Леконт де Лиль. Резня на Моне
Суровой Моны [1] брег из серого гранита,
Среди морских пучин, ревевших басовито
И славших на него за валом пенный вал,
Взбешенную волну на брызги разбивал;
Там исторгали рты, черневшие в тумане,
Потоки мрачных вод из призрачных гортаней.
И ветра хриплый дух под плеск огромных крыл
Над скалами кружил и в турий рог трубил;
И раздавался гром раскатом на просторе,
Столь гулок и столь дик, что умолкало море;
Не ведавший границ, был грозен этот звук,
И в нем был слышен вой неимоверных мук;
По воздуху в ночи неслись его порывы,
И бездна черных вод внимала сиротливо.
Неумолимых труб в нем пели голоса,
И пеною морской швырял он в небеса;
Дыхание его неслось над горной кручей,
Он, как пастух овец, гнал угольные тучи,
И духов созывал со всех сторон на сбор:
Тех, чей полет гремит с вершин высоких гор,
И тех, кому дана землетрясенья сила,
Тех, кто живет в лесах, и средь речного ила,
Тех, кто несет златой серпообразный нож --
Из Камбра, Эрина, и Арморики тож. [2]
Так тысячами ртов без устали, упорно,
Дул бури дух в свои воинственные горны;
Как страшный волчий вой, как трубный бычий рев,
Звучал его призыв, пространство распоров.
Он дул и дул в ночи с усердием кликуши!
И над пучиной вод, отхлынувших от суши,
Среди холодных туч, из сопредельных стран
Богов кимрийских [3] рать неслась, как ураган,
Туда, где в гуще волн видны крутые склоны
Святилища Земли, высокочтимой Моны.
Легла на солнце тень густою чернизной;
Как миллионы птиц затмят его весной,
Так изо всех концов сыны слетались Матта [4],
И стая их была могуча и крылата.
Кто прибывал туда, молчаньем окружен,
Кто издавал глухой и заунывный стон;
И боги были там, и были там богини,
Несметною толпой спешившие к святыне;
С небесной высоты густой поток стекал
И на морской песок, и на вершины скал;
И, видя, скольких он сумел позвать в дорогу,
Приветственную песнь дух извлекал из рога.
На низком берегу, горами окружен,
Что тянут к небесам, как черный бастион,
Течением времен источенные зубы --
Там девять факелов [5] у каменного куба;
На алтаре лежит кровавый ореол,
Окрасивший волну и потаенный дол;
И отсветы его багровою крупою
Разносит ветер над молчащею толпою.
Вот с арфами в руках и роттами [6] оплечь
Застыли барды в ряд: на чреслах острый меч,
И полосатый плащ, и верный знак героя --
Густая прядь волос, украшена корою,
Где воткнуто перо и цапли, и орла,
Трепещет на челе, обритом догола. [7]
Оваты в черном здесь, и мрачные эвхаги [8]
Сжимают булавы, исполнены отваги;
Рыжеет медь колец у них на рукавах,
Из падуба венки на гордых головах.
От пагубы любой дружиною плечистой
Надежно защищен, величественный, чистый,
В лилейности одежд застыл верховный жрец --
Сам Гвидион [9] ему почетный дал венец;
Могуч, как старый дуб, как скалы из гранита,
Стоит в святом кругу, среди друидской свиты,
Не гнущийся от лет, суров, невозмутим.
Уэльдеда стоит недвижно рядом с ним,
Ведунья главная из храма дальней Сены [10];
Черна волос копна с повязкой из вербены,
И примулы цветы в прическу вплетены,
Серп яркий на боку подобием Луны;
Пророчица бледна, невинна, светлолика,
Открыта на груди короткая туника;
В недрогнувшей ее руке святой фиал,
Что Азевалатур [11] водою наполнял.
А позади сестры, полунаги и босы,
Стояли восемь жриц -- распущенные косы,
И факелы в руках струили жар огня,
С омелою ковчег от ворогов храня.
Огромная толпа молчала, брови хмуря,
А над простором вод морских ревела буря,
Покуда под огнем трепещущих зарниц
Стихал последний крик ночных угрюмых птиц.
Верховный жрец тогда возлил воды из вазы,
Как велено ему заветом Ху-ар-Браза [12],
На розмарин в костре, чей свежий аромат
Струился над песком до дальних горных гряд;
Он, освещен костром, взывая к высшим силам,
Воскликнул: ?Дым, лети к пылающим светилам!? --
И ветвию затем взмахнул мудрец седой,
И брызнул на толпу священною водой,
Произнеся в конце великого обряда;
?Вот Мона, вот земли великая ограда!
Когда приходит ночь и беспредельна тьма,
Мне внемлет в тишине Вселенная сама.
Был Голос в оны дни; и что же в нем звучало?
Чему учило нас бессмертное Начало?
Тот Голос произнес: ?Зародышем был я
В глубинах, где текут истоки бытия,
Но Дилан [13] взял меня однажды на колена;
Я был при свете дня освобожден из плена; [14]
Из девяти Стихий произвели меня:
Из плоти земляной, эфира и огня,
Из дуба и цветов, из тиса и крапивы,
Из таволги в лугах, куги у вод залива.
Сгорев на алтаре, очищен был от зол;
Я смерть познал, потом бессмертие обрел;
Пускался трижды в путь -- и в зной, и в тьму ночную,
Мудрейшего с тех пор несу печать тройную;
Я ползал по горам пятнистою змеей; [15]
Я крабом жил на дне, укрытый синей мглой;
Был пастырем и пас волов своих в овраге,
Читая в небесах неведомые саги;
В сражения вступал, молитвы возносил;
Я шел от зла к добру меж огненных светил;
Тащил я груз невзгод в мечтании о благах
По ста материкам, на ста архипелагах;
В бесчисленности дней возвысился до звезд,
И вечно с той поры мой непрестанен рост!?
Что Голос говорил еще народам Дуба?
?Костер родит огонь, тот -- дымовые клубы,
Так ступеней крутых безмерен скат двойной,
И путь по ним во тьму или в полдневный зной;
Кому-то легок он, кому-то он негладок,
К одним идет расцвет, другим грозит упадок.
Послушайте меня: для ваших чистых рас,
О, Эрин, Армор, Камбр, сегодня пробил час!?
С насупленным челом, со взором, полным боли,
Премудрый замолчал на каменном престоле.
Он руки протянул к мятежным небесам,
И статуей застыл -- как идол, нем и прям,
Среди толпы людской, посередине круга;
И слушавших его пронзила дрожь испуга;
Дыханье затаив, они стоят. Но вот
В тиши родился звук -- то арфу бард берет,
Бросая в черноту немого небосвода
Сказание страны, историю народа. [16]
?Ху Гадарн [17], молний блеск вкруг твоего чела!
Ты осеняешь мир сиянием крыла!
О, древние певцы, чьи гимны были спеты
На склонах вещих гор, в священном Царстве лета;
Вам кланы храбрецов, которых больше нет,
Внимали всей душой в теченье долгих лет!
Придайте силы мне, раздуйте в сердце пламя,
Чтоб спеть потомкам смог я вашими устами;
По воле вышних сил поведает мой глас,
Как создана была чистейшая из рас.
О, молодость земли, когда пылал над сушей
Святой огонь небес, окрасив кручи гор,
И пролилось на мир из солнечных озер
Сияние его в страдающие души!
В те давние века мой проникает взор,
И праотцы встают, прекрасны и могучи,
Проходит предо мной великая чреда,
На пире весела, в несчастии тверда.
Был первых ясен лик! Но затянули тучи
Над ними небосвод, и грянула беда!
Там от Великих Вод текли потоки света,
Превыше дальних звезд, меж девяти вершин;
И пение неслось из потайных пучин,
И звуками была Вселенная согрета,
Как Гадарн повелел, великий господин!
Там алые цветы пылали в изобильи,
И вод простор сиял, как дивный аметист;
Там юный Бог вставал из лотоса, лучист,
И ветер лебедей ласкал тугие крылья,
На шеи вешал дар из огненных монист.
В глубинах этих вод, в магической лазури,
Где блещет перламутр, где ласков плеск волны,
Покойно Дилан спал; он спал и видел сны,
Пока на острова, не ведавшие бури,
Шли к солнечным лучам, смеясь, его сыны.
Был счастлив человек, к нему деревья льнули,
От голоса его качался небосвод,
И души, в вышине верша круговорот,
Уж на иных лугах, покинув старый улей,
В нетленном бытии иной вкушали мед.
Плодился род людской, приняв богов наследье;
Была счастливой жизнь, отрадной смерть была,
И тот не сожалел, кого она звала,
Но от начала дней прошло тысячелетье,
И волею судьбы окрепли силы зла.
Тут Аванк [18], злой дракон, исчадие трясины --
Семь клювов, семь голов, железные клыки,
В глазах огонь, во рту дыхание пурги --
Покинул свой дольмен, и крепкие плотины
Он жадно начал грызть, таясь по-воровски.
В теченье ста ночей, забыв про сон и пищу,
Трудился подлый зверь, одним стремленьем сыт,
Подтачивал скалу, когтями рвал гранит;
Заслон от вод морских, что охранял жилища,
Усердием его был до корней подрыт.
И вырвался поток из векового плена,
Из дыр в отрогах гор обрушился стеной;
Он юный мир накрыл кипящею волной,
Потом достигла туч клокочущая пена,
И небеса затмил тот купол водяной.
И море всех морей равнины поглотило,
Деревья и зверей. Куда ни глянет глаз --
Везде одна вода. И в тот ужасный час
Былые небеса и прежние светила
Несчастный род людской узрел в последний раз.
Те звезды, что в ночи пространство золотили,
Уставились в слезах, заполнив небосклон,
На мир, который был водою поглощен;
Потом взглянули ввысь, откуда тень к могиле
Спустилась, как шатер, издав печальный стон.
Тогда дракон возлег на каменные стены --
Под туловом была незыблема скала;
Взирая на плоды содеянного зла,
Он радостно сказал: ?Лишь я не знаю тлена,
Счастливцев же былых лавина погребла!?
Но в небесах над ним, по волнам океана
Просторный плыл Корабль всем ветрам вопреки,
А в нем таилась жизнь -- и Невеса быки [19]
К вершинам дальних гор его тянули рьяно,
И кипеня с рогов их капали клоки.
Завидел Аванк их, и гневно клял судьбину,
И семь его голов, утесы оскверня,
Рождали ураган зловонного огня,
А после, зарычав, скатился он в пучину --
Дракона приняла немая западня.
Потоп отхлынул прочь; Земли явилось темя,
Неся материки и сонмы островов,
И поднялись со дна тела людей и львов.
Столетия прошли, и вновь людское семя
Рассеялось среди ущелий и дубров.
Но обрела земля печальное обличье,
И жизнь была на ней туманна и темна;
Стремился дух людской в иные времена,
Где видел предков он и славу, и величье --
И память чистых рас была уязвлена.
На западе взойдя пророческим призывом,
Светила в темноте им указали цель,
И обретя ее, за несколько недель
Собрались племена в усердьи торопливом,
Покинули тебя, счастливых колыбель!
Шагал за кланом клан, катились колесницы
Под рев огромных стад, под шорох конских грив;
Был, словно ураган, неудержим порыв --
Шли воины, певцы, и дети, и вдовицы,
Кровавостью следов пустыню испещрив.
Лился людской поток, не ведая отпора;
Шли старцы и мужи, друиды и вожди,
Сквозь небывалый зной, сквозь черные дожди,
Могучею рукой обрушивая горы --
Лишь кости мертвецов белели позади.
Открылась, наконец, им страшная пучина,
Когда они в пути смогли пробиться чрез
Дремучий и густой, непроходимый лес:
По берегу прибой бил в ярости звериной,
И пенная волна вздымалась до небес.
Казалось -- это страж, что мир хранит греховный
От доступа в предел тех потаенных стран,
Куда никто живой доселе не был зван;
Но зазвенел топор; связав надежно бревна,
Пустились кимры в путь, в незнамый океан.
Семь дней и семь ночей несла их буря злая,
Толкая кельтский флот все далее вперед;
Ху Гадарн на ветрах взлетел под небосвод
И несся в облаках, ту бездну освещая,
В которой мог навек пропасть его народ!
Звенели струны арф над дерзкими плотами,
Наперекор штормам, владыкам водных гряд;
Звучал священный гимн, усиленный стократ
Поющими во тьме бесчисленными ртами,
И грома в небесах он заглушал раскат!
Так прибыли они в счастливые долины,
К вам, Арморика, Камбр, и отыскали тут,
Меж вековых дубов, приветливый приют;
К тебе, о Эрин, где воздвигнут дом орлиный
На ветках тополей, где падубы встают!
По тропам темных чащ меж страшными горами,
Где туров не сочтешь, медведей и волков,
Шли пращуры с мечом по манию богов,
Охотясь на зверей, сражаясь с дикарями,
И этот край лесной -- наш дом во век веков!
И вскоре был обжит сей мир сынами Матта,
И постепенно в нем разросся род людской;
Ему предстала жизнь широкою рекой,
Что, весело журча, течет себе куда-то,
Пока в морских волнах не обретет покой.
О, праведные дни! О, благостное время!
Как мирно им жилось под сводом буйных крон;
Их радовал прибой и тешил ветра звон;
О, солнца прошлых лет, сиявшие над теми,
Кто был на пир отцов усопших приглашен!?
Бард замолчал. Тотчас над Моной заповедной
С дыханием ветров сливая клич победный,
Вздымая топоры, чеканы и мечи,
Сородичей толпа, собравшихся в ночи,
Взревела громово, как ящер многоглавый,
На миг опьянена картиной отчей славы;
Тут боги поднялись над аркой черных гор,
И каждый над землей ладони распростер;
Их длинные власы вились над облаками,
А из огромных глаз струилось наземь пламя.
И в тот же самый миг ужасный грянул гром
Над Моной; осветив собою окоем,
Ночную темноту пронзили стрелы молний,
Весь поднебесный мир сиянием наполня,
Над пенною волной, над кронами дубрав,
Кромешной ночи плащ на клочья разодрав,
Безумия полна, пылала мощь слепая,
На лезвиях клинков дрожа и погибая.
И вновь густая тьма, и моря жуткий вой,
Терзающего брег под тучей грозовой.
А Матта сыновья уселись и застыли,
Недвижны, словно гор острозубчатых шпили,
Как исполинский вал обветренных камней,
Что высились вокруг с первоначала дней,
Взирая на залив, куда ведут во мраке
Полки угрюмых волн всечасные атаки.
Ладони подняла Уэльдеда в тот миг,
К светилам обратив свой лучезарный лик;
Притихшая толпа внимала и смотрела
На Деву, кто с дубов срезает ветвь омелы,
Кто демонов морских заклятьем усмирив,
Судам дает проплыть и пересечь пролив.
Настала тишина, и жрица молвит слово:
?Последние в семье наследники былого,
Чей предок -- древний Дуб, кто спал из вас без сил,
Когда бесплотный дух со мною говорил?
Иль бороздили вы простор пустого моря,
Когда узнала я про Гвидиона горе?
О барды! Пели вы историю отцов,
Столетий тяжкий шаг, деянья храбрецов,
Когда узрела я с вершины дикой Сены,
Что Мердек-исполин [20] встал предо мной из пены,
С секирою в руке, как воплощенье зла,
И он рубил дубы, откуда кровь текла?
Да, я узрела, как на землю тек из чрева
Ручьями алый сок, и умирали древа,
Предательская длань, покойника черствей,
Разламывала плоть живых еще ветвей.
И Гвидион тогда промолвил мне: Колдунья,
Жди! Как шестая ночь наступит с новолунья --
Уэльдеда, воспрянь! И знай, в последний раз
Нечистый этот мир сумеет видеть нас,
Когда услышит брег богами чтимой Моны
Кощунства страшный крик и отходящих стоны!
Так Гвидион сказал из тучи мне, и днесь
О, Армора король, мы собралися здесь.
Грядут смертельный час, и Мердек, и сраженье!
Коль новый бог сулит былого низверженье,
Коль Азевалатур грозит иссякнуть впредь,
Коль смерть грозит дубам, коль нужно умереть,
Мы здесь, отец, мы здесь, жрецы, певцы и девы,
Готовые на бой, исполненные гнева;
Пошли любой удел, пошли любую боль,
Мы вместе встретим смерть с тобою, наш король!
Привет вам всем, сыны божественного Матта!
Вы всюду, где лесов священных ароматы,
Морские острова и горная гряда!
Хоть живы, хоть мертвы, мы с вами навсегда!
Хоть живы, хоть мертвы, идем за вами слепо!
Кто разорвет нас всех связующие скрепы?
Кто змея в небесах распутает узлы? [21]
Кто сможет осушить подземные котлы,
В которых жизнь текла, когда Творца десница
Космическую пыль заставила клубиться,
Кидая в борозду людские семена,
Велением своим нас пробудив от сна?
Нет! Не дано врагам разрушить эти узы,
Надежней не сыскать, прочнее нет союза,
И вечно светит нам бессмертных душ чертог --
Рассеять свет его чужой не сможет бог!
Запойте, барды, песнь! Такую же, как прежде.
Запойте! Страх и смерть уступят путь надежде;
Последуем судьбе, и новая ступень
Укажет нам тропу в божественную сень!?
Уэльдеда, воздев над головой ладони,
Взор устремила ввысь, когда на небосклоне
Ночного ветра дух ударом мощных крыл
Сразил ночной туман и в море утопил;
И вечной бездны был разверзнут зев багровый,
Что душам дарит жизнь и забирает снова;
Той бездны, где миры рождаются из гнезд,
Где пламенем горят нагроможденья звезд;
Той, где вовеки нет кончины и начала,
Где всё бушует под ударами стрекала,
И гибнет, и опять взлетает из пещер
В овалах золотых, в лазури горних сфер.
На запад в этот миг ветра угнали тучи
С раскатом громовым и молнией горючей;
Пучина мрачных вод, застигнута врасплох,
Приусмирила шум, издав усталый вздох;
Валы сменила зыбь, и море в мелкой дрожи
Бессильно улеглось у каменных подножий.
Немедля горизонт за горною грядой
Раздвинулся, открыв пространство над водой;
И ярко освещен был Моны берег дюнный;
Роняя серебро, плыл полумесяц лунный;
В сиянии ночном богов несметный рой
Растаял не спеша над дальнею горой.
--------
Стекает кипень волн по лопастям весельным;
Бурливая вода под днищем корабельным
Ярится и шипит; и ровно пятьдесят
На палубе бойцов вокруг вождя стоят.
Раздуты ноздри их, неутолимой жаждой
Убийственной резни меж них снедаем каждый;
С колчаном на спине, ошую лук тугой,
Короткий римский меч под правою рукой,
И с палубы они взирают напряженно
На отблески огней над побережьем Моны.
На корабельный нос, где вырезан дракон,
Камбриец Мердек встал; на остров смотрит он,
Сжимая рукоять меча тяжелой дланью;
Как будто первый снег, белеет одеянье;
На волосы его златой возложен круг,
И золотом колец блестят запястья рук.
Предав своих богов, окрестности уторя,
Сородичам теперь на суше и на море
Внушает сталью он, безумством ослеплен,
Смиренный и благой евангельский закон.
Не смыла крови с рук его вода живая;
Остался дикарем он, к Господу взывая;
Скрывает, как и встарь, рубаха изо льна
Не сердце, а гранит; душа его полна
Губительных страстей, с которыми когда-то
В бою рубил сплеча мятежного собрата,
И так же павших стон в те дни его пьянил,
Как урагана вой под хлопанье ветрил.
А ныне травит он былого дух крамольный,
Во имя - о глупец! - той жертвы добровольной,
Которая, вовек не зная власти зла,
Лишь собственную кровь и слезы пролила.
Сейчас его корабль плывет неторопливо;
К тем девяти кострам во глубине залива
И ветром, и веслом он движется вперед;
Но вот окончен путь среди опасных вод,
И к берегу пристал он вопреки бурунам,
И воины с вождем уже идут по дюнам.
--------
Звенели струны арф и полнили простор,
И со звучаньем их мужской сливался хор,
А эхо им в ночи и вторило, и пело;
Уэдьдеда, склонясь над свежею омелой,
Что срезана была серпом в лесу святом,
Купала ветвь ее в ковчеге золотом;
Вот дрогнули кусты, и на скале замшелой
Встал Мердек над костром в своей накидке белой;
Он сверху оглядел недвижную толпу,
И деву, чья рука протянута к серпу,
И старца, как венец, несущего седины,
Что на валун воссел с осанкой властелина.
Но ни священный гимн, ни девы ведовство
Не тронули струны в глухой душе его;
Гонитель с высоты расхохотался дико
И осквернил обряд кощунственностью крика:
?Умолкни, мерзкий сброд! Я именем Христа
И Кровью, что была за смертных пролита,
Велю вам замолчать! Иначе муки ада
Вам будут суждены, язычники, в награду!
И станет ваша плоть поживой хищных птиц,
А души заберет мрак дьявольских темниц;
Вы будете страдать, низвергнуты в пещеры,
Где вечен скрип зубов среди смолы и серы,
Где полчища чертей ударами бича
Вас будут истязать, над вами хохоча!
Спасение одно -- надевши власяницы,
Покаяться в грехе, пред Господом склониться!?
Всё это прокричал среди полночной мглы
Арморики король народу со скалы.
Молчаньем был ответ; над вековечным бором
Свирепые слова звучали приговором,
Что осквернил и ночь, и чистый ритуал.
Не поднимая глаз, мудрец тогда сказал:
?Признаюсь -- удивлен зловещей тишиною.
Где доблестная рать, что шла на бой стеною?
Чего ж умолкли вы и долг забыли свой --
Ужели испугал вас этот волчий вой?
Лохматый вор во тьме крадется, зубы щеря,
Он хочет есть и пить -- не помешайте зверю!
Здесь корма вдосталь; здесь достаточно питья;
Но что за дело вам, чей путь и доля чья --
Бессмертие? Уже разверзнут свод небесный.
Прощальный пойте гимн, оставив страх телесный,
Не слушая слова коварного лжеца.
Нас ожидает цепь рождений без конца.?
Так отвечал мудрец на карканье воронье;
Сказал и отступил, прикрыв лицо ладонью.
И все, кто в этот час стоял вокруг костра,
Взметнули сталь меча и камень топора,
Пренизко поклонясь великому пророку,
С кем боги говорят, чье пламенное око
Пронзает суть вещей; когда же он умрет,
Освобожденный дух взлетит на небосвод.
Тут дева говорит торжественно и сухо:
?Весь этот волчий вой был скверною для слуха;
Забудьте про него. Он -- мелочь и пустяк
Перед лицом богов! Как злобный брех собак.?
И Мердек возопил: ?Языческое племя,
Тогда умрите все! Пусть сгинет ваше семя!
Я знаю -- Он распят по вашей был вине!
Изголодалась месть! Эй, воины, ко мне!?
Натянут лук тугой десницею умелой,
И в воздухе сыром запели медью стрелы;
Сливались звуки арф и звуки голосов,
Над миром возносясь, в неодолимый зов;
И тот, кто получал губительные раны,
Пред гибелью своей молился непрестанно,
Пока душа его неслась под облака.
Пронзали тучи стрел и груди, и бока;
И жрицы под ножом стояли, как утесы,
А факельный огонь жег их густые косы.
И всё. Потом, когда рассветная заря
Взошла на небеса, над островом паря,
Она взглянула вниз, накрыв парчою алой
Лишайники и мох, обрывистые скалы,
И гимны пел прибой в туманной пелене
Под крик вороньих стай, кружащих в вышине.
[1] Мона или Англси (англ. Anglesey, валлийское Ynys Mon, лат. Mona) -- остров в Ирландском море, у северо-западных берегов Уэльса. Отделен от острова Великобритания узким проливом Менай. В период римского завоевания Мона, где находилось главное друидское святилище Великобритании, становится убежищем и центром религиозного сопротивления. В 61 г. н. э. на Мону напал Светоний Паулин, устроивший там печально знаменитую резню друидов и уничтоживший священные рощи. В 78 г. завоевание острова завершил Агрикола. К числу древнейших христианских монастырей на острове относится Пенмон, основанный в VI в. Судя по тому, что одним из действующих лиц поэмы является Конан Мериадек (Мердек, см. ниже), ее действие происходит в конце IV в.
[2] Камбр(ия) -- латинское название Уэльса.
Эрин -- одно из древних названий Ирландии.
Армор(ика) -- кельтское название полуострова Бретань.
[3] Кимры (камбрийцы) -- древнее название валлийцев, жителей Уэльса.
[4] Матт -- под этим именем автор, без сомнения, понимает Природу, хотя в кельтской традиции Мат(т) ап Матонви упоминается как великий чародей, правитель Гвинедда на севере Уэльса (см. ?Мабиногион? и ?Кад Годдеу? Талиесина).
[5] В разжигании священного костра участвовало девять друидов.
[6] Ротта (рота, крота, кротта) -- кельтский струнный музыкальный инструмент, произошедший от лиры; сначала имел большое число струн, со временем стал трехструнным.
[7] О том, что барды носили чуб, упоминает Диодор Сицилийский.
[8] Оваты -- друиды-предсказатели. Эвхаги -- также разряд друидов, обычно отождествляется с оватами (Toland. History of the Druids). Аммиан Марцеллин, ссылаясь на Тимогена, упоминает, во-первых, друидов, ?почитаемых за проникновение в вещи тайные и возвышенные?, во-вторых, бардов, которые ?восхваляют подвиги героев эпическими стихами? и, в-третьих, эвхагов, стремящихся ?объяснить глубинные тайны природы?.
[9] Гвидион -- племянник Матта, сын великой богини Дон (Дану), праматери кельтских богов. Одна из центральных фигур валлийской мифологии, бог, поэт, друид, провидец и великий маг, совершивший множество подвигов.
[10] Явная аллюзия на апокрифический рассказ Помпония Мелы в трактате ?О строении земли?: ?[Остров] Сена, расположенный в море вблизи берегов озисмиев, славен оракулом галльского божества. Жриц его, давших обет вечного девства, числом, как говорят, девять. Зовутся они ?галлиценами?, и полагают, что они, одаренные особым даром, заклинают песнями моря и ветры, превращаются в любых животных, каких только захотят и излечивают то, что другие излечить не могут; они знают будущее и предсказывают его, но предсказывают они его только отправляющимся в плавание, и тогда только если те спросят, отправившись в путь?. Этот рассказ напоминает об Островах женщин в литературе Ирландии, а также мотив волшебного котла из валлийской поэмы ?Трофеи Аннуина?, который мог закипеть, только если огонь под ним раздували девять девственниц. Имя Уэльдеда, судя по всему, вымышлено автором.
[11] Азевалатур (Ацеваладур) -- священный источник на острове Сена.
[12] Ху-ар-Браз - бретонское имя Ху Гадарна (см. ниже).
[13] Дилан -- ?сын волн?, валлийский бог моря.
[14] Здесь несомненные отголоски ?Кад Годдеу?:
Меня, когда я родился, не мать с отцом породили,
Hо создан я был волшебством из форм девяти элементов:
Из сока сладких плодов, из предвечного Божия Слова,
Из горных цветов, из цвета деревьев, из дикого меда,
Из соли земной, из руд, что таятся в недрах,
Из листьев крапивы и из пены девятого вала.
(Битва Деревьев, V, пер. В. Эрлихмана)
[15] Вновь цитата из ?Битвы деревьев?:
Я вился змеей по холму, по озеру рыбой плавал;
Я был лучистой звездой, сиянье с небес простиравшей
и т. д.
(Там же, VI)
[16] Речь барда построена на бретонских легендах в интерпретации Т. де ла Вильмарке, которую современная кельтология признала недостоверной (см. Villemarquй Th., de la. Barzaz-Breiz. Chants populaires de la Bretagne. T. 1-2. 4e йd. P., 1846; Idem. Les romans de la Table Ronde et les contes des anciens Bretons. 3e йd. P., 1860).
[17] Ху Гадарн -- бог, который занимал трон, стоявший в центре Золотого Колеса, символизировавшего солнечный цикл и духовное развитие. Упоминается в кельтских триадах как вождь кимров с востока и их учитель в землепашестве. Он разделил их на кланы, изобрел музыку и песню.
[18] Аванк (афанк) -- мифологическое чудовище у бриттов. Изображался в виде огромного бобра, реже крокодила, хотя эти тропические рептилии не водятся в Уэльсе и Бретани (см. Rhys J. Celtic Folklore: Welsh and Manx. Oxford, 1941. P. 130 ff). Превращение Аванка в дракона, судя по всему, дело рук Вильмарке.
[19] Невес -- согласно Вильмарке, Невес-наф-Нейвион спасся от потопа на построенном им корабле, куда он погрузил по паре всех живых тварей. После того, как вода спала, Ху Гадарн с помощью двух быков вытащил Аванка из ?моря всех морей?. В других версиях этой легенды (известных автору поэмы) корабль был построен Ху, а из вод потопа он вытащил сушу; некоторые авторы отождествляют Невеса с Ху.
[20] Конан Мердек или Мериадек (ок. 305 - ок. 395) -- герцог Арморики, кимр по происхождению, согласно легендам ревностный христианин. Второй его женой была Дарерка, сестра Св. Патрика. Летописцы называют Мердека родоначальником независимых правителей Бретани.
[21] Крылатый змей у кельтов -- дух, соединяющий небесные и земные силы для создания защитного покрова планеты.
Оригинал:
http://fr.wikisource.org/wiki/Le_Massacre_de_Mona
Среди морских пучин, ревевших басовито
И славших на него за валом пенный вал,
Взбешенную волну на брызги разбивал;
Там исторгали рты, черневшие в тумане,
Потоки мрачных вод из призрачных гортаней.
И ветра хриплый дух под плеск огромных крыл
Над скалами кружил и в турий рог трубил;
И раздавался гром раскатом на просторе,
Столь гулок и столь дик, что умолкало море;
Не ведавший границ, был грозен этот звук,
И в нем был слышен вой неимоверных мук;
По воздуху в ночи неслись его порывы,
И бездна черных вод внимала сиротливо.
Неумолимых труб в нем пели голоса,
И пеною морской швырял он в небеса;
Дыхание его неслось над горной кручей,
Он, как пастух овец, гнал угольные тучи,
И духов созывал со всех сторон на сбор:
Тех, чей полет гремит с вершин высоких гор,
И тех, кому дана землетрясенья сила,
Тех, кто живет в лесах, и средь речного ила,
Тех, кто несет златой серпообразный нож --
Из Камбра, Эрина, и Арморики тож. [2]
Так тысячами ртов без устали, упорно,
Дул бури дух в свои воинственные горны;
Как страшный волчий вой, как трубный бычий рев,
Звучал его призыв, пространство распоров.
Он дул и дул в ночи с усердием кликуши!
И над пучиной вод, отхлынувших от суши,
Среди холодных туч, из сопредельных стран
Богов кимрийских [3] рать неслась, как ураган,
Туда, где в гуще волн видны крутые склоны
Святилища Земли, высокочтимой Моны.
Легла на солнце тень густою чернизной;
Как миллионы птиц затмят его весной,
Так изо всех концов сыны слетались Матта [4],
И стая их была могуча и крылата.
Кто прибывал туда, молчаньем окружен,
Кто издавал глухой и заунывный стон;
И боги были там, и были там богини,
Несметною толпой спешившие к святыне;
С небесной высоты густой поток стекал
И на морской песок, и на вершины скал;
И, видя, скольких он сумел позвать в дорогу,
Приветственную песнь дух извлекал из рога.
На низком берегу, горами окружен,
Что тянут к небесам, как черный бастион,
Течением времен источенные зубы --
Там девять факелов [5] у каменного куба;
На алтаре лежит кровавый ореол,
Окрасивший волну и потаенный дол;
И отсветы его багровою крупою
Разносит ветер над молчащею толпою.
Вот с арфами в руках и роттами [6] оплечь
Застыли барды в ряд: на чреслах острый меч,
И полосатый плащ, и верный знак героя --
Густая прядь волос, украшена корою,
Где воткнуто перо и цапли, и орла,
Трепещет на челе, обритом догола. [7]
Оваты в черном здесь, и мрачные эвхаги [8]
Сжимают булавы, исполнены отваги;
Рыжеет медь колец у них на рукавах,
Из падуба венки на гордых головах.
От пагубы любой дружиною плечистой
Надежно защищен, величественный, чистый,
В лилейности одежд застыл верховный жрец --
Сам Гвидион [9] ему почетный дал венец;
Могуч, как старый дуб, как скалы из гранита,
Стоит в святом кругу, среди друидской свиты,
Не гнущийся от лет, суров, невозмутим.
Уэльдеда стоит недвижно рядом с ним,
Ведунья главная из храма дальней Сены [10];
Черна волос копна с повязкой из вербены,
И примулы цветы в прическу вплетены,
Серп яркий на боку подобием Луны;
Пророчица бледна, невинна, светлолика,
Открыта на груди короткая туника;
В недрогнувшей ее руке святой фиал,
Что Азевалатур [11] водою наполнял.
А позади сестры, полунаги и босы,
Стояли восемь жриц -- распущенные косы,
И факелы в руках струили жар огня,
С омелою ковчег от ворогов храня.
Огромная толпа молчала, брови хмуря,
А над простором вод морских ревела буря,
Покуда под огнем трепещущих зарниц
Стихал последний крик ночных угрюмых птиц.
Верховный жрец тогда возлил воды из вазы,
Как велено ему заветом Ху-ар-Браза [12],
На розмарин в костре, чей свежий аромат
Струился над песком до дальних горных гряд;
Он, освещен костром, взывая к высшим силам,
Воскликнул: ?Дым, лети к пылающим светилам!? --
И ветвию затем взмахнул мудрец седой,
И брызнул на толпу священною водой,
Произнеся в конце великого обряда;
?Вот Мона, вот земли великая ограда!
Когда приходит ночь и беспредельна тьма,
Мне внемлет в тишине Вселенная сама.
Был Голос в оны дни; и что же в нем звучало?
Чему учило нас бессмертное Начало?
Тот Голос произнес: ?Зародышем был я
В глубинах, где текут истоки бытия,
Но Дилан [13] взял меня однажды на колена;
Я был при свете дня освобожден из плена; [14]
Из девяти Стихий произвели меня:
Из плоти земляной, эфира и огня,
Из дуба и цветов, из тиса и крапивы,
Из таволги в лугах, куги у вод залива.
Сгорев на алтаре, очищен был от зол;
Я смерть познал, потом бессмертие обрел;
Пускался трижды в путь -- и в зной, и в тьму ночную,
Мудрейшего с тех пор несу печать тройную;
Я ползал по горам пятнистою змеей; [15]
Я крабом жил на дне, укрытый синей мглой;
Был пастырем и пас волов своих в овраге,
Читая в небесах неведомые саги;
В сражения вступал, молитвы возносил;
Я шел от зла к добру меж огненных светил;
Тащил я груз невзгод в мечтании о благах
По ста материкам, на ста архипелагах;
В бесчисленности дней возвысился до звезд,
И вечно с той поры мой непрестанен рост!?
Что Голос говорил еще народам Дуба?
?Костер родит огонь, тот -- дымовые клубы,
Так ступеней крутых безмерен скат двойной,
И путь по ним во тьму или в полдневный зной;
Кому-то легок он, кому-то он негладок,
К одним идет расцвет, другим грозит упадок.
Послушайте меня: для ваших чистых рас,
О, Эрин, Армор, Камбр, сегодня пробил час!?
С насупленным челом, со взором, полным боли,
Премудрый замолчал на каменном престоле.
Он руки протянул к мятежным небесам,
И статуей застыл -- как идол, нем и прям,
Среди толпы людской, посередине круга;
И слушавших его пронзила дрожь испуга;
Дыханье затаив, они стоят. Но вот
В тиши родился звук -- то арфу бард берет,
Бросая в черноту немого небосвода
Сказание страны, историю народа. [16]
?Ху Гадарн [17], молний блеск вкруг твоего чела!
Ты осеняешь мир сиянием крыла!
О, древние певцы, чьи гимны были спеты
На склонах вещих гор, в священном Царстве лета;
Вам кланы храбрецов, которых больше нет,
Внимали всей душой в теченье долгих лет!
Придайте силы мне, раздуйте в сердце пламя,
Чтоб спеть потомкам смог я вашими устами;
По воле вышних сил поведает мой глас,
Как создана была чистейшая из рас.
О, молодость земли, когда пылал над сушей
Святой огонь небес, окрасив кручи гор,
И пролилось на мир из солнечных озер
Сияние его в страдающие души!
В те давние века мой проникает взор,
И праотцы встают, прекрасны и могучи,
Проходит предо мной великая чреда,
На пире весела, в несчастии тверда.
Был первых ясен лик! Но затянули тучи
Над ними небосвод, и грянула беда!
Там от Великих Вод текли потоки света,
Превыше дальних звезд, меж девяти вершин;
И пение неслось из потайных пучин,
И звуками была Вселенная согрета,
Как Гадарн повелел, великий господин!
Там алые цветы пылали в изобильи,
И вод простор сиял, как дивный аметист;
Там юный Бог вставал из лотоса, лучист,
И ветер лебедей ласкал тугие крылья,
На шеи вешал дар из огненных монист.
В глубинах этих вод, в магической лазури,
Где блещет перламутр, где ласков плеск волны,
Покойно Дилан спал; он спал и видел сны,
Пока на острова, не ведавшие бури,
Шли к солнечным лучам, смеясь, его сыны.
Был счастлив человек, к нему деревья льнули,
От голоса его качался небосвод,
И души, в вышине верша круговорот,
Уж на иных лугах, покинув старый улей,
В нетленном бытии иной вкушали мед.
Плодился род людской, приняв богов наследье;
Была счастливой жизнь, отрадной смерть была,
И тот не сожалел, кого она звала,
Но от начала дней прошло тысячелетье,
И волею судьбы окрепли силы зла.
Тут Аванк [18], злой дракон, исчадие трясины --
Семь клювов, семь голов, железные клыки,
В глазах огонь, во рту дыхание пурги --
Покинул свой дольмен, и крепкие плотины
Он жадно начал грызть, таясь по-воровски.
В теченье ста ночей, забыв про сон и пищу,
Трудился подлый зверь, одним стремленьем сыт,
Подтачивал скалу, когтями рвал гранит;
Заслон от вод морских, что охранял жилища,
Усердием его был до корней подрыт.
И вырвался поток из векового плена,
Из дыр в отрогах гор обрушился стеной;
Он юный мир накрыл кипящею волной,
Потом достигла туч клокочущая пена,
И небеса затмил тот купол водяной.
И море всех морей равнины поглотило,
Деревья и зверей. Куда ни глянет глаз --
Везде одна вода. И в тот ужасный час
Былые небеса и прежние светила
Несчастный род людской узрел в последний раз.
Те звезды, что в ночи пространство золотили,
Уставились в слезах, заполнив небосклон,
На мир, который был водою поглощен;
Потом взглянули ввысь, откуда тень к могиле
Спустилась, как шатер, издав печальный стон.
Тогда дракон возлег на каменные стены --
Под туловом была незыблема скала;
Взирая на плоды содеянного зла,
Он радостно сказал: ?Лишь я не знаю тлена,
Счастливцев же былых лавина погребла!?
Но в небесах над ним, по волнам океана
Просторный плыл Корабль всем ветрам вопреки,
А в нем таилась жизнь -- и Невеса быки [19]
К вершинам дальних гор его тянули рьяно,
И кипеня с рогов их капали клоки.
Завидел Аванк их, и гневно клял судьбину,
И семь его голов, утесы оскверня,
Рождали ураган зловонного огня,
А после, зарычав, скатился он в пучину --
Дракона приняла немая западня.
Потоп отхлынул прочь; Земли явилось темя,
Неся материки и сонмы островов,
И поднялись со дна тела людей и львов.
Столетия прошли, и вновь людское семя
Рассеялось среди ущелий и дубров.
Но обрела земля печальное обличье,
И жизнь была на ней туманна и темна;
Стремился дух людской в иные времена,
Где видел предков он и славу, и величье --
И память чистых рас была уязвлена.
На западе взойдя пророческим призывом,
Светила в темноте им указали цель,
И обретя ее, за несколько недель
Собрались племена в усердьи торопливом,
Покинули тебя, счастливых колыбель!
Шагал за кланом клан, катились колесницы
Под рев огромных стад, под шорох конских грив;
Был, словно ураган, неудержим порыв --
Шли воины, певцы, и дети, и вдовицы,
Кровавостью следов пустыню испещрив.
Лился людской поток, не ведая отпора;
Шли старцы и мужи, друиды и вожди,
Сквозь небывалый зной, сквозь черные дожди,
Могучею рукой обрушивая горы --
Лишь кости мертвецов белели позади.
Открылась, наконец, им страшная пучина,
Когда они в пути смогли пробиться чрез
Дремучий и густой, непроходимый лес:
По берегу прибой бил в ярости звериной,
И пенная волна вздымалась до небес.
Казалось -- это страж, что мир хранит греховный
От доступа в предел тех потаенных стран,
Куда никто живой доселе не был зван;
Но зазвенел топор; связав надежно бревна,
Пустились кимры в путь, в незнамый океан.
Семь дней и семь ночей несла их буря злая,
Толкая кельтский флот все далее вперед;
Ху Гадарн на ветрах взлетел под небосвод
И несся в облаках, ту бездну освещая,
В которой мог навек пропасть его народ!
Звенели струны арф над дерзкими плотами,
Наперекор штормам, владыкам водных гряд;
Звучал священный гимн, усиленный стократ
Поющими во тьме бесчисленными ртами,
И грома в небесах он заглушал раскат!
Так прибыли они в счастливые долины,
К вам, Арморика, Камбр, и отыскали тут,
Меж вековых дубов, приветливый приют;
К тебе, о Эрин, где воздвигнут дом орлиный
На ветках тополей, где падубы встают!
По тропам темных чащ меж страшными горами,
Где туров не сочтешь, медведей и волков,
Шли пращуры с мечом по манию богов,
Охотясь на зверей, сражаясь с дикарями,
И этот край лесной -- наш дом во век веков!
И вскоре был обжит сей мир сынами Матта,
И постепенно в нем разросся род людской;
Ему предстала жизнь широкою рекой,
Что, весело журча, течет себе куда-то,
Пока в морских волнах не обретет покой.
О, праведные дни! О, благостное время!
Как мирно им жилось под сводом буйных крон;
Их радовал прибой и тешил ветра звон;
О, солнца прошлых лет, сиявшие над теми,
Кто был на пир отцов усопших приглашен!?
Бард замолчал. Тотчас над Моной заповедной
С дыханием ветров сливая клич победный,
Вздымая топоры, чеканы и мечи,
Сородичей толпа, собравшихся в ночи,
Взревела громово, как ящер многоглавый,
На миг опьянена картиной отчей славы;
Тут боги поднялись над аркой черных гор,
И каждый над землей ладони распростер;
Их длинные власы вились над облаками,
А из огромных глаз струилось наземь пламя.
И в тот же самый миг ужасный грянул гром
Над Моной; осветив собою окоем,
Ночную темноту пронзили стрелы молний,
Весь поднебесный мир сиянием наполня,
Над пенною волной, над кронами дубрав,
Кромешной ночи плащ на клочья разодрав,
Безумия полна, пылала мощь слепая,
На лезвиях клинков дрожа и погибая.
И вновь густая тьма, и моря жуткий вой,
Терзающего брег под тучей грозовой.
А Матта сыновья уселись и застыли,
Недвижны, словно гор острозубчатых шпили,
Как исполинский вал обветренных камней,
Что высились вокруг с первоначала дней,
Взирая на залив, куда ведут во мраке
Полки угрюмых волн всечасные атаки.
Ладони подняла Уэльдеда в тот миг,
К светилам обратив свой лучезарный лик;
Притихшая толпа внимала и смотрела
На Деву, кто с дубов срезает ветвь омелы,
Кто демонов морских заклятьем усмирив,
Судам дает проплыть и пересечь пролив.
Настала тишина, и жрица молвит слово:
?Последние в семье наследники былого,
Чей предок -- древний Дуб, кто спал из вас без сил,
Когда бесплотный дух со мною говорил?
Иль бороздили вы простор пустого моря,
Когда узнала я про Гвидиона горе?
О барды! Пели вы историю отцов,
Столетий тяжкий шаг, деянья храбрецов,
Когда узрела я с вершины дикой Сены,
Что Мердек-исполин [20] встал предо мной из пены,
С секирою в руке, как воплощенье зла,
И он рубил дубы, откуда кровь текла?
Да, я узрела, как на землю тек из чрева
Ручьями алый сок, и умирали древа,
Предательская длань, покойника черствей,
Разламывала плоть живых еще ветвей.
И Гвидион тогда промолвил мне: Колдунья,
Жди! Как шестая ночь наступит с новолунья --
Уэльдеда, воспрянь! И знай, в последний раз
Нечистый этот мир сумеет видеть нас,
Когда услышит брег богами чтимой Моны
Кощунства страшный крик и отходящих стоны!
Так Гвидион сказал из тучи мне, и днесь
О, Армора король, мы собралися здесь.
Грядут смертельный час, и Мердек, и сраженье!
Коль новый бог сулит былого низверженье,
Коль Азевалатур грозит иссякнуть впредь,
Коль смерть грозит дубам, коль нужно умереть,
Мы здесь, отец, мы здесь, жрецы, певцы и девы,
Готовые на бой, исполненные гнева;
Пошли любой удел, пошли любую боль,
Мы вместе встретим смерть с тобою, наш король!
Привет вам всем, сыны божественного Матта!
Вы всюду, где лесов священных ароматы,
Морские острова и горная гряда!
Хоть живы, хоть мертвы, мы с вами навсегда!
Хоть живы, хоть мертвы, идем за вами слепо!
Кто разорвет нас всех связующие скрепы?
Кто змея в небесах распутает узлы? [21]
Кто сможет осушить подземные котлы,
В которых жизнь текла, когда Творца десница
Космическую пыль заставила клубиться,
Кидая в борозду людские семена,
Велением своим нас пробудив от сна?
Нет! Не дано врагам разрушить эти узы,
Надежней не сыскать, прочнее нет союза,
И вечно светит нам бессмертных душ чертог --
Рассеять свет его чужой не сможет бог!
Запойте, барды, песнь! Такую же, как прежде.
Запойте! Страх и смерть уступят путь надежде;
Последуем судьбе, и новая ступень
Укажет нам тропу в божественную сень!?
Уэльдеда, воздев над головой ладони,
Взор устремила ввысь, когда на небосклоне
Ночного ветра дух ударом мощных крыл
Сразил ночной туман и в море утопил;
И вечной бездны был разверзнут зев багровый,
Что душам дарит жизнь и забирает снова;
Той бездны, где миры рождаются из гнезд,
Где пламенем горят нагроможденья звезд;
Той, где вовеки нет кончины и начала,
Где всё бушует под ударами стрекала,
И гибнет, и опять взлетает из пещер
В овалах золотых, в лазури горних сфер.
На запад в этот миг ветра угнали тучи
С раскатом громовым и молнией горючей;
Пучина мрачных вод, застигнута врасплох,
Приусмирила шум, издав усталый вздох;
Валы сменила зыбь, и море в мелкой дрожи
Бессильно улеглось у каменных подножий.
Немедля горизонт за горною грядой
Раздвинулся, открыв пространство над водой;
И ярко освещен был Моны берег дюнный;
Роняя серебро, плыл полумесяц лунный;
В сиянии ночном богов несметный рой
Растаял не спеша над дальнею горой.
--------
Стекает кипень волн по лопастям весельным;
Бурливая вода под днищем корабельным
Ярится и шипит; и ровно пятьдесят
На палубе бойцов вокруг вождя стоят.
Раздуты ноздри их, неутолимой жаждой
Убийственной резни меж них снедаем каждый;
С колчаном на спине, ошую лук тугой,
Короткий римский меч под правою рукой,
И с палубы они взирают напряженно
На отблески огней над побережьем Моны.
На корабельный нос, где вырезан дракон,
Камбриец Мердек встал; на остров смотрит он,
Сжимая рукоять меча тяжелой дланью;
Как будто первый снег, белеет одеянье;
На волосы его златой возложен круг,
И золотом колец блестят запястья рук.
Предав своих богов, окрестности уторя,
Сородичам теперь на суше и на море
Внушает сталью он, безумством ослеплен,
Смиренный и благой евангельский закон.
Не смыла крови с рук его вода живая;
Остался дикарем он, к Господу взывая;
Скрывает, как и встарь, рубаха изо льна
Не сердце, а гранит; душа его полна
Губительных страстей, с которыми когда-то
В бою рубил сплеча мятежного собрата,
И так же павших стон в те дни его пьянил,
Как урагана вой под хлопанье ветрил.
А ныне травит он былого дух крамольный,
Во имя - о глупец! - той жертвы добровольной,
Которая, вовек не зная власти зла,
Лишь собственную кровь и слезы пролила.
Сейчас его корабль плывет неторопливо;
К тем девяти кострам во глубине залива
И ветром, и веслом он движется вперед;
Но вот окончен путь среди опасных вод,
И к берегу пристал он вопреки бурунам,
И воины с вождем уже идут по дюнам.
--------
Звенели струны арф и полнили простор,
И со звучаньем их мужской сливался хор,
А эхо им в ночи и вторило, и пело;
Уэдьдеда, склонясь над свежею омелой,
Что срезана была серпом в лесу святом,
Купала ветвь ее в ковчеге золотом;
Вот дрогнули кусты, и на скале замшелой
Встал Мердек над костром в своей накидке белой;
Он сверху оглядел недвижную толпу,
И деву, чья рука протянута к серпу,
И старца, как венец, несущего седины,
Что на валун воссел с осанкой властелина.
Но ни священный гимн, ни девы ведовство
Не тронули струны в глухой душе его;
Гонитель с высоты расхохотался дико
И осквернил обряд кощунственностью крика:
?Умолкни, мерзкий сброд! Я именем Христа
И Кровью, что была за смертных пролита,
Велю вам замолчать! Иначе муки ада
Вам будут суждены, язычники, в награду!
И станет ваша плоть поживой хищных птиц,
А души заберет мрак дьявольских темниц;
Вы будете страдать, низвергнуты в пещеры,
Где вечен скрип зубов среди смолы и серы,
Где полчища чертей ударами бича
Вас будут истязать, над вами хохоча!
Спасение одно -- надевши власяницы,
Покаяться в грехе, пред Господом склониться!?
Всё это прокричал среди полночной мглы
Арморики король народу со скалы.
Молчаньем был ответ; над вековечным бором
Свирепые слова звучали приговором,
Что осквернил и ночь, и чистый ритуал.
Не поднимая глаз, мудрец тогда сказал:
?Признаюсь -- удивлен зловещей тишиною.
Где доблестная рать, что шла на бой стеною?
Чего ж умолкли вы и долг забыли свой --
Ужели испугал вас этот волчий вой?
Лохматый вор во тьме крадется, зубы щеря,
Он хочет есть и пить -- не помешайте зверю!
Здесь корма вдосталь; здесь достаточно питья;
Но что за дело вам, чей путь и доля чья --
Бессмертие? Уже разверзнут свод небесный.
Прощальный пойте гимн, оставив страх телесный,
Не слушая слова коварного лжеца.
Нас ожидает цепь рождений без конца.?
Так отвечал мудрец на карканье воронье;
Сказал и отступил, прикрыв лицо ладонью.
И все, кто в этот час стоял вокруг костра,
Взметнули сталь меча и камень топора,
Пренизко поклонясь великому пророку,
С кем боги говорят, чье пламенное око
Пронзает суть вещей; когда же он умрет,
Освобожденный дух взлетит на небосвод.
Тут дева говорит торжественно и сухо:
?Весь этот волчий вой был скверною для слуха;
Забудьте про него. Он -- мелочь и пустяк
Перед лицом богов! Как злобный брех собак.?
И Мердек возопил: ?Языческое племя,
Тогда умрите все! Пусть сгинет ваше семя!
Я знаю -- Он распят по вашей был вине!
Изголодалась месть! Эй, воины, ко мне!?
Натянут лук тугой десницею умелой,
И в воздухе сыром запели медью стрелы;
Сливались звуки арф и звуки голосов,
Над миром возносясь, в неодолимый зов;
И тот, кто получал губительные раны,
Пред гибелью своей молился непрестанно,
Пока душа его неслась под облака.
Пронзали тучи стрел и груди, и бока;
И жрицы под ножом стояли, как утесы,
А факельный огонь жег их густые косы.
И всё. Потом, когда рассветная заря
Взошла на небеса, над островом паря,
Она взглянула вниз, накрыв парчою алой
Лишайники и мох, обрывистые скалы,
И гимны пел прибой в туманной пелене
Под крик вороньих стай, кружащих в вышине.
[1] Мона или Англси (англ. Anglesey, валлийское Ynys Mon, лат. Mona) -- остров в Ирландском море, у северо-западных берегов Уэльса. Отделен от острова Великобритания узким проливом Менай. В период римского завоевания Мона, где находилось главное друидское святилище Великобритании, становится убежищем и центром религиозного сопротивления. В 61 г. н. э. на Мону напал Светоний Паулин, устроивший там печально знаменитую резню друидов и уничтоживший священные рощи. В 78 г. завоевание острова завершил Агрикола. К числу древнейших христианских монастырей на острове относится Пенмон, основанный в VI в. Судя по тому, что одним из действующих лиц поэмы является Конан Мериадек (Мердек, см. ниже), ее действие происходит в конце IV в.
[2] Камбр(ия) -- латинское название Уэльса.
Эрин -- одно из древних названий Ирландии.
Армор(ика) -- кельтское название полуострова Бретань.
[3] Кимры (камбрийцы) -- древнее название валлийцев, жителей Уэльса.
[4] Матт -- под этим именем автор, без сомнения, понимает Природу, хотя в кельтской традиции Мат(т) ап Матонви упоминается как великий чародей, правитель Гвинедда на севере Уэльса (см. ?Мабиногион? и ?Кад Годдеу? Талиесина).
[5] В разжигании священного костра участвовало девять друидов.
[6] Ротта (рота, крота, кротта) -- кельтский струнный музыкальный инструмент, произошедший от лиры; сначала имел большое число струн, со временем стал трехструнным.
[7] О том, что барды носили чуб, упоминает Диодор Сицилийский.
[8] Оваты -- друиды-предсказатели. Эвхаги -- также разряд друидов, обычно отождествляется с оватами (Toland. History of the Druids). Аммиан Марцеллин, ссылаясь на Тимогена, упоминает, во-первых, друидов, ?почитаемых за проникновение в вещи тайные и возвышенные?, во-вторых, бардов, которые ?восхваляют подвиги героев эпическими стихами? и, в-третьих, эвхагов, стремящихся ?объяснить глубинные тайны природы?.
[9] Гвидион -- племянник Матта, сын великой богини Дон (Дану), праматери кельтских богов. Одна из центральных фигур валлийской мифологии, бог, поэт, друид, провидец и великий маг, совершивший множество подвигов.
[10] Явная аллюзия на апокрифический рассказ Помпония Мелы в трактате ?О строении земли?: ?[Остров] Сена, расположенный в море вблизи берегов озисмиев, славен оракулом галльского божества. Жриц его, давших обет вечного девства, числом, как говорят, девять. Зовутся они ?галлиценами?, и полагают, что они, одаренные особым даром, заклинают песнями моря и ветры, превращаются в любых животных, каких только захотят и излечивают то, что другие излечить не могут; они знают будущее и предсказывают его, но предсказывают они его только отправляющимся в плавание, и тогда только если те спросят, отправившись в путь?. Этот рассказ напоминает об Островах женщин в литературе Ирландии, а также мотив волшебного котла из валлийской поэмы ?Трофеи Аннуина?, который мог закипеть, только если огонь под ним раздували девять девственниц. Имя Уэльдеда, судя по всему, вымышлено автором.
[11] Азевалатур (Ацеваладур) -- священный источник на острове Сена.
[12] Ху-ар-Браз - бретонское имя Ху Гадарна (см. ниже).
[13] Дилан -- ?сын волн?, валлийский бог моря.
[14] Здесь несомненные отголоски ?Кад Годдеу?:
Меня, когда я родился, не мать с отцом породили,
Hо создан я был волшебством из форм девяти элементов:
Из сока сладких плодов, из предвечного Божия Слова,
Из горных цветов, из цвета деревьев, из дикого меда,
Из соли земной, из руд, что таятся в недрах,
Из листьев крапивы и из пены девятого вала.
(Битва Деревьев, V, пер. В. Эрлихмана)
[15] Вновь цитата из ?Битвы деревьев?:
Я вился змеей по холму, по озеру рыбой плавал;
Я был лучистой звездой, сиянье с небес простиравшей
и т. д.
(Там же, VI)
[16] Речь барда построена на бретонских легендах в интерпретации Т. де ла Вильмарке, которую современная кельтология признала недостоверной (см. Villemarquй Th., de la. Barzaz-Breiz. Chants populaires de la Bretagne. T. 1-2. 4e йd. P., 1846; Idem. Les romans de la Table Ronde et les contes des anciens Bretons. 3e йd. P., 1860).
[17] Ху Гадарн -- бог, который занимал трон, стоявший в центре Золотого Колеса, символизировавшего солнечный цикл и духовное развитие. Упоминается в кельтских триадах как вождь кимров с востока и их учитель в землепашестве. Он разделил их на кланы, изобрел музыку и песню.
[18] Аванк (афанк) -- мифологическое чудовище у бриттов. Изображался в виде огромного бобра, реже крокодила, хотя эти тропические рептилии не водятся в Уэльсе и Бретани (см. Rhys J. Celtic Folklore: Welsh and Manx. Oxford, 1941. P. 130 ff). Превращение Аванка в дракона, судя по всему, дело рук Вильмарке.
[19] Невес -- согласно Вильмарке, Невес-наф-Нейвион спасся от потопа на построенном им корабле, куда он погрузил по паре всех живых тварей. После того, как вода спала, Ху Гадарн с помощью двух быков вытащил Аванка из ?моря всех морей?. В других версиях этой легенды (известных автору поэмы) корабль был построен Ху, а из вод потопа он вытащил сушу; некоторые авторы отождествляют Невеса с Ху.
[20] Конан Мердек или Мериадек (ок. 305 - ок. 395) -- герцог Арморики, кимр по происхождению, согласно легендам ревностный христианин. Второй его женой была Дарерка, сестра Св. Патрика. Летописцы называют Мердека родоначальником независимых правителей Бретани.
[21] Крылатый змей у кельтов -- дух, соединяющий небесные и земные силы для создания защитного покрова планеты.
Оригинал:
http://fr.wikisource.org/wiki/Le_Massacre_de_Mona
Метки:
