Les Bijoux. Charles Baudelaire
Les Bijoux
La tres chere etait nue, et, connaissant mon coeur,
Elle n’avait garde que ses bijoux sonores,
Dont le riche attirail lui donnait l’air vainqueur
Qu’ont dans leurs jours heureux les esclaves des Mores.
Quand il jette en dansant son bruit vif et moqueur,
Ce monde rayonnant de metal et de pierre
Me ravit en extase, et j’aime a la fureur
Les choses ou le son se mele a la lumiere.
Elle etait donc couchee et se laissait aimer,
Et du haut du divan elle souriait d’aise
A mon amour profond et doux comme la mer,
Qui vers elle montait comme vers sa falaise.
Les yeux fixes sur moi, comme un tigre dompte,
D’un air vague et reveur elle essayait des poses,
Et la candeur unie a la lubricite
Donnait un charme neuf a ses metamorphoses ;
Et son bras et sa jambe, et sa cuisse et ses reins,
Polis comme de l’huile, onduleux comme un cygne,
Passaient devant mes yeux clairvoyants et sereins ;
Et son ventre et ses seins, ces grappes de ma vigne,
S’avancaient, plus calins que les Anges du mal,
Pour troubler le repos ou mon ame etait mise,
Et pour la deranger du rocher de cristal
Ou, calme et solitaire, elle s’etait assise.
Je croyais voir unis par un nouveau dessin
Les hanches de l’Antiope au buste d’un imberbe,
Tant sa taille faisait ressortir son bassin.
Sur ce teint fauve et brun, le fard etait superbe !
–Et la lampe s’etant resignee a mourir,
Comme le foyer seul illuminait la chambre,
Chaque fois qu’il poussait un flamboyant soupir,
Il inondait de sang cette peau couleur d’ambre !
Charles BAUDELAIRE, Les Fleurs du mal (1857)
----------------------------------------------------------
УКРАШЕНЬЯ
И разделась моя госпожа догола;
Все сняла, не сняла лишь своих украшений,
Одалиской на вид мавританской была,
И не мог избежать я таких искушений.
Заплясала звезда, как всегда, весела,
Ослепительный мир, где металл и каменья;
Звук со светом совпал, мне плясунья мила;
Для нее в темноте не бывает затменья.
Уступая любви, прилегла на диван,
Улыбается мне с высоты безмятежно;
Устремляюсь я к ней, как седой океан
Обнимает скалу исступленно и нежно.
Насладилась игрой соблазнительных поз
И глядит на меня укрощенной тигрицей,
Так чиста в череде страстных метаморфоз,
Что за каждый мой взгляд награжден я сторицей.
Этот ласковый лоск чрева, чресел и ног,
Лебединый изгиб ненаглядного сада
Восхищали меня, но дороже залог -
Груди-гроздья, краса моего винограда;
Этих прелестей рать краше вкрадчивых грез;
Кротче ангелов зла на меня нападала,
Угрожая разбить мой хрустальный утес,
Где спокойно душа до сих пор восседала.
Отвести я не мог зачарованных глаз,
Дикой далью влекли меня смуглые тропы;
Безбородого стан и девический таз,
Роскошь бедер тугих, телеса Антиопы!
Свет погас; догорал в полумраке камин,
Он светился чуть-чуть, никого не тревожа;
И казалось, бежит у ней в жилах кармин,
И при вздохах огня амброй лоснится кожа. (Перевод Микушевича)
--------------------------------------
?Драгоценности?
Моя дорогая обнажила себя, зная сердце моё,
И оставила на себе лишь украшений каскады.
Я видел, как это ей Ники вид придаёт -
Так мавры в древнее время сверкать были рады.
От них исходил приятный дразнящий звон,
И эти конструкции из камней, дорогого металла
Очаровывали меня, был я в звук тот влюблён,
Она же его с блеском лампы вечерней смешала.
Она прилегла на диван, позволяя себя любить,
Из глубин дивана мне улыбалась призывно,
Видя мою любовь, которой не мог я скрыть,
Она на неё катила, как волны на море дивном.
Она на меня глядела, словно ручная тигрица,
С рассеянным видом, то и дело меняя позы,
Её простодушность и похоть спешили слиться,
Придавая изящный шарм этим метаморфозам.
Её руки и ноги, её бёдра и поясница,
Волнистые, словно лебедь, блестящие, словно масло,
Под моими глазами продолжали призывно лосниться,
И живот, и грудь, словно приманок опасный,
Двигались на меня, нежнее, чем Ангелы зла,
Чтобы смутить без пощады покой мой душевный.
Она на хрустальную гору легко взошла
И сидела на ней в одиноком покое волшебном.
Словно на новом рисунке, я видел опять
Антилопы бёдра и бюст неопытной девы,
Настолько из ложа она могла восставать,
И румяна на тёмной коже её делали королевой.
А лампа смирялась с тем, что скоро умрёт,
Она лишь одна, как костёр, нашу комнату освещала…
И каждый раз, как звучало дыханье её,
Горячая кровь к щекам легко приливала. (23.01.2015)
La tres chere etait nue, et, connaissant mon coeur,
Elle n’avait garde que ses bijoux sonores,
Dont le riche attirail lui donnait l’air vainqueur
Qu’ont dans leurs jours heureux les esclaves des Mores.
Quand il jette en dansant son bruit vif et moqueur,
Ce monde rayonnant de metal et de pierre
Me ravit en extase, et j’aime a la fureur
Les choses ou le son se mele a la lumiere.
Elle etait donc couchee et se laissait aimer,
Et du haut du divan elle souriait d’aise
A mon amour profond et doux comme la mer,
Qui vers elle montait comme vers sa falaise.
Les yeux fixes sur moi, comme un tigre dompte,
D’un air vague et reveur elle essayait des poses,
Et la candeur unie a la lubricite
Donnait un charme neuf a ses metamorphoses ;
Et son bras et sa jambe, et sa cuisse et ses reins,
Polis comme de l’huile, onduleux comme un cygne,
Passaient devant mes yeux clairvoyants et sereins ;
Et son ventre et ses seins, ces grappes de ma vigne,
S’avancaient, plus calins que les Anges du mal,
Pour troubler le repos ou mon ame etait mise,
Et pour la deranger du rocher de cristal
Ou, calme et solitaire, elle s’etait assise.
Je croyais voir unis par un nouveau dessin
Les hanches de l’Antiope au buste d’un imberbe,
Tant sa taille faisait ressortir son bassin.
Sur ce teint fauve et brun, le fard etait superbe !
–Et la lampe s’etant resignee a mourir,
Comme le foyer seul illuminait la chambre,
Chaque fois qu’il poussait un flamboyant soupir,
Il inondait de sang cette peau couleur d’ambre !
Charles BAUDELAIRE, Les Fleurs du mal (1857)
----------------------------------------------------------
УКРАШЕНЬЯ
И разделась моя госпожа догола;
Все сняла, не сняла лишь своих украшений,
Одалиской на вид мавританской была,
И не мог избежать я таких искушений.
Заплясала звезда, как всегда, весела,
Ослепительный мир, где металл и каменья;
Звук со светом совпал, мне плясунья мила;
Для нее в темноте не бывает затменья.
Уступая любви, прилегла на диван,
Улыбается мне с высоты безмятежно;
Устремляюсь я к ней, как седой океан
Обнимает скалу исступленно и нежно.
Насладилась игрой соблазнительных поз
И глядит на меня укрощенной тигрицей,
Так чиста в череде страстных метаморфоз,
Что за каждый мой взгляд награжден я сторицей.
Этот ласковый лоск чрева, чресел и ног,
Лебединый изгиб ненаглядного сада
Восхищали меня, но дороже залог -
Груди-гроздья, краса моего винограда;
Этих прелестей рать краше вкрадчивых грез;
Кротче ангелов зла на меня нападала,
Угрожая разбить мой хрустальный утес,
Где спокойно душа до сих пор восседала.
Отвести я не мог зачарованных глаз,
Дикой далью влекли меня смуглые тропы;
Безбородого стан и девический таз,
Роскошь бедер тугих, телеса Антиопы!
Свет погас; догорал в полумраке камин,
Он светился чуть-чуть, никого не тревожа;
И казалось, бежит у ней в жилах кармин,
И при вздохах огня амброй лоснится кожа. (Перевод Микушевича)
--------------------------------------
?Драгоценности?
Моя дорогая обнажила себя, зная сердце моё,
И оставила на себе лишь украшений каскады.
Я видел, как это ей Ники вид придаёт -
Так мавры в древнее время сверкать были рады.
От них исходил приятный дразнящий звон,
И эти конструкции из камней, дорогого металла
Очаровывали меня, был я в звук тот влюблён,
Она же его с блеском лампы вечерней смешала.
Она прилегла на диван, позволяя себя любить,
Из глубин дивана мне улыбалась призывно,
Видя мою любовь, которой не мог я скрыть,
Она на неё катила, как волны на море дивном.
Она на меня глядела, словно ручная тигрица,
С рассеянным видом, то и дело меняя позы,
Её простодушность и похоть спешили слиться,
Придавая изящный шарм этим метаморфозам.
Её руки и ноги, её бёдра и поясница,
Волнистые, словно лебедь, блестящие, словно масло,
Под моими глазами продолжали призывно лосниться,
И живот, и грудь, словно приманок опасный,
Двигались на меня, нежнее, чем Ангелы зла,
Чтобы смутить без пощады покой мой душевный.
Она на хрустальную гору легко взошла
И сидела на ней в одиноком покое волшебном.
Словно на новом рисунке, я видел опять
Антилопы бёдра и бюст неопытной девы,
Настолько из ложа она могла восставать,
И румяна на тёмной коже её делали королевой.
А лампа смирялась с тем, что скоро умрёт,
Она лишь одна, как костёр, нашу комнату освещала…
И каждый раз, как звучало дыханье её,
Горячая кровь к щекам легко приливала. (23.01.2015)
Метки:
