуи, в поющих плавниках,
что дали в плаванье мне силы исполина,
и крепость корабля, и парусов натяг.
Скитался мой корабль на полюсах и зонах.
Качал его борта, как будто колыбель,
прилив цветущих вод. От брызг его соленых
вмиг мной овладевал, как женщиною, хмель.
С облепленной кормой, в присосках мидий, губок,
горластым шумом птиц всечасно окружен,
в палитре перьев их на досках палуб грубых –
приютом стал для всех кочующий мой дом.
Оторванный от суш, затерянный в пучинах,
корабль пьяный мой врос насмерть в океан.
Не выследит его ни ганзовский купчина,
ни крейсер-монитор береговых охран.
Свободный, дышащий под полным фиолета
открытым небом, где лишь тучи вознеслись,
презревший то, что так отрадно для поэта:
и язвы солнечные, и лазури слизь.
Когда ж июльский зной дотла жег в поднебесье
ультрамарин дневной, я счастье находил
среди морских коньков – в их рой вплетался весь я
под электрическими вспышками светил.
В водоворот Мальстрема втиснутый, как в саван,
за сотни миль отброшен, как за сотни лет,
вдруг европейская пригрезилась мне гавань,
ее изношенный булыжный парапет.
В архипелаги звезд входил я; словно ада
тяжелые врата, срывал небес покров.
Ты там, изгнанница, вскормленная плеядой
золототканых птиц, грядущих ждешь грехов?
Что толку слезы лить! Зловещи зорь побеги,
кошмаром солнц и лун так сердце сведено!
Любовью к морю пьян, отравлен им навеки.
Круши корабль мой! Тащи меня на дно!
И что теперь вода Европы! – просто лужа.
Войти ль в ее покой, морской оставив гнев?
Свой спичечный челнок пускай в ней молча кружит
печальный мальчуган, на корточки присев.
Вернитесь, прорвы волн! О, мне невыносимо
встречать торговые плавучие гробы,
гирлянды огоньков, флажков, плывущих мимо,
мостов глазницы и портов косые лбы.
ARTHUR REMBAUD
Le Bateau ivre
Comme je descendais des Fleuves impassibles,
Je ne me sentis plus guid; par les haleurs :
Des Peaux-Rouges criards les avaient pris pour cibles
Les ayant clou;s nus aux poteaux de couleurs.
J';tais insoucieux de tous les ;quipages,
Porteur de bl;s flamands ou de cotons anglais.
Quand avec mes haleurs ont fini ces tapages
Les Fleuves m'ont laiss; descendre o; je voulais.
Dans les clapotements furieux des mar;es
Moi l'autre hiver plus sourd que les cerveaux d'enfants,
Je courus ! Et les P;ninsules d;marr;es
N'ont pas subi tohu-bohus plus triomphants.
La temp;te a b;ni mes ;veils maritimes.
Plus l;ger qu'un bouchon j'ai dans; sur les flots
Qu'on appelle rouleurs ;ternels de victimes,
Dix nuits, sans regretter l'oeil niais des falots !
Plus douce qu'aux enfants la chair des pommes sures,
L'eau verte p;n;tra ma coque de sapin
Et des taches de vins bleus et des vomissures
Me lava, dispersant gouvernail et grappin
Et d;s lors, je me suis baign; dans le Po;me
De la Mer, infus; d'astres, et lactescent,
D;vorant les azurs verts ; o;, flottaison bl;me
Et ravie, un noy; pensif parfois descend ;
O;, teignant tout ; coup les bleuit;s, d;lires
Et rythmes lents sous les rutilements du jour,
Plus fortes que l'alcool, plus vastes que nos lyres,
Fermentent les rousseurs am;res de l'amour !
Je sais les cieux crevant en ;clairs, et les trombes
Et les ressacs et les courants : Je sais le soir,
L'aube exalt;e ainsi qu'un peuple de colombes,
Et j'ai vu quelque fois ce que l'homme a cru voir !
J'ai vu le soleil bas, tach; d'horreurs mystiques,
Illuminant de longs figements violets,
Pareils ; des acteurs de drames tr;s-antiques
Les flots roulant au loin leurs frissons de volets !
J'ai r;v; la nuit verte aux neiges ;blouies,
Baiser montant aux yeux des mers avec lenteurs,
La circulation des s;ves inou;es,
Et l';veil jaune et bleu des phosphores chanteurs !
J'ai suivi, des mois pleins, pareille aux vacheries
Hyst;riques, la houle ; l'assaut des r;cifs,
Sans songer que les pieds lumineux des Maries
Pussent forcer le mufle aux Oc;ans poussifs !
J'ai heurt;, savez-vous, d'incroyables Florides
M;lant aux fleurs des yeux de panth;res ; peaux
D'hommes ! Des arcs-en-ciel tendus comme des brides
Sous l'horizon des mers, ; de glauques troupeaux !
J'ai vu fermenter les marais ;normes, nasses
O; pourrit dans les joncs tout un L;viathan !
Des ;croulement d'eau au milieu des bonaces,
Et les lointains vers les gouffres cataractant !
Glaciers, soleils d'argent, flots nacreux, cieux de braises !
;chouages hideux au fond des golfes bruns
O; les serpents g;ants d;vor;s de punaises
Choient, des arbres tordus, avec de noirs parfums !
J'aurais voulu montrer aux enfants ces dorades
Du flot bleu, ces poissons d'or, ces poissons chantants.
- Des ;cumes de fleurs ont berc; mes d;rades
Et d'ineffables vents m'ont ail; par instants.
Parfois, martyr lass; des p;les et des zones,
La mer dont le sanglot faisait mon roulis doux
Montait vers moi ses fleurs d'ombre aux ventouses jaunes
Et je restais, ainsi qu'une femme ; genoux...
Presque ;le, balottant sur mes bords les querelles
Et les fientes d'oiseaux clabaudeurs aux yeux blonds
Et je voguais, lorsqu'; travers mes liens fr;les
Des noy;s descendaient dormir, ; reculons !
Or moi, bateau perdu sous les cheveux des anses,
Jet; par l'ouragan dans l';ther sans oiseau,
Moi dont les Monitors et les voiliers des Hanses
N'auraient pas rep;ch; la carcasse ivre d'eau ;
Libre, fumant, mont; de brumes violettes,
Moi qui trouais le ciel rougeoyant comme un mur
Qui porte, confiture exquise aux bons po;tes,
Des lichens de soleil et des morves d'azur,
Qui courais, tach; de lunules ;lectriques,
Planche folle, escort; des hippocampes noirs,
Quand les juillets faisaient crouler ; coups de triques
Les cieux ultramarins aux ardents entonnoirs ;
Moi qui tremblais, sentant geindre ; cinquante lieues
Le rut des B;h;mots et les Maelstroms ;pais,
Fileur ;ternel des immobilit;s bleues,
Je regrette l'Europe aux anciens parapets !
J'ai vu des archipels sid;raux ! et des ;les
Dont les cieux d;lirants sont ouverts au vogueur :
- Est-ce en ces nuits sans fond que tu dors et t'exiles,
Million d'oiseaux d'or, ; future Vigueur ? -
Mais, vrai, j'ai trop pleur; ! Les Aubes sont navrantes.
Toute lune est atroce et tout soleil amer :
L';cre amour m'a gonfl; de torpeurs enivrantes.
; que ma quille ;clate ! ; que j'aille ; la mer !
Si je d;sire une eau d'Europe, c'est la flache
Noire et froide o; vers le cr;puscule embaum;
Un enfant accroupi plein de tristesses, l;che
Un bateau fr;le comme un papillon de mai.
Je ne puis plus, baign; de vos langueurs, ; lames,
Enlever leur sillage aux porteurs de cotons,
Ni traverser l'orgueil des drapeaux et des flammes,
Ni nager sous les yeux horribles des pontons.
Гонимый реками, я скрылся от погони,
когда под крики краснокожих дикарей
у жертвенных столбов в конвульсиях агоний
ждала команда смертной участи своей.
Безлюден мой корабль, лишь в трюме до отвала
зерна фламандского, английского сукна.
Пока на берегу расправа утихала,
все дальше, дальше, прочь несла меня волна.
И распахнулась ширь такая предо мною,
что ум мальчишеский и в грезах не видал.
И полуострова, с их линией кривою,
сметал с пути морской обрушившийся шквал.
Шторм все перевернул – где был восток, где запад?
И кувыркался я дней десять, бестолков,
как пробка глупая, что вышвырнули за борт.
И никаких вблизи глазастых маяков.
Как в детстве чуден сок незрелых яблок сада,
в желудок корабля сквозь днище хлобыстал
фонтан морской воды. Он, как вино, был сладок,
смыл пятна рвоты и сорвал к чертям штурвал.
Подобна забытью свободная стихия,
лазоревая муть, глубоководный клад.
Теперь в нее нырял, как некогда в стихи я,
где в илистых цепях утопленники спят.
Лишь там разгадка тайн, где ритм течений ярых
не может быть сравним с теченьем наших дней.
Яснее жизни, крепче пьяного угара,
родней любимых строф, милей земных страстей.
Я истину познал, когда срывал зарницы
с темнеющих небес взбешенный океан.
И с лепетом зари на крыльях голубицы
взмывал над головой предутренний туман.
И я познал закат – как он кроваво хлещет
вдали на горизонт и умирает там.
И шел за валом вал, как будто войск зловещих
железные ряды из всех античных драм.
Когда ж смыкала ночь под снежной пеленою
воды и воздуха – две тяжести стихий,
взрывались предо мной то с фосфорной луною,
то с отраженьем звезд раскаты волн лихих.
Я месяцами мог их изучать повадки,
звериный вой и пыл при штурме диких скал.
Шипели пеною они в животной схватке.
Святая дева! Твой ли перст их усмирял?
Так знайте, это я к Флориде несказанной
причаливал и шел по радужным мостам
из желтых глаз пантер, из сини океана,
из кожи разных рас, деленных по цветам.
И долетал к ноздрям тлетворный запах гнили
с болот, где погребен левиафан живьем.
Там лежбище его. Там в омуте и иле
находит океан крушение свое.
Стекает перламутр, льды в берег бьют со стуком,
на отмелях глазурь, дух глины и смолы.
Клопы тяжелых змей сосут, обвивших туго
гигантов грубые древесные стволы.
Вот детям бы открыть подводный мир глубинный,
в сияньях чешуи, в поющих плавниках,
что дали в плаванье мне силы исполина,
и крепость корабля, и парусов натяг.
Скитался мой корабль на полюсах и зонах.
Качал его борта, как будто колыбель,
прилив цветущих вод. От брызг его соленых
вмиг мной овладевал, как женщиною, хмель.
С облепленной кормой, в присосках мидий, губок,
горластым шумом птиц всечасно окружен,
в палитре перьев их на досках палуб грубых –
приютом стал для всех кочующий мой дом.
Оторванный от суш, затерянный в пучинах,
корабль пьяный мой врос насмерть в океан.
Не выследит его ни ганзовский купчина,
ни крейсер-монитор береговых охран.
Свободный, дышащий под полным фиолета
открытым небом, где лишь тучи вознеслись,
презревший то, что так отрадно для поэта:
и язвы солнечные, и лазури слизь.
Когда ж июльский зной дотла жег в поднебесье
ультрамарин дневной, я счастье находил
среди морских коньков – в их рой вплетался весь я
под электрическими вспышками светил.
В водоворот Мальстрема втиснутый, как в саван,
за сотни миль отброшен, как за сотни лет,
вдруг европейская пригрезилась мне гавань,
ее изношенный булыжный парапет.
В архипелаги звезд входил я; словно ада
тяжелые врата, срывал небес покров.
Ты там, изгнанница, вскормленная плеядой
золототканых птиц, грядущих ждешь грехов?
Что толку слезы лить! Зловещи зорь побеги,
кошмаром солнц и лун так сердце сведено!
Любовью к морю пьян, отравлен им навеки.
Круши корабль мой! Тащи меня на дно!
И что теперь вода Европы! – просто лужа.
Войти ль в ее покой, морской оставив гнев?
Свой спичечный челнок пускай в ней молча кружит
печальный мальчуган, на корточки присев.
Вернитесь, прорвы волн! О, мне невыносимо
встречать торговые плавучие гробы,
гирлянды огоньков, флажков, плывущих мимо,
мостов глазницы и портов косые лбы.
ARTHUR REMBAUD
Le Bateau ivre
Comme je descendais des Fleuves impassibles,
Je ne me sentis plus guid; par les haleurs :
Des Peaux-Rouges criards les avaient pris pour cibles
Les ayant clou;s nus aux poteaux de couleurs.
J';tais insoucieux de tous les ;quipages,
Porteur de bl;s flamands ou de cotons anglais.
Quand avec mes haleurs ont fini ces tapages
Les Fleuves m'ont laiss; descendre o; je voulais.
Dans les clapotements furieux des mar;es
Moi l'autre hiver plus sourd que les cerveaux d'enfants,
Je courus ! Et les P;ninsules d;marr;es
N'ont pas subi tohu-bohus plus triomphants.
La temp;te a b;ni mes ;veils maritimes.
Plus l;ger qu'un bouchon j'ai dans; sur les flots
Qu'on appelle rouleurs ;ternels de victimes,
Dix nuits, sans regretter l'oeil niais des falots !
Plus douce qu'aux enfants la chair des pommes sures,
L'eau verte p;n;tra ma coque de sapin
Et des taches de vins bleus et des vomissures
Me lava, dispersant gouvernail et grappin
Et d;s lors, je me suis baign; dans le Po;me
De la Mer, infus; d'astres, et lactescent,
D;vorant les azurs verts ; o;, flottaison bl;me
Et ravie, un noy; pensif parfois descend ;
O;, teignant tout ; coup les bleuit;s, d;lires
Et rythmes lents sous les rutilements du jour,
Plus fortes que l'alcool, plus vastes que nos lyres,
Fermentent les rousseurs am;res de l'amour !
Je sais les cieux crevant en ;clairs, et les trombes
Et les ressacs et les courants : Je sais le soir,
L'aube exalt;e ainsi qu'un peuple de colombes,
Et j'ai vu quelque fois ce que l'homme a cru voir !
J'ai vu le soleil bas, tach; d'horreurs mystiques,
Illuminant de longs figements violets,
Pareils ; des acteurs de drames tr;s-antiques
Les flots roulant au loin leurs frissons de volets !
J'ai r;v; la nuit verte aux neiges ;blouies,
Baiser montant aux yeux des mers avec lenteurs,
La circulation des s;ves inou;es,
Et l';veil jaune et bleu des phosphores chanteurs !
J'ai suivi, des mois pleins, pareille aux vacheries
Hyst;riques, la houle ; l'assaut des r;cifs,
Sans songer que les pieds lumineux des Maries
Pussent forcer le mufle aux Oc;ans poussifs !
J'ai heurt;, savez-vous, d'incroyables Florides
M;lant aux fleurs des yeux de panth;res ; peaux
D'hommes ! Des arcs-en-ciel tendus comme des brides
Sous l'horizon des mers, ; de glauques troupeaux !
J'ai vu fermenter les marais ;normes, nasses
O; pourrit dans les joncs tout un L;viathan !
Des ;croulement d'eau au milieu des bonaces,
Et les lointains vers les gouffres cataractant !
Glaciers, soleils d'argent, flots nacreux, cieux de braises !
;chouages hideux au fond des golfes bruns
O; les serpents g;ants d;vor;s de punaises
Choient, des arbres tordus, avec de noirs parfums !
J'aurais voulu montrer aux enfants ces dorades
Du flot bleu, ces poissons d'or, ces poissons chantants.
- Des ;cumes de fleurs ont berc; mes d;rades
Et d'ineffables vents m'ont ail; par instants.
Parfois, martyr lass; des p;les et des zones,
La mer dont le sanglot faisait mon roulis doux
Montait vers moi ses fleurs d'ombre aux ventouses jaunes
Et je restais, ainsi qu'une femme ; genoux...
Presque ;le, balottant sur mes bords les querelles
Et les fientes d'oiseaux clabaudeurs aux yeux blonds
Et je voguais, lorsqu'; travers mes liens fr;les
Des noy;s descendaient dormir, ; reculons !
Or moi, bateau perdu sous les cheveux des anses,
Jet; par l'ouragan dans l';ther sans oiseau,
Moi dont les Monitors et les voiliers des Hanses
N'auraient pas rep;ch; la carcasse ivre d'eau ;
Libre, fumant, mont; de brumes violettes,
Moi qui trouais le ciel rougeoyant comme un mur
Qui porte, confiture exquise aux bons po;tes,
Des lichens de soleil et des morves d'azur,
Qui courais, tach; de lunules ;lectriques,
Planche folle, escort; des hippocampes noirs,
Quand les juillets faisaient crouler ; coups de triques
Les cieux ultramarins aux ardents entonnoirs ;
Moi qui tremblais, sentant geindre ; cinquante lieues
Le rut des B;h;mots et les Maelstroms ;pais,
Fileur ;ternel des immobilit;s bleues,
Je regrette l'Europe aux anciens parapets !
J'ai vu des archipels sid;raux ! et des ;les
Dont les cieux d;lirants sont ouverts au vogueur :
- Est-ce en ces nuits sans fond que tu dors et t'exiles,
Million d'oiseaux d'or, ; future Vigueur ? -
Mais, vrai, j'ai trop pleur; ! Les Aubes sont navrantes.
Toute lune est atroce et tout soleil amer :
L';cre amour m'a gonfl; de torpeurs enivrantes.
; que ma quille ;clate ! ; que j'aille ; la mer !
Si je d;sire une eau d'Europe, c'est la flache
Noire et froide o; vers le cr;puscule embaum;
Un enfant accroupi plein de tristesses, l;che
Un bateau fr;le comme un papillon de mai.
Je ne puis plus, baign; de vos langueurs, ; lames,
Enlever leur sillage aux porteurs de cotons,
Ni traverser l'orgueil des drapeaux et des flammes,
Ni nager sous les yeux horribles des pontons.
Метки:
