Альфред Маргул-Шпербер. Древо распятия

Вошёл Исус в дремучий лес,
чтоб Господу предстать в моленьи;
цеплялся лес за край небес,
был мрачен как грехопаденье.
Стоял там клён, весь окружён
ветвями, что вились как змеи,
был в пенье клён тот погружён,
звучала песня всё яснее:

?Исус, - пел клён, - прекрасен мир
и жизнь чарующе прекрасна,
кругом довольства, счастья пир,
и лето солнечно и ясно!
Нам воздух - мёд, мы свет, восход
пьём торопливыми глотками,
но голос нас чужой зовёт
в ночь, дабы властвовать над нами.

Спокойна в озере вода
прозрачною порой осенней;
укутав снегом в холода,
зима дарит лесам спасенье;
прекрасна, как любовь, весна
жизнь будит в каждом уголочке;
лишь мне от мысли не до сна:
двоим нам не дано отсрочки!

На лес взгляни, там гниль и смрад,
там тьма клубится, как живая,
там зависть дерева струят,
друг-другу свет перекрывая!
Какою жертвой можно грех
весь искупить на этом свете?
Коль ты людей спасаешь всех,
я должен быть за лес в ответе!

Я знаю: срублен буду я,
и плоть разрезана на брусья;
бесславно ляжет жизнь моя
пред подлостью людской и гнусью.
Стерплю бесстрашно муки те
жестокому в угоду люду,
и на тебе, как на кресте,
распят и пригвождён я буду!?

Клён замер, но лесной шатёр
всё провожал Исуса песней,
и голосов незримый хор
звучал всё тише, всё чудесней.
Рыданья силясь превозмочь,
рассудка доводам не внемля,
побрёл Исус в глухую ночь,
тоской окутавшую землю.


Alfred Margul-Sperber
(1898-1967)

DER KREUZBAUM

Und Jesus wandelte im Wald,
ob sich nicht dort auch Gott ihm künde;
und dieser Wald war weit und alt
und wüst und wie ergraut in Sünde.
Da war ein Baum, der war ein Traum
von schwarzen Ästen schlank wie Schlangen,
und dieser Baum stand breit in Raum
und sang, und seine Äste sangen:

“O Jesus”, sang der Baum, “wie schön
ist diese Welt und dieses Leben,
wenn wir, wo Wind und Wolken wehn,
beseligt durch den Sommer schweben!
Das goldne Licht, die süße Luft,
wir trinken sie in tiefen Zügen –
doch eine fremde Stimme ruft
uns in die Nacht, der wir uns fügen.

Im Herbstduft ruht der klare See
und weithin leuchtet sein Gestade;
der Winter stäubt den zarten Schnee
und hüllt den Wald in weiße Gnade;
der Frühling, der so herrlich prangt –
auch du liebst wild wie ich das Leben:
wer lebt es aus? Mir aber bangt:
uns beiden ist nicht Frist gegeben!

Sieh diesen Wald, wie dumpf es schwelt,
sieh diese finsteren Gesellen,
wie sie sich neiden unverhehlt,
einander sich das Licht verstellen!
O Jesus, wessen Opfer hält
der Sünde Waage dieser bösen?
Erlöst du nur die Menschenwelt,
so muss ich selbst den Wald erlösen!

Ich weiß: ich werde abgehaun,
man schneidet meinen Leib in Stücke;
du wirst mich grass verwandelt schaun,
mich hämmert roh der Menschen Tücke.
Und jede Schmach und jede Qual
muss ich erdulden dieser Erde –
du, Jesus, bist der Marterpfahl,
an den ich dann genagelt werde!”

Tief schwieg der Baum. Doch Jesu war,
als hörte er aus allen Dingen
die tiefsten Stimmen unsagbar
die gleiche leise Weise singen.
Und alles war des Sinns beraubt,
und eins ward Freude und Beschwerde –
Aufschluchzend hüllte er sein Haupt
und irrte durch die Nacht der Erde.