Рита Дав. Вытирая пыль

Каждый день – это пустыня, тени
нет и следа. Бьюла
терпелива среди безделушек,
солярий с яростным светом,
пыльная буря от
серой тряпки, возвращающей
к жизни тёмное дерево.

Под рукой у неё проступает
тёмный блеск
завитков и гербов. Как же
звали его, этого
глупого мальчика возле тира
на ярмарке? И его поцелуй,
и прозрачный аквариум
с яркой, единственной
рыбкой, накручивающей
круги!

Не Майкл –
что-то потоньше. Каждый взмах
пыльной тряпки – вздох –
девчушка в цвету.
Дрожь памяти: до́ма
после танцев, настежь
парадная дверь, снег в гостиной,
она торопливо толкнула к огню
аквариум, льда медальон
растаял, и он
выплыл, освобождён.

Это случилось за годы
до того, как отец
отдал её вместе с именем,
и за годы, пока
её имя не стало звучать Обещаньем,
затем – Мирной Пустыней.
Задолго до тени
сикомора, приспешника солнца.

Мори́с.

(с английского)


DUSTING
by Rita Dove

Every day a wilderness—no
shade in sight. Beulah
patient among knicknacks,
the solarium a rage
of light, a grainstorm
as her gray cloth brings
dark wood to life.

Under her hand scrolls
and crests gleam
darker still. What
was his name, that
silly boy at the fair with
the rifle booth? And his kiss and
the clear bowl with one bright
fish, rippling
wound!

Not Michael—
something finer. Each dust
stroke a deep breath and
the canary in bloom.
Wavery memory: home
from a dance, the front door
blown open and the parlor
in snow, she rushed
the bowl to the stove, watched
as the locket of ice
dissolved and he
swam free.

That was years before
Father gave her up
with her name, years before
her name grew to mean
Promise, then
Desert-in-Peace.
Long before the shadow and
sun’s accomplice, the tree.

Maurice.