Ф. Г. Лорка La luna pudo detenerse al fin
Ф. Г. Лорка La luna pudo detenerse al fin
Зависла луна, освещая табун лошадей.
Фиолетовый луч отстранился мгновенно от раны,
Изобразив, умирая на небе обрезанье младенцев.
Кровь стекала с горы и её обнаружили ангелы.
Но воздушных чаш коснулся ветер,
И она потекла, разливаясь под башмаками
Злобных псов в искушенье ударов кнута
Пускающих клубы табачного дыма
Стальными губами,
От которых других рвало в закоулках,
Доносились в ночи юга крики засохшею ветвью.
Луна зажигала свечи коней и они
Искусным портным кроили пурпурные ткани
Ученьем разрыва с закатом для женщин затворниц,
Что сторожат по три ночи покойника череп,
Глядя сквозь хрупкое оконное стекло.
В белизне на окраине кружили верблюды,
Гребень колючек не радовал их уже ока.
А в крест уже были вбиты горечью гвозди,
Гвозди вбитые в кости ржавыми звёздами!
Чтоб никто не поднял головы,
Стыдясь обнаженья пред небом.
Слышны были лишь голоса фарисеев:
У проклятой коровы, должно быть, набухло вымя.
И все запирали двери,
А дождь спустился со склонов на улицы,
Увлажняя их сердце.
Мутный вечер наполнился звуками треска.
Напористым плотником дождь очищал
Мучительно мрачный город.
Проклятую корову набухшее вымя тревожит –
Не успокаивались фарисеи.
Но кровь подступала к ногам и нечистые духи
Злясь, пузырили канавы за стенами храма
Явным нам избавленьем от нашей жизни.
А луна омывала влагой
Ожоги коней,
Их зрачок не приветствовал
В том безмолвье бесплодный песок.
Выходили наружу ледяные пространства,
Воспевая холодным сиянием света.
И лягушки удвоили блики речных берегов.
Проклятая корова, гнусная, гнусная тварь,
Не уснуть – фарисеи ворчали,
Загоняя людей по домам.
Нападали на пьяниц, нанося им удары,
И плевали колкою болью в след жертвам.
В то время кровь за ними следовала блея.
И содрогнулась от ржавого пламя Земля,
Пробуждаясь в заботе о реках.
Зависла луна, освещая табун лошадей.
Фиолетовый луч отстранился мгновенно от раны,
Изобразив, умирая на небе обрезанье младенцев.
Кровь стекала с горы и её обнаружили ангелы.
Но воздушных чаш коснулся ветер,
И она потекла, разливаясь под башмаками
Злобных псов в искушенье ударов кнута
Пускающих клубы табачного дыма
Стальными губами,
От которых других рвало в закоулках,
Доносились в ночи юга крики засохшею ветвью.
Луна зажигала свечи коней и они
Искусным портным кроили пурпурные ткани
Ученьем разрыва с закатом для женщин затворниц,
Что сторожат по три ночи покойника череп,
Глядя сквозь хрупкое оконное стекло.
В белизне на окраине кружили верблюды,
Гребень колючек не радовал их уже ока.
А в крест уже были вбиты горечью гвозди,
Гвозди вбитые в кости ржавыми звёздами!
Чтоб никто не поднял головы,
Стыдясь обнаженья пред небом.
Слышны были лишь голоса фарисеев:
У проклятой коровы, должно быть, набухло вымя.
И все запирали двери,
А дождь спустился со склонов на улицы,
Увлажняя их сердце.
Мутный вечер наполнился звуками треска.
Напористым плотником дождь очищал
Мучительно мрачный город.
Проклятую корову набухшее вымя тревожит –
Не успокаивались фарисеи.
Но кровь подступала к ногам и нечистые духи
Злясь, пузырили канавы за стенами храма
Явным нам избавленьем от нашей жизни.
А луна омывала влагой
Ожоги коней,
Их зрачок не приветствовал
В том безмолвье бесплодный песок.
Выходили наружу ледяные пространства,
Воспевая холодным сиянием света.
И лягушки удвоили блики речных берегов.
Проклятая корова, гнусная, гнусная тварь,
Не уснуть – фарисеи ворчали,
Загоняя людей по домам.
Нападали на пьяниц, нанося им удары,
И плевали колкою болью в след жертвам.
В то время кровь за ними следовала блея.
И содрогнулась от ржавого пламя Земля,
Пробуждаясь в заботе о реках.
Метки: